***
Чонгук писал, что у него на велосипеде слетела цепь и он всё ещё корпит над ней на велосипедной стоянке. Пожав плечами, Тэхён сунул свой подержанный самсунг в рюкзак, запер класс и, оставив ключ на стойке отсутствующего сейчас дежурного, побрёл за школу. Ему всё ещё было странно, что Чонгук не отказался от него после того небольшого скандала. Но в отличии от Чона, он не мог так запросто всё игнорировать и дружить, как раньше. Облечённый Чеён, Тэхён будто прошёл точку невозврата. Его аппетиты слишком быстро росли, и это мучило его. Небо сегодня было высокое и чистое, а октябрьский воздух прохладный и будто хрустальный. Солнце клонилось к закату, золотя кроны побуревших каштанов, чьи колючие скорлупки тут и там валялись на дороге, мешаясь под ногами с грязью и прелыми листьями. Тэхён поднял один из таких расколовшихся плодов и, сняв кожуру, стал мять в руке маслянистый и пахнущий живой сладостью орех. Кончилось кирпичное здание школы и показались крытые полупрозрачным изумрудным настилом стойки для велосипедов, но, завернув к ним, Тэхён не обнаружил там никого, кроме нескольких оставленных здесь на ночёвку железных коней. Чонгук отсутствовал. Тут с другого конца велопарковки показалась девичья фигурка. Из-за накинутого капюшона толстовки, натянутого чуть ли не до самого носа, Тэхён не сразу её узнал. Только когда чужие кеды затормозили у края небольшой лужицы, прямо напротив него, и она подняла наконец голову, он признал в осунувшейся, бледной девушке Чеён. Единственно выделялся на её посеревшем лице чуть покрасневший от холода нос. — Чонгука не видел? — спросила она безжизненным тоном. — Нет, — так же тихо, как и собеседница, отозвался Тэхён, — вообще-то я сам его ищу. — После подслушанной ссоры, он её несколько опасался, но Чеён никогда не проявляла к нему открытой агрессии. Скорее, для неё он просто не существовал, как, впрочем, теперь (по крайней мере в стенах школы) и её собственный брат. — Мама просила ему кое-что передать, а мой телефон сдох. Дашь позвонить? — Она протянула раскрытую кверху ладошку, не мигая, смотря куда-то в её сердцевину. Тэхён без задней мысли положил в неё своё устройство. — Держи. — Спасибо… — сказала она, её пальчики быстро забегали по кнопкам, — …что ты такой недалёкий. Я думала, мороки будет больше. — Чего? — непонимающе вылупился на неё Тэхён, слишком поздно заподозрив что-то неладное. Однако Чеён ничего не ответила, продолжая что-то быстро печатать в его телефоне. — А ну-ка, верни обратно! — Тэхён потянулся было вперед, чтобы вернуть себе мобильник, как кто-то, схватив за рюкзак, дёрнул его со всей силы назад, отчего он нелепо рухнул прямо в лужу перед собой. — Не так быстро, малыш, — глумливо пробасил чей-то голос, и его тут же поддержали откуда ни возьмись подоспевшие пересмешники. Тэхён хотел было вскочить, но на спину опустился тяжелый ботинок, как букашку, придавливая его к земле. — Не я виновата, что ты не понимаешь даже самых очевидных предупреждений, — протянула закончившая печатать Чеён, возвышаясь над ним. — Ты же всё тогда слышал, но не сделал никаких выводов. Кажется, твоя щенячья влюблённость сделала тебя ещё тупее, чем раньше. — Она передала мобильник остановившемуся подле неё Джуно. — А мне-то этот хлам зачем? — Он небрежно повертел в руках оббитый самсунг, разглядывая. — В прошлый раз твой братец аж на дерьмо изошёлся, рассказывая, как нехорошо брать чужое. Так давай вернём это сокровище его законному владельцу. — С гаденькой ухмылочкой парень разжал пальцы, роняя телефон в лужу перед Тэхёном. — Парни, повеселитесь от души, мне же нужно проследить, чтобы вторая часть пьесы закончилась так же феерично, как и было задумано. Что было дальше Тэхён, как и любую прежнюю выволочку, помнил смутно, разница была лишь в том, что никогда прежде ещё он не терял в процессе сознания. Отдельной смутной картинкой в его памяти зафиксировалось склонённое над ним лицо Сехуна, смотревшего на него с бесстрастием камня. Кажется, он проверял у него наличие пульса. В себя Тэхён пришёл уже в многоместной палате городской больницы, обнаружив в своей вене иголку от капельницы. Дежурная медсестра средних лет сухо проинформировала его, что жить он будет, так как от синяков и трещины в ребре ещё никто не умирал, и с выражением полного презрения к тому, что делает, отправилась выносить судно из-под старушки с соседней кушетки. Телефон в больницу вместе с ним не попал, потому Тэхён был вынужден днями маяться в неизвестности. Посетителей к нему не было, и если от матери это было вполне ожидаемо, то лучик надежды, что Чонгук всё-таки придёт его навестить и расскажет о произошедшем в тот злосчастный день, робко брезжил в его груди. Но он не приходил. В один из угрюмых одиноких дней, когда он наконец смог вставать с кровати без того, чтобы не прикусить себе от боли ненароком губу, Тэхён, возвращаясь с прогулки по длинным неприветливым коридорам, чуть не столкнулся в дверях своей палаты с нежданным гостем — матерью. Её визит был удивителен сам по себе, но ещё удивительнее было то, что она была не одна, а беседовала с каким-то господином, щеголявшим значком правящей партии на нагрудном кармане своего старомодного пиджака, какие носили все уважаемые госслужащие в их городе. Прижавшись лопатками к стене и стараясь не выдать своего присутствия, Тэхён слушал. Разговор был презанимательный: — Вы хотите меня купить? — негодовала его мать. — Зачем же так грубо, миссис Ким? — не повышая голос, будто взывая к её благоразумию, утихомиривал её мужчина. — Я всего лишь предлагаю взаимовыгодный выход из сложившейся ситуации: вы не пишите заявление, а я, как порядочный и ответственный родитель, возмещаю потери, которые вы понесли из-за моего нерадивого чада. — К вашему сведению, моему сыну сломали ребро! — Я очень сожалею, но что не случается промеж парней в период их активного полового созревания? Это же самая настоящая война гормонов, иногда они могут вытворять что-то, о чём будут жалеть всю последующую жизнь… — В любом случае, ваше предложение мне неинтересно. — Миссис Ким, — голос мужчины приобрел вкрадчиво-угрожающие нотки, — изначально я не хотел разговаривать с вами в таком контексте, но вы меня вынуждаете. В этой ситуации с дракой замешан не только мой сын, и вам потребуется адвокат, чтобы доказать непосредственно его вину. Не факт, что вам это удастся, да и не думаю, что вы располагаете лишними средствами. Я же предлагаю вам решить проблему, как взрослые люди: вы не мутите попусту воду, а я возмещаю вам моральный ущерб. Вашему сыну ещё учиться и вставать на ноги, деньги найдут своё применение, — в конце он максимально понизил голос, что Тэхён его еле расслышал — по коридору мимо них медбрат прокатил на коляске пожилого мужчину с загипсованной ногой. — Хевон-щи, вы же мудрая женщина, — вновь елейно-замшевым тоном прошелестел отец Джуно, — верю, вы примите правильное решение… Тэхён с равнодушием обречённого на казнь ждал ответа матери, он уже знал, что услышит. — И во сколько вы оцениваете шалость своего сына? — О, мне нравится ход ваших мыслей! Вот столько нулей, думаю, вас устроит… Провалявшись в больнице с пару недель, Тэхён наконец возвращался в школу. Там его встретили косые взгляды одноклассников, шушуканье по углам и пустая парта Чонгука. Его не донимали, как было до их дружбы с Чоном, а, напротив, шарахались, обходя словно чумного — за километр. В классе вообще царил какой-то неестественный штиль, такой бывает, когда отступает долгий разрушительный шторм, оставляя после себя усталое спокойствие. Лишь раз он словил на себе взгляд Джуно, быстрый и жалящий, отвернувшись тот бросил что-то своим подпевалам, и те тихо и зло рассмеялись. Дотерпев до большой перемены, Тэхён решил наведаться в соседний класс, чтобы расспросить о Чонгуке хотя бы у его сестры, если она, конечно, согласится с ним говорить, но и той не оказалось на месте. Тревога в его душе всё нарастала, последней каплей стал подслушанный разговор троицы его одноклассниц, сидевших в столовой по диагонали от него. — … его временно отстранили, — сказала одна, заставив Тэхёна, в это время флегматично потягивающего из трубочки молоко, навострить уши. — Да говорю тебе, исключили его! Устроить поджог — дело не шуточное, — воскликнула другая тоном всеведущего оракула. — Да нет же! — включилась третья. — Я слышала, что его матери предложили работу в Пусане, и они всей семьёй вернулись обратно. Иначе чего и Чеён больше не ходит в школу, сама подумай! Да и не может быть, чтобы поджёг устроил он, не такой он человек… — Будто ты знаешь, что он за человек! — отозвалась самонаречённая провидица. — Если судить по сестрёнке, семейка у них с прибабахом. Как говорят, в тихом омуте черти водятся! — Злая ты… — Если не он, тогда кто? — Сама будто не знаешь, кто у нас здесь без царя в голове и кому бы с лёгкостью всё сошло с рук. — Это вы сейчас про Чонгука говорили? Что за поджог? — вклинился уставший от неизвестности Тэхён, внезапно вырастая у них из-за спин. Девушки, испуганно подскочив, вытаращились на него, будто приведение увидали, а потом, как по команде, собрали свои манатки и были таковы — только пятки сверкали. Как он понял позже, в классе ему был объявлен негласный бойкот. Уже уходя со школы, Тэхён обнаружил в своём шкафчике вещь, которую больше уже никогда не надеялся увидеть — свой телефон. Он был высушен, заряжен и по-прежнему работал, как швейцарские часы. Тэхён открыл раздел отправленных сообщений и стиснул от злости зубы. В последней отправленной эсэмэске он (а на самом деле Чеён) писал: «Чонгук, они заперли меня в чулане. Нашем чулане. Сказали, что скоро вернутся, и тогда мне несдобровать. Мне страшно. Приходи, как можно скорее.» Пока ноги несли его через железнодорожный переезд и пока он, минуя парикмахерскую и не обращая внимания на окрики тётушки Ли, карабкался по крутой улочке вверх, Тэхён дрожащими пальцами всё набирал и набирал номер Чонгука. И вот перед глазами уже аккуратненькая беленькая оградка перед палисадником его дома, но на ней страшным вердиктом висит массивный железный замок, окна в коттедже зашторены, а ставни на первом этаже вообще закрыты решётками. Механический голос на том конце провода продолжал холодно твердить, что вызываемый абонент находится вне зоны действия сети. Механический голос на том конце провода продолжал холодно твердить, что вызываемый абонент находится вне зоны действия сети. Стояла хмурая, ветреная пятница. Тэхён сидел, полностью обнажённый, в ворохе постельного белья и гипнотизировал погасший экран мобильника. Его вчерашний костюм вместе с бадлоном аккуратно висел на вешалке в гардеробной, таз с водой исчез, а связка ключей от прокатного автомобиля непривычно мозолила на тумбе глаз. Он проснулся после обеда, уже один, чистый и заботливо укрытый одеялом. Можно было подумать, будто ничего и не было и списать на пьяные фантазии, но чувствительное обоняние Тэхёна отчётливо различало характерный запах Чонгука — постель всё ещё хранила фантом его присутствия. Закрой он глаза и уткнись в неё лицом, то с лёгкостью мог бы вообразить, что тот лежит прямо рядом с ним — только руку протяни. Собственно, находясь между сном и явью, Тэхён с замиранием сердца надеялся, что так оно и будет, но увы и ах. Обрывочные эпизоды вчерашней ночи мелькали в уме, вызывая в нём отголоски сладкой истомы вперемешку с тупой болью утраты. Обрести и тут же потерять было в разы больнее, чем никогда не знать вкуса единения с человеком, ради счастья которого хотелось отдать всего себя, целиком и без остатка. Что Чонгук имел в виду, когда говорил, что Тэхён верил в небылицы? И почему ушёл по-английски, оставив ключи от машины и даже не получив гонорар за работу? Жалел о произошедшем? Это такой способ поставить точку без лишнего соплежуйства? Слишком много вопросов, и слишком большой страх получить на них правдивые ответы. Тэхён не знал, как быть дальше. Хотелось просто свернуться калачиком и лелеять свои душевные раны. Волшебный пинок к началу жизни дала рутина, от которой некуда было бежать: сегодня ему ещё предстояло заехать в офис дистрибьютора, чтобы отдать перед завтрашним отъездом случайно залежавшиеся документы. Выйдя из душа с уже посвежевшей головой и заказав ланч себе в номер, он сел за ноутбук проверить почтовый ящик. В нём оказалось парочка рабочих писем и одно от какого-то издательства, которое он сначала принял за спам. Ответив на первые два запроса, Тэхён на всякий случай решил открыть заодно и последнее и, честно говоря, не сразу понял его посыл, а когда до него наконец дошло, то его обуяла такая безумная радость, которую он не испытывал, даже получив долгожданное и выстраданное извещение о зачислении в университет. В письме сообщалось, что снимки, которые Тэхён отправил в один авторитетный фотожурнал для участия в любительском конкурсе, заняли призовое место, и что чудеснее, они так приглянулись главному редактору, что тот запрашивал разрешение представить их на выставке социальной фотографии, которая совсем скоро должна была состояться в Сеуле. Это был счастливый билет, знак свыше — не меньше. Чонгуку самой судьбой предписано сделаться выдающимся фотографом, и никто не сможет переубедить Тэхёна в обратном. И если сначала он страшно трусил идти искать встречи с Чонгуком, то сейчас понимал, что должен сделать это если не ради себя, хотя бы ради него. В начале пятого, покончив со всеми своими делами он направился в район, где раньше жила семья Чонгука. За белой, слегка покосившаяся спустя столько лет оградкой по-прежнему стоял, подбоченившись, хорошо знакомый ему дом-крепыш, но на палисаднике перед ним сидела в шезлонгах за чтением газет какая-то совершенно незнакомая седовласая чета. Как поведала Тэхёну пожилая мадам, дом им продал ещё семь лет тому назад агент по недвижимости и с прежними хозяевами они никогда не пересекались. Слишком близко к сердцу воспринявшая ситуацию Тэхёна, мадам всё не хотела его отпускать, а вежливо, но грустно улыбающийся Тэхён всё пытался с ней распрощаться и судорожно соображал, куда ему теперь следует направить свои изыскания. И тогда, опять-таки, не иначе как по велению счастливого случая, проходящая мимо тётушка с шуршащей по гравию авоськой на колёсиках вдруг спросила его скрипучим голосом: — Ты, милок, Чонов ищешь? Тут их не найдёшь, они нынче на севере ютятся. Как продали тогда дом за долги, так и перебрались туда. — Зацокав языком, она печально покачала головой: — Это ж надо, чтоб столько несчастий, да все на одну семью? И ведь люди-то хорошие! И старший сын у них славный — всё на себе тянет. Где под этим небом справедливость? Выведав заветный адрес и уже поворачивая в замке зажигания ключ, преисполненный надежды Тэхён был вынужден признать, что так нелюбимая им привычка местных жить жизнью друг друга иногда всё же имела свои положительные аспекты. В самом конце улицы, там где асфальтовое полотно обрывалось и начиналось глинопесчаное нечто, прижимался к земле низенький одноэтажный домик буквой «Г». По другую сторону дороги, если спуститься с крутоватого, поросшего сухими кустарниками склона и пройти ещё метров тридцать, тянулся дикий песчаный пляж, а всё, что выше, было лесом. Дом был несколько неказист, зато вид его неплохо облагораживали раскидистые садовые деревья, которые, видимо, из-за здешней ветрености предпочитали расти не ввысь, а вширь. Между ними тянулась длинная резинка, на которую развешивала сейчас на просушку бельё стройная девушка в спортивном костюме, её длинные чёрные волосы, собранные в высокий хвост, мерно покачивались от движения из стороны в сторону. Кружа вокруг неё, то подлезая под простыни, то выскакивая из-под них в самом неожиданном месте, по двору носился мальчуган лет шести. — Мама, я пилотирую самолёт! Смотри, я как могу! — Он с набега запрыгнул на деревянный ящик, а потом с громким жужжанием, — очевидно подражая гулу реального самолёта, — спрыгнул вниз. — Да, Чонсок-а, я вижу. — Когда я вырасту, то обязательно стану пилотом! — Да, дорогой. — Чонгук будет мною гордиться? — Запыхавшийся и разрумянившийся, он наконец остановился подле неё. — Ещё бы. Девушка поворотилась, чтобы погладить мальчика по голове, и наблюдавший всё это время из-за ограды за их взаимодействием Тэхён провалился в пучину глухого безмыслия. Потому что не существовало никакой жены Чонгука, которого он посмел у неё украсть, и сын был вовсе не сын, а горячо любимый племянник, а сам Чонгук, оказался ещё более невозможным человеком, чем он думал до этого. И это всё означало, что Тэхён может и будет бороться за своё счастье до конца. Казалось, ещё чуть-чуть, и он точно заплачет, но вот со стороны дороги его окликнули, и вторая за сегодняшний день стопудовая гиря со всего размаху вдарила до зубодробительного звона ему по черепушке: — Вы мне не поможете? А то я всегда тут застреваю, никак не могу запомнить эту коварную выбоину. Не память, а решето! Тэхён всё же сморгнул и быстро утёр слёзы, потому что видеть солнечную и всю такую воздушную миссис Чон прикованной к этой неповоротливой громоздкой коляске было выше его сил. Она узнала его и встретила, как родного сына. Потом уже расплакалась и убежала в дом Чеён, когда услышала и поняла, кого именно нелёгкая занесла к ним в этот день в гости. Тэхён закатил миссис Чон в сад, останавливая коляску неподалёку от крыльца. Маленький Чонсок всё дичился его, прячась за деревом и настороженно сверкая своими чёрными бусинками, обнаруживая в каком-то едва уловимом микровыражении просто невероятное сходство с Чонгуком. — Дай мне хоть на тебя поглядеть, — ласково пропела женщина, поправляя на плечах вязаную шаль. — Что за красавец! Просто загляденье! — Будет вам, миссис Чон, — смотря под ноги и не находя себе места, промямлил Тэхён. — И ведь Чонгук, партизан, молчал! Ни словом не обмолвился, что ты в городе! Знал, что я начну на него наседать. То-то я смотрю, странное дело — глаз у него загорелся! Годы таким его не видела, а вот и причина… — Миссис Чон… как так? — Тэхён не мог подобрать верных слов и сделал неопределённый жест рукой, но та читала его мысли: — Ох, Тэхён-а, грустно это всё, конечно, но, видимо, бог пришёл забрать своё. Я же после аварии, когда ушёл мой муж, уже лежать должна была, не вставая — позвоночник мне по кусочкам собирали. Я даже побегала недолго, но злой рок всё равно настиг… После очередного падения один осколок дал о себе знать. Врачи сделали всё возможное. Хорошо, что хоть руки рабочие, я и этим счастлива, но Чонгук… Она погрустнела, подул сильный ветер и листья над их головами потревоженно зашелестели, а по её лицу затанцевало их ажурное мельтешение — из-за туч выглянуло прохладное солнце. — Об одном моё сердце болит: я всего-то хочу, чтоб он перестал себя так терзать. Он же сам не свой сейчас, живой мертвец, ей-богу! Во всём винит себя одного и никого не слушает. Честное слово, такую манию величия я за всю жизнь видала только у его отца! — Она, негодуя, всплеснула руками. — За всё-то он ответственен и всё бремя мирозданья непременно должен вынести на своих плечах! Если бы ты только мог убедить его не ставить на себе крест, а жить, разрешить себе радоваться… Я бы во век была тебе благодарна. — Почему вы думаете, что он станет меня слушать? — спросил он, с большим усилием давя в себе дрожь. Она смерила его по-доброму насмешливым взглядом — будто смотрела на умилительного в своей невежественности младенца. — Тэхён-а, родной мой, я же всё ещё тогда поняла. Мать хоть и клуша, но сына-то своего знает! А он, глупый, думал, что сумел всех обмануть. Себя он обманул, да и только! — Я бы рад помочь Чонгуку, миссис Чон… Знаете, у меня как раз для него хорошие известия, его фотографии… Вы же знаете, что он фотографирует? — Тэхён засуетился, а речь его сделалась путанной — его захлёстывало смущение от осознания того, что для этой женщины они с Чонгуком всегда были как на ладони. — Так вот, о чём бишь я… Ах, да. Их хотят представить в одну галерею на выставку, кто знает, может это начало его блестящей карьеры? И ещё вот, держите деньги, — он сунул в руки миссис Чон пачку купюр. — Это гонорар Чонгука за работу, он так его и не забрал. Наверное, он вам не сказал, он работал у меня водителем всё это время… Миссис Чон долго рассматривала деньги в своих руках, и та яркая искра, с которой она смотрела на него всё это время, потихоньку затухала на дне её больших добрых глаз, а улыбка увядала, оставляя после себя приветливое, но какое-то пустое выражение. — Спасибо, родной… — она сдержанно кивнула, уже не глядя на него. Тэхён вдруг осознал, что как и в первую встречу с Чонгуком в отеле, он сделал что-то чертовски не так. Судорожно соображая, как же теперь исправить свою оплошность, он поглубже вдохнул, потом выдохнул, и наконец произнёс: — Миссис Чон, у меня… — краска заливала всё его лицо, уже переползая на шею, — у меня на него глаз тоже горит… Если вы понимаете, о чём я. — По расцветшей на губах женщины нежным бутоном улыбке, он понял, что наконец нашёл правильные слова. — Вы не подскажете, как его найти? У меня к нему важный разговор. Шагая в голубых сумерках, Тэхён сжимал в кулаке комканую бумажку с планом местности, которую начертила ему Чеён по просьбе матери. Зарёванная, она напоследок вызвалась проводить его до машины, которую он оставил в месте, где кончался асфальт — всё-таки посадка у той была низкая и рисковать не следовало. На прощание девушка вдруг крепко его обняла и, выдавив сквозь опять накатывающие слёзы «прости за всё» и «братья не в ответе за ошибки сестёр», закрыв рукой рот, быстрой деревянной походкой поспешила обратно в дом. В воздухе крепко пахло солью и крекинг-мазутом, тоскливо кричали чайки. В бухте качались на волнах и бились брюхом о воду разномастные судёнышки. Высокий кирпичный маяк перемигивался с ползущими вдоль ещё розового горизонта проблесковыми огоньками кораблей. Вокруг высились безликие склады и ангары, среди которых Тэхён силился найти один конкретный, хотя сейчас ему казалось, что он потерялся окончательно. Ещё раз сверившись с карандашной картой, он вернулся немного назад и огляделся. Тут ему почудились смутно слышимые отзвуки музыки и хриплый мужской смех. В одном неприметном закутке толпись, куря и выпивая, мужики. Они смерили его насмешливо-удивлёнными взглядами, кто-то даже бросил ему что-то уничижительное вслед, но Тэхён, с прямой как палка спиной, безразлично прошествовал мимо и, толкнув ржавую железную дверь, очутился в ангаре. Внутри было сумрачно и многолюдно, и если бы не крайне высокие, утопающие в непроглядном мраке потолки, вдобавок было бы ещё и душно. Здесь определённо имелся эпицентр действа, и именно от него шёл весь свет и доносились диковатые, возбуждённые крики — будто отголоски далёкого варварского прошлого. — Далёко собрался? — дорогу Тэхёну перегородил грозного вида амбал в чёрной в облипку футболке. — Проходка где? Тэхён беспомощно пожал плечами, невольно пятясь назад перед своим полузабытым детским страхом — таких молодчиков, ошивавшихся рядом с его отцом, он в своё время повидал не мало. — Без проходки ходу нет. Вон касса, — амбал указал толстым пальцем в другой конец ангара, где тучный мужичок с неряшливой щетиной читал при жидком зеленоватом свете настольной лампы журнал «Плэйбой». — Один билет, пожалуйста. — Тэхён положил в окошко нужную сумму. Казначей оторвал сальный взгляд от глянцевых страниц и, округлив глаза, ехидно протянул: — Куколка, ты местом, случаем, не ошибся? К твоему сведению, у нас тут не балет показывают. — Продайте мне билет, — уже жёстче отчеканил Тэхён, внутренне заклокотав от такой наглости. Видимо, в его лице проступило нечто угрожающее, потому что казначей всё-таки сподобился взять у него деньги. — Ну смотри, если желудок не выдержит и ты запачкаешь свой пиджачок, пеняй на себя. Давай сюда свою руку, да не этой стороной, балда! — Он грубовато перевернул тыльной стороной кверху тэхёнову ладонь, которую тот протянул, ожидая получить в неё билетик, и оттеснил на ней небольшую чернильную печатку. — Что насчёт ставок? Этот бой почти закончился, но ты ещё успеваешь на следующий. — Тэхён только молча помотал головой. На этот раз успешно миновав охрану, он будто во сне двинулся к рингу. Толпа вокруг бесновалась и что-то оголтело скандировала. Пробираясь сквозь гущу вглубь, ближе к зрелищу, Тэхён уже ощущал нестерпимую тягу рвануть отсюда куда подальше: кислый запах пота, немытых тел и ещё чего-то, солёно-железного, обступал, забивался в ноздри, пытался забраться под самую кожу. Но тут на открывшемся взгляду «Колизее» он увидел два сцепившихся тела, мокрых и скользких, брыкающих друг друга коленями по животам, будто в попытке выпнуть наружу все внутренности, при этом свист и вопли ротозеев только нарастали. Судье наконец удалось растащить соперников по разные стороны, и в том, что оказался ближе к нему, Тэхён узнал Чонгука. Взгляд его, чёрный, как дёготь, плыл. Устало развалившись на табуретке, он размазывал синей борцовской перчаткой кровь, ключом хлеставшую из носа. Ему явно досталось покруче, чем сопернику — тот не сидел, а с дерзким полоумным видом боксировал в своём углу ринга. Мужики, кто мог дотянуться, хлопали своих фаворитов, по плечу и спине, подбадривая. Наверное, Тэхён смотрел очень громко, потому что Чонгук, лениво мажущий по толпе расфокусированным взглядом неожиданно остановился на нём — будто и в самом деле узнал. Трудно сказать, сколько продлился их контакт, но в какой-то момент судья потрепал Чона по плечу, призывая подняться, а Тэхён, внезапно осознавший, как сильно его колотит изнутри, резко развернулся и, расталкивая локтями зашедшуюся новой волной безумства толпу, начал прокладывать себе путь к выходу. Тэхён долго приходил в себя. Под плеск волн он сидел на бетонном парапете в конусе белёсого фонаря и в задумчивости перебирал пальцы. Перед глазами, затмевая реальность, всё стояла картинка тяжело дышащего Чонгука с перекошенным от боли, окровавленным лицом. Всё-таки не был он похож на человека, которого пьянит сама возможность схватки, зачем же он тогда шёл в это месиво? Словно вторя его думам, закрыв собою свет, перед ним выросла высокая фигура в капюшоне. — Что, понравилось то, что увидел? — голос Чонгука звучал зло и гнусаво — видимо, давал о себе знать разбитый нос. — Не буду спрашивать, как ты меня нашёл, но ты пришёл зря. — Ты не отвечал на звонки, и я… — Да, не отвечал, — холодно перебил его Чон, — странно, что ты не понял, что я хотел этим сказать. Ты, вроде как, парень неглупый, хотя… это как посмотреть. — Можешь не пытаться играть в плохиша, актёр из тебя так себе, да и я в любом случае не поверил бы. Ты не представляешь, какие у меня теперь козыри в рукаве. — Очень правдоподобно ухмыляясь, Тэхён поднялся на ноги, почти сравниваясь ростом с Чонгуком и ловя чужой потерянный взгляд. — Идём, подвезу тебя до дома, а то тебе сейчас за руль нельзя. Заодно оценишь мои навыки вождения. — Ты был у меня дома? — надтреснуто поинтересовался Чонгук, он сильно хмурился, а глаза, скрытые от света фонаря козырьком бейсболки, зияли словно две большущие чёрные дыры. — Ага, и говорил с твоей мамой… Я всё знаю, Чонгук, так что хватит препирательств, поехали. И да, я сдал билеты и выселился из номера, так что теперь ты просто обязан меня приютить, — Тэхён решил подключить всю имеющуюся у него в арсенале наглость, цель следовало обескуражить и брать в состоянии аффекта. — Ты… что? — Говорю, сдал билеты на завтрашний поезд. Останусь здесь осаждать твою неприступную крепость. До полной капитуляции с твоей стороны, разумеется. — Тут он ярко, по-мальчишески, улыбнулся, но и это не помогло — Чонгук стоял мрачным истуканом, казалось, он только сильнее выпустил иглы. — Не надо меня жалеть, Тэхён, — горько, но со сталью в голосе выплюнул Чонгук. Он гордо задрал подбородок, и глаза его влажно блеснули. — Я не хочу становится объектом твоей благотворительности. Это… невыносимо. — С каких это пор любить достойного человека стало благотворительностью, а не благословением? — обнажил свою душу Тэхён и, сунув в карманы плаща подрагивающие руки, отвернулся. — Я хочу домой, Чонгук. Мне холодно, поехали скорее… Сколько раз за вечер мне ещё тебя об этом просить? Он окончательно развернулся и побрёл вдоль парапета в сторону въезда в порт, ночной ветер трепал его волосы и нервы. Пускай Тэхён и строил из себя самоуверенного нахала, но у самого от страха тряслись поджилки. Он блефовал, играл ва-банк, а сам, с замиранием сердца вслушивался в шаги у себя за спиной. Три секунды… пять… десять — никакого движения. Он зажмурился до цветных кругов под веками, уже готовясь проделать весь путь до машины в одиночку, а потом от души порыдать в салоне, но вот послышался шорох подошв, сначала робкий, потом всё уверенней — Чонгук нагонял. Ехали молча, только Чонгук время от времени стискивал до побеления костяшек потолочную ручку — из-за волнения Тэхён вёл даже хуже обыкновенного. Наконец под шинами запрыгал мелкий гравий, они остановились, и Тэхён заглушил мотор. Отстоящий чуть поодаль дом Чонов встречал их приветливо горящими в темноте жёлтыми окнами. — Спасибо, что живой, — криво усмехнулся Чонгук, отстёгивая ремень безопасности, а всю дорогу сидевший, как на гвоздях, Тэхён ответил нервной улыбкой. Повисла гнетущая тишина. Когда их взгляды впервые за долго пересеклись, Тэхён, не выдержав напряжения, вдруг выдал: — Знаешь, говорят, если мужчина плохо водит машину, значит он и в постели неуклюжий. Так вот это всё враньё. Да и в Сеуле я всё время ездил на метро, и у меня просто не было практики… — Брови Чонгука уползали под бейсболку, а Тэхён пунцовел, но продолжал нести пургу: — К тому же в нашей паре будешь ты, — а ты водитель умелый, — что, строго говоря, для одной постели вполне достаточно… — Господи, Тэхён-а, что на тебя нашло? — Чон забодал со смеху воздух, прикрывая рукой слезящиеся глаза, а Тэхён, как заворожённый смотрел на ямочки на его щеках и прыгающие плечи. — Так, ладно, шутки в сторону, — сказал он, наконец отсмеявшись, — нам предстоит серьёзный разговор. Подожди пока здесь, я схожу за кое-чем и вернусь. Стоило дверце захлопнуться, как Тэхён со страдальческим стоном бухнулся лбом об руль, и так и подскочил — клаксон огласил окрестности на добрый километр. Шагающий в дорожках света от фар Чонгук, обернулся и, завидев его несчастное, сконфуженное выражение, прикрыл кулаком опять полезшую на губы улыбку. Уже аккуратнее утыкаясь в руль горящим от стыда лицом и одновременно улыбаясь, Тэхён думал, что готов всю жизнь ставить себя в неловкие ситуации, лишь бы Чонгук и дальше так ему улыбался. Минут через семь Чонгук вернулся назад с пледом и, постучав костяшками по стеклу, показал жестом, чтобы он выбирался из машины. Он успел опять надеть маску серьёзности, Тэхёну тоже моментально передалось его настроение. Опять в молчании, они вместе спускались по змеящейся меж сухих кустарников тропинке, на особо крутом спуске Чонгук схватил его за предплечье, контролируя безопасность схождения, и потом не сразу отпустил — будто запамятовал. Это незатейливое касание будто переключило в Тэхёне некий рубильник, отключивший к чертям собачьим любые страхи и сомнения, сделав храбрым и совсем чуточку безумным — какими и положено быть всем влюблённым. У подножия склона, под пологом листвы, стояла двухместная деревянная качель, лицом она была обращена к морю, сейчас тёмному и загадочному, нашёптывающему берегу свою колыбельную, а под ногами сыпуче-мягко стелился шелковистый песок. На железном ободке, над сиденьем, висел тускло сияющий фонарь на солнечной батарее, а вокруг него хаотично вился большой белый мотылёк. — Чонсок, когда был младенцем, подолгу не мог заснуть, — вдруг заговорил Чонгук, — и наш сосед — мистер Чхве — отдал нам эту качель, по старой памяти припоминая, что когда-то она спасала и его жену. Старик не прогадал… Садись, — он жестом указал на сидение и хотел было накинуть на Тэхёна плед, но передумал и неуклюже сунул свёртком в руки. Отойдя с шаг назад, Чонгук убрал руки за спину и стал едва заметно перекатываться с пятки на носок, словно собираясь с силами. — Ну? — нетерпеливо поторопил Тэхён, с бесстыдством, какое не мог позволить себе никогда прежде, оглаживая взглядом его лицо. Чонгук вскинулся, дёрнул бровями и, слегка потупясь от столь пристального разглядывания, отчеканил: — Ночевать можешь остаться у нас, я договорился с сестрой. Положу тебя у себя в комнате, а сам уйду к ней. А завтра… — он запнулся: Тэхён, мягко улыбаясь, смотрел на него и кивал, будто и вовсе не слушал, — …завтра с утра мы поедем на вокзал, и если ты сам не купишь себе билет, это сделаю я, — он умолк, а Тэхён вымученно вздохнул. — Ты всё сказал? — Чон кивнул. — Хорошо, тогда ты тоже присядь. Теперь моя очередь говорить. Не сразу, сперва чуть посомневавшись, однако Чонгук тоже устроился на качель. Приняв дополнительный вес, та слегка взвизгнула, но смирилась. Осторожно придвинувшись ближе, Тэхён накинул плед на напрягшегося от его порыва Чонгука и начал издалека: — Почему в школе ты так резко оборвал все связи? Почему не рассказал обо всём, как есть? Всё могло бы сложиться иначе… — Тэхён говорил вкрадчиво, касаясь своим тёплым дыханием застывшего в мрачной решимости лица. Чонгук инстинктивно взглянул на него, но напоровшись совсем близко на немигающие, обрамлённые почти кукольными ресницами омуты, нервно отвернулся и уставился на свои сцепленные в замок пальцы. — По той же причине, почему хочу, чтобы ты завтра уехал в Сеул, — сглотнув, Чонгук привычно нахмурился, — не хотел… становиться на пути к твоей мечте… Что бы ты сделал, если бы узнал обо всём тогда? Узнал, что мать моя парализована, сестра на третьем месяце беременности, дедушкин дом, в который мы переехали после продажи квартиры в Пусане, и тот заложен за больничные долги, а сам я собираюсь остаться здесь и выживать, как смогу? Чонгук наконец посмотрел на него, с болью, но твёрдо, и Тэхён попытался ответить как можно более искренне, он уже размышлял об этом ранее: — Я бы помогал, чем мог. Может… нет, даже не может, а наверняка остался бы, потому что я… — Вот именно, — сурово оборвал его будто только и ждавший этих слов Чонгук. — Значит, я всё сделал правильно… значит, мне не о чем жалеть. — Он удовлетворённо кивнул сам себе, при этом выглядя вместе со всеми своими новыми ранениями до трогательного сильным. — А что сейчас? — выдохнул, трепеща ресницами Тэхён и притираясь своим плечом к чужому — это притяжение было не преодолеть. — Что мешает сейчас? Почему ты просто не дашь мне себе помочь? — Разве это не очевидно? — Чонгук отодвинулся на самый край. — Мне нет. — Тэхён последовал за ним, накрывая его руку, лежащую между их бёдрами, своей. — Твоя стажировка во Франции — такая прекрасная возможность, ты всегда хотел… — Чонгук, спроси меня, чего я хочу сейчас, — прошептал Тэхён Чонгуку в покрасневшее ухо, — ну же… — Это не считается! — буркнул Чонгук, уже весь изгибаясь и прижимая опалённое ухо к плечу. — Это эмоции и это временно! Будь серьёзнее! — Хорошо… — сдался Тэхён, вновь отстраняясь на приличное расстояние, — хорошо… Если ты хочешь, чтобы я был серьёзнее — я буду. — Он взял паузу на раздумье. — Ты не знаешь, но кроме давней мечты стать парфюмером, у меня есть ещё одна, я стал задумываться о ней совсем недавно. Я хочу создать свой бренд косметики, не хуже любого французского или японского, хочу, чтобы о корейской косметике говорили во всем мире… У меня уже есть наработки и связи, дело только в решимости. — Тэхён звучал как грамотный профессионал, и Чонгук замолк — видимо, на это ему возразить было нечего. Звёзды блестели россыпью драгоценных камней на окончательно почерневшем небе, шуршание волн смешивалось с лёгким поскрипыванием качели, пока их покачивающиеся колени легонько сталкивались между собой. Уже ничего не боясь, Тэхён положил голову Чонгуку на плечо и умиротворённо прикрыл глаза. — Чонгук, скажи, зачем ты ввязался в уличный бокс? Только честно. — Ну… во-первых, там хорошо платят, особенно если выигрываешь. А, во-вторых… — он немного замялся. — Во-вторых? — Во-вторых, — Чон прочистил горло, будто его что-то сдавило, — мне нравится, что во время боя я не думаю больше ни о чём другом… И эта боль, она словно оживляет меня, будто взамен неё я покупаю минуты тишины у себя в голове… Звучит глупо, я знаю, — Чонгук запнулся, с усилием, до красноты, растирая кожу на своём запястье. — Наверное, не стоило мне… Тэхён поднял голову с чужого плеча, теперь уже хмурился он. Только улегшийся огонь, вспыхнул в нём с новой силой: — Чонгук, — позвал он, — Чонгук-а, послушай меня сейчас очень внимательно… Я знаю, ты не хочешь принимать помощь, так как считаешь, что твои проблемы, твоя боль — только твои, и, самое страшное, что ты искренне полагаешь, что заслуживаешь их. Но это не так, Чонгук… Прошлое — это иллюзия, которая взяла тебя в свой плен и сосёт из тебя жизнь. Это страшное чудовище, которому ты позволяешь терзать себя. Ты не должен наказывать себя, потому что никто не должен так страдать… Страдания бессмысленны. Ты, как и все, как и я, имеешь право быть счастливым… Сейчас ты рядом со мной, а я — с тобой. Только это имеет значение. Я не отдам тебя твоей боли, и ты себя не отдавай. Чонгук, словно упёртый маленький ребёнок, мотал головой, морщинка на его лбу дрожала, а Тэхён ещё сильнее выходил из себя, злость вперемешку с отчаянием и пронзительной нежностью обуревали его: — Чёрт побери! Я покажу тебе, что значит чувствовать себя живым… — Его рука легла на чонов пах, и сам он уже собрался нырнуть вниз, но Чонгук не дал с себя так лихо стянуть штаны. Тэхёну удалось только, задрав футболку, украдкой лизнуть низ его живота, задев языком дорожку жестких волосков, уходящих под кромку штанов, прежде чем Чон, поймав его за щеки, вытянул наверх. — Сумас-с-шедший! — прошипел он. — Тэхён, нет! Мы собирались говорить серьёзно! — Тэхён, да! — выдохнул Тэхён, его глаза застилала пелена. — Запомни, тебе пригодится. И я сейчас серьёзен, как никогда. Пока их руки боролись внизу, Тэхён, навалившись сбоку и тычась носом Чонгуку в щёку, горячо и судорожно шептал, хотелось плакать: — Не отвергай меня, Чонгук… пожалуйста… — Но тот всё отворачивался, и это делало только больнее. Тэхён пылко целовал его в ускользающий подбородок, второй рукой пытаясь повернуть лицо упрямца к себе. — Позволь мне себя уговорить, не разбивай мне сердце… У меня никого нет, совсем никого… — он всхлипнул. — Ты нужен мне Чонгук, поэтому если ты хоть чуть-чуть… меня… я… И сдавались упрямые губы, и падали неприступные стены, и торжествовала любовь. Под скрип качели и шум прибоя душа целовала душу, и потревоженный несдержанным стоном соловей в ветвях, испуганно бил крыльями и пел им трелью о том, чтобы уж, обретя наконец, берегли. Чонгук зачёсывал со лба Тэхёна бронзовые кудряшки, любуясь гармонией его черт, распухшими губами и широко раскрытыми глазами, в которых сейчас отражались сонмы звёзд. — Получается ты знал ещё тогда? То, что я влюблён в тебя? — спросил Тэхён, лежащий у него на коленях, чуть поворачивая голову и жмурясь, когда чужие пальцы защекотали мочку. — Ну, я подозревал нечто подобное. — И что ты тогда чувствовал? — Поначалу мне было любопытно, а потом… мне нравилось восхищение в твоих глазах. Я же тебе говорил, что самодовольства мне было не занимать, — Чонгук усмехнулся уголком рта. — Идеальный мальчик с идеальным будущим — вот каким я себя представлял… — Он задумался и его ладонь застыла на тэхёновой щеке, тогда Тэхён отнял её и, нежно переплетя их пальцы, положил себе на грудь. — Продолжай, — тихо попросил он. Чонгук вздохнул, мягко оглаживая большим пальцем чужие костяшки и устремляя взор вдаль. — Мой отец не смог выучиться на врача, как хотел, и всю жизнь проработал на химпредприятии, а мне отчего-то очень хотелось доказать ему, что уж я-то точно смогу. Потом он разбился, ушёл сам и чуть не утянул с собой на тот свет мать… И я так злился на него и на жизнь за то, что наша семья разрушена, что мы вынуждены уехать в эту глушь. Но знаешь, что самое отвратительное? — с горечью спросил Чонгук, качая головой. — Тогда меня больше всего волновало, как я поступлю в главный мед со школы с таким-то рейтингом… Я был так зациклен на себе, своём рушащемся идеальном будущем, что воспринимал как должное мать, а уж сестру вообще в упор не замечал. Бедная Чеён… Из нас двоих отец да и учителя, и одноклассники в школе всегда выделяли меня — я лучше учился, был лучше в спорте, легче сходился с людьми. Но я никогда не пытался её поддержать, никогда не был ей настоящим братом, а она так тянулась ко мне, ещё с самого детства, так любила меня… — Почему ты так упорно продолжаешь себя винить? — Тэхён чуть сильнее сжал его пальцы в своих, и Чонгук вынырнул из трясины воспоминаний, в которую он начал проваливаться. — Потому что не будь я таким эгоистом, Чеён не была бы так одинока и обижена, и в тот вечер, полиция не забрала бы меня в участок из-за подставы с поджогом, и моя встревоженная мать не упала бы с лестницы и не лишилась бы ног во второй раз. Во второй раз, Тэхён! Ты вообще можешь себе такое вообразить? Как мне простить себя за такое? Как?! — возопил он, тяжело дыша и отворачиваясь. Тэхён протянул свою руку вверх, касаясь его лица, словно прося внимания. Чуть успокоившись, Чонгук вновь взглянул вниз, откуда ему ласково улыбнулись. Свет чужого лица рассеивал мглу в его сознании, возвращая в обитель настоящего момента, в котором была только их любовь. — Но ты не думал посмотреть на это с другой стороны… — Тэхён приласкал его скулу, а Чонгук всё смотрел, не мигая, будто ещё до конца не уверенный, что ему дозволено иметь так много. — Ненавидя себя, отказывая себе во всём, что хоть отдалённо похоже на наслаждение, ты приносишь боль тем, кого любишь. И самое большее, что ты можешь сделать для них — это перестать себя истязать. Но ты не можешь так просто отпустить эту боль, ведь ты всё ещё оплакиваешь и не можешь смириться… — Смириться с чем? — Что того идеального мальчика, идеального Чонгука с его идеальной жизнью никогда не было и не будет. Но есть и хорошая новость… — Тэхён приподнялся с его колен и, приблизив лицо, пока их носы не соприкоснулись, доверительно прошептал в самые губы: — Чтобы быть счастливым и делать счастливыми людей вокруг, не обязательно быть идеальным.Часть 3
2 августа 2021 г. в 21:19
Вечер накинул на город пурпурную мантию. Взбегая к ресторану по ступенькам, Тэхён приметил на перроне, чуть отходя от стеклянных дверей, компанию знакомых лиц: прикрывая ладошкой рот, менеджер Пак пересмеивалась о чём-то с курящими мужчинами, среди которых его глаз сразу выцепил высокую фигуру в палевом костюме. Сглотнув, он невольно остановился, чтобы беспомощно оглянуться назад и увидеть, как отъезжает от крыльца его прокатный автомобиль.
Он на миг пожалел, что отпустил Чонгука на пару часов по делам (на самом деле, даже лично настоял, когда подслушал из чужого телефонного разговора, что Чонсоку нужно купить жаропонижающие), но быстро вытряхнул панические настроения из головы — он взрослый успешный мужчина и не даст себя в обиду.
На сегодня был организован деловой ужин по случаю успешного завершения рекламной кампании, Тэхён не питал ложных надежд, что не встретит среди приглашённых Юн Джуно, так как тот всё-таки исполнил своё обещание и обеспечил им выгодные условия сделки с директором другого торгового центра, а такие услуги в бизнесе не забывают. Но знать о встрече и быть к ней морально готовым — разные вещи.
Его приближение заметили ещё из далека — Сора панибратски замахала ему рукой, подзывая скорее подойти ближе. Слегка смущённый её льстивыми восклицаниями, он раскланялся и попережимал руки всем важным особам, надеясь обойтись с Юн Джуно дистанционным приветствием, но тот, улыбаясь, уже протягивал навстречу свою руку, на запястье которой дорого отливал платиной циферблат навороченных часов.
— Добрый вечер, Тэхён-щи! Потрясающе выглядите! Хоть какое-то яркое исключение среди нашего унылого однообразия, — сказал Джуно, имея в виду его щегольский кирпично-коричневый шерстяной костюм в шотландскую клетку, под которым виднелся высокий ворот чёрного бадлона. — Сразу видно — творческая натура!
Выдавив короткую сардоническую улыбку, Тэхён буркнул какое-то неопределённое междометие и поскорее выцепил свою ладонь из чужой клешни. Рядом очень кстати вырос Намджун, и он с облегчением занял себя беседой с ним.
Это был дорогой китайский ресторан, с высокими гулкими потолками и блестящими мраморными полами. На вечер для их компании была арендована частная зала с двумя большими круглыми столами, и Тэхён собирался сделать всё возможное, чтобы попасть с Джуно в разные концы помещения, но этого и не потребовалось — за стол больших боссов ему не полагалось по статусу.
Подали первые блюда, сегодня угощал директор их генерального дистрибьютора — господин Квон Чанук, а он славился своим специфическим вкусом, так что Тэхён был доволен и тем, что наряду с сомнительными изысками нашёл на столе и вполне себе базовые блюда — холодную рисовую лапшу, рыбную похлёбку, креветки в кляре, бланшированный и приправленный маслом пак-чой и сладкие шарики из батата. Последние понравились ему особенно.
Он с нетерпением ждал, когда вращающийся диск по центру сделает ещё один круг и божественные шарики пройдут мимо него вновь, и они были совсем уже близко, когда Пак Сора, крепко схватив его под локоть и не терпя никаких возражений, потащила его за соседний стол, — паре человек от их стола полагалось совершить визит вежливости и почтить авторитеты торжественным тостом, — и эта неугомонная женщина, естественно, решила, что ими непременно должны стать она и Тэхён.
Тэхён не умел пить, так что, учитывая, что перед этим ему пришлось пару раз поднять рюмку у себя за столом, на поклон к начальству он шёл уже в лёгком хмельном тумане. А когда те вернулись с ответным жестом и ему пришлось влить в себя ещё грамм пятьдесят, голова и вовсе пошла кругом. Так что он решил, что с алкоголем на сегодня надо завязывать, но как бы не так.
Когда тарелки преимущественно опустели и оставалось ждать только десерта, особо желающие господа, чуть пошатываясь, отправились покурить под светом звёзд. Стол Тэхёна прилично поредел, а разговоры приобрели более приватный характер. В приятной расслабленности он как раз сооружал из салфетки оригами журавлика, когда на пустующее рядом место неожиданно опустился персонаж в палевом костюме.
— Тэхён-щи, не окажите мне честь? — Мужчина приподнял руку, демонстрируя в ней рюмочку с водкой.
Тэхён сонливо, без грамма удивления, моргнул. Видимо, из-за своей опьянённости он был излишне разнежен, потому не подобрался, как бывало обыкновенно, а держался ровно и спокойно.
— Извините, но мне на сегодня хватит.
— Выглядите свежим огурчиком, не прибедняйтесь! — Джуно дружелюбно рассмеялся и потрепал Тэхёна по плечу. — Я всего лишь хотел выпить с вами на брудершафт, чтобы алкоголь смыл все недопонимания, которые когда-либо были между нами. Не хочу, чтобы мы тащили в будущее грузы из прошлого.
— Но…
— Тэхён, неужели ты будешь так невежлив, что откажешь нашему дорогому директору Юну в выпивке? — На горизонте, как всегда без приглашения, объявилась менеджер Пак. Её прищуренные глаза недобро сверкали — очевидно, она ещё не забыла тот случай, когда Ким беспардонно улизнул прямо во время наведения бизнес-мостов, и едва ли ещё раз спустит ему с рук нечто подобное.
— Тем более что мы старые знакомые! — поддакнул мужчина, сладенько ей улыбаясь. — Менеджер Пак, возможно вы не знали, но мы с Тэхён-щи закончили одну школу и даже учились вместе в классе! Представьте моё удивление, когда спустя столько лет я узнаю, что мой канувший в никуда одноклассник смог покорить столицу и теперь милостиво разъезжает по уездным городишкам, наподобие нашего, помогая нам окончательно не утонуть в провинциальной трясине! Каков человек!
— Так вы знакомы ещё с тех самых пор? И ты, Тэхён, ни словом мне не обмолвился?! — женщина грозно упёрла руки в боки, собираясь входить в режим фурии.
— О, не вините его, Сора-щи, — Джуно, печально наморщил лоб. — У господина Кима были причины избегать меня… Видите ли, подростками мы не очень-то и ладили, и, признаться, причиной этого была моя непроходимая глупость. Знали бы вы, как мучила меня за мои грехи совесть и как рад я был узнать, что судьба подарила мне шанс, хоть чуть-чуть, но загладить свою вину.
— Ох, директор Юн, как трогательно! Но, разве уместно тут говорить о грехах? Я не верю! Да и кто из нас не совершал в юности ошибок? На то она нам и дана, — разливалась мёдом менеджер Пак, — слышишь, Тэхён? — тут она подпустила в голос толику угрозы.
Нависнув коршуном позади, Сора вцепилась в тэхёново плечо, пока мужчина наполнял из хрустального графина его рюмку. Джуно поднял свою руку с выпивкой и смотрел выжидающе, а Тэхён всё медлил, в нерешительности поглаживая стеклянные бока, тогда когти женщины до боли впились в его плечо, на лице её при этом восковой маской застыла улыбка. Чувствуя себя зажатым в железных тисках, Тэхён тяжко вздохнул и, сдавшись, просто опрокинул в себя рюмку. Горло обожгло, и он закашлялся — кажется, это было уже не макколи, а что-то покрепче.
— Вот так! — изображая из себя радостного тюленя, менеджер Пак захлопала в ладоши, а Джуно, последовав примеру Тэхёна, брякнул пустой рюмкой о столешницу и встрепенулся — видимо, его тоже пробрало.
— Закусите, директор Юн! — Женщина услужливо подкрутила поближе к ним ту сторону диска, на которой стояло блюдо с парными рисовыми булочками, но увидев, как в залу возвращается её непосредственный начальник, директор Квон Чанук, быстренько упорхнула к нему.
Заедая першение в горле, Тэхён наблюдал за её подобострастным хлопотанием и лениво размышлял о том, как идеально эта женщина вписывалась в жесткую иерархичную структуру корейского общества и как он устал от этого раболепия перед начальством, возведенного едва ли не в культ. Кажется, настала пора уходить в вольное плавание…
— Тэхён? Я же могу теперь тебя так называть? — подал голос Джуно, интонируя мягко и вкрадчиво, словно змий шипящий из-за левого плеча. Оказалось, после брудершафта он и не планировал никуда деваться. — Надеюсь, теперь всё в прошлом?
— Конечно, — не особо вдаваясь в смысл сказанных слов, машинально ответил Тэхён.
Он решил, что не будет заморачиваться о вещах, которым не суждено покинуть границы этого города. Вернувшись в Сеул, он просто ещё раз забудет об Юн Джуно, так же, как сделал это после выпуска из школы. Совсем другое дело, что здесь остается человек с памятью о котором провернуть то же самое во второй раз будет во сто крат сложнее…
— Я не горжусь тем, что когда-то творил, но чтобы выжить во взрослом мире необходимы гибкость и отходчивость. Не мне, конечно, объяснять это такому профессионалу, как ты. Сам знаешь, на сердитых воду возят. Думаю, ты найдёшь весьма яркий пример злопамятного человека среди наших общих знакомых. Жалкое зрелище. Но мы-то с тобой другого поля ягоды…
— Не понимаю, о чём вы. — Нахмурившись, Тэхён наконец перевёл взгляд от родинки, на которую всегда смотрел во время их разговоров, выше, к глазам. Они улыбались, но на их глубине было мёртво и холодно.
— Тэхён, мы же решили перейти на неформальную речь. Забыл уже? — Джуно коснулся пальцами его кисти, будто в ответ на это касание его желудок скрутило болезненным спазмом, а кислая волна подкатила к самому горлу. Его мутило.
— Прощу прощения, — Тэхён убрал свою руку, отодвигаясь на стуле. — Мне нужно отлучиться.
Поднявшись, он двинулся из залы в сторону уборных. В ногах чувствовалась явная слабость, а по коже головы бегали неприятные льдисто-горячие мураши, то и дело выбегая пёстрыми точками на экран перед глазами.
Миновав длинный коридор, он добрёл до закутка из которого вело два хода — в женский и мужской туалеты. Здесь, у самой стены, был высажен в узкой клумбе бамбук и журчал искусственный водопадик. Тэхён привалился к холодной плиточной стене, стараясь дышать глубже в надежде, что тошнота всё же отступит. Из-за охватившего его морока он не сразу расслышал неподалёку женский щебет, а когда выхватил краем уха заветную фамилию, то оцепенел и вообще забыл, как дышать, весь обращаясь в слух.
Если бы он прошёл чуть вперёд, то увидел в проёме арки двух девушек, что пудрили носики у длинного зеркала, висящего над раковинами — Ван Наби, тоже присутствовавшая сегодня на ужине вместе с мужем, переговаривалась с другой особой, которую Тэхён в таком состоянии и тем более на слух опознать был просто не в силах:
— Ты слышала про Чон? Не понимаю, зачем рожать по малолетству, чтобы потом всю жизнь пустить коту под хвост?
— И не говори!
— Говорят, они теперь почти нищие, а Чонгук работает кем придётся. Сейчас вот временно на побегушках у нашего Тэхён-и. А ведь мог столького добиться!
— Ну, каждый сам делает свой выбор, никто не заставлял его тянуть эту лямку… — Они ненадолго умолкли, а потом тот же женский голос заговорил уже совсем о другом: — Кстати, ты же слышала про открытие новой галереи?
— А что?
— Хотела попросить тебя достать входной билет, там должна будет собраться крупная рыбка. Надоело в девках сидеть…
Дальше слушать Тэхён не стал, голова шла кругом, и плохо было так, что хотелось умереть прямо здесь и сейчас. Еле добравшись до кабинки, он упал в хладные керамические объятия.
Вода била из-под крана плотной шуршащей струёй. Щедро окатив из пригоршни лицо, Тэхён оперся о каменную столешницу. Он то закрывал, то открывал глаза, пытаясь вернуть себе подобие трезвости.
— Ты надолго пропал, так что я пришёл тебя проведать. — Из-под своего локтя боковым зрением он заметил остановившийся рядом силуэт. — Плохо переносишь алкоголь?
Тэхён ничего не ответил, лишь рвано помотал головой, отчего с его влажной чёлки посыпались капли.
— Прости, знай я раньше, не заставлял бы тебя пить. Но ты выглядел таким стойким… — Рука Джуно опять оказалась у него на плече. — Стойкость вообще твоя коронная черта, ты так не думаешь?
— Я… не знаю, что сказать. — Растительные узоры под ногами плавно извивались, напоминая копошащийся клубок змей, Тэхён посильнее зажмурил глаза и проморгался — змеи под ногами почти перестали шевелиться.
Тогда он решил отпустить опору, но это явно было не лучшим решением, потому что пол тут же накренился, словно палуба на особо крупной волне, и Джуно едва успел поймать его под локоть.
— С тобой всё хорошо?
— Кажется… кажется, мне лучше уехать пораньше.
— Я тебя подвезу. Мне не сложно.
Тэхён был не совсем здесь и сейчас, но даже так, он отчётливо понимал, что с этим человеком никуда ехать не собирается.
— Н-нет необходимости, — с усилием ворочая вялым языком, возразил Тэхён, пока Джуно, поддерживая под спину, практически тащил его по звонкому от эха коридору. Мимоходом они заглянули в залу проститься с гостями:
— Мы вынуждены с вами распрощаться…
— Мой… мой водитель… — невнятные попытки Тэхёна к препирательству заглушил усилившийся голос Джуно:
— Я сопровожу Тэхён-щи до дома, он сегодня немного перебрал и, боюсь, это полностью моя вина — я слишком настойчиво просил его поддержать тост, и теперь мой долг хорошенько о нём позаботиться.
Пьяные гости отреагировали одобрительным галдежом, и они отправились далее к выходу, где дверь им открыл дежурящий на посту швейцар.
— Так, осторожно, по курсу ступеньки. — Его покрепче перехватили под поясницей, а голос щекочуще мурчал где-то над самым ухом.
— Постой, мне надо позвонить…
— Да не переживай ты так, доставлю тебя в целости и сохранности. Мы же всё с тобой уже обсудили. Я тебя не обижу.
Слова заботы нисколько не успокоили. Тэхён едва контролировал своё тело, пока его, словно безвольную куклу, усаживали на пассажирское сидение. Сквозь вязкую пелену алкоголя, льдисто-холодным ключом забил под ложечкой страх.
— Сейчас тихонечко, дворами, довезу тебя до дома, — баюкающим тоном, Джуно всё продолжал обволакивать его липкой словесной паутиной.
— Нет… не хочу, — Тэхён задышал чаще, гипоксия потихоньку сжимала удушливую хватку на горле.
Он протестующе впился в руки, которые пытались пристегнуть его ремнём безопасности. Фигура мужчины всё нависала, вторгаясь в личное пространство, и почему-то это ощущалось сродни насилию. Тэхён отвернул голову, вжимаясь затылком в подголовник, а непослушные губы всё мямлили:
— Мне надо позвонить… позвонить Чонгуку…
— Хватит ныть, тебе такое не к лицу! — прикрикнул на него Джуно.
Его руки с раздражением скинули. Ремень обреченно скользнул в пазы, и в следующую секунду Тэхён ощутил на скуле настойчивые пальцы, вынуждающие повернуть лицо обратно.
— Ты же у нас самый смелый, забыл? Твоё бесстрашие и отчаянная гордость всегда меня будоражили. Недотрога Ким Тэхён, гордый и независимый… Будь я тогда умнее, всё могло бы сложиться по-другому… Но я умею извлекать уроки из своих ошибок. Я покажу тебе, что могу быть совсем другим… — Тэхён окаменел: его нижнюю губу лениво смяла, а затем оттянула вниз подушечка большого пальца. — Гораздо лучше него…
Зажмурившись, Тэхён пытался врасти всем телом в сидение позади, исчезнуть, не чувствовать. Судорожный хрип оцарапал горло — у него начинался приступ, но Джуно будто этого не замечал. Огладив нежную слизистую его губы, заворожённый, он продолжал щупать и мять его лицо, которое, даже искажённое сейчас мучением, напоминало лик ангела. Агонизирующего ангела.
Внезапно чужое присутствие исчезло.
Послышался рык и гнусавые чертыханья Джуно, и вот его уже освобождают от путов ремня, а в нос пробирается родной цитрусовый запах.
— Тэхён? Ты как? — Тэхён смог только благодарно простонать, обессиленно обмякая в объятьях Чонгука.
Чонгук аккуратно захлопнул дверцу и, сделав удлинённый выдох, медленно обернулся. Джуно уже соскреб себя с асфальта, на который его угодливо отправил апперкот Чонгука, и ухмыляясь разбитым уголком губ, отряхивал с колен уличную пыль.
— Вспыльчивость не лучшее качество, если хочешь состояться в этой жизни. Тебе бы поучиться терпению, если не хочешь провести остаток дней на дне. — Его глаза остро и зло сверкали из-под выбившейся из идеальной укладки чёлки. — Кстати, как там живётся? Мне любопытно.
— Я просто не мог отказать себе в удовольствии почесать кулак о морду одного конченого мудака. — Чонгук вальяжно скрестил руки на груди.
— Над острым язычком тебе тоже придётся поработать. Ни одному начальнику не понравится грубиян-подчинённый. А если так, кто будет носить домой хотя бы те жалкие крохи, что ты сейчас наскребаешь? Что тогда станется с твоей мамашей? Кто будет покупать ей подгузники? Ах! Чуть не забыл ещё про непутёвую сестрёнку и её спиногрызика.
— Не твоего ума дело, — гортанно пророкотал Чонгук.
— Но-но-но, я бы не был так уверен. — Джуно издевательски покачал указательным пальцем. — Я не последний человек в этом городе, кто знает, кому ещё из своих знакомых я могу поведать об одном буйном психе с неконтролируемой тягой к насилию? Главврач Сон тогда прислушался к моим советам…
Брови Чонгука едва заметно дёрнулись, выдавая удивление.
— Просто держись от Тэхёна подальше, усёк?
— Ой, только не говори мне, что ты раскатал на него губу! — насмешливо осклабился Джуно. — Не слишком ли самонадеянно для неудачника-нищеброда? Тэхён достоин большего, тебе так не кажется?
Чонгук до желваков стиснул челюсти, но сумел промолчать и отвернуться, отступая. Что не говори, а выдержкой он обладал великолепной. Тогда его спину подло настиг словесный кинжал, щедро сдобренный ядом:
— Сестрёнка, когда принесла в подоле сучонка, небось не сказала, кто её обрюхатил? — Чонгук так и остолбенел. — Знаешь, Сехун всегда хотел уехать учиться в большой город. Я ему помог. От него всего-то и требовалось, что сделать это без резинки. Чеён сама на него вешалась, ему даже уговаривать её не пришлось. Но кто ж мог подумать, что твоя сестрица настолько тупая, что не будет делать аборт. Интересно, как бы отреагировал Сехун, если б узнал, что стал папашей?
Садясь за руль, Чонгук со странным равнодушием вытирал о штанину разбитые костяшки. Он бросил взгляд на умиротворённо дремавшего Тэхёна, который стянул обувь и сидел сейчас с ногами на сидении, притулившись виском к оконному стеклу. Заведя мотор, он мягко тронулся с места, бросая последний взгляд в зеркало заднего вида, где скрючившаяся на асфальте фигура баюкала вывернутую им до сдобного хруста руку.
С трудом выведав у расклеившегося Кима местоположение карты-ключа — для этого пришлось обыскать все его карманы, при этом с трудом держа того на весу, — Чонгук разблокировал замок, и они наконец ввалились в номер. Оказавшись в электрическом кармашке, карточка подарила номеру приглушённо-интимный свет настенных бра и торшера в углу.
Выходя из машины, Тэхён наотрез отказался обуваться, поэтому преодолев весь путь от парковки до дверей своего номера, он собрал всю пыль, которую только было возможно, и теперь мог похвастаться ногами трубочиста.
— Садись, сейчас наберу тебе воды. — Чонгук пристроил бескостное тело на краешек идеально заправленной после визита горничной кровати и, убедившись, что Тэхён не собирается падать, отправился в ванну за тазом.
Тэхёну было жарко и тесно, синтетическая водолазка противно липла к вспотевшей спине. Он расстегнул тугую пуговицу на брюках и с горем пополам стащил с себя пиджак, но вот в вороте бадлона застрял, и спасать его опять пришлось Чонгуку.
— Пьянчужка, — беззлобно выдохнул Чон, когда на свет наконец показалось щурящееся лицо его босса, окружённое бронзовым ореолом наэлектризованных волосинок, которые он не удержался и мимоходом пригладил влажной рукой. — Вечно встреваешь в неприятности. Как можно было так напиться, зная, что этот ублюдок рядом?
Чонгук присел перед ним на колено, как маленькому помогая закатать повыше штанины, и Тэхён, пускай и пьяный, в смущении потупился, неловко приобнимая себя за голые плечи, казавшиеся карамельными в тёплом свете бра. Чонгук тоже снял с себя пиджак, подтянул по локоть рукава рубашки и перекинул мешающийся галстук через плечо.
— Таких отбросов, как Джуно, только могила исправит. — Он пододвинул таз с водой ближе и заставил Тэхёна опустить туда ноги. Тёплая вода приятно обволакивала, а от щекотного прикосновения к ступням Ким дёрнулся, тихо выдыхая:
— Знаю.
До Тэхёна всё доходило сейчас медленнее, словно с задержкой, но зато остро вонзалось в самое нутро, в эту минуту абсолютно беззащитное и лишённое алкоголем привычного панциря. Мурашки табунами бегали по телу, Тэхён не был привычен к такого рода заботе, тем более неожиданно и ошеломительно было принимать её от Чонгука, который действовал столь естественно и обыденно, будто омывать ноги своему подвыпившему боссу (?), старому приятелю (?), бывшему однокласснику (?) было в порядке вещей.
— Знает он. Раз знаешь, как допустил то, что мне с боем пришлось выскребать тебя из его машины? Дьявол знает, что он собирался сделать с тобой. Хотя я догадываюсь, что именно… — Несмотря на отчитывающий, гневливый тон, его прикосновения оставались такими же деликатными и аккуратными. — Не понимаю, как тобой вообще не пользуется каждый встречный-поперечный при такой-то преступной неосторожности? Или я ошибаюсь, и ты сам этого хотел? Может, я вам помешал? — Чонгук раздражённо плеснул руками по воде, отчего несколько брызг попало ему на лицо да на ковёр и штанины Тэхёна.
— Чонгук…
— Прости, — сказал он отрывисто и уже приглушённее. — Прости, просто я очень зол. — Не поднимая на Тэхёна глаз, Чонгук утёр тыльной стороной руки осевшие на лбу капли.
В повисшей тишине с серебристым журчанием плескалась в тазике вода. Закусив губу, Тэхён с нарастающей резью в глазах рассматривал чужой открытый лоб, воинственно сдвинутые на переносице брови и острые, особо выделяющиеся при таком освещении скулы.
— Вот и всё. — Отодвинув тазик в сторону, Чонгук постелил перед ним на полу небольшое ножное полотенце.
— Почему ты такой?
— Какой? — Чон, по-прежнему хмурясь, принялся вытирать его стопы.
— Такой. У меня из-за тебя так болит… вот здесь. — Тэхён положил ладонь на ноющую грудь. Сердце рвало на куски от сумасшедшей нежности и тоски. Потому что таких людей просто не бывает. Не может быть.
Чонгук мельком глянул на место, куда указывал Тэхён. Ему в лицо он по-прежнему избегал смотреть.
— Прости ещё раз, — сказал он, садясь себе на пятки и устало проводя ладонью по лицу. — Мне жаль, что я вспылил. Правда, очень жаль…
Тэхён всхлипнул, что-то грандиозное разорвалось в его груди, сметая все заслонки. Поддавшись внезапному порыву, он подался вперёд и сделал то, о чём мечтал, наверное, целую вечность — взял недоумевающего Чонгука за щёки и притянул к себе.
Чужие губы молчали, Чонгук, казалось, даже не дышал. В следующее мгновение на Тэхёна лавиной обрушилось осознание своей подлости.
— Я не должен был… Чонгук, я так виноват. — Он всхлипнул ещё раз, и ещё, стыдливые слёзы покатились у него из глаз. — Ты так много страдал из-за меня… тебя не должны были исключать, это так несправедливо.
— Т-Тэ.?
— А сейчас твоя жена и ребёнок не получают всего того, что ты мог бы им дать, и… О, господи! Надеюсь, она сможет меня простить… — Он закрыл ладонью рот, глотая слёзы.
— Тэхён, всё не так, слышишь? — Но тот уже не мог остановиться — плотину прорвало. Тэхён всё размазывал колючую влагу по лицу и, заикаясь, костерил себя на чём свет стоит. — Тэхён, посмотри на меня, — пытался достучаться до парня Чонгук, отводя его руки от лица.
— Ты такой славный, такой замечательный… А я? Опять запачкал тебя. Опять! Чёртов эгоист… — Тут поток его слов запечатали.
Руки подрагивали в чужих тисках, слёзно мыча, Тэхён всё откланялся назад, но отстраниться не получалось — настойчивый рот следовал за ним по пятам, до самого момента, когда отступать уже было некуда.
Затылок утопал в матрасе, а сверху, громко и сбито дыша через нос, его целовали с болезненным отчаянием, прерываясь на нежность — её всполохи оседали то на подбородке, то над верхней губой, то в самом уголке. Чонгук вылизывал его рот с напором, почти зло. На кого он злился? Уж точно не на Тэхёна. А у того от шока не ворочался язык, и всё, на что он был способен, — это пытаться поверить в происходящее и не задохнуться.
Только когда Тэхён обмяк окончательно, Чонгук отступил. Влажный чмок разорванного поцелуя и последующие низкие пристанывания Тэхёна, сопровождавшие его сбитое дыхание, ещё сильнее смутили стыдливо взирающую на это непотребство мебель.
— В какие небылицы ты уверовал? Глупый, какой же ты глупый, Тэхён… — хрипло причитал Чонгук, слепо мажа губами по его горячей солёной щеке, вминаясь и потираясь о неё носом, щекой, лбом — чем придётся. Тэхён же загнанно глотал кислород, от уголка его рта по подбородку стекала слюна.
Запястья Тэхёна освободили, и его руки сами легли сначала на широкую спину, а потом двинулись выше, к шее, чтобы вжать глубже в себя, срастись в единое целое. Одна из ладоней огладила по кругу щекотный ёжик на чужой макушке. Чонгук приподнялся на руках, смотря сверху вниз. В его крови не было ни капли алкоголя, но взгляд плыл не меньше, чем у самого Тэхёна.
— Возьмёшь меня? — вдруг спросил Ким, мечась глазами между коралловыми губами и абсолютной чернотой радужек.
— Что? — удивлённо выдохнули сверху.
— Пожалуйста. — Тэхён толкнулся бёдрами в чонов пах, такой же твёрдый, как и его собственный.
— Нет, я не могу… — Чонгук отрицательно помотал головой. — Я не знаю как… я не справлюсь… Ты пожалеешь.
— С тобой мне не о чем жалеть.
— Тэхён, нет — ты пьян. Так нельзя.
— Чонгук, пожалуйста, — замолил Тэхён, — мне это нужно! — Но тот не слушал, уже решительно с него слезая.
— Погоди! Не уходи, только не уходи… — Ким уцепился за шлевки на чонгуковых штанах, жалостливо заглядывая в его начавшие обретать прежнюю трезвость глаза. — Тогда… давай по-другому?
Тэхён медленно, боясь спугнуть замершего над ним Чонгука, расстегнул ширинку на его брюках, при этом его собственная грудная клетка ходила ходуном от волнения. Бельё под ними многоговоряще топорщилось. Он протиснул свою длиннопалую кисть под скользкую ткань, осторожно потирая и беря сквозь боксеры чужое возбуждение. Чонгук, прикрыв глаза и широко раздувая ноздри, не смел шелохнуться.
— Хотя бы так… — прошептал Тэхён и сделал подзывающее движение пальцами, мягко давя на чувствительное местечко под самыми яичками и вырывая у Чонгука несдержанный стон, который он заглушил, уткнувшись губами себе в плечо. — Хочу, чтобы ты смотрел на меня. Чонгук, пожалуйста, смотри на меня…
И он смотрел. И видеть наслаждение на его лице, слушать его скупые, но каждый раз переворачивающие внутренности стоны было самой прекрасной близостью, которую Тэхён имел в своей жизни. Должно быть именно так ощущается счастье.
Лениво моргая, он устало уронил руку с клейкой тёплой субстанцией меж пальцев, пока его с нежной благодарностью целовали в губы и за ушком, затем в шею, и спускались всё ниже и ниже, одновременно с тем стягивая брюки вместе с бельём.
Усталый, затопленный эйфорией мозг Тэхёна не сразу понял, что сейчас предстоит. Просто в какой-то момент поцелуи перетекли на поджимающийся живот, затем за щиколотки его подтянули ближе к краю кровати, а ноги согнули в коленях, помещая его стопы себе на плечи, жутко горячие даже сквозь слой рубашки.
Он только приподнялся на локтях, чтобы взглянуть вниз, как тут же со стоном опрокинулся назад, выгибаясь дугой от макушки до копчика. Это было неожиданно, совсем неумело, но горячо, мокро и головокружительно самим сознанием, что это с ним делает Чонгук.
Тэхён не находил себе места, то привставая, то снова ложась. Под лопатками хрустели свежие перины, а потолок вертелся каруселью, пока он метался головой по скомканному одеялу. По внутренней стороне бедра то и дело проезжался колючий ёжик волос, отчего пальцы на ногах каждый раз конвульсивно поджимались. Он часто дышал, хаотично шарил руками по кровати, ища за что бы схватиться, и до слёз вглядывался в свет настенного бра, пока лампочка в нём вдруг не лопнула, погружая всю комнату в ослепительную белую вспышку, за которой последовало долгое падение в блаженную бархатную темноту.