Дезервеллеры

Хонджун просыпается от того, что фургон резко останавливается, а небольшой вентилятор сверху перестаёт разгонять лопастями густой душный воздух. С трудом раскрыв слипшиеся после сна глаза, Хонджун обнаруживает, что всё это время он спал у Сонхва на коленках, хотя он точно помнит, что засыпал у него на плече. Второе, что он обнаруживает — пальцы Сонхва в своих волосах. Ему невольно хочется прильнуть к его ладони и замурлыкать, как мурлыкал тот кот возле цеха, когда Хонджун приходил почесать его за ухом и отдать кусок совершенно несъедобной колбасы. Мысли о Доласее накрывают его, как песчаная буря, ещё на несколько минут отделяя Хонджуна от реальности и позволяя наслаждаться тем, как Сонхва перебирает пряди его волос. Откуда вообще в нём взялась такая нежность? Или же она была всегда, а Хонджун просто не замечал этого? Ведь если так подумать, Сонхва всегда был с ним рядом, и, если не считать первого времени после их знакомства, относился он к нему весьма…как? Чувствуя, как краснеют щёки, Хонджун вновь закрывает глаза. За окном ещё вовсю светит солнце, а потому следовало бы ещё немного поспать, чтобы переждать самое жаркое время дня. Двери фургона открываются, и кто-то копошится рядом — недолго, но достаточно громко. Хонджун догадывается, что это Минги достаёт очередную канистру с водой для дозаправки. Спустя пару минут их фургон вновь трогается, равномерно покачиваясь на барханах, и Хонджуну снова удаётся уснуть. Такая монотонная, тянущаяся уже долгое время поездка помогает привести мысли в порядок. Волнение сходит на нет, хоть Хонджун и подозревает, что оно вернётся в троекратном размере перед самой Доласеей, но сейчас он наслаждается невероятно тихими и спокойными днями. Быть может, он уже просто слишком привык к пустыне, а потому не испытывает никаких особых проблем. Зато проблемы испытывает Сонхва. Даже несмотря на то, что со своей рукой он обращается весьма осторожно и всё время прячет под перчаткой, он всё равно не имеет возможности регулярно чистить её от попадающего туда песка. А ведь ему всё время приходится что-то делать, помогать Шину и Мёнсу, и это совсем не способствует сохранности механизмов внутри. Когда Хонджун замечает, что чужие пальцы уже далеко не такие подвижные, какими должны быть, его охватывает лёгкое беспокойство. В какой-то момент он даже спрашивает Сонхва, не нужна ли ему помощь. Тот лишь просит подождать, пока они не сделают какую-нибудь длительную остановку, чтобы Хонджун мог заняться его проблемой в спокойствии и без спешки. Но конечно Хонджун понимает, что большую роль здесь играет нежелание Сонхва раскрывать такую деталь своей жизни перед другими. Казалось бы, они уже много прошли вместе, и тем не менее Сонхва готов доверить эту тайну исключительно Хонджуну. В какой-то степени ему даже приятно, что это их маленький общий секрет. Ровно как только Сонхва теперь знает о периодических головных болях Хонджуна, потому что остальным он сказал, что они его перестали беспокоить, как только они покинули Ланту. Это, конечно же, совсем неправда. В очередной раз фургон останавливается через пару часов. Солнце к этому моменту уже начинает опускаться за горизонт, так что Хонджун наконец-то садится и потягивается. — Опять? — спрашивает он. — Там большой оазис, — отвечает Чонхо. — Остановка. Все действительно рады, потому что они ехали почти без перерывов несколько суток подряд, и мышцы в теле уже начинают ныть от постоянного нахождения в одном положении. Оазис действительно оказывается большим озером, окруженным высокими кустарниками, травой и торчащими из этой травы пушистыми пальмами. В этой всей растительности удаётся спрятать даже сольпуг, несмотря на их внушительные размеры. Что уж говорить о людях. Обсудив с Шину время отбытия, Хонджун оценивает ситуацию и утягивает Сонхва подальше от остальных людей. Он надеется, что за ними никто не увяжется, потому что иначе выйдет совсем неловко. — Снимай давай, — небрежно бросает Хонджун, когда они оказываются в уединении в тени больших пальмовых листьев. Сонхва замирает на месте, не совсем понимая чужие намерения. Хонджун, ещё какое-то время озирающийся по сторонам, тоже не понимает ступор Сонхва. — Что-то не так? — осторожно интересуется он, а потом хлопает себя по лбу. — Тьфу ты, я про руку. У тебя там вот-вот снова пальцы начнёт заклинивать, надо посмотреть. Ты что, не пользовался тем маслом, которое я тебе дал? Сонхва отмирает, но вид у него всё ещё крайне растерянный. — Да ты же знаешь, негде было, за всё время пути я даже спрятаться нигде не мог. И как ты вообще понял, что что-то не так? Хонджун нервно вздыхает, вспоминая чужие пальцы у себя в волосах. — Это моя задача — замечать даже такие мелочи, — с гордостью отвечает он. — Когда я работал в цеху, то всегда проверял исправность разных мелких деталей. Садись, так удобнее будет. Хонджун и сам падает в заросли травы, и теперь уверен почти на сто процентов, что им никто не помешает. Сонхва садится напротив и расплетает ремешки, плотно удерживающие перчатку на руке. — Я, кстати, думал, что ты только чертежами занимаешься у себя в кабинете, — сообщает он. Хонджун хмыкает и качает головой. — Тебе просто повезло тогда застать меня в кабинете, обычно я ношусь по всему цеху. Должен же я контролировать работу, а то Её Высочество ещё возьмет и оштрафует нас. Я, кстати, могу пожаловаться на зарплату? Из-за того, что наше начальство постоянно штрафуют, обычных работников вроде нас тоже штрафуют. Был месяц, когда я еле сводил концы с концами и ел всего один раз в день! Сонхва многозначительно цокает. — Боюсь, после возвращения в Доласею ты останешься вообще без зарплаты. — Ага, и без работы, — кивает Хонджун и смеётся. Когда Сонхва избавляется от перчатки, Хонджун берёт его за механическую ладонь и притягивает её поближе к себе. Вместе с этим он не глядя роется в сумке в поисках необходимых инструментов. Спустя какое-то время Хонджун замечает на себе внимательный взгляд. Он пытается сохранить ускользающее спокойствие, но наверняка Сонхва замечает, как на долю секунды он замирает, совершенно забывая, что вообще ищет. — Что-то не так? Хонджун несколько раз моргает. Действительно, что не так? Они ведь сейчас одни, за ними не наблюдает никто посторонний, зато сам Сонхва смотрит на него так, что во рту пересыхает. Хонджун сглатывает ком, камнем вставший в горле. — Я… — голос звучит хрипло и нерешительно. — Я масло забыл. Лжец. Если Сонхва сейчас заглянет в его сумку, то обнаружит небольшую жестяную банку, которую Хонджун всегда носит с собой. И это, наверное, станет его величайшим позором, потому что тогда он признает своё полное и безоговорочное поражение перед главой королевской гвардии. — Вот как? — судя по ироничному тону Сонхва, тот ему совершенно не верит. — И что же нам теперь делать? Хонджун всё ещё держит его руку в своей, но в мгновение ока всё меняется, и Сонхва обхватывает его запястье металлическими пальцами, заставляя вздрогнуть. К тому, что хватка у него крепкая, Хонджун давно привык, но именно сейчас это чувствуется совсем иначе. До этого он ощущал её только через перчатку, но теперь металл соприкасается с открытой кожей, и это заставляет его всего покрыться мурашками. Ещё и совсем некстати вспоминается, как Сонхва придавливал его к земле, сжимая шею этой же рукой. Хонджуна бросает в жар. Где-то вдалеке раздаётся всплеск воды и чужой приглушённый смех. Этот звук, кажется, доходит до них из совсем другого мира, где закатное солнце отражается в озере, и небо окрашивает воду в алый. Высокая трава шелестит, покачиваясь из-за лёгкого ветра, который приятно обдувает разгорячённую кожу. Хонджун задерживает дыхание. Кажется, он слишком переволновался, потому что всё его напряжение теперь отдаётся тупой нарастающей болью в висках. Ему хочется скрыть это, но Сонхва как и всегда оказывается на редкость проницательным. Он замечает, как Хонджун слегка сводит брови, и тут же ослабляет хватку. — Я сделал что-то не так? — Сонхва обеспокоенно вглядывается ему в лицо. Переборов себя, Хонджун качает головой. Несмотря на волнение, он не хочет рушить атмосферу, возвращаться в реальный мир, к остальным, ведь у них двоих совсем не было времени побыть наедине. И если сначала Хонджун полагал, что они просто поговорят, как взрослые люди, и выяснят, какие между ними отношения, то сейчас понимает, что выяснять-то особо и нечего. — Тогда, — тихо продолжает Сонхва и мягко притягивает Хонджуна к себе, — почему ты так волнуешься? Оказавшись слишком близко к Сонхва, Хонджун не удерживает себя и заваливается вперёд, в последний момент упираясь ладонью в горячий песок. Их губы оказываются слишком близко, и вопрос так и остаётся без ответа. Головная боль отходит на задний план, потому что Сонхва целует его нежно, почти невесомо, заставляя всё внутри трепетать. Хонджун закрывает глаза, чувствуя себя невероятно смущенным. Они ведь только касаются губами, без языка, без того напора, который ему пришлось прочувствовать на себе той ночью, так почему он внезапно становится таким чувствительным? Их свободные руки слегка соприкасаются, и Хонджун замечает, что ладонь Сонхва немного влажная. От этого осознания в груди становится тепло. Так, получается, не он один переживает? Просто Сонхва не так очевиден, как он сам, и опять не подаёт вида, что ему и самому немного нервно? Эта мысль заставляет Хонджуна осмелеть. Он всего на мгновение разрывает поцелуй и приподнимается лишь для того, чтобы сесть Сонхва на колени. Сердце в этот момент бьётся, словно птица, попавшая в клетку и отчаянно колотящая крыльями по железным прутьям. Это вообще правильно? Почему ему так сильно хочется целовать человека, которого он ненавидел? Почему хочется касаться его и ощущать прикосновения на себе? Такое странное и непривычное влечение Хонджун испытывает впервые. Последний вопрос Сонхва остаётся без ответа. Вместо этого Хонджун прижимается к нему всем телом, словно кот, который ищет ласки, и чувствует нарастающую слабость, когда изначально ленивые и неспешные поцелуи становятся куда более ожесточёнными. Хонджун сильно прикусывает чужую губу, заставляя Сонхва охнуть от неожиданности и приоткрыть рот. — Ты чего? — голос Сонхва звучит удивлённо и хрипло. Хонджун вновь не отвечает. Вместо этого он стягивает резинку с чужих волос и пропускает сквозь пальцы тёмные пряди, точно так же, как Сонхва это делал с его волосами. Тот от этого жеста замирает, понимая, в чём дело. Его движения и до того несмелые становятся совсем осторожными. Он кладёт механическую руку Хонджуну на плечо, но тот, фыркнув, заставляет опустить её себе на бедро и как следует сжать пальцы. — Когда-то вы были готовы задушить меня этой рукой, господин Пак. Смелее. Слова вырываются из него прежде, чем он успевает подумать о том, насколько неприлично они могут прозвучать. Стоит ему это сказать, как Сонхва выпрямляется словно по струнке и чуть откидывает голову назад. В его взгляде читается легкое смятение и что-то такое, что Хонджун видел уже много раз, когда общался с главой королевской гвардии в начале их пути. Такое выражение лица у него появлялось каждый раз, когда Хонджун пытался вывести его на эмоции, оскорбляя и совершенно не следя за своим языком. Хонджун нервно облизывает влажные губы. Минутное помутнение рассудка оборачивается для него ещё большей неловкостью и почти болезненным напряжением внизу живота. Какой ужас. Он до сих пор не верит, что это и правда происходит. — Хонджун, — Сонхва то ли о чём-то спрашивает его, то ли просто обречённо тянет его имя, а самого Хонджуна пробивает дрожь. — Ничего не говори, — просит он и слезает с бёдер Сонхва, отводя взгляд. Он ужасно смущён, но, если так подумать, если бы они находились вдвоём за закрытыми дверями какой-нибудь гостиницы, исход мог бы быть совершенно другим. Когда Сонхва заговаривает в следующий раз, солнце уже окончательно скрывается за горизонтом, а сумерки уступают место темноте и звёздам на ясном небе. Хонджун к этому времени уже успевает уйти в свои мысли и даже забывает, что он здесь не один. — Почему ты так переживаешь из-за этого? Хонджун сжимает зубы. Сонхва, судя по всему, просто сумасшедший непробиваемый тип, который любит поговорить о смущающих его вещах. С другой стороны, он достаёт его откровенными разговорами далеко не в первый раз. Можно было бы и привыкнуть уже. — Я же говорил тебе, — спустя какое-то время отзывается Хонджун. — Я действительно плох во всяких таких…вещах. Я не понимаю, что надо делать, как вообще правильно, и мне кажется ужасно неловким даже тот факт, что я хочу тебя поцеловать, или то, что мне нравится, когда твои пальцы у меня в волосах. У меня в жизни такого никогда не было. Даже в темноте заметно, в какой довольной улыбке расплывается Сонхва. — Так ты боишься сделать что-то не так? Хонджун чуть погодя неуверенно кивает. — И именно поэтому ты решил, что лучшая защита — это нападение? У Хонджуна вырывается смешок, и тогда он всё-таки улыбается в ответ. — Чисто технически — это ты сейчас первый полез целоваться. — Да, но ты сам решил сесть мне на колени, — на этот выпад Хонджун решает многозначительно промолчать, но Сонхва, по-видимому, пытается его добить. — И погоди, ты сказал, что тебе нравятся мои пальцы у тебя в волосах? — Именно так я и сказал, — вздохнув, кивает Хонджун. — Ты же знаешь, я постоянно о чём-то волнуюсь, а от этого мне становится спокойнее, и голова болит не так сильно. Ох, кстати, мы так и не посмотрели твою руку, с ней же и правда что-то не так. — Уже темно, угомонись, — смеётся Сонхва. — Ничего страшного, ещё недельку с ней точно ничего не случится. — Но перед Доласеей точно нужно будет проверить, всё ли хорошо, и смазать все механизмы, — Хонджун цокает. — Всё должно работать идеально, понимаешь? И дай посмотреть плечо, оно у тебя не болит? — Побаливает периодически, — Сонхва решает не увиливать от вопроса. — Но это ерунда, прекращай беспокоиться об этом. Я уже давно привык и не обращаю внимания. — В последний раз, когда я видел твоё плечо, оно было в плачевном состоянии, — ты уверен, что сейчас всё нормально? — с недоверием интересуется Хонджун. Сколько бы он ни смущался из-за разных вещей, дотошность и упёртость в некоторых вопросах у него никуда не делись. Сонхва, осознав, что деваться некуда и проще показать, чем пытаться безуспешно отговорить, расстёгивает рубашку и спускает её до локтей. Хонджун, придвинувшись поближе, внимательно разглядывает плечо, покрытое шрамами, и успокаивается лишь когда понимает, что никаких воспалений нет. Как назло, именно в тот момент, когда Хонджун собирается сообщить, что всё в порядке, раздаётся негромкий шорох, и спустя секунду в поле их зрения появляется Ёсан в своём неизменном красном одеянии. Он застывает, несколько секунд разглядывая открывшуюся перед ним картину, а потом, возмущённо фыркнув, разворачивается и удаляется быстрым шагом. Через несколько секунд раздаётся громкий смех и весёлый возглас Сана: — Я же говорил, что не надо! Хонджун прикрывает рукой рот. Ему почему-то и самому становится весело, хотя ситуация должна была бы смутить его ещё больше, чем всё произошедшее до неё. Наверное, всё дело в Сане, который настолько часто подшучивал над ними двумя, что Хонджун невольно привык к этому. — Может, присоединимся к остальным? Рукой ты всё равно сейчас заниматься не будешь, — предлагает Сонхва и старательно застёгивает пуговицы на рубахе. Для человека с механической рукой у него это выходит достаточно ловко, но всё же Хонджун решает помочь. Смотреть он в этот момент старается исключительно на пуговицы. — Не знаю, — закончив, он хлопает Сонхва по груди, будто отталкивая от себя. С одной стороны, ему хочется побыть ещё немножечко вот так, просто вдвоём, потому что только наедине с Сонхва Хонджун чувствует себя действительно комфортно. С другой стороны, совсем сбегать от команды ему тоже не хочется, тем более, судя по шуму и смеху, они с Сонхва пропускают что-то весёлое. Да и к тому же Хонджун не захватил с собой воду, а пить хочется ужасно, поэтому они и возвращаются к остальным спустя пару минут. Чуть поодаль от озера, там, где уже не растут трава и пальмы, располагается вся их команда и команда Шиён. Все остальные тоже разбиваются на отдельные группки, разжигают костры и о чём-то негромко переговариваются. Хонджун и Сонхва присоединяются к своим, устраиваясь неподалёку от костра. Сан ничего не говорит, но смотрит на них с лисьей хитростью во взгляде, заставляя Хонджуна сначала закатить глаза, а потом отвернуться, поджав губы. Впрочем, вскоре от мимолётной неловкости не остаётся и следа. По кругу идёт фляга с чем-то ужасно мерзким и обжигающим на вкус, Гахён и Хандон наигрывают на небольших барабанах что-то из своего циркаческого репертуара, а Бора под громкое одобрение Юнхо задорно танцует с двумя кинжалами, ловко вращая их в руках и жонглируя ими не хуже, чем обычными шариками. Вскоре к ней присоединяется и сам Юнхо. Вдвоём они исполняют что-то причудливое сначала друг напротив друга, а затем, поймав кинжалы прямо в воздухе, мужчина обвивает Бору двумя руками, и вот они уже вместе сливаются в известном им одним танце. Потом у костра оказывается и Шиён, и даже Уён не остаётся в стороне. Немного погодя встаёт вдруг и Ёсан. Хонджун украдкой косится на его лицо и думает, что тот хочет уйти, чтобы посидеть в тишине, однако, отряхнув своё одеяние, он тоже присоединяется к танцу. Золотые нити на красной ткани блестят и переливаются, сливаясь с искрами от костра, взмывающими в тёмное небо. Хонджуну на секунду кажется, будто бы на самом деле этот наряд был создан именно для танцев, но потом вспоминает, чем Ёсан занимается. Его движения легки и отточены, так что невольно начинает любоваться им и Уён. — А по тебе ведь и не скажешь, что ты так умеешь, — заявляет он и хмыкает. — Это танец пустынных кобр, — спокойно объясняет Ёсан, ни на секунду не прекращая двигаться. Полы его одеяния вспыхивают над песком, словно пламя. — Во Фьевэ его все с детства знают, он несложный. Его можно танцевать одному, вдвоём или целой группой. Он означает поклонение пустынной ночи. Хонджун после нескольких глотков той странной жидкости счастливо улыбается и кладёт голову Сонхва на плечо. Его отросшие волосы падают ему на лицо, и Хонджун вспоминает, что в порыве эмоций стянут с них резинку и куда-то отбросил. Что ж, теперь он вряд ли её найдёт. А Сонхва ведь даже ничего не сказал по этому поводу. Немного подумав, Хонджун быстро заплетает ему несколько неровных косичек, и вновь прижимается щекой к плечу. Его взгляд всё нет-нет да падает на Юнхо и Бору, которые словно в каком-то своём мире. Юнхо обнимает её сзади, что-то шепчет ей на ухо, после чего они вместе смеются. Они выглядят по-искреннему счастливыми и влюблёнными, совсем не боясь это показывать и даже позволяя себе редкие поцелуи то в щёку, то в висок. Потом Хонджун переводит взгляд на Чонхо. Он присоединяется к Гахён и Хандон и, подстроившись под ритм, негромко исполняет песню на древнем языке. Хонджун прислушивается, чтобы разобрать её текст, и понимает, что танец и песня наверняка связаны, ведь в ней поётся что-то о змее, настолько влюбившейся в лунный свет, что она стала каждую ночь заползать на высокий бархан и танцевать. Сан присоединяется к танцорам у костра. Даже несмотря на то, что его рука не так давно окончательно зажила, едва выучив движения, он исполняет их с такой отдачей, что вызывает у некоторых аплодисменты. Минги тоже не остаётся один. Под чутким наблюдением Юбин он учится неизвестным ему карточным фокусам, каждый раз радостно колотя по коленкам, когда у него что-то выходит. Вокруг царит полнейшая безмятежность, и Хонджун даже вспомнить не может, когда в последний раз ощущал её. Кажется, когда-то очень давно, ещё в детстве, когда родители были живы, и жили они втроём в Глаэрес-Гарде, но воспоминания о тех временах такие смутные, что можно считать, будто их и не было. Вместе с тем Хонджуна захлёстывает странное, но приятное чувство. Попавшийся ему под руку Сонхва изрядно удивляется, когда его внезапно обнимают. Он застывает, словно каменная статуя, но почти сразу расслабляется и снисходительно улыбается. — Похоже, в той фляжке было что-то крепкое, — замечает Сонхва. — Ты, между прочим, тоже пил оттуда, — парирует Хонджун. — Знаю, но на меня редко действует алкоголь. — Это потому что ты вредный и противный, — Хонджун фыркает. — Ходят легенды, что когда-нибудь господин Ким скажет обо мне что-нибудь хорошее, — тянет Сонхва, подхватывая их маленькую шутливую перепалку. — И что ты хочешь от меня услышать? — Хонджун и сам задумывается. На самом деле, сказать он может о многом, но озвучивать это при Сонхва он не собирается. Сонхва тоже это понимает, а потому лишь усмехается: — Зная тебя — ничего. Хонджун хмурится. Ну не может же он выглядеть настолько чёрствым со стороны? Ему тут же хочется сказать что-нибудь, чтобы доказать обратное. Он выпрямляется и строгим взглядом окидывает Сонхва, долго что-то оценивая. Но в итоге молчание между ними затягивается настолько, что Хонджун забывает, что изначально хотел сказать. Он лишь смотрит на чужое лицо и думает о том, что вот эти губы он целовал совсем недавно. Когда до него в очередой раз доходит фляга, Хонджун окончательно принимает для себя тот факт, что хочет поцеловать их ещё раз. Вот только именно тогда, совсем не вовремя, к ним подходит Сан и присаживается рядом на корточки. — Эй, Хонджун, прекращай поедать своего ненаглядного глазами, никто, кроме королевы, у тебя его не отнимет, а мы даже не в Доласее ещё. Пойдём лучше с нами потанцуем, когда ещё такая возможность появится? — Кроме королевы, — дразнится Хонджун. — Пускай только попробует. Мысль о том, что Сонхва зачем-то ещё может понадобиться этой женщине, заставляет его вспыхнуть словно факел, пропитанный горючей жидкостью. Да нет же, что за ерунда, она сама его кинула на произвол судьбы и отправила в пустыню, словно никому не нужную шавку. — Ох, зря я это сказал, да? — заметив тень недовольства на лице Хонджуна, Сан тут же жалеет о своих словах. — И всё же пошли, там ничего сложного. Сонхва, ты тоже можешь, если хочешь. Сонхва качает головой. — Нет-нет, я точно не танцую. — Ах да, вам по статусу не положено, — хихикает Сан и утягивает за собой Хонджуна. Тот решает особо не сопротивляться, тем более ему очень понравилось наблюдать за всем этим со стороны. И пусть он никогда не танцевал и наверняка будет выглядеть странно и даже смешно, атмосфера вокруг располагает к тому, чтобы быть немного смелее. Сан отводит его к костру и показывает пару движений, и когда Хонджун успешно с ними справляется, вдруг застаёт его врасплох внезапным заявлением: — Я рад, что вы наконец-то разобрались с вашими чувствами друг к другу. Хонджун мельком смотрит на Сонхва и почти сразу же отводит взгляд. — А это так заметно? Сан смеётся и хлопает Хонджуна по плечу. — Ты серьёзно? Я прекрасно помню те времена, когда ты типа ухаживал за одной девушкой из твоего цеха. Ты же на людях с ней даже за руки не брался, а тут вы постоянно вместе, и мы уже кучу времени с ребятами наблюдаем, как ты постоянно спишь у него на коленях. Хонджун закатывает глаза. — А ты найди себе кого-нибудь тоже и меньше смотри на других. Сан на эти слова совершенно не обижается. — Да ладно тебе, капитан. Я просто смотрю на вас и думаю, что не в таком уж мы и дерьме, если честно. Если уж глава королевской гвардии из-за тебя переметнулся на нашу сторону, то и в Доласее нам повезёт. С озорством подмигнув, Сан делает забавный поворот синхронно с Ёсаном, и, не заметив стоящую неподалёку Шиён, едва не сталкивается с ней. Девушка наклоняет голову и недовольно цокает. — Веселитесь, мальчики? — Вроде того, — Сан со смехом выставляет перед собой ладони. — Прошу прощения. Шиён фыркает и поворачивается к Хонджуну, скрещивая руки на груди. — Так он, — она кивает в сторону Сонхва, — это глава королевской гвардии? Ходят слухи, что он действительно жестокий человек, а он, оказывается, с вами ошивается. Хонджуну хочется возразить, мол, нисколечко он не жестокий, но потом вспоминает обо всём, что было сделано руками Сонхва, и лишь качает головой. — Всё не так просто, если честно. Но это долгая история. Шиён, похоже, не особо-то ему верит. Она украдкой поглядывает на Сонхва, и из-за недоброго взгляда напоминает Хонджуну самого себя пару месяцев назад. Как же сильно он и сам изменился за это время. — И ты хочешь сказать, что он действительно хочет вам помочь? Хонджун опускает взгляд. — Я же говорю — это долгая история. Но да, это действительно так. Я ему верю, так что и ты поверь мне. Он говорит твёрдо и решительно, однако на Шиён это не производит должного впечатления. Она ещё раз презрительно смотрит на Сонхва и недовольно цокает. — Как же меня бесит их королевская шайка. Так бы и придушила каждого. Хонджун, ты уж прости, но я буду приглядывать за ним. — Как хочешь, — с напускным равнодушием пожимает он плечами. Настроение мгновенно портится, так что Хонджун спешит вернуться на насиженное местечко рядом с Сонхва. Перемену в чужом настроении замечает и он. — Что Шиён тебе такого сказала? — Ничего особенного, — отмахивается Хонджун. — Просто она узнала, кто ты на самом деле, и ясно дала понять, что не доверяет тебе. Чуть подумав, Сонхва хмыкает. — Надо же, я успел отвыкнуть от этого. Но ничего страшного, знаешь, я не думаю, что это станет какой-то проблемой. Мы ведь уже совсем скоро окажемся в Доласее. Сколько там осталось? Хонджун придвигается к Сонхва поближе и загибает пальцы, считая. — Чуть больше недели, если нас ничего не задержит по пути. Ерунда в сравнении с тем, что мы уже проехали. Могло бы быть и меньше, если бы мы возвращались через Д’Хаон, но там путь сто процентов будет отрезан. Так что ради спокойствия пришлось пожертвовать временем. Этот план они с Шину разрабатывали несколько дней, выбирая, как лучше проникнуть в Доласею таким образом, чтобы остаться максимально незамеченными. Хонджун, знающий королевство достаточно хорошо, выбирает, как ему кажется, идеальные места, где гвардейцев быть не должно, и главное, что с ним соглашается и Сонхва. Так что план почти безупречный, а потому они все и позволили себе немного расслабиться в пути. На следующее утро они вновь отправляются в дорогу и едут без всяческих приключений почти до самого Фьевэ. Его они должны обогнуть, не заезжая в сам город, однако когда они оказываются в паре километров от него, Шину вдруг тормозит всю их колонну. В пустыне царит полдень, так что никто не спешит вылезать на улицу, почти всех разморила жара. Тем не менее Хонджун, почуяв неладное, всё-таки выходит из фургона и замечает в отдалении фигуру, облачённую во что-то красное. Подбежав поближе, Хонджун понимает, что это одеяние ему очень знакомо. Походное одеяние служителей дома Советов. Интересно, это он заставил Шину остановиться? Но, подойдя ещё ближе, Хонджун наконец видит, что именно случилось. И увиденное повергает его в шок. Высокий мужчина с белым как полотно лицом прижимает окровавленные ладони к животу и что-то сбивчиво объясняет, пока Шину мрачно его выслушивает. Хонджун подбегает к Мёнсу и уточняет у него, что случилось. — Во Фьевэ проникли несколько людей и начали нападать на местных. Этот мужчина говорит о том, что это были доласийцы.