Мне не больно

— Эх, Ромчик, — вздохнул Плясковский. — Тяжело быть знаменитым, правда? Рома сдержанно кивнул. — Вроде бы всё можно, но нельзя, — пафосно процитировал Плясковский, поправляя шейный платок. Вся киностудия гудела об очередном скандале вокруг Мошкина и его романа с близняшками, которые, если верить всем источникам, оказались трижды туда-сюда трансгендерами, бывшими сиамскими, несовершеннолетними, замужними и беременными. — А потому что надо соблюдать анонимность, — поучительно сказал потасканный Плясковский. — Ты думаешь, об умных людях будут писать такое? — Ну… — Рома неловко переминался с ноги на ногу. Портить отношения не хотелось: им с Плясковским еще работать. Но и поддерживать беседу не получалось, а в крошечном внутреннем дворике киностудии спрятаться было некуда. — Я не знаю. Жить же как-то надо, а оно всё равно утекает в прессу. Разве что целибат соблюдать… — Анонимайзеры! — провозгласил Плясковский. — Чудное изобретение. Впрыскиваешь и вперед, никто не узнает. Рома поморщился. Новомодные временные филлеры его совершенно не привлекали. Нет, так-то, конечно, всё просто — заказал набор, положил на лицо тряпичную маску с размещенными в определенном порядке иголками, полежал десять минут — и готово, вся рожа в буграх, родная мать не узнает. Но кому охота ходить таким страшилищем? С другой стороны, можно заморочиться с процедурой у мастера, чтобы изменить черты лица не рандомно, а под определенный тип внешности, но это, во-первых, уберет анонимность, а во-вторых, не стоит денег, потому что эффект всё равно держится всего несколько часов. — Или старый добрый маскарад, — улыбнулся Плясковский, верно истолковав Ромину гримасу. — Надел себе маску — и по злачным местам, а? — Да ну. Абсурд. Анонимайзеры — это хоть мода, а обычная маска только подстегнет любопытство, — возразил Рома, представив себе, как попрется клеить мужиков в венецианской маске на палочке. — Ром, ты не девственник? — подозрительно спросил Плясковский. — Будто первый день живешь. Рома обиженно кашлянул и отвернулся. — Молодежь, — скорбно покачал головой Плясковский. — Радужный дом знаешь? — Бордель? — Дом. — С проститутками. — С услугами. В общем, Ромочка, учу: берешь с собой маскарадный наряд, едешь в фитнес-клуб «Экстраслим». Там, если хочешь, занимаешься, нет — делаешь пару селфи. И уходишь через заднюю дверь. В тамбуре надеваешь масочку и по аллее в клуб, там уже все свои, никаких камер и ничего. И берут по-божески. — Бесполезные какие-то заморочки, — протянул Рома. — И так полно желающих заняться. Бесплатно. «Даже у тебя», — чуть не добавил он, но сдержался. — Ну, так-то да, — согласился Плясковский, — но мы же говорим об анонимности, а? Тут тебе и близняшки, и беременные, и сиамские — и всё без предъяв, без огласки, без последствий. Очень удобно, экономит нервы. Потом не будет неожиданных сюрпризов вроде младенца в коляске. — Да я как-то не боюсь, — пожал плечами Рома. — Ну, и другого тоже. Разгневанных отцов, у которых ты совратил единственного сына, например, — сказал Плясковский и похабно подмигнул. Рома, в котором Плясковский с первого взгляда признал своего, насупился. — Молчу, молчу! — Плясковский вскинул холеные ладошки. — Не все могут себе позволить жить открыто. Но ты, Ромчик, помни, я тебя всегда поддержу, чем смогу — помогу. — Спасибо, — процедил Рома и глянул на часы. — Пора в павильон. Он выбросил в урну стаканчик из-под кофе и устремился к двери, предпочитая не замечать, как Плясковский разглядывает его задницу. Радужный дом, значит. Услуги. Интересно, мальчики-мазохисты в ассортименте имеются?