Два
30 июля 2021 г. в 12:01
Тот день начинается уже странно. Арсений рано утром уносится куда-то, весь красный как рак, оправдавшись типичным «на работу». Антон с Ирой лишь пожимают плечами и продолжают завтрак, сделав вид, что верят. И совсем неважно, что отец в отпуске, а при желании может вовсе не ходить, наняв себе замену.
Может, но боится. Может, но не хочет. Попов всем сердцем ощущает страх перестать быть полезным и нужным хоть кому-то; он любит работать, пусть даже это и отнимает всё свободное время, личную жизнь и ещё много разных привилегий человека обычной занятости. Может, оно и к лучшему.
А может и нет. По крайней мере, если бы Арсений Сергеевич пару раз сходил и потрахался с кем-нибудь за все восемнадцать лет (пока он растил дочку), а то и больше, то не смотрел бы на Антона каждое утро так, будто метается между двух огней и никак не может определиться, что испытывает к своему зятю. Антон эти метания, разумеется, замечает. Трудно игнорировать то, как тебя испепеляют (ну, или трахают) взглядом.
Да, отец у Иры, конечно, странный, но это не предъява. Он в любом случае молодец и просто любит свою дочь; тут виноват не он. Не он, а Шастун со своим эгоизмом. Это он попросился в чужой дом, он ест чужую еду, он бесит хозяев. Ещё тут в трусах и с засосами щеголяет по кухне перед отцом девушки. Ещё бы, мудак, взял табличку: «Арсений Сергеевич, я имею вашу дочь». Боже, иногда Антон понимает, насколько бесит других, и это в два раза сильнее бесит его.
Он привык сводить все к юмору, превращая в недостендап даже то, что пугает, возмущает или вызывает какие-либо другие яркие чувства. Поэтому Ира долго смеялась с рассказа об этих утренних переглядках парня с её родителем.
Арсений всегда настойчиво смотрит в спину, скользит взглядом по всему телу как строгий отец, который ищет злополучное тату на теле своего сына. Он всегда очень тяжело дышит, как в начале жесткого гей-порно, и Антон не разбирается в этой теме, но точно уверен, что где-то и видел такое начало. А когда тот поворачивается к Попову лицом, он сначала вглядывается в зрачки слишком усердно, будто ищет там что-то, а потом с таким же усердием опускает глаза в пол, начинает куда-то двигаться и молчит. Как ребёнок малый — боится сказать хоть одно слово. А Антон не решается нарушить эту идиллию, и каждый раз ритуал повторяется.
Эта история уже стала их и Поповой локальной шуткой о том, что «тесть влюбился в зятя» и что если Шаст решит уйти к её отцу, то Ира сильно не расстроится.
Разумеется, никто и не предполагал такого, всё в формате шуток. Но со временем Арс смелеет, и такие забавные шутки начинают походить на реальность. Об этом он Ире точно не расскажет.
Попов никогда не упустит возможность «случайно» зайти в ванную, где моется в данный момент Антон. При этом Шастун на сто процентов уверен, что даже на втором этаже слышен звук воды. И ладно, если бы отец был глухим или просто не замечал эти звуки. Но ведь он ни разу не заходил по ошибке к Ире, а вот к нему — постоянно. И нет, он не позволяет себе как то подглядывать или что-либо другое. Сразу после того, как слышит недовольное «Эй», он отворачивается, просит прощения и уходит. Похоже, ему нужен сам факт того, что они сталкиваются. Сам факт их взаимодействия. Возможно, так он хочет начать общаться с, наверное, будующим зятем.
Кстати говоря, вот это «зять» Антона немного раздражает. Раздражает то, что все в этом доме так уверены, что он останется тут надолго, и что с Ирой всё серьёзно. Может, так и есть, но пока он ещё не думал об этом. Так почему тогда все уже всё решили?
Часов в восемь вечера Попов возвращается домой. Вид у него серьёзный, предвкушающий что-то и смущенный одновременно — убийственная смесь. В руках он держит открытую бутылку коньяка, который уже, похоже, попробовал. У Арсения блестят зрачки, сам он немного красный (но это больше походит на то, что его кто-то очень засмущал) и слишком дружелюбно улыбается. Добрый он куда красивее и моложе выглядит.
Он, наверное, впервые за две недели пребывания Шастуна в их доме здоровается нормально, а не «Я дома», и это настораживает. Во второй руке пакет, наполненный едой доверху.
— Пап, ты выпил? — недовольным голосом спрашивает Ира сразу, как только мужчина ставит пакет на стол. — От тебя несёт за километр.
Нет, от него не «несёт» — запах можно почувствовать, встав рядом, но никак не через дверь. У Поповой какая-то сверхспособность, связанная с очень острым обонянием. Это у них семейное. Если спросить Арсения, чем пах одеколон Антона в первую их встречу, он назовёт как минимум все самые ярко выраженные нотки.
Шастун не чувствует запах спирта от Арсения вообще, возможно, потому что привык. От его отца воняло куда сильнее и куда чаще. И не каким-то коньяком, а палёной водярой или самогонкой. Иногда ему кажется, что лучше отца, чем у его девушки, он никогда и не видел. А то, что Ира постоянно на него бурчит — это от избалованности или от того, что не знает, как ей повезло. У многих его знакомых был либо отчим, либо бухающий батя, которому так и хочется харкнуть в опухшее от алкоголя лицо. Она не знает, каково это — спрашивать у соседей ночью, не видели ли они его, а в итоге забирать из отрезвителя. Она не знает, каково слышать мамины тихие всхлипы за стенкой и делать вид, что ты спишь. Она не знает, и хорошо.
— Золотце, всего чуть-чуть. Прости, пожалуйста, я плохой отец, — Арсений говорит членораздельно, но глаза немного прикрывались, а на словосочетании «плохой отец» Антону хочется врезать ему и сказать, чтобы заткнулся. — Садитесь, ужинать будем.
Ужин почему-то сегодня больше похож на новогоднее семейное застолье со всякими селёдками под шубой и красивыми салатами. Ещё и вискарь в середине. Что-то тут явно не так. Попов настоял, чтобы Шаст сел напротив него, и только тогда парень стал догадываться — будет допрос. С некоторыми его предыдущими девушками было такое, но, мягко сказать, в других условиях. А Арсений кажется куда умнее, чтобы заниматься такими вещами. Ну ладно, пусть разыгрывает из себя тёщу.
— Ну, Антон, первая встреча у нас не задалась, а потом всё как-то быстро завертелось, — это определённо намёк на то, что Шаст слишком скоро припёрся в их дом. — Так что предлагаю начать заново. За знакомство!
Они выпивают. Ира с неохотой, Попов с жаждой, Антон за компанию. Двое из них морщаться, а Шастун привык пить вещи и посерьезней.
— Ну, рассказывай. Где живешь, кто родители, как познакомились?
Как бы Шастуна ни раздражали подобные процедуры, ответить всё же приходится так, будто разговаривает о последних новостях со старым знакомым.
— Живу я в Воронеже, а собираюсь сюда, в Москву. Родители мои — обычные работящие люди. Познакомились мы с Ирой года два назад в интернете.
— В интернете, значит. Понятно. А почему родителей не навещаешь? Съездил бы к ним на лето, а то в городе… душно.
— Да ехать далеко, с деньгами у меня напряжёнка, из общаги выгнали.
— До Воронежа часа два на поезде, денег можно и одолжить у кого-нибудь, если желание есть. Видать, его нет. Не обманывай меня, Антош. По тебе всё видно, я же не дурак, — с этими словами Попов закидывает в себе ещё одну стопку. «Антоша» не стал отставать.
«Не дурак, говоришь. Хорошо, ладно. Но мы тоже не лыком шиты, папаша».
В разговор вмешалась Ира:
— Пап, не пугай человека. Что ты ему допрос устраиваешь?
Арсений выставляет руку, как бы прося помолчать. Девушка цокает, обиженно отводит глаза и залипает в телефон, но действительно затыкается.
— А почему тебя из общаги выгнали?
— Места не было. Там, видимо, по блату кто-то приехал.
— Опять врёшь, — Арсений прищуривается, заглядывая в зелёные глаза и будто пытаясь разглядеть в них правду.
Ира куда-то уходит. Говорит, что в туалет, но входная дверь через несколько минут хлопает. Наверное, сбегает к подружке от такого плохого отца и парня, который за неё даже не заступился. А их посиделки продолжаются.
Через какое-то время Арсений достаточно сильно пьянеет, чтобы нести полнейшую ахинею, а Антон — настолько, чтобы не отставать.
— Слушай, Антох, может на рыбалочку завтра?
— Ну Арсень-Сергеич, вы не настолько старый, — отвечает Шастун и громко смеётся, сам не зная, почему.
— Почему сразу старый? Мы еще ого-го! Религия?
— Конечно же Ислам.
— Мечтаешь о чём?
— Ну, даже не знаю… на море хочу, во.
— О, вспомнил! Кем вы видите себя через десять лет?
— Арсень-Сергеич, я чё, собеседование прохожу? Бомжом в подворотне.
— Вредные привычки?
— Бухаю. Курю. Изменяю. Наркоман. Гомосексуал.
— А вот последнего нам не надо.
— Вы гомофоб?
— Ну типо.
— Осуждаю.
— Ой, да это у молодежи просто мода пошла на толерапстность, — Арсений пытается выговорить, но язык заплетается.
— Да вы и сам такой, кого обманывать?
— В каком смысле? — взгляд его становится куда серьёзнее, чем минуту назад.
— В прямом. Вы гей, Арсень-Сергеич. У меня радар отлично работает.
— Пхах, да с чего ты это взял?
— Мне привести доказательства? — Антон сразу будто трезвеет и обретает интерес к разговору. Да, завтра он будет жалеть о том, что сегодня скажет, но и пусть.
— Приводи.
Шастун хрустит пальцами и руками облокачивается на стол, будто сейчас будет рассказывать то, в чём он явно профессионал. Арсений боится: взгляд метается от зелёных глаз по всем углам, руки наливают ещё рюмку.
— Женщина была у вас всего один раз, и то это ваша бывшая жена. За восемнадцать лет у вас не было ни одной любовницы, даже проститутки. Если бы была, Ира бы заметила. И вам женщина вообще ни к чему, но при этом вы в глубине души не хотите быть одиноким и эту жажду глушите работой. Вы довольно манерны, влюблены в меня и ещё и гомофоб — то есть латентный гомосексуал, — Антон сидит так, будто два плюс два сложил. Да ещё улыбается и наблюдает за реакцией Арсения.
— Стоп, что? Влюблён в тебя? Не слишком ли ты много на себя берёшь, молодой человек?
— О, нет, в самый раз. Я вижу, как вы на меня смотрите, и знаю, что чувствуете. Может, вы сами даже этого не понимаете, но хотите утолить тактильный и не только голод, и я для этого очень подхожу, не правда ли? А у вас с дочерью, к сожалению, один типаж. Вы и сами в целом с ней очень похожи, но это неудивительно. К сожалению, потому что она приводит своих ухажёров, а вы в них влюбляетесь, но не можете обидеть свою дочь, вы никогда не рискуете увести одного из них. Или я исключение, Арс?
— Какой я тебе Арс?! — Попов вскакивает со стула, как ошпаренный. — Наговорил херни и сидит довольный.
— Эта херня — твоя жизнь, Арс. Спокойно ночи, — с этими словами Антон элегантно встаёт со стула и скрывается в дверях, оставляя мужчину наедине со своими мыслями.