Не исключается

Казалось, Секай был всегда. Хотя если Сандер поднапрягал память – из глубин выплывала картинка: они с сестричкой, трёхлетние, держатся за руки, а навстречу идёт мальчик такого же возраста. Идёт уверенно, хотя глаза так странно… не смотрят. – Ну, знакомьтесь, – улыбается тётя Жюли. – Это Секай, мы его усыновили, он теперь как ваш кузен. А это Сандер и Лора. В те секунды, когда прозвучали имена близнецов, мальчик безошибочно протянул каждому из них по руке. И чётко произнес: – Я не вижу – но не бойтесь. Я знаю, где вы. Он и правда всегда знал, кто где, и более того – кто не дома и как далеко от дома этот кто-то. Он несколько лет спустя, уже когда все они трое ходили в школу, рассказывал: – Я с самого начала знал, что у папы с мамой родится Стефани. – И никому не сказал? – недоверчиво прищурилась Лора. Да, зная сестрицу – уж она бы никогда не упустила свою минуту славы! А Секай только головой покачал смиренно: – Ну кто же поверит совсем масявке? Даже екайской. Да в таком невозможном деле.  – И ты не боялся, что тебя будут меньше любить? – выдохнула Лора почти в ужасе. – Нет, – мальчик улыбнулся. – Что есть – то и моё. Это я тоже сразу знал. «Он удивительный, – подумал Сандер ещё тогда. – Я бы поверил и в то, что он только родился, а уже знал – мать от него откажется, и ещё долго он никому не будет нужен. А самое поразительное – что он ни о ком плохого слова не скажет, не осуждает никого, кто ещё так может?» …Даже если бы в голове у Сандера не сохранились столь ранние воспоминания – всё равно было бы очевидно, что Секай в семье приёмный. Коричневая кожа, острые ушки, которых он никогда не прятал. Понятно, что никто из своих не придавал значения даже таким радикальным отличиям от остальных. А когда порывался придавать кто-то посторонний – то бывал бит, и больно. Хотя сам Секай никогда не жаловался старшим. И не пытался давать обидчикам сдачи. По крайней мере, если обижали только его. Секай даже не говорил им ничего. Просто не сводил с них пугающего, невидящего же вроде бы взгляда. Лора озвучивала этот взгляд как «Ступайте с миром, душевнобольные недоноски, что я могу потратить на вас, кроме жалости, я же насквозь вас вижу». Секай возражал только против формулировки, решительно отрицая её ругательную часть. В общем, дети сестёр Визон были в самом деле одной дружной семьёй. И всё же мысль «у нас нет общей крови» в какой-то момент стала для Сандера радостной. Уже, правда, ближе к совершеннолетию. * * * Всегда как-то негласно считалось, что он, Сандер, сойдется с Ровеной Монтанелли. Тут не возражал бы абсолютно никто из сопричастных, даже невзирая на её буйный нрав. Хотя нет, поправка – никто из старшего поколения. Младшее просто играло вместе, не задумываясь о будущем. А потом началось это, и ведь, конечно же, Секай опять всё знал заранее. Ровена и Лора обрели память о своих прошлых воплощениях. И пропали, стали совсем неразлучны. Мальчик и девочка, что когда-то бегали по полям в Италии и плели друг другу венки, теперь могли снова начать с этой точки. И пока даже не думали о том, как примет их мир и близкие люди. Самые близкие уже приняли. – Ничего не бойся, Лоренца Лорелея, – говорил Секай не раз и не два, всё тем же своим ровным, «взрослым» голосом. Сандеру в такие минуты всегда казалось, будто он слышит статую в храме, чьими устами говорит божество, а не друга детства, хоть три ему года, хоть шестнадцать. Лора улыбалась, вздыхала свободнее, очень довольная, что хоть кто-то зовёт её вот так, обоими именами. Лорелеей её записал папа, с единственной мотивировкой «а вот захотелось». Мол, увидел её первый раз на фото из роддома и понял – вот оно. А дальше, согласно семейной легенде, мама наворчала на папу, но сказала, мол, ну всё равно Лора, всё равно монсеньор Монтанелли оценит. А за это, мол, Санзо-сама, сын у тебя будет Александр, потому что именно этим именем я мечтала бы звать тебя после крещения. Сандер всегда воспринимал это как «а у тебя, мальчик, всё ужас как тривиально». Вот, как выясняется, и прошлые воплощения у него такие неинтересные, что ни одно не проявляется. Да и не может найти кого-то родного. Но всё-таки, видимо, не настолько обыкновенна его жизнь. Потому что в ней есть этот удивительный, удивительный парень. Вот Секай подбадривает его сестру, обещая, что всё образуется, вот безошибочно улыбается Ровене – та-то настроена победительно, мол, мама поймёт, а из папы я вью верёвки! А потом Секай подходит к Сандеру. – Ничего не говори. Я знаю.