Любовь обожает шутить

      Арсений думает. В последнее время слишком много, наверное.       "Антон слишком самовлюблённый," — в ту самую ночь обиженно успокаивает он сам себя, сидя на кухне, наедине с почти опустошенной бутылкой коньяка. А после хватает ее за горло, будто та виновата в том, что Попов проебался, и делает пару глотков, недовольно морщась. И всё-таки алкоголь – не его история. Не его, но зато прекрасно отвлекает от всего, что только что произошло.       "Антон слишком наблюдательный," — вторая мысль которая приходит в голову. Арсению страшно представить, что будет дальше, но будущее неизбежно. Это должно было рано или поздно произойти, никто не может ни разу не оступиться. Но больше пугало то, что оступился он именно в этот раз. Именно с тем парнем, про которого Ира так громко заявляла, что "все серьезно". Именно с тем парнем, который живет у него за стенкой и каждый день мужчина слышит, как они с Поповой разговаривают, смеются, целуются и делают еще невесть что. Именно с тем парнем, который совсем не вписывался в типаж дочери, да и что греха таить, Арсения тоже. Именно с Антоном.       Когда Попов пытается уснуть он думает, что хотел бы, чтобы Ира рассталась с Шастуном. Когда Арсений понимает, что чувствует ревность, то готов задушить себя подушкой, собственным ремнем, да хоть чем-нибудь. И без того красные щеки начинают пылать еще сильнее, температура как-будто подскакивает вверх градусов на сто. Голова гудит после тяжёлого дня. Хочется подышать, и он выходит на балкон.       Ночи холодные. На дорогах куда меньше машин, чем днем, хотя это неудивительно. Людей почти не видно, единственная одинокая фигура, мелькнувшая в свете фонарей, быстро скрывается где-то в тени. Свет в домах, каких-то ночных жителей, время от времени гаснет, а где-то наоборот, загорается. Кто-то ушел спать, а кто-то только проснулся. Стоя на балконе можно увидеть многое. Где-то новогодняя гирлянда не потухает уже круглый год. Как Арсений не взглянет, а она все горит. Но больше всего потуших окон. Все спят.       И мужчина рад присоединиться к ним, но собственные мысли разгрызают череп изнутри, а этот поток переваривания всех диалогов с Антоном нужно как-то замять. На подоконнике он находит пачку Манчестер Рэд и зажигалку, принадлежащую зятю (как бы противно не было его так называть, это пока оставалось фактом). На упаковке ни одно упоминания о вреде табака, даже той веселящей "импотенции" с дизлайком нет. Нелегальные, что ли? Ай, это не так важно. Курение убивает, но сейчас этого как раз не хватало.       Арсений в жизни курил только один раз — когда был подростком. Тогда он и понял, что курить не хочет, а от дыма вообще тошнит. Поэтому максимально неумело делает первую, чересчур глубокую затяжку, и закашливается. Табак обжигает горло, а дым первое время вообще не хочет выходить, продолжая дальше щекотать лёгкие. Через несколько секунд Попов приходит в себя и громко дышит. Как Антон вообще их курит? Второй раз убедившись, что сигареты — полное дерьмо, Арсений тушит чересчур длинный бычок в пепельнице, купленной специально для нового жильца, и наконец оставляет чужие вещи в покое, переборов желание выкинуть их в окно. Потому что не хочет, чтобы Шастун портил себе легкие и зубы в таком раннем возрасте.       Мужчина не помнит сколько простоял так, в помятой футболке и домашних штанах на балконе, глядя в чужие окна, но явно долго, раз конечности начало сводить от холода, а небо заметно посветлело. Значит, времени сейчас около шести.       В доме было заметно теплее, тело расслабилось, и первое время даже приятно было от такого тёплого душного воздуха, пропитанного спиртным и каким-то непередаваемым уютом, которым пахнет в доме Поповых, похоже только в полной темноте. В комнате ничего не изменилось, да и с чего бы? Все тот же крепкий, но хороший коньяк стоит открытый на журнальном столике. Красивый рюмочный набор, что подарили ему когда-то совсем давно, наконец пригодился. Темно, только тусклый свет лампы чуть подсвечивает очертания комнаты. Ира до сих пор не вернулась, не смотря на то, что солнце уже не спеша поднималось над городом.       Вдруг резко скрутило желудок, а рот наполнится слюной. ***       Приходит Антон. Арсению хочется рассказать ему про все, что он надумал, но то ли сейчас не до этого, то ли просто страшно. ***       Приходит Ира. Ругается на Антона. Сначала хочется заступиться, потом мужчина вспоминает, что это его дочь.       Голова раскалывается. ***       Следующую неделю Шаст всевозможными путями избегает контактов Арсением. И уж тем более разговоров. Самому же Арсению страшно может, только пару дней, а потом желание берет верх, и он хочет обсудить все. В голове накопилось слишком много вопросов и утверждений касаемых мальчишки, и надо бы с ним ими поделиться. Попов не на что не претендует, максимум на то, чтобы они с Ирой разошлись по инициативе Антона и забыли друг друга. Потому что навряд-ли можно представить дальнейшие отношения, зная, что твой тесть гей и, более того, ты в его вкусе.       А где-то внутри тлеет надежда на то, что Шастун просто забыл все, что происходило в тот вечер, и не придется ничего менять. Хотя может, это сделало бы только хуже...       Арсений общается с дочкой жёстче, и сам порой не понимает, почему. А видит Антона, который тоже в последнее время чаще ссориться со своей девушкой, реже палится засосами на шее и других местах, и постоянно носит кучу этих колец и браслетов, которые ее, кстати говоря, очень раздражают.        Вообще много всего поменялось за следующую неделю. Стало ли причиной тому "семейные посиделки", или нет — можно только догадываться. Все как по щелчку пальцев перестали дуть в причинное место Ире, спуская избалованную девчонку с небес на землю. Антон будто ее стеснялся. Он избегал Арсения, но химия у них была куда сильнее: парень все еще никак не отвык от привычки с наглой кроткостью смотреть в глаза, готовить завтрак в одних трусах ранним утром, когда Ира еще спит. Ну или звенеть за километр своими безделушками на прекрасных худых руках, металл на которых обжигает холодом места прикосновений юноши. Один только их взгляд друг на друга ломает кости в Попове и выворачивает кишки на руду, наверное, автоматически перечеркивая все любовные похождения Антона с Ирой. Они могут трахаться одним только взглядом, а это дорогого стоит.       Арсений продолжает держать себя в руках, но уже не так уверенно, как ему это удавалось раньше. Он уже менее терпеливо разговаривает с дочерью, более сильно настаивает на контакте с Антоном.       Ира же чаще пропадает где-то вне дома, сбрасывает звонки обоих. Может ночевать где-то у подружки, утром прийти, и, поняв, что Антон не так уж и переживает, снова удалиться в неизвестность. Наверное, она что-то замечает, но не говорит об этом прямо.       Все находятся в ожидании чего-то, все устали молчать о чем-то. Ситуация напоминает затишье перед бурей. ***       Арсений устает от этого. Устает от Антона, который так настырно лез в его жизнь, а теперь так же настырно хочет из нее улизнуть. Устает от дочери, которая, как мужчина недавно понял, неплохо так забирается к нему на шею. Устает от себя и своего дебильного характера. Устает от отпуска, и от работы тоже.       И, к большому удивлению, скучает по ласке. По теплу чужого тела, громкости чужого дыхания над ухом, прикосновений, разговоров по душам, объятьям. По любви. Он скучает по тому, чего никогда не испытывал, и навряд ли ему это вообще светит. ***       В тот день все происходит так спонтанно. Обычно перед такими событиями присутствует долгая предыстория, моральные терзания, но жизнь обожает шутить.       Арсений честное слово не хотел заходить в ванную к Шастуну и застать его с сырой головой, полотенцем и в трусах. — Ай, Тош, извини, — Попов застывает на пороге, не в силах просто закрыть дверь, как любой нормальный человек. — Я не хотел, оно… оно как-то само! — Арсений Сергеевич, я блять в курсе, что вы специально грешите этим, — раздраженно отвечает Антон, и сводит диалог на нет, но мужчина раньше успевает понять, что парень загнал в угол в данной ситуации. — Закройте дверь! — Да кто же знал, что тебе помыться приспичит именно сейчас?! — Мне нужно одеться, если вы не заметили, — секунда молчания, и Антон уступает, желая слиться уже хоть как. — Хотя да, я уже все. В комнате оденусь. Пропустите пожалуйста, — Шаст подходит к Попову ближе, и пытается протиснуться в пространство между мужчиной и дверным косяком. — Нужно поговорить. — А потом никак? — Никак. Ты постоянно бегаешь от меня, — Арсений, наверное, слишком грубо отталкивает Антона в глубь ванной комнаты и закрывает дверь. — Мне вот только интересно, почему… — Арсений вдруг замолкает. — "Почему" что? — парень нагло вытягивает из раздумий. У него уже и голос поменялся на более игривый: именно таким голосом неделю назад Шастун доказывал что-то Попову про ориентацию. — Почему тебе больше не нравится Ира, и нравлюсь я?       У Антона выбивают землю из-под ног и воздух из лёгких. Это что за цыганские фокусы? — Дед, ты вообще кукухой того? — на эмоциях спрашивает он, но снова входит в свою непоколебимую роль. — Выдвигать сумасшедшие идеи и придумывать доказательства к ним -- это вообще мои приемы. Но в целом, — по лицу парня расползается заигрывающая улыбка. — Мне интересно, что ты мне скажешь дальше. Я слушаю. — Во-первых, ты стал холоднее к ней относиться. Только посмей сказать, что это не так, — Арсений ставит указательный палец перед губами Антона, чтоб тот промолчал до поры до времени. — Во-вторых, вы не занимаетесь физической близостью, не целуетесь, не обнимаетесь, не делаете ничего, что делали до этого. — Ну, допустим, — задумчиво отвечает парень, внутри гордясь тем, что Арсений Сергеевич перенимает его фишки. — А с чего тогда второе утверждение? — Да с того, что ты постоянно пытаешься меня соблазнить, — шипит сквозь зубы Попов, и впечатывает Шастуна горячей спиной к холодной плитке в ванной, прижимая к себе. Смотрит снизу-вверх, но так, что хочется на колени встать – такой взгляд часто встречается у влиятельных и сильных людей. Голубые глаза слегка прищурены, рука покоится на груди собеседника, не давая ему уйти, и чувствует учащенное сердцебиение. Антон явно нервничает, поэтому выходит из флиртующего образа. — Арсений Сергеевич, не пугайте меня так. Вы какой-то странный, — замечает парень, но на самом деле там стоит уже кто угодно, но не Арсений Сергеевич. Этот кто-то более решительный, этот кто-то не боится, этот кто-то не неудачник. Этот кто-то – эгоист, готовый даже отжать парня у собственной дочери, в угоду своим интересам.       Этот кто-то не дает Антону закончить предложение, затыкая рот настойчивым поцелуем. Желание, которое мужчина скрывал всю свою жизнь, вырывается наружу, и сам Попов знатно ахуеет от такой смелости в ближайшем будущем. Он опирается на стену коленом и руками, иначе замертво рухнет на пол. Разум кричит о том, как это тупо, но тело так хочет ближе, сильнее, теплее, что прекратить даже мысли не возникает.       Со стороны Шастуна не видно сопротивления. Какое-то время парень стоит, боясь или стесняясь даже пошевелиться, а потом смелеет и начинает отвечать, положив руку на затылок Арсения. Пытается что-то сказать, но его не спешат отпускать, поэтому выходит только мычание, сквозь которое можно расслышать недо-стон: "Арс, Арс, Арс!" И в тот момент мужчина действительно хочет стать просто Арсом — малолетним пацаном, у которого еще столько всего впереди. Вдруг в дверной скважине что-то щелкает. Антон резким движение отталкивает Попова от себя. — Ира пришла.