***
Пол в её спальне устлан эскизами. Их больше сотни. Все гениальны. — Такая моя роль? — спрашиваешь тихо, разглядывая это богатство. — Если захочешь. — А ты? Хочешь этого? Брови баронессы поползли вверх. — Не обращайся ко мне на ты, — говорит она сквозь сжатые губы. Не обращаешь на это внимание. Внезапно боль пробуждается в тебе вместе с агрессией. — Так ты ответишь? — повторяешь свой вопрос, рискуя быть прожжённой взглядом. Она молчит. Молча встаёт из-за стола, снимая очки. Молча идёт к тебе, рождая гнетущее состояние вокруг себя. И вдруг падает на колени. Целует твои руки, заливая горячими слезами твои ноги. — Останавливай меня, слышишь, останавливай. Думаешь, я не знаю о том, кто я. Она буквально стаскивает тебя со стула. И ты снова игрушка в её руках. Ты готова простить её, как любой ребенок априори любит свою мать. Ты любишь её. Она слишком глобальный творец. Она слишком похожа на тебя. Разве ты не резала тех, кого любила? Не ножом — отношением. Разве не ты убила свою собственную мать — своей глупостью, игнорируя её предупреждения. — Эстелла, останься в машине, — снова её голос отголоском из слишком болезненных воспоминаний. — Я буду рядом. Не задуши меня своей любовью. Баронесса распахивает свой пиджак, открывая для тебя свою грудь, зная, что ты обожаешь её, её тело, и уже не можешь без её запаха, без биения её сердца. И тут ты видишь между округлых прекрасных грудей на золотой цепочке рубиново-красный, обрамленный алмазами кулон, тот самый, который тебе отдала мать перед своей смертью. Тот самый, который ты потеряла, когда убегала от собак, спущенных на тебя этими странными и страшными в своей жестокости «влиятельными знакомыми». Голова баронессы покоится на твоих руках. Задушить? Обвить цепочкой от кулона шею и уйти быстро и тихо? Ты смотришь на её старое лицо. На её разгладившееся от мимолетного сна лицо. Смотришь на её улыбку. Она так блаженно спит. Этот монстр, эта гениальная женщина. Ты гладишь её по голове, по волосам, тронутым сединой, проводишь пальцами по линии щеки, очерчивая губы, спускаешься к шее. Ты гладишь её по груди и берёшь в руку кулон. — Фамильная драгоценность. Ты вздрагиваешь, не ожидая того, что она уже пробудилась. — Такая история с ним произошла. — Расскажешь? Она встаёт, поправляя наряд. Как ни в чём не бывало садится за стол. — Запомни, Эстелла. Наедине что угодно, на публике я — баронесса, твой работодатель, ты — подчиненная. Запомнила? — Да. — Сядь на стул. Через полчаса начнётся мой обычный рабочий день. Веди себя, как будто ничего не было. Больше непринужденности. Да, вот так, умница. Взгляд во взгляд. Время застыло, словно в сказке о спящей красавице... Буквально через пару минут в кабинет начали входить люди: адвокаты, секретари, служащие, закройщики, менеджеры по продажам. Кто-то косился на тебя с недоумением, кто-то чванливо не замечал. Тебе было всё равно. Ты мерно и тихо работала над эскизами новой коллекции, перебирала руками вчерашнюю боль, дорабатывая «гениальные» эскизы, доводя их до блеска. Через неделю предстоит презентация.***
— Эстелла! Снова её голос. Ты обожаешь его и ненавидишь. Разве так бывает? Ненавидеть и обожать одновременно? Но ты слишком слабая. Ты всего лишь Эстелла Миллер — девочка с помойки, воровка. Воровка! Точно. Ты украдешь этот кулон. Ты отомстишь за мать. Она — эта старая стерва уже давно не может творить свободно. Её век вот-вот издохнет. Пятидесятые ушли, сучка. Пора и тебе на пенсию. Впервые ты чувствуешь в себе силу. Силу и уверенность. — Да, ваша светлость. — Эстелла. Этот наряд наденешь ты. — Что? Но я же не модель. — Без возражений, поняла? Мне нужно грандиозное шоу. Майкл, Митти, срочно подготовьте Миллер к выходу. Майкл и Митти обескураженно переглянулись и лишь пожали плечами. Слово баронессы закон. И вот ты стоишь наряженная, как кукла на продажу. Платье тебе не по размеру. Майкл и Митти пытаются сотворить чудо с твоим макияжем и прической. — Миллер, в примерочную! — снова кричит она, улетая за занавес примерочной первой, как стрела, как локомотив. В руках баронессы иглы и нити. И ты уже не очень хочешь идти вслед за ней. Ты едва отдёргиваешь тяжелый бархат, а она уже хватает тебя за руку и рывком втаскивает внутрь. Но вместо ушивания платья задирает тебе подол, стоя за твоей спиной, запуская руку между ног под ткань белья. Её язык в твоём ухе, на твоей шее. Ты стараешься не кричать, но стонешь тихо, почти срываясь на слёзы от сильнейшего оргазма. Она низким грудным голосом стонет тебе на ухо, чувствуя твой пик, переживая его вместе с тобой. — Готова, моя девочка. Ты ещё не пришла в себя, а она уже в пару стежков — сотворила чудо. Платье сидит как влитое. — Порви их всех. И ты выходишь под свет софитов. Голова кругом. Аплодисменты. И тебе это нравится, чёрт возьми. Нравится. Ты жеманно ломаешь позы, кружишься, смеёшься над всем, над ними, что под твоими ногами смотрят с восхищением, наперебой фотографируют и шепчутся. Ты видишь в толпе её лицо и шлешь воздушный поцелуй.***
— Дерзкий и яркий выход. Неописуемый творческий экстаз. Баронесса снова превзошла сама себя. Любимое развлечение — прочтение газеты вслух всем: швеям, закройщикам, секретарям, дизайнерам, что выстроились под её балконом как на параде — все по струнке, по стойке смирно. Ни слова о тебе. — Я снова смогла, — заканчивает баронесса под аплодисменты и улыбки. — Эстелла, пойдем. Надо это дело отметить. Я хочу выпить. И вот вы вдвоём в ресторане. У некоторых чуть челюсть не отвалилась. Сама баронесса и приглашает выпить молодую выскочку? Пф, просто везение. Просто очередная увлеченность. Лейла, пунцовая от злости быстро уходит на «покурить». Эстелла смотрит на это со смесью жалости и брезгливости. Неужели это было и с Лейлой? Ресторан шикарен. Тёмные приглушенные тона. Баронесса в восхитительном бронзовом ансамбле. Чуть открытые плечи, массивный воротник. Изящно уложенные волосы. Сегодня она красива как никогда. Но ты словно не видишь этой красоты. Не хочешь видеть, хотя в тебе рождается странное чувство. Ты не хочешь, чтобы она трахала тебя. Ты сама хочешь трахнуть её. Прямо на столе. Грубо. Сильно, чтобы её ноги тряслись, а голова металась. — Ну что выпьем за меня! Смеешься в ответ, на что баронесса замирает, не ожидая дерзости. — А может всё же за мой дебют? Минута удивления сменяется холодной улыбкой. Ты играешь с огнём, и ты знаешь это, ты сознательна в своём поступке. Ты знаешь она не прощает обид, не прощает промахов. Ты знаешь, что вечером в спальне или мастерской она обязательно отомстит.