Любовь обожает шутить

      С этой странной и несуразной встречи проходит две недели или около того. Арсений живёт припеваючи, упрямо игнорируя факт знакомства с Антоном. Он и забыть окончательно был бы рад, но в глубине души знает, что не получится. Глаза — зелёные, мутные от усталости, с лопнувшими капиллярами и значительными мешками под ними — так просто не дадут о себе забыть. Но Шастун не попадается ему под руку, и это не может не радовать. Такая позиция вполне устраивает всех.       Всё это время Попов не разговаривает с дочерью. Ну, они по-прежнему здороваются за завтраком и прощаются за ужином, но дальше никто из них не желает залезать. Ира не спрашивает, понравился ли папе её новый парень, с которым, как она говорила до этого, у нее «всё серьёзно», а Арсений не торопится выносить вердикт. Наверное, девушке по большому счёту фиолетово на тот самый вердикт, ибо Попов не осмелится в чем-то не поддержать любимую дочурку. Он просто слишком боится потерять её доверие, поэтому и разрешает всё с самого детства. Его слоган воспитания всегда строился «от противного»: не допускать тех ошибок, что допускали его родители, и всё будет хорошо. К сожалению, это так не работает. Ира выросла избалованной девочкой, привыкшей к тому, что все собираются под неё стелиться. Папаша по-прежнему не хочет видеть такие недостатки в характере дочки, но полностью игнорировать это нельзя. Из-за этого Арсений удивляется вдвойне такому парню как Антон: он вовсе не похож на всех предыдущих ухажёров, которым, по классике жанра, были интересны деньги. Попов не знает, что там и как складывается у него с Ирой; Ира не пытается втянуть в эти дела Попова; от Антона вообще ничего не слышно, не видно. И всем хорошо. До одного дня.       Арсений Попов с гордой улыбкой пересекает порог своего дома, неспеша разувается и кричит куда-то на второй этаж:       — Золотце, ты дома? У меня новость.       Через несколько секунд по деревянной лестнице слышатся лёгкие шаги, и вскоре «Золотце» в знак приветствия, как в старые добрые времена, обнимает отца и целует его в щёку. На Ире сверкает яркая добрая улыбка, и тогда в голову закрадывается мысль о том, что так скачет она неспроста. Что же ей нужно?       — Папочка, у меня тоже новость. Даже, скорее, просьба. Но что нам разговаривать на пороге, да? Ты, наверное, устал, а я еды заказала. Она только что пришла. Пойдём есть.       Не успевает Арсений сказать, что на работе поел, как его уже тащат за руку на кухню. Распирает от интереса — что же она такого натворила?       — Как день прошёл? — спрашивает Попов, отправляя себе в рот первую ложку красного супа, который и борщом не назовёшь, но вроде как это он.       — Антону негде жить, его из общаги выперли, придётся поселить его у нас, — на одном воздухе выдаёт Ира, а Попов, поперхнувшись супом, чуть собственную ложку не проглатывает       Тишина в комнате длится секунды три, а потом Арсений снова вспоминает, как говорить и переспрашивает:       — Чего?       Вместо ответа слышит невнятное и быстрое бормотание, которое скорее всего является неловкими попытками уговорить его на верную смерть. Жить под одной крышей с чужим человеком ещё хрен знает сколько времени? Да ни за что. Хотя, если подумать… Антон не чужой, а почти зять, можно сказать. Не, зять — громко сказано. Новый ёб…бойфренд Иры, а Ира кого попало домой не пустит.       Тарелка с супом скользит по поверхности стола, останавливается ровно на середине. Есть уже не хочется.       — И как ты себе это представляешь? — пытаясь хоть на этот разговор стать суровым отцом, сквозь силу выдавливает из себя Арс, заметно понизив тон, слегка прищурившись и сложив руки на столе.       — Просто. Он живёт со мной в комнате. Ну, если ты переживаешь, можно в комнате для гостей поселить. Тебе он не помешает ни капли. Ты большинство времени не дома, да и к тому же…       — Я устроил себе отпуск на месяц. Моя новость в этом и заключалась.       —Ой… — Ира не секунду задумывается, но продолжает: — Ну, не оставлять же его на улице! Пап…       — А у твоего Антона нет других родственников? — Попов начинает уже раздражаться. Пока в окошко светило теплое солнышко, он целый день пропахал на работе, предвкушая целый месяц отдыха. И для чего? Чтобы прийти домой и узнать, что его дом теперь пристанище для студентов без общаги?       — У него все в Воронеже. Далековато от Москвы, да?       — Так пусть валит в свой Воронеж, сейчас всё равно лето!       — Ну пап… — Ира опускает глаза в пол, будто очень расстроена. Арсений уверен полностью в своём решении, но взвешивает всю грубость его голоса пару секунд назад и смотрит на дочку, так грустно разглядывающую свой розовый маникюр. Возможно, тогда им овладевает жалость и чувство долга. Он встаёт из-за стола, выдыхает и говорит:       — Ну ладно. Когда этот твой Антон придёт?       Раздаётся стук со стороны двери.

***

      Из и так беспокойного сна Арса вырывает звонкий смех дочери, смешанный с непонятными разговорами. За стенкой. Что же заставляет её так смеяться? Долбаный Шастун.       Он в доме только три дня, а успевает изрядно так помотать нервы Попову. Нет, он не делает ничего такого, просто бесит своим присутствием. Арсений сам по себе закрытый человек, а тут в его дом, в его крепость врывается левый парень, который будто заменяет отца Ире. Это, блин, мягко говоря, его не устраивает.       Арсений, сонно потирая глаза, смотрит на ручные часы, лежащие на тумбочке. Семь двадцать три. Почему им не спится в такую рань? Нынешнее поколение преимущественно совы, вроде как. Он недовольно щурится и трижды стучит по стене. Раздаётся приглушённое «ой», и голоса затихают.       Но уснуть больше не удаётся. Тяжело вздохнув, Арсений откидывает одеяло и приподнимается на локтях. В глазах темнеет, а в голове что-то начинает фонить. «Вот она, старость» — проносится в голове, и мужчина медленно встаёт с кровати.       В коридоре пахнет чем-то другим. В ванной лежит третья зубная щётка, гораздо потрёпаннее остальных. Третье полотенце — тёмно-синее, в отличие от двух белых. Открывает шкафчик над раковиной — вторая пена для бритья. Арсений передумывает бриться, яростно захлопнув дверцу. Шастун теперь буквально везде.       На кухне всё тот же Антон щеголяет в домашней футболке с пятнами неизвестного происхождения, готовит завтрак. На сковородке под крышкой «фонит» омлет с кусочками варёной колбасы. Всё-таки в том, что парень теперь временно (Арсений на это надеется) проживает в доме Поповых, есть плюсы. И главный из них — это он сам. Солнце светит ему в глаза, утренние лучи падают на кухонный гарнитур и его голые запястья: Антон не носит свои безделушки по утрам, заботливо укладывая их в какую-то коробочку на прикроватной тумбочке. По кухне распространяется приятный запах еды и чего-то ванильно сладкого. Наверное, в коридоре пахнет тем же, но не так ярко, как здесь. Приятную сонливость из Шастуна можно выжимать, поэтому неудивительно, что этим же заражается Попов, расплывшийся в такой же улыбке чеширского или любого другого кота. Они тихо ходят по кухне и занимаются своими делами, стараясь не разбудить Иру. На секунду создаётся впечатление, что Арс знает Антона всю жизнь, и вместе они прошли огонь, воду и ещё невесть сколько всякого дерьма. Это чувство окрыляет и даёт силы на весь предстоящий день. Утренняя эстетика, по-другому это не назовёшь.       Непричёсанные волосы спутаны в большой колтун, и Арсений предпочитает не думать, что, возможно, их запутывал далеко не плохой сон. Но когда он видит выглядывающее из-под растянутого выреза футболки бордовое пятнышко на левой ключице, всё идёт по пизде. Из головы больше не выкинуть мысль, что этот засос определённо точно поставила его дочь. До этого ему в голову, конечно, приходила мысль о том, что Ира уже давно не ребёнок, но увидеть вживую… Да ещё и с этим Шастуном.       Арсений обалдевшими глазами смотрит на покрасневшую кожу, пока его стеклянный мир трескается. Антон понимает это и поспешно поправляет воротник, прикрывая отметину.       Их взгляды пересекаются, и парень беззвучно, одними только губами просит прощения. Попов хочет что-то сказать, но, открыв рот, сразу же затыкается, предпочитая оставить свои мысли при себе. Может, оно и к лучшему. Так Арсений не сможет зайти слишком далеко, успеет забыть мальчишку и то, что его девочка уже не такая маленькая. Фантазия ослепляет, а реальность даёт пощёчину, и теперь ему остаётся только надеяться на то, что Антон не моральный урод и не сделает Ире плохо. Он уже не подросток, он — заботливый отец, которому давно противопоказаны какие-либо чувства. В том числе и ревность… Отцовская ревность, разумеется, а не то, что вы, и даже сам Арс сначала, подумали.