Мне не больно

Его, конечно, звали не Люсьен. Какой-нибудь Саша или Сережа, а может, Игорь, как Цыбка. Немного неловкий, трогательно смущенный. Третья неделя на рабочем месте, если он, конечно, не соврал, пытаясь привлечь клиента неопытностью. Рома склонен был думать, что не соврал. — Всё хорошо, можно начинать. — Люсьен выключил тестер, бросил использованные тесты в мусорное ведро и выжидательно повернулся к Роме. — Эм… — Рома хотел было спросить, нужны ли какие-то инструкции, решил не портить момент и сел на кровать. — Подойди. Люсьен подошел. — Спусти штаны. Люсьен спустил. С трудом, потому что штаны на нем были в облипку, да еще из старомодной джинсовой ткани, настоящей, грубой, без капли стретча. — Повернись. И снова Люсьен молча выполнил распоряжение. Рома протянул руку, погладил его по округлой ягодице, представляя, как она сожмется от шлепка. Ухватил Люсьена за локоть, потянул, укладывая поперек колен. Люсьен ойкнул, и это неожиданно порадовало. — Вот так, больше этого, — попросил Рома. — Играть испуг? — Да, пожалуйста. Люсьен неловко заерзал, будто пытаясь спрятать свою беззащитную задницу, и Рома азартно его шлепнул. — Ай! Рома шлепнул сильнее, звонче, размашистее. — Я больше не буду! — пискнул Люсьен. — А больше и не надо, — с готовностью ответил Рома. В его голове всё уже удачно совместилось. То ли он шлепал Цыбку, который сегодня опять запорол три дубля подряд, то ли это Люсьен никак не мог выучить слова, за что и расплачивался. Ладонь приятно зудела, упругие ягодицы не менее приятно краснели, вопли протеста заводили. Где-то на четвертом-пятом десятке шлепков у Ромы резко включился мозг. Он придержал руку и спросил: — Какое стоп-слово, Люсьен? — Простите, я должен был сразу сказать. «Радуга» — если захотите прекратить. Просто активы никогда им не пользуются. — У нас что, разные стоп-слова? — удивился Рома. — А у тебя какое? — У меня его нет. Порка по ягодицам и анальный секс в неограниченном количестве, до полного вашего удовлетворения, — отозвался Люсьен. — Но это как-то… А вдруг я тебя покалечу? — Порка ремнем без пряжки и шлепки ладонью не могут причинить серьезного вреда, у вас руки устанут быстрее, — рассудительно ответил Люсьен. — Предоставленный ассортимент анальных пробок также не может травмировать, у нас всё безопасно. — А пощечины? Вдруг я сломаю тебе нос или еще что-нибудь? — Увечья и травмы входят в список запретов, — напомнил Люсьен. — Мы верим в вашу осмотрительность. — А если тебе просто станет некомфортно? — Это входит в стоимость. — Но всё-таки… Люсьен, давай у тебя тоже будет стоп-слово. — Да, конечно. Как скажете. — Люсьен, можешь выключить этот тон? Я будто на приеме у зубного. — Ой, простите, пожалуйста, — прошептал Люсьен и добавил: — Я больше не буду. Настроение, почти усохшее от обсуждения всех формальностей, снова воспарило. Рома погладил горячие от шлепков ягодицы, чуть приподнял ладонь, касаясь только крошечных светлых волосков, стоящих дыбом на покрытой мурашками коже. Размахнулся. И шлепнул сильно-сильно, заставляя Люсьена дернуться и вскрикнуть. — Лежи смирно. Люсьен тут же заерзал, получил череду быстрых шлепков и захныкал: — Простите! Больше не бу-у-уду! — Не будешь, — кивнул Рома, продолжая шлепать всё так же сильно, но уже медленнее, перемежая шлепки поглаживаниями. — Больно? — Угу, — шмыгнул носом Люсьен. — А будет еще больнее. Рома помог ему лечь поперек кровати, поднялся и нарочито медленно расстегнул ремень, звякнул пряжкой и судорожно вдохнул, заметив, как вздрогнул от этого звука Люсьен. — Что, боишься? — Угу. Пожалуйста, не надо, — забубнил Люсьен. Рома с трудом напомнил себе, что это всё игра. Ничего он не боится, этот Люсьен. Или как там его. Деловой такой, на канцелярите говорит. Всё оплачено, всё по договору, добровольно, безопасно, в пределах разумного. Чтобы еще потянуть время, Рома положил ремень поперек Люсьеновой задницы, неторопливо обошел кровать, выдвинул ящик с пробками, выбрал самую вычурную, стеклянную, с розой. — Смазка? — Да, пожалуйста. В нижнем ящике. Голос Люсьена чуть дрогнул. Рома с жадностью проглотил его страх — и поперхнулся настоящестью, бережно провел рукой по пылающей заднице: — Не бойся. Смазка пахла клубникой. Разумеется, а чем еще? Рома утопил в ней пробку и неуклюже, неаккуратно затолкал наконечник в Люсьена, явно причинив дискомфорт, пробормотал: — Извини. Вытер руки салфеткой из предусмотрительно оставленной на столике пачки, взял ремень, погладил им Люсьена, примериваясь. Тронул призывно торчащую розу, снова заставив Люсьена дрожать. Хлестнул легонько, и Люсьен взвизгнул. — Будешь кричать — буду пороть сильнее. Рома почему-то надеялся, что Люсьен начнет кричать, показывая, что хочет большего, но визг немедленно прекратился. Рома принялся стегать размеренно и аккуратно, то боясь задеть розу, то намереваясь попасть прямо по ней. Наконец притормозил, выдернул пробку, вызвав судорожный всхлип. — Можешь кричать, не сдерживайся. Но не переигрывай. Всё катилось к чертям. Рома ругал себя за каждое движение, маска ужасно мешала, крики Люсьена — тоже, хотя должны были заводить. В конце концов Рома отбросил ремень и сел на кровать. — Тебе нравится? Люсьен растерянно оглянулся, и Рома ободряюще похлопал его по плечу: — Говори как есть. Люсьен помотал головой. — Я что-то делаю не так, — вздохнул Рома. — Прости, я просто… Практики не было, я в первый раз вот так. — Всё правильно, — возразил Люсьен. — Вы делаете то, за что заплатили. — Но тебе не нравится. Люсьен снова зарылся лицом в покрывало: — Извините. — Ты не мазохист, — догадался Рома. — Я не имею ничего против. Это терпимо, — сказал Люсьен, и в его голос вернулась рассудительность. — Вы скажите, как мне себя вести, чтобы вам было приятнее. Я могу просить добавки, если захотите. Если хотите, добавим что-нибудь бесплатно, удовольствие клиента всегда на первом месте. Что бы вас порадовало? Может быть, принести ротанговую трость? Я выдерживаю до тридцати ударов. Или поставьте меня в угол. Хотите, буду звать вас папочкой? — Ты хоть гей? — спросил Рома. Ответом ему было смущенное молчание. — Понятно. Рома разочарованно встал и потянулся за ремнем. Почему всё всегда этим нижним? Захотел — заплатил и подставил задницу, не нужно терзаться угрызениями совести. Какая разница, нравится партнеру или нет? Не ему же больно… — Выпорите меня, пожалуйста, — попросил Люсьен, выпячивая и так уже припухший зад. — Сильно, как я заслужил. Выпорите и простите. Рома сглотнул. Сколько раз он слышал эти слова в своих фантазиях, сколько раз мечтал… — Нет, всё. Радуга.