Две колыбели

Майор Денел всегда говорил Антуану, что тот способный и смекалистый малый. Его навыков и мышления хватит для того, чтобы однажды дорасти до звания как минимум полковника. Но только в том случае, если он приложит к этому усилие и перестанет разыгрывать из себя легкомысленного дурака. Тогда ещё лейтенанту, Сарде легко давалась военная наука, но излишняя самоуверенность и чувство превосходства иногда играли с ним на ристалище злую шутку. Недооценил противника? Получи удар под дых. Решил поиграть в разведчика, отдалившись от отряда? Выговор, а в следующий раз прямиком в штрафбат. Но, честно говоря, майор всегда знал, что Антуан недолго пробудет в рядах Монетной Стражи. Он не был из тех юнцов, перед которыми вставал выбор — стать наемником или бандитом. Перед таким харизматичным молодым человеком с изысканными манерами могли открыться многие двери, но между тем Антуан все равно предпочитал шлепать по грязи, как остальные солдаты, и спускать жалование на женщин и выпивку. Майор Денел любил ворчать, что Сарде не хватает дисциплинированности и усидчивости. Но в одном его никак нельзя было упрекнуть — Антуан с жадностью и удивительным рвением стремился познавать военную тактику. Хватался вычитывать трактаты, записки и размышления выдающихся генералов. Иногда майор замечал, как тот вносил какие-то заметки в личный дневник. Увлеченный этим занятием, Сарде уходил в себя, отчего приходилось напоминать ему об обязанностях. Сейчас, по прошествии многих лет, Антуан был благодарен своему наставнику. Он взрастил и развил в нём навыки и знания, которые были жизненно необходимы на этом острове. Сарде был потрясён, увидев поселение Телемы. Когда кто-нибудь говорил слово «колония», Антуан представлял хоть какие-то постройки, дома из брёвен или камня, обнесённые частоколом. Но всё, что открылось его взору — с десяток палаток и столб, на котором возвышалось алое знамя с золотым солнцем. Создавалось впечатление, что священников выбросили на этот остров, дав всего один шанс на выживание. Ни солдат, ни стражи. Неужели верховное духовенство Телемы настолько открыто в своих просветительских намерениях, что готово пренебречь безопасностью собственных граждан? Или же миссионеры за такой короткий срок сдружились с местными и могли спать спокойно, не боясь за собственные жизни? — Нет даже причала. — Вслух заметил Лоуренс, у которого были схожие мысли. — Думаешь, они будут рады гостям, или нам придется отхватывать свой кусочек берега? — Я бы предпочел держать с телемцами мир, поэтому буду настаивать на взаимном обмене… услугами. — Антуан отвлёкся на навтов, которые спускали с корабля груз на лодки. — Сразу после высадки на берег я обсужу всё с их главным. Наедине. А тебя попрошу пока поговорить со своими людьми. Пусть побудут хорошими и дружелюбными ребятами. Может, какой-нибудь проповеднице нужна помощь. Добрые дела открывают дорогу к мыслям людей. — Я поговорю. Только не забывай, что Содружество наняло солдат. Воинов, а не нянек и шпионов. — Всем нам придется пойти на определенные уступки, если мы хотим выжить в этом диком краю. С этими словами Антуан надвинул на лоб короткополую шляпу и проверил застежку плаща. Сейчас он не просто Антуан Сарде. Он — само Торговое Содружество. А посему стоит на время забыть о личном. Забыть о желании наконец-то поесть мяса и помыться в каком-нибудь водоёме. Не обращать внимания на бегающий холодок по спине и неприятно липнущую к вспотевшему телу рубаху. Только улыбка, восхищенный взгляд и открытые, широкие жесты. Миссионеры, мужчины и женщины, облачённые в серые одежды, провожали его тревожными взглядами и перешёптывались между собой. Антуан знал, что их внимание привлекала только эмблема Содружества, вышитая на его плаще, а не его личность. И, как он и ожидал, ни Кабрал, ни кто-либо из капитанов не решились представить его собравшимся на берегу телемцам. Сохраняя нейтралитет, навты старались не вникать в политику и внутренние отношениями между странами. Антуана это не задело, поэтому он продолжил расхаживать по белоснежному песку туда-сюда в ожидании, что вот-вот появится тот, с кем можно вести разговор. И этот «кто-то» не заставил себя ждать. — Представитель Торгового Содружества. Какая неожиданная встреча. Что Вас привело в такие отдаленные от света Озаренного земли? Это был мужчина средних лет, пожалуй, даже моложе князя, как показалось Антуану. На лбу и возле глаз уже залегли морщины. Тёмные усы и тонкая бородка придавали ему аристократичный вид, впечатление усиливал накрахмаленный белоснежный воротничок одеяния, отличного от нарядов других телемцев. А главное, на его груди была приколота брошь в виде золотого солнца. — Антуан Сарде, — он приподнял шляпу в знак приветствия, — Негоциант Торгового Содружества. Первый на этом удивительном острове. — Брат Петрус. Священник Телемы. Я отвечаю за всех детей этого поселения. Антуан сдержал неуместную улыбку — чистое проявление невежливости и насмешки. Под детьми священник явно понимал два-три десятка взрослых мужчин и женщин, которые, однако, в своей наивности и доверчивости были подобны скорее младенцам. — Вы позволите мне переговорить с Вами в более располагающей обстановке, пока разгружают оставшиеся грузы? Этот священник, безусловно, был знаком с придворным этикетом и вежливо предложил пройти с ним к селению. Что-то выдавало в нём человека высшего общества, приближенного к власти, а не простого служителя. Может, всё дело было во взгляде, проницательном и лукавом, но при этом всё же строгом, чем приветливом. А может, такое впечатление создавал его голос: бархатный, располагающий к себе, но выдающий в нем того, кто привык отдавать команды, нежели отвечать на них «будет исполнено». Дорога к шатру заняла несколько минут, но за это время Антуан успел отметить про себя устройство лагеря. Кухню составляли несколько больших котелков под открытым небом; молельная представляла собой поставленную трибуну, за которой велась проповедь, и множество лежащих на траве подушек; расставленные по кругу камни с маленькими табличками и мелками явно служили учительским классом. Никакой охраны, никакого оружия. И правда, мирная миссия с благими просветительскими намерениями. Но от взгляда Антуана не укрылось, как резко опустились навесы нескольких палаток, пряча что-то от незваного гостя. Убранство шатра было простым, но не без ноты изысканности. Тканый ковер, крепкий стол с витиеватыми ножками, несколько стульев с низкими спинками и мягкими, обтянутыми бархатом сиденьями, позолоченный канделябр и высокая треножная тумба, на которой были чернила, книги и пергаменты. Стол же был абсолютно чист, не считая одинокой свечи и чёток из блестящего черного камня. — К большому сожалению, не могу оказать достойный прием, но прошу, располагайтесь. — Петрус сделал приглашающий жест, пропуская Антуана вперед. — Вы голодны? Может быть, хотите вина, чтобы согреться после морского бриза? Голос священника был безукоризненно учтив, такому гостеприимству поучиться бы представителям Альянса, которые дальше порога не пустят, вот только в глазах мужчины не было ни намека на радушие. Он сел на стул, держа спину идеально прямо, и сложил руки на стол ровно до локтей. Антуан внутренне усмехнулся такой шутке. Этот священник, Петрус, — хозяин поселения. Конечно, он будет утверждать свой непререкаемый авторитет перед прибывшим чужеземцем. Эта властность, собственная значимость будут в каждом его слове, каждом жесте. Но какая же ирония! Предлагать гостю вина и при этом всем своим видом показывать, что это всего лишь дань вежливости. Петрус не намеривался подниматься со стула и прислуживать ему. — Чем обязаны? — Священник тут же перешел к самой сути, стоило Антуану отрицательно покачать головой. — Благодарю Вас за тёплый прием. — Антуан сел напротив телемца и едва не поежился от пробежавшего по спине холодка. — Буду честен, Торговое Содружество заключило соглашение с навтами, и теперь я и мое сопровождение готовы высадиться на Тир-Фради. У нас нет воинственных намерений, Брат Петрус. Мы хотим заключить и с вами, и с местными обоюдно выгодный союз. — Не сомневаюсь. — Священник склонил голову набок, и тонкая улыбка легла на его губы, вызвав у Сарде слишком явное раздражение. — Мы ждали, что наши соседи рано или поздно также окажутся на этом острове. Разумеется, мы будем рады продолжить сотрудничество с нашими дорогим союзником, Торговым Содружеством, и на этом далеком от материка острове. Чем именно могу быть полезен? — Капитан Кабрал поведала мне, островитяне уничтожили Ваш предыдущий лагерь. Несмотря на это, Вы остались на острове. Священники умеют добиваться своего... — Антуан стыдливо опустил взгляд, надеясь уловить истинный настрой собеседника. — Не уверен, что мне хватит такого же мужества, чтобы противостоять дикарям. Может сегодняшняя ночь станет моей последней. Поэтому я бы хотел попросить Вас об одолжении. Могу ли я и мои люди остаться при Вашей миссии? — Вижу, Вы уже осведомлены. — Голос священника звучал так же ровно, как и раньше, но отчего-то в нем появилась нота грусти. — Всё так, местные племена не любят чужаков и настроены воинственно. Кроме того, остров полон диких тварей, каких не найти на материке. Поведала ли Вам об этом капитан Кабрал? Кто знает, что может случиться ночью в этой глуши. Даже мне иногда тревожно закрывать глаза, слыша со стороны леса холодящие завывания. Но Святой Матеус завещал нам быть крепкими духом и не боятся бесов, будь то чудовище или человек. Как завещал и совершать благодеяния. Поэтому ни один верующий не откажет в ночлеге нуждающемуся. Я распоряжусь, чтобы Вам помогли расположиться в лагере. Антуан пристально посмотрел на священника, но ровно столько, чтобы не вызвать у того недовольства. Брат Петрус определенно не был злобным или жестоким человеком. Сарде ожидал худшего исхода из разговора, но мало того, что обошлось без конфликтов и прений, так ещё им разрешили остаться в лагере. «Что Вы за человек, Брат Петрус?» — Примите мою благодарность. Надеюсь, мы не доставим неудобств. Мои люди с радостью помогут с тяжелой работой. Торговое Содружество может взять на себя обязательства по укреплению и защите Вашей миссии. Ещё находясь на корабле, я понаблюдал за поселением и могу предположить, что Вы не опасаетесь повторного нападения. Между тем, Вы подтвердили мои догадки, что остров кишит опасными тварями. Может, стоит защититься хотя бы от них? — Не стоит торопить события… — Священник замешкался и указал раскрытой ладонью на Сарде. — Антуан. Зовите меня Антуан. — Антуан, да. Сначала расположитесь в лагере. Места на всех хватит. — Тогда позвольте задать ещё один беспокоящий меня вопрос, раз Вы сами сказали о местности. — Сарде, видя нежелание продолжать разговор, решил увести его в другую сторону. — Насколько Вы продвинулись вглубь острова? — Люди, которых вы здесь видите — не солдаты и даже не натуралисты. Мы не продвигаемся вглубь острова, потому что наша цель — нести свет заблудшим островным душам. Богословам нечего делать в глуши среди камней и деревьев. Впрочем, из сестры Августы оратор гораздо лучше, чем из меня. Если Вы так заинтересованы нашими успехами, она с радостью расскажет о том, как идут дела в лагере. Последняя фраза была произнесена священником обычным, непринужденным тоном, но Антуан прекрасно расслышал в ней нежелание Брата Петруса продолжать разговор. Прекрасная попытка поставить точку в диалоге, отправив незваного гостя терзать расспросами других телемцев. Вот только Петрус не мог знать, что Антуан предпочитал самостоятельно решать, заканчивать ему разговор или нет. — И все же, как представитель Торгового Содружества, я предпочту продолжить беседу с главой Телемской миссии, то есть с Вами, брат Петрус. — Антуан делал упор на каждое произнесённое слово, чекання их как монеты. — Видите ли... боюсь, что мне нужно как можно скорее встретиться с вождем или лидером островитян. — И Вы надеетесь, что я организую Вам аудиенцию? При всём уважении — исключено. Кто знает, как пройдут переговоры, и не навредит ли это всем нам. Голос Петруса прозвучал снисходительно, почти отечески. Такого тона было бы достаточно, чтобы убедить и заставить принять свою точку зрения множество молодых посланников. Ведь за уверенностью в собственной власти стоял не только его статус главы поселения, но и знания об острове. Петрус осознавал их ценность, и поэтому в этой приветственной перепалке решил одержать лёгкую победу, положив на часу весов свой авторитет. Но Сарде был из тех людей, у которых всегда припасён козырь в рукаве. — Ох, я совершенно забыл! — Антуан сокрушенно покачал головой и прижал ладони к лицу. Сквозь пальцы он продолжал наблюдать за выражением лица священника. — Морское путешествие меня совершенно измотало. На «Деве», корабле капитана Кабрал, которой поручено было доставить меня на остров, трое пленных островитян. Прошлой ночью нам пришлось встать на якорь, чтобы починить судно, и тогда на нас напали эти дикари. Чем скорее я передам этих воинов в руки их собратьев, тем лучше будет для всех, включая Вашу миссию. Вдруг разгневанные островитяне придут сюда с оружием? Мы же этого оба не хотим? — Помоги нам Просветленный! И вы говорите об этом только сейчас? О чем вы только думали?! Брат Петрус поднялся со стула и оперся руками о стол. От его вытянувшегося лица отхлынула кровь, брови приподнялись, и широко раскрытые глаза зажглись возмущением. Неожиданная новость сорвала с него маску притворства, и вот теперь перед Антуаном был настоящий Петрус. Разгневанный, но по-прежнему вежливый, не опускающийся до грубой брани. — Не знаю, что за игры ведет Торговое Содружество, а вместе с ним и Вы, но этих людей нужно как можно скорее вернуть на Тир-Фради! Это грозит не просто конфликтом, а войной. Я устрою встречу с вождем и шаманом племени Костодувов, но прослежу за всем лично. Вы — чужак на этом острове, поэтому переговоры будут за мной. Учтите, я не спущу с Вас глаз. Последняя фраза прозвучала явной точкой в их разговоре, и продолжать его было бессмысленно — только злить Брата Петруса. Поэтому Антуан покорился воле собеседника и, поднявшись, протянул руку раскрытой ладонью. Но Петрус только перевёл на неё взгляд и опять уставился на Сарде. — Прошу прощения, мне не хотелось нарушать этикет. — Антуан опустил руку и кивнул. — Однако хочу Вас уверить, что в мои планы не входит ничего дурного. Для меня нападение на корабль было пугающей неожиданностью. Вы можете спросить капитана Кабрал, если не доверяете мне. Сейчас я лишь хочу, чтобы островитяне поскорее вернулись в свои деревни. Торговому Содружеству не нужно столкновение с союзниками. Поэтому я полностью положусь на Вас, Брат Петрус. На этой ноте Антуан вышел из палатки, и, не оглядываясь назад или по сторонам, направился к берегу, на котором уже собралась толпа из телемцев, навтов и стражников. Взяв Лоуренса за локоть, Сарде незаметно направил его подальше от чужих людей к солдатам. — Всё лучше, чем я ожидал. Мы остаёмся. — Успокойся. У тебя глаза как у бешенного пса, Антуан. Сарде резко повернул голову в сторону друга. Только сейчас он почувствовал сводящую боль в челюсти от того, с какой силой он сжал зубы. Антуан быстро заморгал и позволил себе сделать глубокий выдох. Перед Лоуренсом можно было не притворяться, не держать лицо. Он и без слов мог понять мысли и настроение друга. И все же перед ним было стыдно за подобное проявление собственной несдержанности и злобы. Но почему? Ведь пока всё шло на руку Торговому Содружеству. Им не придётся тратить ресурсы на возведение собственного лагеря. Не придется самостоятельно, в одиночку налаживать общение с местными. Они намеривались пройти уже по протоптанной Телемой дорожке. Взять семечки от их плодов, взрастить на удобренной почве и получить уже более богатый урожай. И всё это с одобрения самих телемцев, которые всего лишь миссионеры, «несущие свет заблудшим островным душам». С какой стороны ни посмотри, для Торгового Содружества это лучший из возможных вариантов. И всё же, почему? Почему Антуан так злился? Что такого сказал этот Петрус? — Извини. У нас будет встреча с туземцами, но пока всем нужно отдохнуть. — Это точно. Мы дадим тебе право первому присмотреть себе милую девчонку. Лоуренс похлопал друга по плечу и отдал приказ солдатам.

***

Ничто так не раздражало Антуана, как ожидание. Ни раз прокрутив в воображении момент предстоящей встречи с островитянами, он почти по ролям мог разыграть эту сцену. Он знал, с каким настроем три стороны прибудут на условленное место. Знал дословно, какие слова будут произнесены. И знал, какие взгляды поймает на себе. Он видел три исхода переговоров и заранее определился со своими действиями. Первый. Если туземцы проявят агрессию, то он схватится за оружие в ответ. Прежде необходимо устранить лучников и убить зверей, если вдруг их натравят на отряд. Им не обязательно убивать каждого островитянина, как и не обязательно преследовать убегающих или добивать раненых. Торговое Содружество покажет свою силу. Как-никак, они готовились к возможным нападениям дикарей. Конечно, священники Телемы будут в крайне степени возмущены, но их судьба уже не будет волновать Антуана. Никого не будет волновать. На этом острове останутся две силы. И если бы кто-то принимал ставки, то Сарде поставил все состояние на собственную победу. Второй. Островитяне забирают своих братьев, и все стороны расходятся. Крайне скучный и ничего не обещающий вариант. Третий. Мир, но с условиями. Если телемцы к этому времени наладила хорошие отношения с одним или двумя племенами, то имеющийся конфликт ни в коем случае её не затронет. Весь гнев падет на Торговое Содружество в лице Антуана. И тут островитяне будут иметь полное право требовать, чтобы тот покинул остров. Или заплатил за содеянное. Хотя… О каком праве те будут говорить? Разве не эти самые островитяне напали на корабль и попытались убить ни в чем не повинных навтов, никак не задействованных в политических конфликтах? Антуан ответит вопреки указаниям Брата Петруса. Он заставит перевести его слова, тем самым заинтересует островитян. И не важно, каким будет этот интерес: благосклонным или враждебным. Главное, приковать внимание к своей персоне и дать понять, что он совершенно отличается от священников. Безусловно, последний исход был наиболее желателен для Антуана по ряду причин. Вариант наиболее соответствующий его будущим планам. Поэтому Сарде никак не находил себе покоя в ожидании этой встречи. Он столько раз пережил ее в своих мыслях, и все же одна деталь была белым пятном. Внешность островитян. Тогда, на корабле, он ещё раз внимательно осмотрел трупы перед тем, как их скинули за борт. Мужчины и две женщины. Не выше его самого, даже, может чуть ниже ростом. Среднего или крепкого телосложения, но жилистые, если судить по виду рук и шеи. Уже при естественном свете Антуан в очередной раз сравнил их тон кожи, отметив, что островитяне намного бледнее, чем показалось ему ночью. Перья на их амулетах не могли принадлежать ни одной из известных ему птиц. Слишком пестрые и жесткие, таких он не встречал на Гакане. И этот странный раскрас на лице. Краска не растеклась от морской воды и едва потрескалась на коже. У троих мужчин узоры на лице и шее были идентичными, и Сарде предположил, что те были родней. В общих чертах — люди, как люди. Смыть с них краску, надеть в камзолы, ничем не будут отличаться от него самого. Какое же разочарование. Где же тогда обитают демоны, служащие дьяволу, которыми так пугают священники? Религия. Телема, как государство, показала всем, что с помощью религии можно управлять умами людей. Отличный способ, особенно если принять во внимание, что все решения Предстоятель и Совет кардиналов принимают в соответствии с догмой и заветами Матеуса. Никто в Телеме не будет роптать на решения высших санов. Ведь это все равно, что сетовать на самого Озаренного. Сестра Августа, вопреки представлениям Антуана, оказалась вполне миловидной девушкой с копной рыжих кучерявых волос, россыпью веснушек и огромными голубыми глазами, которые загорались фанатичным огнём от одного упоминания имени пророка Матеуса. Удивительно, что мысли такой юной особы были полностью забиты церковными делами. Стоило Августе услышать, что Антуан относит себя к приверженцам науки и прогресса, как она тут же схватила его за руки и пылко затараторила проповедническую речь. Суть её слов сводилась к тому, что прибытие на Тир-Фради – шанс, данный ему Озаренным, чтобы он мог изменить свою жизнь. С этим Антуан поспорить не мог: остров и правда должен был изменить его жизнь в лучшему. И никто, даже Лоуренс, не догадывался, насколько сильно. Антуан, завидев крепкую фигуру друга, проследил за ним взглядом. Как только тот скрылся за палатками, Сарде поспешил вслед. Капитан сменил стеганное легкое обмундирование на бригантину¹ с эмблемой Монетной стражи, и тут же обрел статусность и даже некий шарм. Впрочем, доспех не был единственной метаморфозой. Стоило Лоуренсу ступить на землю острова, то и выражение лица приобрело присущую ему хмурую вдумчивость. Теперь он даже казался старше, но возраст в этом случае играл ему на руку. Сестра Августа открыто восхищалась его мужественным видом, немало позабавив Антуана: она даже не подозревала, какую слабость Лоуренс испытывает к рыжим. Сарде не предполагал, что наемники Монетной стражи так быстро сойдутся с телемцами. Это стало приятной и выгодной неожиданностью, потому как священники, соскучившиеся по большой земле, с жадностью ловили каждую новость и долго переваривали ее, обсуждая друг с другом. Даже такая глупость, как создание нового кремового десерта, заставила их глаза гореть детским восторгом. Сарде слышал, как двое юных послушников яростно спорили о том, вкуснее ли это лакомство заварных пирожных некой тетушки Лукреции. Конечно, спорили они полушёпотом, чтобы их не услышал достопочтенный Брат Петрус. Если не брать во внимание политику той или иной страны, превратив все знамена в белое полотно, то выясниться одна простая истина: все люди слеплены из одного теста. Всех в той ли иной степени мучает голод. Все предпочтут мягкую перину соломенной подстилке. Все мужчины провожают вожделеющим взглядом красавиц, а все женщины мечтают о благородном рыцаре подле себя. Такова человеческая природа. И наблюдая за тем, как вечерами возле костра собирались и телемцы, и навты, и наемники, Антуан забывался. Ровно на мгновение. Но его было достаточно, чтобы не вспоминать ни о текущей миссии, ни о Торговом Содружестве в целом, и предаться плотскому удовольствию. Прибывшие мужчины нашли себе приятную компанию среди женщин. Всего лишь невинные, приятельские разговоры, по большей части состоящие из историй, сплетен и шуток. И будто никто из них не понимал, к чему всё ведет. Антуан усмехался и отводил взгляд от таких парочек. На него, как волны, одна за другой, накатывали досада, раздражение и злость. Он говорил себе «хватит», оставлял бутылку недопитой и шел к своей палатке слегка шаткой походкой. На полпути, посреди лагеря он делал остановку и смотрел на шатер, возле входа которой висело знамя Телемы. Изнутри шёл слабый свет, бросавший слабые тени на ткань. И по ним можно было разглядеть мужской силуэт за столом, явно корпевший над чем-то. Все люди слеплены из одного теста. Только в их тесто, по-видимому, не доложили какой-то ингредиент. Припоминая священника крепким словом, Антуан с трудом стянул сапоги, камзол и, не погасив лампу, упал на матрас. Вторая ночь на острове далась ему тяжелее. Во сне его мучили и рвали тревожные события, от которых он просыпался в ледяном поту, но почти сразу засыпал вновь. Может, это было следствием специфического запаха масляной лампы или резкой смены климата. Несколько раз через сон Антуан пытался доползти до края палатки и приоткрыть полог, но дрема оказывалась сильнее. Море ревело. Черная волна поднималась от самого горизонта, испещрённого множеством молний. Она стремительно приближалась к острову раскрытой голодной пастью, готовой проглотить все живое. Ужасающая и безжалостная стихия. Антуан отступал назад, чувствуя жар за спиной. Там, за ним, небо опалял извергающийся вулкан, и огненное покрывало лавы подбиралось ближе и ближе. Он вертел головой по сторонам в поисках убежища, но не мог сделать и шагу. Иссохшие корни оплели его голые ступни и тянули вниз, под землю. Он махал руками и протягивал их в надежде зацепиться за невидимую нить, но в какой-то момент потерял равновесие и упал навзничь. Но удара не было. Как и не было боли, давящей тяжести в груди и скрипучего песка во рту. Что-то теплое коснулось его щек, и приятное покалывание прошлось по всему телу. Он почувствовал тяжесть в области бедер, но порочную, не тягостную. «Ливи, твой брат застанет нас». «И пусть». Прикосновения её пальцев и губ пьянили и призывали думать только о ней. Он убрал песочные пряди с ее лица и заглянул в глаза. И в них было столько доверия и любви, что Антуан решил боготворить её до скончания веков. «Демона, Антуан. Берегись демона, что пахнет цветами.» Её фигуру подхватил вихрь и закружил в вальсе с множеством разноцветных лепестков, пока цвет окончательно не скрыл её милое лицо от его взгляда. «Ливи!» Он резко распахнул глаза. Сердце никак не хотело выровнять ритм, и глубокие вдохи приносили стесняющую боль в груди. Сон забылся почти сразу, оставив себе только горькое послевкусие от сцены с возлюбленными. И его стоило немедленно перебить чем-то сладким. Сарде жадно припал к горлышку фляги, но в ней оказалась всего лишь вода. Освежающая, бодрящая, но всё-таки не целительная. Видимо, его слуга решил, что на утро она будет подобна восполняющей микстуре. Или же это был Лоуренс. Кто сейчас будет это выяснять? Антуан не спешил одеваться подобающе его статусу негоцианта. Сперва он выглянул из палатки и убедился, что время суток подходит для пробуждения. Парочка прошедших мимо него телемцев пожелала ему «Доброго утра», и почему-то захихикала, отойдя на приличное от него расстояние. Услышанное в их голосе ехидство заставило Антуана вернуться в палатку и присмотреться к своему отражению. — Брэд, где мое полотенце и вода? Стоило только высказать своего недовольство вслух, и вода полилась в раскрытые ладони, а полотенце коснулось лица. Антуан не думал, что за всё время путешествия у него могла остаться хоть одна чистая рубаха, но она нашлась. Или же на этом острове нашлась монашка-прачка, любезно принявшая одежду иностранца. — Чем это пахнет? — Рыбой. Говорят, что она очень питательна и полезна для организма. — Избавь меня от лишних подробностей. — Как прикажете, милорд. Но с Вами хотела увидеться капитан Кабрал, и как раз за похлебкой я видел её в последний раз. — Надеюсь, моя одежда не пропахнет этим мерзким запахом. Уже с самого утра жизнь в миссии кипела подобно готовящейся в огромных котлах похлебке. Солдаты Монетной Стражи вбивали колья палаток и натягивали парусину; телемцы молились, изучали какие-то книги, спорили, сбиваясь в небольшие группы, а еще раскладывали по маленьким деревянным ящикам какие-то травы и коренья. Это показалось Антуану весьма ироничным, ведь ещё несколько поколений назад Инквизиция призывала прилюдно жечь травников с их рецептами на площадях. Какое же облегчение для него, как выходца из Мостового Альянса, не встретить на этом острове отчаянных фанатиков. Окинув взглядом небольшую импровизированную кухню, он первым делом заметил огненные кудри сестры Августы. И, конечно, возле нее, как пёс, крутился Лоуренс. Сам обещал Антуану право первым выбрать хорошенькую телемку, а по итогу уже стелился за милым личиком. Впрочем, ничего нового. Но и ничего дурного. Лоуренс был из тех мужчин, что не расточают своё внимание на множество дам, он старался выбрать одну постоянную компаньонку, полностью посвящая ей всё время, внимание и заботу. И Антуану очень бы хотелось, чтобы старый друг нашел себе на этом острове ту, что скрасит одинокие вечера и разбавит солдафонскую компанию, вот только выбор Лоуренса отвергал подобную перспективу. — Милорд, прошу, садитесь к нам. Лисандро отвесил любезный поклон и пригласил его сесть за стол напротив своего капитана. — Приятного аппетита, капитан Кабрал,- проявил любезность Антуан и, сняв шляпу, положил ее возле себя на стол,- приличия позволят обсуждать нам дела за столом? Или мне стоит подождать, когда Вы закончите трапезу. Капитан жестами показала, чтобы и Сарде положили порцию, но тот скривил лицо и достаточно резко отказался от еды. Она ответила ему удивленным выражением, быстро сменившимся на недовольство. — Вы кое-чего не улавливаете, Сарде. Хищники не нападают, когда их добыча подходит к водопою. Если желаете оставить наш разговор исключительно конфиденциальным, сделайте вид, что заняты едой, а не обсуждение наших дел. — Вы абсолютно правы,- Антуан испытал легкий стыд и раздражение, оттого что женщина-навт указала ему на подобный промах,- это смена климата, не иначе. Все еще не могу вжиться в роль негоцианта Торгового Содружества. — Вы прекрасно играете роль дурачка, но иногда перегибаете палку. Ни навты, ни телемцы никогда не отличались слабоумием. А уж у островитян, как я могу судить по разговорам и слухам, природных нюх на фальшь. Если хотите, чтобы кампания Вашего шурина удалась, то проявите всю Вашу природную осмотрительность. — Давайте ближе к делу. Антуан взял ложку и лениво помещал рыбную похлебку. Запах был таким убойным, что он посмотрел себе под ноги в поисках места, куда в случае чего можно будет исторгнуть рвотные позывы. — Брат Петрус не сообщил Вам, что сегодня произойдет встреча с островитянами. Еще до зари мы переправили раненых с кораблей. Глупо, конечно, не доверять нашим докторам. Но еще больше не доверяют Вам, Антуан. Если встреча пройдет на напряженной ноте, мы может доставить Вас и Ваших людей обратно на континент. Если все завершиться мирными переговорами, то мой корабль, а также корабль капитана Густава отплывут обратно. — И обязательно «Зефир» должен остаться? За время путешествия мы построили мост между друг другом. — Именно поэтому я и оставляю капитана Рикардо. – Кабрал улыбнулась, но почему-то изгиб ее губ больше выдавал усмешку. – Вам нужны люди, не попавшие под Ваше очарование. Только они будут возражать на Ваши идеи, спорить и заставлять сомневаться в Ваших поступках. А в сомнениях и размышлениях и находится правильный путь, Сарде. — Вы — очень умная женщина, Кабрал. Теперь я понимаю, почему в таком возрасте Вы достигли высокого ранга. — Если мужчина вроде Вас в разговоре касается возраста женщины, то его слова настоящие, не затуманенные правилами приличий. Сочту это за комплимент и оставлю свое решение неизменным- в море останется стоять «Зефир». Пока мы будем пополнять запасы, у Вас будет шанс спрятать свой груз подальше от любопытных глаз. Все лишь одна попытка, Сарде. Одна. Антуан отложил ложку и посмотрел в глаза Кабрал прямо, без утайки, надеясь найти в них ответ на мучавший его вопрос «почему?». Она ведь знает или, по крайней мере, догадывается о том, что входит в его планы. Нет, в планы князя Клода, как человека стоявшего за всем Торговым Содружеством. — Тарция. Моя семья едва успевала строить корабли, трюмы которых были битком набиты специями и травами. Если бы в тот момент Монетная Стража поддержала Содружество, золото бы продолжило течь бурной рекой. Все получили бы свою выгоду. — Я тогда был мальчишкой, который служил на границе. — А я была юнгой на одном из ходивших кораблей. Новенький, весь сверкал. Запах лака не успел выветриться, а парусина не пожелтела от солнца. Через два года я своими глазами наблюдала за тем, как горит целая армада. Это было не море, а врата ада, Сарде. Не было ни воды, ни неба. Сплошной огонь и вопли заживо горевших людей. Мой рассказ не послужит Вам уроком. Но я и адмирал надеемся, что амбиции Торгового Содружества приведут к лучшему. — Кабрал на секунду отвела взгляд и мгновенно сменила тон голоса на раздражение. — Вы не съели ни ложки, а нас между тем заждались. Не вставайте. После меня. Женщина поднялась со скамьи, поправила пояс и надела свою треуголку. — «Зефир» был боевым кораблем, прошедшим путь к Тарции. И раньше под другим именем он славился своей быстроходностью. Обязательно возьмите у сестры Моники облепиховую настойку, они их держат в кедровых бочках, в погребах. Весьма освежает. Эй, Лисандро, милорд негоциант желает настойки. Сбегай к Сестре Монике. Антуан развернулся, чтобы увидеть, куда побежал мальчишка, но заметил в один стол от себя Брата Петруса, который был явно недоволен такой долгой трапезой представителя Торгового Содружества. — Спасибо, капитан, попробую в другой раз. Думаю, что мне пора бы сменить камзол на более подходящий наряд. А еще бы очень хотелось получить свои книги и чернила. Позволите отправить людей, чтобы перенести мои вещи с корабля? — Антуан! Вы закончили обсуждение Вашего гардероба? — Да-да, простите. Завтрак был весьма вкусным, взял вторую порцию, да не смог осилить. Мне все говорят про какую-то настойку Сестры Моники. — Не сомневаюсь, что Вы останетесь довольны освежающим вкусом, но между тем попрошу Вас не налегать на спиртное. — Священник жестом остановил Лисандро и перенял у него из рук деревянную кружку. — Будьте любезны подготовиться к встрече в полдень. Мы позаботились о раненых бедолагах, но двоих придется нести на носилках. Они все еще слабы. Ваши люди справятся с подобной задачей. — Несомненно, Брат Петрус. — Стоит мне говорить, что мы хотим избежать нежелательного конфликта, а посему лучше не брать оружие? Даже если оно хорошо припрятано. — Я не обману Вашего доверия. Антуан попытался вложить в свой голос всю свою правоту и убеждение, но по подозрительному взгляду священника все было предельно ясно. Так быстро доверие такого человека не завоевать, а войти к нему в расположение почти непосильная задача. Впрочем, Брата Петруса можно было понять. Сколько их миссия на этом острове? Ставить под угрозу налаженные отношения с островитянами и жизни его братьев и сестер ради сомнительных союзников он не станет. Но вежливость и вероисповедание не позволяют ему обойтись с нуждающимися в приюте жестоко. Поэтому он так яростно диктует свои условия. И Антуан вынужден их соблюсти. Ради будущего. — Могу ли я обсудить с Вами детали встречи? — Это лишнее. — Резко ответил мужчина, чего и ожидал Сарде. — Я расскажу Вам все, что нужно знать, уже в дороге. Будьте готовы через пару часов. Короткий и сухой разговор был на руку Сарде. После информации, полученной от Кабрал, ему нужно было время для той самой единственной попытки, о которой она говорила. И как нельзя кстати был Лоуренс, который одним движением головы дал понять, что он знает. Сарде прошел к своей палатке в полуголос перечисляя гардероб, а также вещи, необходимые ему для жизни. Иногда он останавливался и спрашивал заинтересовавшихся его фигурой телемцев о сущих глупостях, вроде ванны или фарфоровой посуды. Так же его беспокоило наличие на острове швеи и цирюльника. Через пару дней он обрастет жесткой бородой, которая вовсе не придаст его внешности свойственной мужчинам суровости. А если он, пробираясь через леса, порвет камзол? Тут не напасешься одежды. Подобные разговоры вводили телемцев в ступор, и, не получая ответа, Антуан двигался дальше, прислушиваясь к смешкам у него за спиной. Пусть считают его сумасбродным щеголем, только лишь не лезли к нему слишком близко. Одного Брата Петруса, шедшего попятам, было достаточно. То ли будет, когда при более долгом общении его подозрительность возрастет в разы. Наверняка он подберется настолько близко, что Антуан будет чувствовать дыхание на своем затылке. — Брэд. Ты пойдешь, огибая палатки телемцев, до наемников. Я за тобой на расстоянии. Никто не должен меня увидеть. Если кто-то заметит тебя, даешь мне сигнал и убеждаешь, что я приказал тебе найти прачку, чтобы почистила мой кафтан. Вот. — С этими словами Антуан остался укороченном камзоле. – Скажешь, что в прошлый раз ты своей чисткой едва не испортил вышивку. А я бываю крайне злым, когда мой внешний вид не соответствует моему статусу. Встреча с островитянами! А я пойду в этом?! Все понял? Слуге не пришлось даже отвечать. Он был верным малым, который получал деньги не за свои размышления, а за исполнение приказов. Поэтому он молча взял кафтан и выскользнул из палатки, а Антуан, подождав пару минут, двинулся за ним. Пожалуй, он поступил бы так же, как и Брат Петрус. Разместил бы главную фигуру, негоцианта Торгового Содружества, поближе к себе, в центре миссии, а наемников рассредоточил по периметру лагеря. В этом было и практическое значение: в случае нападение врага, будь то человек или животное, первыми пострадают наемники. Они же первыми дадут отпор, пока телемцы соберут своим и выставят бойцов. Антуан видел, как сражаются маги Телемы. Но к счастью или нет, не имел возможности близко проследить за тем, как творятся заклинания.Его одолевал научный интерес: как человек может придать своим ментальным силам физическую форму? Как творится само заклинание? Ведь недостаточно просто пожелать, чтобы из твоих ладоней вылетали заряды молнии. Но что для этого требуется? Годы тренировок? Концентрация? Молитва? Могут ли маги создать нечто масштабное, способное привести к настоящей катастрофе, или алхимики Мостового Альянса правы, что магия — слабый пережиток прошлого, который во многом уступит научным достижениям. У Сарде не было на этого единого мнения. Он видел, как один из богословов поразил вспышкой солдата, мушкет которого дал осечку; и видел, как дробь раздробила переносицу магу, который не успел и рта открыть и вытянуть руку. Ему бы хотелось раз и навсегда поставить точку в этом вопросе. И может стоит побаловать себя дуэлью, как это было в тот раз, когда на его прекрасную Ливи двусмысленно посмотрел какой-то выскочка. — Ох, простите-простите, я совершенно потерялся! Прошу не рассказывайте милорду! — Заслышав намеренно громкий голос Брэда, Антуан пригнулся и спрятался за ящик. — Посмотрите на это пятно! Сегодня утром такая милая женщина отдала мне рубашки, но я не запомнил ее имени. Второй голос что-то ответил, и Брэд заныл в своей привычной манере о том, как с ним дурно обходятся, как не ценят его труд, и как он боится побоев. А ведь ему надо кормить семью. И если он что-либо до полдня не сделает с кафтаном, его буквально отправят на корм рыбам. Голоса начали отдаляться, и Антуан вышел из своего укрытия. У него не было никакого ориентира, кроме шума откуда-то справа, поэтому он осторожно двинулся в противоположную сторону, надеясь дойти до края миссии. Он был прав. Через несколько минут над бесконечными палатками возвысился штандарт Монетной Стражи. Наемники направили его к Лоуренсу, который с молчаливым видом прошел к протяженной палатке, охраняемой двумя стражниками, одетыми в латы. — Сюда. Внутри палатки двумя рядами были разложены лежанки, что превращало ее настоящую казарму, где солдаты могли спокойно отоспаться вдали от общего шума лагеря. — Показывай. Лоуренс сделал жест пальцами, поведя их вниз, и несколько следовавших за ними солдат опустились на колени и принялись скручивать матрацы и стягивать под ними холщовку. Антуан подошел ближе и увидел вырытые углубления. — Отлично. Твои люди прекрасно справились с этим. — Когда доставят груз? — В полдень мы отправимся на встречу с островитянами. Пусть твои люди сделают так, чтобы с навтами возникла проблема. Я из своего кармана щедро заплату тому, кто не побоится сломать нос. На острове будут три капитана готовить запасы. Договорись с Густавом, как было в Серене. Он, как потаскуха, ляжет под того, кто больше заплатит. Мне нужен мой груз, как можно скорее. — Как прикажешь, Антуан. — Лоуренс, которому тяжело было наблюдать резкую перемену в друге, отвел взгляд и сделал вид, что высчитывает длину вырытых укрытий. — А если ты подашь сигнал, и если навты или телемцы попытаются нас остановить? — Скажи, что если те попробуют помешать твоим людям, то их убьют. Они нам ни союзники, ни друзья. Ты сам знаешь всяческое сопротивление равняет человека к врагу. Я не потерплю того, что мои планы будут нарушены из-за какого-то морского пьянчуги или бесполезных проповедников. Мои слова были услышаны, Лоуренс? — Да. — Ты справишься с задачей. — У меня и моих людей нет выбора. Мы рискуем собственными жизнями, Антуан. Помни это. Сарде на шумном вдохе резко развернулся к старому другу. И хоть в палатке было темно, все же нельзя было не заметить, с каким ожесточением вспыхнули его глаза. Совсем, как языки огня, при том сражении. — Лооу-реенс, — вытягивая гласные, начал Антуан, и чудовищная маска на его лице принялась таять, — ты же мой друг. Я с детства был в рядах Монетной Стражи. Мне ли не знать, что такое война, и как вы рискуете. — Он развернулся и посмотрел на каждого из присутствующих солдат. – Но есть что-то важнее наших жизней. Это наше будущее, будущее наших семей. Знание, что они будут жить в заслуженном достатке, которые мы, вот этими руками, выбивали для них потом и кровью. Разве кто-то заслуживает обеспеченной жизни больше, чем мы? Может, ты считаешь, что ее заслуживаешь навт, который родившись, принадлежит морю и не знает ничего больше? Который не испытывает голод, потому как его кормят такие, как мы? Для которого не существует настоящей семьи, который не будет воспитывать своих детей. — Антуан резким шагом подошел к другому солдату. — Или ты считаешь, что лучшей жизни заслуживает телемец, который в своим счастьях и несчастьях будет винить Озаренного и не станет бороться за лучшую жизнь? А может… — Антуан перевел взгляд на другого солдата. — Может, заслуживают лучшей жизни мои соотечественники, которые других ни во что не ставят и считают людьми второго сорта? Или эти островитяне? Кто?! Торговое Содружество, как и Монетная Стража, веками выбивала себе место под солнцем. Своим трудом! Билась, сражалась, искала выходы. Так кто заслуживает этого?! МЫ! Антуан резко заморгал и позволил себе перевести дыхание, хоть сердце его отбивало бешеный ритм, бьющийся в висках. Внутри него был огонь, было стремление, истинная мысль, которую он хотел донести до других. Лихорадка, которой он желал заразить окружающих, чтобы те почувствовали ту же снедающую уверенность в собственной правоте. Не должно было быть сомнений и страхов, только предчувствие победы, от ожидания которой трясется все тело. — Мы… мы заслужили это. Заслужили получить то, что может дать нам этот остров. Если бы я не был уверен в этой благой цели, то остался бы на континенте, рядом с красавицей-невестой, а не готовился отправиться в дикие леса, полные неизвестно каких тварей. Моя жизнь и ваши равны. И я готов поставить свою на кон. — Антуан. — При ином разговоре Лоуренс положил бы руку на плечо друга, но на этот раз не смог. — Я и мои люди вызвались сопровождать тебя, оценив все риски. Мы не отступим. — Я знаю-знаю. Всему виной мой пыл, прошу прощения. Я благодарен за вашу службу. — Сарде смиренно опустил голову, будто стыдился произнесенной им речи. — Прошу тебя, Лоуренс, мне нужно пять человек в сопровождение, чтобы доставить раненых. Без оружия. Если Вы не успеете, то я не буду с пустыми руками и смогу всех укрыть. — Хорошо, я выделю тебе ловких бойцов. — Благодарю, все остальное на тебе. Я же вернусь к себе в палатку и сделаю вид, что места себе не нахожу от волнений. С этими словами Антуан Сарде, не смотря ни на кого более, покинул казарму, которая в скором времени должна была стать самым настоящим оружейным складом.

***

Вышагивая почти в самом начале колонны, пересекающей, казалось бы, однообразную равнину, мало отличающуюся ландшафтом от континента, Антуан не переставал восхищаться непосредственностью суждений Брата Петруса. Никакого оружия. Как же удобно так говорить, когда ты владеешь магией. А с учетом общей картины, и изначального склонения весов в пользу Телемы, это ставило де Серде, да и его сопровождение в весьма щекотливое положение. Взгляд Антуана был настолько сильно прикован к фигуре Брата Петруса, возглавлявшего это странное шествие, что тот никак не мог этого не почувствовать. Вполне возможно, что священник не желал оборачиваться назад и встречаться глазами. Это определенно бы создало между ними еще большее напряжение, грозящее перетечь в открытое столкновение. Поэтому каждый из мужчин нашел для себя способ на время забыть о взаимной неприязни: Петрус о чем-то заговорил с одним из телемцев, который, судя по виду его наплечной сумки, являлся лекарем; а Сарде, замедлив шаг, оказался почти в самом хвосте. Один из плененных островитян шел на своих ногах. Его голова была опущена к земле, но иногда он бросал выискивающие взгляды по сторонам, будто намеривался кинуться наутек. Или же выглядывал засаду, устроенную его соплеменниками. Двух других островитян наемники несли на носилках. Мужчина, что был постарше, иногда слабо постанывал, и шедшая рядом телемка периодически смачивала из фляги повязку у него на лбу. Другой мужчина находился без сознания, и по отсутствию крови на его перевязке Антуан посудил, что тот скорее находился под действием сонного зелья. Пятый солдат, которого дал в распоряжение Лоуренс, излишне проявлял внешнюю тревожность, оглядываясь по сторонам, назад, выглядывая вперед. Его пальцы то и дело тянулись к поясу, но не находили гарды меча, и тогда он морщил нос и выругивался. Антуана подобное поведение едва не привело ярость. Неужели за столько лет службы этот наемник не научился самообладанию? Не усвоил простой урок, что дерганность крайне заразительна. — Как тебя зовут? — Спросил Антуан, поравнявшись с наемником. — Вален. — Вот что, Вален. — С этими словами Сарде пальцами подцепил травинку, выдернул стебель и принялся медленно его жевать. — У такого солдата, как ты, должно быть много бравых историй. И их бы с удовольствием послушали телемцы. А то тишина стоит страшная. Пробеги вперед, позабавь этих святош некой байкой. Наемник проявил излишнее недоумение, но послушно прибавил шаг, оставив Антуана в компании молодого телемца, который изредка бросал на него взгляды, но никак не решался заговорить. Через время мысли Сарде заняли определенные размышления, и если к нему бы кто-то обратился, он не услышал и своего имени. Перед самым отправлением Антуан окинул взглядом их отряд. Пятеро наемников, пятеро священников, он сам и островитяне. У них не было проводника, который бы указывал дорогу, никого с той стороны. И за неимением сопровождающего колонна должна была двигаться к указанному месту наугад, без каких-либо ориентиров, сбиваясь с пути, но! Брат Петрус вел их уверенно, словно не раз пересекал эту равнину. А как помнил из разговоров Антуан, поселение туземцев, с которым Телеме удалось наладить отношение, находилось западнее миссии, а не севернее. Значит, священники продвигались вглубь острова? Или, может, у Брата Петруса была некая карта, по которой он следовал к месту встречи? Травинка загорчила, и Антуан тут же отбросил ее в сторону и сплюнул. А была трава, как трава, с сочным, хрустящем стеблем. Вот! Вот чего ему так не хватало! Овощей, да фруктов, а не очередной рыбной похлебки. Сейчас он бы был готов отпороть позолоченные пуговицы камзола и выменять их на персик. Спелый и сочный персик. Такой только куснуть, и уже по подбородку потечет нектар. Рот наполняется соком, утоляющим жажду, и сладость долго держится на языке. Но главное! Главное, когда вся мякоть уже съедена, остается шершавая косточка, которую можно долго обсасывать, вытягивая из нее остатки сока. Именно так Сарде однажды едва не отправился к праотцам. Ливи в тот момент не на шутку перепугалась и впоследствии с ужасом вспоминала, как надулось и покраснело его лицо. Благо Антуан сообразил в такой момент перевеситься через перила и начать биться о них животом до тех пор, пока не вылетела злополучная косточка. В размышлениях о невесте, континенте и всех тех сладостях, что могли создать лучшие шоколатье при дворе, он едва не упустил изменившийся пейзаж. Они поднимались в холм, из-за которого медленно вырисовывались верхушки деревьев. Трава стала выше, и теперь зацепиться об нее заклепками и бляшкой на сапогах не стоило усилий. Несколько раз Антуану приходилось останавливаться и отряхивать себя от налипших к одежде сорняков. «Видимо местные используют другие тропы, более безопасные, чем эта.» Едва он припомнил себе об островитянах, как заметил на опушке леса группу людей. Пересчитав их по головам, Антуан понял, что счет явно был не в его пользу: островитян около двенадцати человек, а сколько их могло прятаться в лесах? К тому же местность не предполагала какого-либо укрытия, куда Сарде мог отступить вместе с наемниками. А скрываться среди деревьев, которые местные знали, как свои пять пальцев, стало бы не самой блестящей идеей. Он прибавил шаг, обогнав всю колонну сопровождения и поравнялся с Братом Петрусом, который, краем глаза заметив его рядом, напрягся в лице. — Именем Святого Матеуса, прошу Вас, молчите. Не говорите лишних слов. Вождь Костодувов едва знает наш язык, но сумеет отличить по голосу ложь от правды. Мои слова переведет Уллан, которого хорошо обучила сестра Агнесса. Последующие сказанные священником слова не слишком интересовали Антуана. Он почти не сомневался, что представитель Телемы будет раскланиваться перед островитянами, пытаясь объяснить не в ущерб себе случившееся недоразумение. Конечно, он будет утверждать, что они, богословы, тут ни при чем, и все дело в новоприбывших, представителях другой страны, которые ничего не знают об установленном шатком перемирии. И судя по обрывкам речи Брата Петрус, Сарде не ошибся в своих предположениях. Солдаты заметно нервничали, их глаза бегали по толпе островитян и вглядывались вглубь леса, высчитывая свои шансы остаться в живых против вооруженных дикарей. Островитяне, напротив, стояли истуканами, только их глаза двигались с бешеной скоростью и горели неприязненным огнем. У Сарде оставалось время приглядеться к ним чуть получше. Четверо лучников, двое с каждого бока, чтобы мгновенно начать обстрел. Четверо копейщиков, которые удерживали орудия на изготовке. И два мечника — хотя примитивные железяки, висящие их на поясах, имели с мечами весьма дальнее сходство. Они стояли по центру возле своего вождя, если его можно было назвать таковым. Обычно титулованные особы носили те или иные регалии, позволяющие выделить их из общей массы. Однако вождь ничем не отличался от своих людей: такая же многослойная одежда из грубой дубленой кожи с меховым воротником и бело-черные узоры, которые покрывали абсолютно все лицо. Если что и отличало его от других островитян, так это ожерелье из двух скрепленных ниток. Поначалу Антуан даже не придал значение этому украшению, приняв его за керамическое изделие, но присмотревшись, разглядел в белых деталях не что иное, как кости и клыки. Голоса смолкли, и Сарде поморщился от неприятного звона в ушах. Вождь сказал одно или пару слов, и копейщики двинулись к отряду. В их действиях не было угрозы, они только взяли носилки ранеными. В этот момент телемка, порывшись в сумке, протянула третьему пленнику какой-то пузырек, но он ударил ее по руке, отчего ее пальцы разжались. — Эй! Его голос оказался слишком громким, разрезавшим общую тишину и повлекшим за собой другой, вторящийся звук. Антуану не обязательно было смотреть по сторонам: он знал, что лучники мгновенно натянули тетиву и направили наконечники стрел в его сторону. Вождь вновь начал что-то говорить, и мальчик, внимательно выслушав, обратился к Брату Петрусу. — Вождь Валак говорит, люди не в сером должны уйти. Договор с людьми Телемы. Мы с чужими. Вы — будь здесь. Они — уплыть. Так вождь говорить. «И сколько на этом острове телемцы? Как хорошо обучили его говорить». — Благодарю за оказанное доверие. Мы прибыли на этот остров только с благими намерениями. — Иди. — На этот раз сказал сам вождь, и его голос показался Антуану весьма приятным. Брат Петрус позвал Сарде, призывая вернуться в поселение, но тот не шелохнулся. — Уллан! — С восторженной нотой вскрикнул он, будто приветствуя старого знакомого. — Уллан, да? Я хочу обратиться к твоему вождю. — Сарде! Сарде, что ВЫ делаете? — Позвольте, у меня тоже есть голос. — Сарде! Именем Святого! Что Вы творите?! Нога Антуана заскользила по траве в нерешительном шаге. Он краем глаз следил за лучниками, которые представляли наибольшую угрозу, но с тем же старался ненадолго отводить взгляд от вождя, который, не проявляя никакой реакции, вновь обратился в истукана. Но Сарде был готов рискнуть. Самая важная первая минута, когда в разуме человека и рождается представление о собеседнике. И сейчас для вождя есть только «иноземец в нелепом наряде». Плавным движением Антуан снял шляпу, незаметно перчаткой стерев проступившие капли пота на лбу. Черные локоны тут же распались по плечам, и оставалось только пожалеть, что перед дорогой он не обвязал их лентой. — Позвольте мне представиться! Антуан Сарде — негоциант Торгового Содружества! На представление не последовало никакого ответа, ни слова, ни жеста, и Антуан решил поскорее ухватить удачу за хвост. — Милый Уллан, прошу Вас, переведите вождю мои слова: я сожалею о случившемся. Я преодолел океан и видел только бесконечные синие воды. Может ли вождь представить мой восторг, когда впервые за несколько месяцев я увидел зеленые холмы на горизонте? Там, откуда я родом, нет таких лесов. Степь да редкие горные цепи. Я не мог не осмотреть остров, очарованный его красотой. — О-ша-ро-ва...? — Очарованный. Влюбленный. — Антуан дождался, когда мальчик закончит переводить, и продолжил. — Мне жаль. Искренне жаль, что произошло столкновение. Я не подумал, что мы сойдем за угрозу. За злобного зверя. Эти смерти расстроили меня. Мои слова искренни. Человеческая жизнь — самая большая ценность. Они защищали свой дом. А я защищал свою жизнь. У них могла быть семья. Но и у меня есть семья, которая будет расстроена моей гибелью. Я защищал себя! — Renaigse! Kwe es si? — В голосе вождя прозвенела сила, и Сарде осознал свою ошибку. — Вождь желает знать, кто Вы. — Кто я..? — Anem a cred. Dob ar veye. — В этот момент перед Антуаном были только глаза Валака, и больше нечего. - Слова. Слова — не ты, Renaigse. Говорить кто ты. — Я — торговец. Я — посол своей страны, Торгового Содружества. Я не священник. Я не собираюсь Вас убеждать в существовании Озаренного, как это делают Телемцы. У Вас есть свои Боги. Я проделал этот путь не для этого. Я хочу меняться. Ваш остров, Тир-Фради бесконечно мал по сравнению со всем миром. Я был в таких землях, таких краях, которые Вы даже себе не сможете представить. Я мог Вам предложить обмен. Бумагу и чернила в обмен на камни. Лучшие луки, арбалеты и стрелы в обмен на шкуры. Стекло, свечи, снадобья в обмен на металл. И Вы можете сказать, что не желаете торговаться с внешним миром, не желаете обмена. Но я, Торговое Содружество, можем дать Вам знания, знания о мире. Науку и искусство. Я могу показать Вам, как окрасить ткани одежды в цвета Ваших изумрудных лесов. Могу научить Вас выстраивать карты, отмечать опасные тропы с точностью до шага, чтобы Ваши охотники могли возвращаться с большей добычей. Могу научить Вас строить свои корабли, большие лодки, способные справится с любым течением. Я могу Вас обучить множеству языков. Что я требую взамен? Возможность остаться на этом острове. — Антуан перевел дыхание и обвел взглядом собравшихся. Он подтянул вторую ногу и наконец-то уверенно сделал шаг вперед. — Вы говорите, чтобы я и мои люди уплыли? Мы может уплыть. Но думаете священники единственные люди с континента? Нет. Со временем сюда вернуться другие люди. И они придут с оружием. Вы не будете говорить на их языке, и они посчитают Вас необразованными дикарями. Дикарями, у которых можно забрать все. И тогда начнется война… Вы, вождь, спрашиваете кто я? Я — торговец. Меня интересует только выгода, и Вы можете не доверять моим словам. Но сердцем я тот человек, который будет оплакивать каждого убитого. Долгий монолог так или иначе отозвался в мыслях присутствующих. Предал уверенность наемникам, разозлил телемцев и смутил островитян. Неужели кто-то думает, что в настоящее время возможно скрыться на маленькой кусочке земли? Неужели островитяне не допускали мысли, что однажды из-за моря прибудут корабли? И неужели ни разу ни один из них не задумывался, что скрывается за горизонтом? Какие земли там лежат, как они выглядят, и кто их населяет? Если сейчас вождь отвергнет его предложение, то эти дикари еще глупее, чем Антуан мог представить. И не заслуживают они никакого сочувствия. — Я предлагаю Вам обмен. Сейчас. Позвольте Вам показать! Не думая о том, что в любой момент его может пронзить стрела, Антуан снял перчатку и достал из бархатного мешочка, прикрепленного к поясу, маленькую фигурку павлина. Он поставил ее на раскрытую ладонь и протянул руку вождю, чтобы тому было лучше видно. Тот не без интереса наблюдал за действиями иноземца. Но главным зрителем оказался Уллан, который подошёл к Сарде и завороженно посмотрел на сверкающую камнями птицу. — Гляди… — Антуан искренне улыбнулся мальчугану, обрадованный его интересом, и закрутил едва незаметное колесико. Когда павлин с механическим звуком сделал шаг по ладони, Уллан с визгом отскочил. Его темные глаза полезли из орбит, рот приоткрылся, обнажая ряды кривых зубов, но детская рука все же с жадностью потянулась к игрушке. — Fater! — Воскликнул он, обратившись к вождю, который сам чуть наклонился, чтобы приглядеться к игрушке. — Аirní cred! Павлин остановился, и Антуан положил игрушку в цепкие пальцы Уллана, который тут же побежал к вождю и протянул ему полученную диковинку. — Я передумал, вождь Валак. Я не стану обменивать эту безделицу на что-то из Ваших вещей. Я её Вам дарю. В знак благих намерений Торгового Содружества. Островитянин не мог скрыть своих размышлений, всё отражалось на его лице. И именно в этот момент один из раненых застонал и начал приходить в себя. Другой островитянин, который всё это время стоял на ногах, резко закричал и бросился к вождю, но его во время схватили двое копейщиков. Он продолжал отчаянно выкрикивать слова и пытаться вырваться. — Renaigse! Время думать. Вождь подал своим людям сигнал и те, подобрав носилки, двинулись вглубь леса. Уллан так и остался стоять на месте, переводя взгляд с игрушки, которая осталась у него в руках, то на удаляющегося вождя, то на Сарде. Наконец он, не сдержавшись, кинулся к Антуану. — Я взять мне? Моё? — Конечно, это подарок. — Антуан присел на корточки и показал на маленькое колесико. — Вот, в этом секрет. — Сек-рет. Уллан, обернувшись к своим, заметил, что они почти скрылись за деревьями, и бросился вслед. — Секрет! Он закричал и засмеялся. И от его звонкого радостного голоска, Антуан почувствовал, как тяжелый камень, все это время висевший на одной тонкой нити, наконец-то сорвался и разбился на множество сверкающих частиц. Его пальцы нащупали в кармане камзола маленькие круглые камушки, которые, к счастью, не пригодились сегодня. Сарде намеренно проигнорировал слова Брата Петруса. В ином случае между ними прямо здесь и сейчас произошел бы неминуемый конфликт, которого бы Антуан хотел избежать. Слишком уж было хорошее у него настроение, чтобы портить его, точа зубы о серый камень, называемый «тщеславие». А по-другому священника он и не мог обозвать. Им предстоял долгий путь обратно, к поселению, в котором все должно было идти своим чередом. У Антуана не было сомнений, что его хорошее настроение сохраниться вплоть до завтрашнего утра, и что Лоуренс не допустил ни одной ошибки, выполнив приказ в лучшем виде. Конечно, стоило убедиться самому в результате, и как можно скорее, пока Петрус не начал показывать свою ущемленную гордость, срываясь на ком попало. Но Сарде… Почему-то не хотелось уходить с этой опушки. В воздухе появился запах, мягкий, убаюкивающий, сладкий. Такой, каким не пахли ни одни в мире духи, ни один в мире цветок. Этот запах оседал на одежде, впитывался в кожу и волосы, и Антуану даже казалось, что он видит мельчайшие переливающиеся цветами радуги росинки. Он повернул голову в сторону, с которой, по его мнению, дул ветер, и увидел возле огромного, возвышающегося над остальными дерева фигуру. Она явно принадлежала женщине, Антуан в этом не сомневался. Женщина была похожа на тех островитян, что стояли напротив него несколько минут назад, но при этом и отличалась от них. На ней был странный головной убор, состоявший из веток, перьев и трав, которые, казалось, окрашивали ее волосы в зеленый цвет. Или… они и правда зеленые? Ему не померещилось? Женщина стояла неподвижно, наблюдая за ним, но назвать ее каменным изваянием у Антуана не поворачивался язык. Она была живой, изливая необъяснимое сияние вокруг себя. И от долгого взгляда на нее рождалось обманчивое представление, что за спиной раскрываются крылья, способные вознести в голубую высь. Именно она пахла цветами. Антуан в последующем не мог отдать себе отчет, почему в тот раз поднял руку и приветственно помахал ей. В чем был смысл этого жеста? Разве он мог расположить к себе или быть принятым за знак приветствия? Конечно, нет. Поэтому женщина опустила часть головного убора, и древесная маска закрыла ее лицо. Она, повернувшись, направилась в чащу леса, но ветер не переставал доносить до Антуана сладкий запах. Он и не заметил, как качнулись кроны деревьев в том месте, где прошла женщина, и как содрогнулась под его ногами земля.