Резонанс

Странно въезжать в поместье баронессы со своими личными вещами. Сдержанный и степенный Джон ведёт сквозь анфиладу комнат, подспудно объясняя расписание, по которому живёт поместье. Всё это странно загадочно и так маняще. Для чего эта близость? Внезапно Джон поворачивается. Во взгляде скрытое беспокойство. — Мисс Эстелла, прошу вас ничего не ждать и ни на что не надеяться. Всё может закончиться также неожиданно, как и началось. Официально баронесса требует вас, как личного ассистента, который будет находиться при ней двадцать четыре часа. Ваша зарплата с этого дня вырастает в пять раз. — В пять раз? Двадцать четыре часа? Ты скорее не то что удивлена, наверное, рада, но взгляд Джона пугает. Он словно хочет предупредить. Он словно кричит: «Беги, пока не поздно!» — Да, именно поэтому вы временно и переезжаете сюда, — продолжает он голосом, разительно отличающимся от взгляда. — А что потом? — А потом будет потом, мисс Эстелла. Может быть, вы задержитесь здесь на неделю, может на месяц, а может на два дня. Всё зависит от воли баронессы. Ты не веришь глазам. Твоя комната рядом со спальней Хеллман. Внутреннее убранство конечно намного скромнее чем в апартаментах самой леди, но это ни в какое сравнение не идёт с твоей жалкой халупой в трущобах Лондона. Большая мягкая кровать, картины на стенах, камин, мебель словно из музея, ворс ковра настолько пушистый, что нога полностью утопает в нём. Посмотрев на своё отражение в большом настенном зеркале, ты видишь только одно: ты чужеродный элемент в этом сказочно красивом доме. Внезапно стенная панель отошла в сторону, оказавшись потайной дверью, в которой появилась баронесса. А вот она, напротив, в роскошном бежево-золотом парчовом костюме смотрелась настолько органично, насколько можно было себе представить. — О, прибыла. Размещайся и немедленно ко мне. У нас море работы. Странный взгляд. Нервный, затаённый словно у волка. Лицо перекошено от скрываемых эмоций. Кажется, что с баронессой словно что-то не так. Снова суматоха, снова эскизы, папки, телефонные звонки, поиск, критика, ткани, образы. Как обычно остро, профессионально, резко, без жалости, с сарказмом. Эскизы летят с пробковой доски умирать на полу. Но всё равно баронесса сегодня сама не своя. Её взгляд всё более беглый, более напряженный, более короткий и словно виноватый. И это тебе уже не кажется, как при первой встрече в спальне. Она часто сжимает руки. Ходит по кабинету. Ты смотришь на неё и не можешь понять, что это. Но оно как-то роднит тебя с ней. Чувство тревоги, чувство предвкушения падения — чуть-чуть до пропасти и всё же не пропасть. Баронесса словно боится перешагнуть какой-то рубикон, молчит о чём-то. Все её речи — фальшивый обман. Она вызвала тебя сюда явно не за тем, чтобы просто сидеть подле и выпытывать новые формы платьев. — Что ты думаешь? — вопрос баронессы выбивает из колеи мыслей. — Э, эта длина, мне кажется, нужно укоротить. Смотрит строго с вызовом и оценкой, прищуром и губами в трубочку, словно ты её личный враг, ты посмела критиковать, и она уже продумывает коварный план мести, но вот в чём её величие — через мгновение беспристрастного анализа она с тобой соглашается. — Да, ты права. О, кажется у кого-то завелись тараканы в трусах. Ты готова вечно слушать, как тебя хвалит живое божество. Ты мгновенно стала горячей, как металл на углях. Ужин. Рядом с ней, в её апартаментах. Не на кухне с прислугой. С тобой, как пропускной билет, твои эскизы. Ты постоянно рисуешь. Она постоянно смотрит, даже во время еды. Приём пищи для неё словно неприятная помеха, хотя она мгновенно чувствует не тот вкус салата или специи в блюде. Она умеет ценить блюдо и даже съесть его с удовольствием. Ты же ешь поспешно, не чувствуя вкуса, хотя голодна и никогда не пробовала такого. Салфетка тянется к твоему лицу. Крошка застряла в уголке рта. Баронесса вытирает твоё лицо своей рукой. Она это делает нежно и естественно, но для тебя это сродни удару током. Что это? Приглашение к вечеру? Приглашение на большую кровать, устланную белым мехом? Ты согласна. Ты согласна склонить голову к великолепной груди, чтобы слушать такое «родное» мятежное сердце. Слушать, засыпая в спокойном блаженстве. Слушать, засыпая в крепких объятиях, с поцелуями на волосах, на лбу, висках, щеках, тайно, сквозь сон, чтобы не разбудить, словно так целовать запрещено. Словно нежная Хеллман это что-то постыдное и аморальное. И вдруг ты видишь как под столом она колет свою руку булавкой. Шок. Зачем? Почему вновь появился этот виноватый взгляд? — Эстелла? — Да. — Ты готова увидеть то, как я работаю над образами? — Конечно! Ты улыбаешься до ушей, искренне. Она дышит тяжело. Её взгляд говорит тебе: «Зря».