Не исключается

В те дни, когда Инфинити Джексон чувствовала себя хотя бы сносно, она была готова взяться за что угодно. Не требующее, разумеется, физических усилий, но вот умственных – да пожалуйста. Бралась и не бросала, только иногда приходилось делать вынужденные перерывы. Вот так она и начала учить китайский. Это было долго и глазоломно, но настал тот день, когда она почувствовала: может уже и общаться с народом из Тогенке, из удивительной земли, где среди людей живут ёкаи. Эта раса поражала её воображение. Во всём мире они вроде как вымерли почему-то… а жаль. Инфинити порой сама мечтала быть ёкайкой. У них железное здоровье, сумасшедшая регенерация, да и век длится куда дольше людского. А она, Инфинити, все время слышит невидимые часы, отсчитывающие, сколько ей осталось.  Ну ладно. Сколько бы там ни было отпущено – а прожить надо с шиком. Вот хотя бы с живым ёкаем познакомиться.  Конечно, в Сети любой может представляться хоть эльфом, хоть разумным кактусом. Сама Инфинити уже успела насоздавать себе несколько совсем разных виртуальных личностей. В Штатах её настоящую слишком многие знали. Спасибо бабуле, которая постоянно тянула со всех подряд деньги на то, «чтобы продлить хоть чуть твои дни, моя малышка». С годами Инфинити это всё больше коробило. Но виртуально осваивая другую страну, она решила быть только самой собой. И естественной. Не лезть в герои, в мученицы повседневности, не пытаться разжалобить своей историей – а просто делиться. Мечталось, конечно, порой о том, чтобы кто-нибудь увёз её подальше от постылой жизни, от бабушки и её запретов, от больниц и бесконечных процедур. И неважно, что на свободе она, Инфинити, быстро угаснет. Другое дело, что если кому и нужно такое сомнительное насквозь больное сокровище, то только из жалости. Скрасить, так сказать, её последние дни. Нет уж. Не будет она искать спасителя в пределах досягаемости. А «морских ежей, штук двенадцать» уж как-нибудь сама себе обеспечит. Вот и общалась пока с другим, удивительным миром. Расспрашивала про ёкаев. Правда, парень, который постоянно расспрашивал её, оказался ёкаем только наполовину. А это, как выяснилось, незавидная судьба даже в стране, где между двумя расами царит гармония. Так и сочувствовали друг другу, иногда по подростковой неловкости «заезжая локтями» по больному.  «Правда-правда не можешь сама сделать и шагу? Ужасно же!» «Да я хотя бы в школе появляюсь в своём кресле, и не так редко. С учёбой дома я бы справилась, но прожить без общения… Сразу нет». «А к тебе нормально относятся? Не дразнят?» «Им бы очень попало, если бы дразнили, это же дискриминация! И потом со мной выгоднее дружить, у меня списать можно. Так что не дразнят и притом скидок тоже особых не делают, относятся как ко всем». «Хорошо быть умной. Я вот научился только быть обаятельным», – парень, которого звали Годжо, добавил россыпь выразительных смайликов. «Я заметила. Училки в возрасте, наверно, оценки завышают?» «Бывало пару раз. Но я школу год как бросил и пытаюсь работать». «Небось мало куда берут. Если правда-правда, что красные волосы и глаза, и ты этого не скрываешь». «Да не скроешь, всё равно вылезет. Сейчас скину фотки. Ничего, дамы и карты прокормят». «Думаешь, все девочки любят плохих парней? Я бы лучше прикладывала усилия к тому, чтобы объединиться с другими полукровками и требовать прекращения дискриминации!» «Бесполезно. Такие, как я, считаются проклятыми самими небесами. Недаром же у нас даже детей быть не может». «Ну отличаетесь вы от других, это же ещё не повод для поражения в правах! Приезжай сюда к нам, научим за себя бороться!» «Ну что ж, накоплю денег и правда приеду. Ты только доживи до этого дня, малышка. Я ещё, между прочим, проверю, правда ли тебе нужно вот так всё время сидеть на таблетках и постоянно ложиться в больницу». «Ну ты, конечно, медицинское светило».  «Я хорошо усвоил одно - ищи, кому выгодно. А тут и искать не надо».

* * *

«Привет, бродяга! Угадай, что? Я сама еду в ваши края! И на своих ногах!» «Да ладно, не гонишь?» «Нисколько! Ты был прав – бабка специально меня залечивала! Маму так убила и за меня принялась. Сидит теперь, а я подлечилась от последствий и отныне свободна!» «Ну поздравляю. На всякий не сильно пляшу, всё-таки последний родной человек… А я знаю, как это, жизнь вон какие концерты даёт, нам с братом тут пришлось мачеху в психушку сдать. Ну то есть ему-то она мать. Уж лучше так, брат ради меня и руку бы на неё поднял и жил бы с этим потом…» «Какой ужас, приеду – ещё поговорим. Могло и правда быть гораздо ужаснее, да. Я тоже могла дойти до чего криминального и даже почти дошла… Обошлось, но по-другому сложно, когда ты сама себе благородный разбойник!» «А вот это, ты уж поверь, ненадолго».