Резонанс

«Не дай мне упасть» — как мантру твердила ты ночами напролёт. — А что будет, если падать начнёшь не ты, а я? Кого ты выращиваешь из меня, добрый монстр? Нежный лютый зверь? Круэлла полностью твоё дитя. И моё тоже. Наше дитя, рожденное от обоюдно порочных родителей. Но кто виноват в этом? Кто виноват в том, что мир так жесток и порождает нас с тобой? Ты иногда ловишь себя на мысли, что стала взрослой как-то неожиданно быстро. Годы уличной жизни, конечно, закалили тебя, но в дом Хеллман ты всё равно вошла абсолютно невинным ребёнком, искренне радующимся удачному случаю. Ты никогда не жалела о случившемся, всё же ты обрела там по истине ценный опыт. Баронесса при всех её чудовищных недостатках была хорошим учителем и великим кутюрье. Но сейчас тебе порой горько, горько от утраченных иллюзий. Горько разочаровываться. Горько, но полезно как лекарство. Твоя пилюля от наивности. Наивных быстро съедают в этом жестоком и прекрасном мире человеческих страстей. После ночного откровения баронесса решила устроить тебе сюрприз. Она улыбалась всё утро загадочно, и наконец, когда ты не выдержала и спросила о причине её хорошего настроения, она взяла тебя за руку и повела в самую вожделенную для дизайнера часть своего дома — гардеробную. Господи, здесь можно было сойти с ума от счастья. Все наряды баронессы висели на больших напольных вешалках длинными рядами. Её гардеробная могла спокойно вместить в себя всю вашу квартиру, ещё бы и место осталось. Но больше чем платья, некоторые из которых, имевшие особую ценность, были надеты на манекены, тебя привлекло помещение за стеклом в самом конце у стены. — Неужели это то, о чём я думаю? — спросила ты, закрыв рот руками от восторга. — Да, — Хеллман ответила с неким подобием улыбки, смешанной с чувством гордости и превосходства. — Моя личная коллекция. Ты тихо вошла внутрь стеклянной комнаты. Все платья были надеты на индивидуальные манекены, и посвященное тебе тоже. Все платья были предельно разными, но сходными лишь в одном — они были великолепны и грандиозно сложны. — Почему ты никогда не показывала их? — А разве художники продают свои личные картины, разве выставляют на показ нарисованных любимых женщин? Разве что после смерти, да и то, если они не окажутся в руках частных коллекционеров. Пока я жива, эти платья будут висеть здесь. — И что не одно из них так и не было примерено? — Ну почему? — Хеллман улыбнулась. — Я как раз хотела позвать тебя в одно место для личного дефиле. — Какого дефиле? — Такого, которое будет только лично для меня. Ну же примерь его. Хочу посмотреть как сидит. Его надо завершить. Хеллман сама довольно быстро раздела тебя и также быстро и ловко облачила в новый наряд. Ты стояла перед большим зеркалом, похожая на принцессу из дивной сказки. Хеллман смотрела на тебя, зажимая булавки во рту, когда ты увидела это в первый раз — тебя немало удивила такая деталь. «Привычка», — ответила тогда баронесса. — Завтра во второй половине дня отложи все дела. Мы поедем в одно место. — Куда? — Тебе понравится. И тебе действительно понравилось. Это был очень маленький ресторанчик на юге Англии в графстве Кент, где кроме вас на верхнем этаже никого из гостей не было. Зато были музыканты: целый джаз-бэнд. Баронесса любовалась то ли тобой, то ли своей работой, то ли всем вместе. Она сидела задумчиво и отрешенно, иногда прикладывая к губам бокал с шампанским. Внизу бушевало море. На небе висели редкие облака. Насыщенно оранжевый закат окрашивал всё в золото. А ты танцевала для неё. Точнее не ты, а только Эстелла. — Знаешь, я думаю у тебя хватит таланта открыть собственный брэнд, — вдруг заговорила Хеллман. — Но… Подойди, сядь поближе. Ты села напротив неё. Она смотрела на тебя очень внимательно, оценивающе. — Но вот вопрос, хватит ли у тебя стойкости? Я слишком многих видела, кто, хорошо начиная, плохо кончил. — А что надо иметь, чтобы сделать карьеру? — Жестокость, Эстелла, жестокость. Первобытный инстинкт выживания. Умение ни о ком не думать, никого не жалеть. Где все эти гениальные женщины с блестящими идеями? Есть ли в тебе умение быть жестокой? Вот в чём вопрос. — Надеюсь, что есть. — Хороший ответ. Умница. Есть ли в тебе жестокость? В Эстелле нет, а Круэлла это и есть сама жестокость. Эстелла улыбнулась, что ж баронесса сама хотела своего конца. Она подарит ей это счастье.