***
По общему признанию, Снейп был более блестящим мастером зелий, чем Слизнорт, но, по крайней мере, последний не был настроен враждебно по отношению к студентам, не являющимся слизеринцами. Профессор Слизнорт был веселым старичком с округлившимся животом и очевидной любовью к кристаллизованному ананасу. У него всегда был один на столе, и он время от времени жевал его. Он тоже был абсолютно справедлив, давая очки тем, кто этого заслуживал. Даже Невилл начал получать более высокие оценки за свои эссе по зельеварению с предложениями о том, как улучшить их. Тем не менее, Снейп был лучше в приготовлении зелий. Слизнорт всегда следовал каждой инструкции, слово в слово, о том, как готовить зелья. Снейп, с другой стороны, внес небольшие изменения, которые заинтересовали Гермеса. Однако он никогда не делился своими импровизациями, вычитая баллы туда-сюда, когда обнаруживал, что они не следовали инструкциям в точности. Когда они шли на очередной урок Зельеварения, его нос уловил чудесный запах. Он принюхался, пытаясь определить источник запаха, но нигде не мог его найти. — Мерлин, почему здесь пахнет как на пиру? — воскликнул Рон, его голубые глаза светились искренним восторгом. — Нет, это не так, — сухо заметил Гермес. — Пахнет свежескошенной травой. — Легкая улыбка появилась на его лице, когда он вспомнил лето, когда отец подталкивал его подстричь их маленький садик дома, зная, что это была единственная работа, которую Гермес обожал. Гарри бросил на них удивленный взгляд. — Что? — спросил он. — Я чувствую запах чего-то деревянного! Как… деревянная ручка от метлы.***
— Хм, — заинтересованно пробормотал Гермес, кладя свою книгу на их обычный стол в классе Зельеварения. Гарри легко занял среднее место, в то время как Рон занял другую сторону. Мальчик-Который-Выжил положил перед ним свой потрепанный учебник по Зельеварению, заставив Гермеса нахмуриться. — Ты все еще пользуешься этим? Волшебник в очках покровительственно прикрыл рукой потрепанную обложку книги. — Почему нет? — он выстрелил в ответ. — Это полезно. Гермес собирался сказать ему, что он не должен так легко доверять странным книгам, но профессор Слизнорт воспользовался этим моментом, чтобы войти в кабинет. Он лучезарно улыбнулся Гермесу и Гарри. Гарри с дискомфортом отвел взгляд, в то время как Гермес тихо вздохнул себе под нос. Профессор был печально известен тем, что собирал студентов как трофеи для будущих связей. Подлый маленький поступок, но тогда, конечно, он был известен как блестящий слизеринец. — Доброе утро, класс, — прогремел он, жадными глазами обшаривая комнату шестикурсников Гриффиндора и Слизерина. Гермес предположил, что, когда его взгляд задерживается дольше, чем на минуту, Слизнорт, возможно, уже представляет, какие замечательные связи этот студент создаст для него в будущем. — Сегодня мы будем изучать Приворотные зелья, — продолжил он, в волнении сжимая обе руки перед собой. Возбужденный шепот пробежал в кабинете, когда Слизнорт вытащил свою палочку. По взмаху его палочки котел перед ним был открыт. Запах, который Гермес определил некоторое время назад, теперь был в полной силе, узнавая другие приятные запахи, прежде чем его глаза расширились от осознания. — Кто-нибудь может сказать мне, что это за зелье? — он спросил. Рука Гермеса была в воздухе прежде, чем Слизнорт смог закончить свое предложение. Довольная улыбка появилась на пухлом лице Слизнорта, когда его взгляд остановился на Гермесе. — Да, мистер Грейнджер? — Амортенция, — сказал он, — говорят, что это самое сильное Приворотное зелье в мире. — Очень хорошо, мистер Грейнджер, — сказал он. — Плюс двадцать очков Гриффиндору. Он подошел к котлу с приворотным зельем и оглядел комнату, его глаза мерцали в тусклом свете кабинета. — Если позволите, я считаю, что Амортенция — одно из самых опасных зелий в мире. Дагворт-Грейнджер утверждал, что искусный зельевар, такой как Амортенция, может вызвать сильное увлечение, но еще никому не удавалось создать по–настоящему замечательную, безусловную привязанность — любовь. Он еще раз указал на котел с предупреждением в глазах. — Амортенция, хотя и самая могущественная, не может имитировать настоящую любовь, а только сильное увлечение, которое в прошлом стало причиной многочисленных смертей и трагедий. — Он поднял бровь, глядя на Теодора Нотта, который хихикал, прикрыв рот рукой. — Вы можете смеяться, мистер Нотт, потому что это абсолютно нелепо. Но никогда не стоит недооценивать сильное увлечение. Это эффективно заставило слизеринца замолчать, теперь он смущенно поглядывал на свой деревянный стол. Гермес взглянул на другую слизеринку, сидящую рядом с ним, но Айрис Малфой не обращала на это никакого внимания. Ее глаза смотрели за огромное окно в подземельях, казалось, погруженная в свои мысли. — Теперь, кто-нибудь может сказать мне, как работает Амортенция? — Слизнорт съязвил. Как обычно, это была всего лишь рука Гермеса в воздухе. — Хорошо, мистер Грейнджер, — сказал он со снисходительной усмешкой. — Продолжайте. — Для людей Амортенция пахнет по-разному, — продекламировал он. — Он будет пахнуть в зависимости от того, что человек находит наиболее привлекательным, осведомленным или неосведомленным может быть этот человек. Одна капля — это все, что нужно, чтобы зелье подействовало. Недостатком этого Приворотного зелья, как и любого другого Приворотного зелья на самом деле, является то, что вы должны постоянно давать его, так как его действие со временем ослабевает. Он просиял так широко, что Гермес подумал, не больно ли от этого его щекам. — Ух ты, мистер Грейнджер, вы совершенно уверены, что не являетесь родственником самого Дагворта-Грейнджера? — он спросил. Гермес смиренно покачал головой. — Я магглорожденный, профессор, — сказал он. — Где-то в предыдущих поколениях всегда есть волшебный родственник, — сказал Слизнорт, пренебрежительно махнув рукой. — С таким же восхитительным умом ты можешь быть и лучше. Еще двадцать очков для Гриффиндора. Он снова сложил руки и положил их поверх своего раздутого живота. — Теперь, как и то, что мистер Грейнджер указал некоторое время назад, Амортенция пахнет по-разному для людей. — Он снова лучезарно улыбнулся Гермесу. — Мистер Грейнджер, почему бы вам не сказать нам, что вы чувствуете. Он почувствовал себя немного смущенным, когда все взгляды устремились на него. — Эээ… — Он еще раз принюхался. — Свежескошенная трава, новый пергамент, ириски и… и… — Он еще раз глубоко вдохнул, пытаясь определить последний запах, который исходил от приворотного зелья. — Что-то… цветочное, но я не могу точно определить, что это. Пока профессор Слизнорт ходил вокруг и спрашивал о запахах, которые идентифицировали другие его одноклассники, Гермес пытался разобраться в том таинственном аромате, который он ощущал от приворотного зелья. Очевидно, что свежескошенная трава изображала дом, новый пергамент вызывал у него восторг каждый раз, когда ему приходилось писать новое эссе, а ириски были его самой любимой конфетой в мире. Цветочный аромат, хотя… что ж, это было раздражающе знакомо, но он все еще не мог дать этому названия. Затем Слизнорт волшебным образом написал на доске инструкции о том, как приготовить приворотное зелье. Это был более слабый сорт, чем Амортенция, учитывая, что его приготовление изначально было крайне незаконным. Тем не менее, это сделало бы свое дело. Его разум был глубоко обеспокоен таинственным ароматом на протяжении всего урока, когда он механически нарезал, перемешивал и разогревал. Он даже не возражал против Гарри, который явно следовал неправильным инструкциям из своей старой, подозрительной книги по зельеварению и все еще варил его идеально. Он был отвлечен до конца занятий (тем не менее, ему удалось сварить идеальное зелье, которое, возможно, немного уступало зелью Гарри, вундеркинда в зельеварении). Гермес как раз убирал остальные ингредиенты обратно в шкаф, когда Малфой налетела на него. Банка со слизнями, которую он держал в руках, с грохотом упала на пол. — Осторожнее, Малфой, — сказал он, размахивая палочкой и свирепо глядя ей в спину. Слизеринка, казалось, ничего не заметила, ее длинные волосы развевались за спиной, когда она быстро вышла из кабинете. А потом… а потом что-то цветочное коснулось его носа, и он побледнел. Бросив испуганный взгляд на зелье Амортенции, которое профессор Слизнорт уже держал, Гермес сделал еще один медленный вдох. — Пресвятая Богородица… Его слова оставили его слишком ошеломленным своим новым откровением. — Неуклюжие мы, что ли? — Рон хихикнул, бочком подкрадываясь к нему, пока он ловко складывал разбитые стаканы вместе. — Кстати, не за что. Гарри вгляделся в его перепуганное лицо. — Что на тебя нашло? — спросил он. — Держу пари, он слишком шокирован, обнаружив, что ты затмеваешь его в зельеварении, — пошутил Рон. Мальчик-Который-Выжил закатил глаза, на его лице появилась легкая улыбка. — На самом деле, Грейнджер, не все должно касаться тебя, — сказал он, игриво обнимая его за плечи и вытаскивая из комнаты, хихикающий Рон последовал за ним.***
Она снова потерпела неудачу. Зловещий Исчезающий шкаф стоял высокий и гордый, словно насмехаясь над ней за то, что она с треском провалилась. Ее рука с палочкой дрожала, когда она сделала шаг назад, тяжелые эмоции всколыхнули ее желудок. В железной клетке, стоявшей рядом со шкафом, были мертвые птицы, которые безмолвно лежали на земле, не в силах больше летать на свободу. Айрис не могла понять, почему она продолжает терпеть неудачу за неудачей. Она тщательно изучила вопрос о починке шкафа. Она консультировалась с экспертами, отправляла темные артефакты, которые мгновенно отправили бы ее в Азкабан, если бы обнаружили, и она сорвала все свои чертовы школьные задания только для того, чтобы починить проклятый шкаф. «Это невозможно исправить», — прошептал голос у нее в голове. — «Это не может быть исправлено. Ты покойница. Ты покойница. Ты покойница». Слизеринка сделала глубокий судорожный вдох и, спотыкаясь, пошла прочь, ее глаза уже затуманились слезами ужаса. Когда она вышла из Комнаты требований, Крэбб и Гойл вопросительно смотрели на нее, ожидая ее следующей команды. Только в этот раз Айрис отчаянно захотелось, чтобы они могли сказать что-нибудь, что угодно, чтобы утешить ее сердце. Но, как обычно, два зверя были немы и растеряны, пока она не рявкнула еще один приказ. — Оставьте меня, — прошептала она, отворачиваясь, чтобы не показывать своих слез. Им не нужно было повторять дважды, и они сразу же убрались восвояси. Ее сердце упало в желудок при мысли о том, что она снова осталась одна. Блейз и Тео были очень добры к ней в этом году, уговаривая ее рассказать им, в чем была ее проблема, но как она могла обременять их еще больше? Нет, это было ее собственное проклятие, которое она должна была вынести. Никто не должен знать. Срывы были для нее взрывоопасными в течение последних нескольких месяцев. Спусковой крючок всего этого начался в том дурацком шкафу для метел, обеспокоенные медового цвета глаза Грейнджера, проникающие в ее душу. Айрис постоянно задавалась вопросом, что, если бы она ухватилась за ту надежду, о которой он продолжал болтать, но погасила любой позитив, прежде чем он загноился и поглотил ее целиком. Нет, никто не должен знать. Она вслепую побежала по коридору, радуясь, что большинство студентов все еще были в Большом зале, доедая свой ужин. Мерлин знает, что бы она сделала, если бы кто-нибудь увидел, как могущественная, высокомерная принцесса Слизерина Айрис Малфой разваливается на части с отчаянием в глазах. Было только одно место, где, как она знала, что была в безопасности от любопытных глаз. Плакса Миртл была докучливым призраком, но она слушала и сопереживала, рассказывая ей, как она тоже пережила большую трагедию, и даже пригласила ее в женский туалет на втором этаже, если у Айрис в этой жизни все сложится не очень хорошо. Она чуть не упала в обморок у входа в заброшенный туалет, но поплелась дальше, пока не добралась до раковин. Айрис взглянула на свое заплаканное лицо, не в силах узнать отражение, смотрящее на нее в ответ. Это была не она; человек, смотревший на нее в ответ, был испуганным и изможденным, усталость и страх светились в ее тусклых серых глазах, с растрепанными волосами и темными мешками под глазами. Сердитый всхлип снова сорвался с ее губ, когда она крепко зажмурила глаза, не в силах больше смотреть на свое отражение. Во всем виноват ее отец. Все это. Если бы он слепо не следовал за социопатом, она бы вообще не оказалась в таком положении. Предательство от осознания того, что ее великий герой на самом деле был жадным, глупым человеком, ослепленным обещаниями власти в человеке, которого не заботило ничего, кроме него самого. Ее все еще злило, что Волан-де-Морт раскрылся, как только она увидела его в их доме, но Люциус стер ее память, чтобы не разглашать секреты, которыми обмениваются Пожиратели смерти. Только когда Люциус оказался запертым в Азкабане, Волан-де-Морт понял, что Айрис Малфой наконец-то пришло время проявить себя и стать благороднейшей из всех чистокровок своего поколения. Она была выбрана, сказал он. Это была большая привилегия, добавил он. И в глубине души она знала, что если откажется, то с ее семьей случится что-то ужасное. Айрис не хватило смелости отстраниться, потому что она знала… она знала, что у нее не было другого выбора. Ее левая рука казалась тяжелой и зудящей, и Айрис испытывала искушение расцарапать ее до крови, пока эта угрожающая Темная отметина не будет обезображена. Когда-то она гордилась тем, что у нее нет шрамов; никаких пятен или уродств, чтобы считаться достойной чистокровной невестой. Сейчас… теперь на ее левой руке красовалась самая мерзкая татуировка, которую она только могла себе представить, навсегда напоминая ей о том, кем она стала. — Айрис? Стонущая Миртл пролетела над головой с выражением озабоченного сочувствия на лице. — Я хочу побыть одна, — сказала слизеринка, отворачивая лицо, чтобы скрыть свое отчаяние. — Может быть, тебе сегодня нужен друг? — тихо спросил призрак. Айрис сделала глубокий, прерывистый вдох. — Уходи, — дрожащим голосом прорычала она. — Я сказала, что хочу побыть одна. Призрак обиделся и громко хмыкнул, громко причитая о том, что никто больше не хочет быть ее другом, и она совсем одна, и нырнул в один из туалетов. «Одна», — прошептал проклятый голос в ее голове в мертвой тишине ванной. — «У тебя никого нет. Ты одна. Одна. Одна». — Остановись, — закричала она, ее рыдания стали гортанными, когда она закрыла уши. — Прекрати это, пожалуйста. Я не могу… Я… я не могу этого сделать. Пожалуйста. Пожалуйста, я не могу. Она соскользнула на мокрый кафельный пол, закрыв лицо обеими руками. Ей хотелось, чтобы Нарцисса была сейчас здесь, с ней. Ее мать принесла большое утешение в течение нескольких дней после ее Клеймения. Ее мать ни разу не проронила ни слезинки, когда Люциус был заключен в тюрьму. Она высоко держала голову, глядя в глаза всем Пожирателям смерти, которые хотели причинить вред новому рекруту Волан-де-Морта. Она отчаянно защищала ее, обещая ей, что придумает план, обещая ей, что в конце концов все будет хорошо, и она должна держаться… держаться, даже несмотря на то, что все казалось безнадежным. Айрис оплакивала все те дни, когда игнорировала свою мать, думая, что та была какой-то послушной чистокровной женой, которая знала только о том, как поддерживать порядок в доме и о рождении наследника для своего чистокровного мужа. Айрис следовало бы больше смотреть на Нарциссу снизу вверх; возможно, если бы ее слепого идолопоклонства перед отцом никогда не существовало, она бы вообще не оказалась в такой ситуации. Но теперь было слишком поздно сожалеть. Ей было поручено починить невозможный шкаф и убить единственного волшебника, которого боялся Волан-де-Морт. Это было слишком, и она была совсем одна.***
— Малфой нет на ужине, — твердо указал Гарри, взглянув на стол слизерина. — Только не это снова, Гарри, — простонал Гермес, также взглянув на стол слизерина, чтобы увидеть, что Гарри все-таки был прав. — Только потому, что она однажды отсутствовала во время ужина, это не значит, что на ней клеймо. Гарри, нахмурившись, посмотрел на Рона. — Ты действительно веришь мне, что возможно, что Малфой… Сам-Знаешь-Кто, верно, Рон? — он настаивал. Гермес одарил рыжеволосого ровным взглядом. Ложка бедного Рона повисла в воздухе, а ложка похлебки из моллюсков так и осталась несъеденной. — Очень тщательно обдумай, что ты ответишь на это, Рональд, — предупредил он, скрещивая руки на груди. Рон нахмурился и чуть не швырнул ложку обратно в тарелку с супом. — Черт возьми, друзья, я просто пытаюсь спокойно поесть здесь, Мерлин! — огрызнулся он, злобно хватая курицу своего друга и с силой разрывая ее, подчеркивая, что он не хотел вмешиваться в их глупую ссору. — Почему ты так непреклонен в том, что она никогда им не станет, Гермес? — Гарри спросил. — Она злая, пугающая и великолепная. Волан-де-Морт хотел бы, чтобы она была в его кругу фанатиков. Гермес сжал руки в кулаки и нахмурился. — Потому что… потому что это неправильно, — неуверенно ответил он, сам не совсем уверенный. — Она всего лишь ребенок. — Который причинил боль многим людям в этой школе. Особенно тебе. Гарри был прав. Малфой была для них ничем иным, как антагонистом на протяжении всей их жизни в Хогвартсе. Она была мелочной, раздражающей, злой, пугающей и высокомерной. Если бы он указал на кого-то, кто, скорее всего, был бы Пожирателем смерти в их поколении, Малфой, несомненно, была бы на самом верху его списка. Но потом, были моменты, когда свет сиял на ее лице, делая случайные вещи, которые не имели смысла для него, заставляя его сердце биться быстрее, чем обычно, и будучи такой сияющей и… и… Гермес почувствовал, как его щеки покраснели, когда мрачное выражение появилось на его лице. С тех пор, как он обнаружил, что чувствует запах ее волос в Амортенции, голова Гермеса была в беспорядке. Он не мог понять, как его могло привлечь к кому-то, обладающему злым духом. Единственной целью Малфоя в жизни было превратить свою жизнь в сущий ад, помнишь? Это не имело никакого смысла. Предсказывая формирующуюся головную боль, Гермес знал, что единственный способ успокоиться — это окружить себя книгами. Книги содержали ответы и логику. В библиотеке Гермес никогда не чувствовал себя сбитым с толку. — Я иду в библиотеку, — наконец объявил он, с глубоким вздохом отодвигая свою полупустую тарелку. — У меня пропал аппетит. Гарри бросил на него смущенный взгляд. — Разве ты только что не приставал ко мне, чтобы я ел как можно больше, потому что Волан-де-Морт может прийти в любое время, и нам нужна вся энергия, которую мы могли бы получить? Гермес слегка улыбнулся ему и покачал головой. — У меня в кармане есть ириски, Поттер, — слегка пошутил он. — Я справлюсь. Прежде чем Рон или Гарри успели возразить, он перекинул ремень своей сумки через плечо и вышел из Большого зала. Гермес погрузился в размышления о том, какой будет его повестка дня в библиотеке сегодня вечером. Он закончил все школьные задания, необходимые на неделю. Теперь ему нужно было мысленно спроектировать свое расписание на следующую неделю, чтобы знать, где он будет сидеть ближе. Представление о милом, укромном уголке рядом с секцией зелий сразу же вылетело у него из головы, как только он увидел развевающиеся блестящие волосы Айрис Малфой. Ее лицо было наполовину скрыто, когда она торопливо бежала вниз по движущимся лестницам. Ее обычных приятелей там не было; даже Блейза и Тео нигде не было видно. Часть его знала, что следовать за ней было не очень хорошей идеей. Малфой могла бы даже обвинить его в преследовании, если бы она увидела его. Но любопытство взяло верх над ним, и прежде чем он смог должным образом обдумать свои действия, он слепо последовал за ней, куда бы она ни направлялась. Его глаза вылезли из орбит, когда он узнал заброшенный женский туалет на втором этаже. Воспоминания об испорченном Оборотном зелье и дразнящей Плаксе Миртл нахлынули на него, когда он скользнул за одну из кабинок, пытаясь выяснить, что задумала Малфой. Он замер, когда в темной, сырой комнате раздался безошибочно узнаваемый всхлип. Сначала он подумал, что это стонет Миртл, но когда раздался другой, он понял, что такие мучительные крики исходили от слизеринки, которая, казалось, не могла остановиться. Он услышал стон Миртл поверх нехарактерных звуков, издаваемых Айрис, но призрак был резко отодвинут в сторону, и Айрис Малфой снова осталась одна. Он украдкой взглянул и увидел, как она беспомощно плачет на мокром полу, и что-то чужеродное в его сердце поднялось и сжалось очень, очень крепко. Гермес не знал, что делать, когда слизеринская блондинка медленно распадалась у него на глазах. Он попытался понять, ранена ли она или ей больно, его карие глаза сразу же пробежались по ее лицу и телу, просто чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Все дыхание, казалось, вышибло из его груди, когда его взгляд, наконец, остановился на ее обнаженном левом предплечье, Темная метка угрожающе поблескивала в его направлении.***
Ее палочка мгновенно оказалась у нее в руке, когда она услышала вздох. — Кто там? — она зарычала, кровь застыла в жилах при мысли, что кто-то был свидетелем того, как великая и могучая Айрис Малфой сломалась. Она надеялась вопреки всему, что это была Плакса Миртл, но упомянутого призрака нигде не было видно. Она замерла, услышав безошибочный звук шагов, шлепающих по лужам на мокром полу. Она вслепую выстрелила заклинанием, прежде чем увидела лицо незваного гостя, но мерцающий Протего воздвиг синий щит, чтобы прикрыть его. Ее сердце подскочило к горлу, когда она увидела Гермеса Грейнджера, выражение его лица было неразборчивым. Айрис отчаянно пыталась вскарабкаться на ноги, выкрикивая различные заклинания и проклятия, которые только могла придумать, чтобы обездвижить его. План состоял в том, чтобы заколдовать его до потери сознания, чтобы она могла стереть его память о том, что он когда-либо видел ее такой, но, черт возьми, он ловко уклонялся от ее плохо нацеленных заклинаний или поспешно наложенных защитных чар, просто чтобы сохранить его невредимым. Айрис неуверенно сделала шаг назад, прижавшись спиной к холодному краю раковины, и с ужасом заметила, что он был всего в нескольких метрах от нее. Грейнджер тяжело дышал, измученный ее постоянным шквалом защитных заклинаний. И Айрис, наконец, увидела грозное выражение на его лице. Прежде чем она успела придумать план побега, он бросился вперед и схватил ее за левую руку. Выражение его лица было убийственным, он пристально смотрел на ее левое предплечье, и именно тогда Айрис поняла, что ее левый рукав не прикрывает эту мерзкую татуировку на руке. Айрис судорожно вздохнула и почувствовала тошноту, отчаянно отдернув руку, чтобы скрыть свое смущение, но Грейнджер держал крепче. — Ты… ты… — Он и сам выглядел болезненно, но в его глазах все еще горел убийственный блеск. Его глаза цвета меда быстро переместились на ее блестящие серые глаза, и Айрис подумала, что вся эта секретность и пронырливость в этом учебном году наконец-то подошла к концу. Она испытывала угрызения совести из-за того, что случилось с мадам Розмертой, с Кэти Белл… долбаным Рональдом Уизли, и все потому, что ей нужно было выполнить приказ Волан-де-Морта. Огромная часть ее была в ужасе от мысли быть наказанной за свои проступки, но была маленькая, крошечная часть, которая чувствовала облегчение, потому что наконец-то, наконец-то все это могло закончиться. — Этого не может быть, — прошептал он, задыхаясь. — Ты всего лишь ребенок. Вздрогнув, она поняла, что он зол не на нее, а на то, что с ней случилось. Он был в ярости, что ее внезапно заклеймили, как скот, готовый к забою. Он был в ярости от того, что шестнадцатилетняя… чертова шестнадцатилетняя девушка внезапно оказалась в ситуации, с которой ни один ребенок никогда не должен был сталкиваться. Испуганный всхлип сорвался с ее губ, и, как она ни старалась удержать их внутри, они продолжали изливаться с удвоенной силой. — Ты не заслуживаешь этого, Малфой, — сказал он, его ярость превратилась во что-то похожее на сочувствие, и ее сердце начало болеть. Айрис резко подалась вперед, другой рукой схватившись за сердце, потому что это было больно. Было больно дышать, больно чувствовать. — Я… я не могу этого сделать, — искренне плакала она. — Я не могу. Я не могу этого сделать. Это уже слишком. Слишком много. Она ахнула, когда он притянул ее к себе, и попыталась выстрелить еще одним заклинанием в его сторону, но мгновенное тепло распространилось по всему ее телу, когда ее голова опустилась ему на грудь, а его руки крепко обняли ее. Он шептал ей на ухо бессмысленную болтовню; она была слишком обезумевшей, чтобы понять. Но он был теплым, таким теплым и безопасным, и Айрис вцепилась в его маггловский свитер сзади, держась за него, как будто он был единственным, что удерживало ее от выхода из-под контроля.***
— Я закончил свое эссе. Гермес быстро моргнул и опустил взгляд на пергамент перед Гарри. — Хм… хорошо, — сказал он, лениво поднимая перо и макая его в чернильницу. Он взглянул на окно библиотеки и заметил знакомые светлые волосы, но когда оказалось, что это был четверокурсник из Равенкло, Гермес вздохнул, отложил перо и положил подбородок на ладонь. Внезапно в поле его зрения раздалось быстрое щелканье пальцами. Он нахмурился и отмахнулся от руки Рона. — Проклятье, — пробормотал он. Гарри и Рон обменялись удивленными взглядами. — Что-то определенно не так, ясно, — сказал Рон с благоговейным кивком, глядя на Гермеса так, как будто он был болен и умирал. Затем палочка Гарри была направлена ему в лицо. Прежде чем Гермес успел отреагировать, Гарри уже тихо пробормотал Фините Инкантатем. — Нет, определенно, тоже не заколдован, — сказал Гарри Рону. — Итак… — …эта девушка, тогда… — …определенно девушка, приятель, — сказал Рон, широкая улыбка расплылась на его веснушчатом лице. — Определенно девушка. Он почувствовал, что его щеки пылают, прежде чем смог взять себя в руки. — О чем, во имя Мерлина, ты говоришь? — горячо спросил Гермес, стараясь не встречаться взглядами с Гарри и Роном на случай, если они прочитают, что происходит в его голове, и придут в ярость. — Такие рассеянные парни обычно думают о… мужских вещах, — сказал Рон как ни в чем не бывало. Хитрая ухмылка появилась на его лице, и он игриво стукнулся с ним плечом. — Возможно, непристойные вещи? Глаза Гермеса расширились, в то время как Гарри хихикнул себе под нос. — Гермес Грейнджер, наконец-то переходящий на темную сторону? — спросил Мальчик-Который-Выжил. Кудрявый гриффиндорец нахмурился и грубо оттолкнул Рона. — О чем, черт возьми, ты говоришь? — сказал он с явным раздражением на лице. — Я пытаюсь здесь учиться. — О Мерлин, ему так плохо, — радостно воскликнул Рон, хватая Гарри за руку, как возбужденный щенок. — Он просто пытался, Гарри. Пытался! Гермес застонал и провел рукой по лицу. — Прекратите это, вы, мерзавцы, — сказал он сквозь стиснутые зубы, сердито снова хватаясь за перо и возобновляя писать на пергаменте с головокружительной скоростью. Краем глаза он заметил, как Гарри и Рон обменялись еще одним озадаченным взглядом. — Так… значит, это не девчонка? — Гарри съязвил. — Нет, конечно, нет, — отрезал он слишком быстро. — Я пытался придумать достойный проект на конец семестра для урока по Зельеварению, который будет важен в следующем году. Извините, если я немного отвлекся. — О, — сказал Рон, скорчив гримасу. — Скучный парень. — Он схватил новый выпуск своего журнала «Квиддич» и лениво пролистал его. — Ты закончил свое эссе, Рональд? — Гермес что-то проворчал себе под нос. Рыжеволосый пренебрежительно махнул рукой. — Позже, у меня перерыв, — сказал он с недовольным вздохом. Гермес взглянул на пергамент и закатил глаза, заметив, что у Рона на нем было написано только его имя, дата и название эссе. — Ты почти ничего не написал, — отметил он. Рон застонал и полностью закрыл лицо журналом. — Мне потребовалось десять минут, чтобы придумать достойное название, Гермес, — пожаловался он. — Дай этому парню передохнуть. Гермес вздохнул, слишком уставший, чтобы спорить, и взмахом палочки исправил слово, написанное с ошибкой в названии эссе Рона. Затем он снова посмотрел на свое эссе и заставил себя закончить его, блокируя другие опасные мысли, которые не имели никакого отношения к эссе. К его удивлению, Гарри положил руку на свой пергамент, прекратив писать. Гермес нахмурился и поднял глаза. Гарри выглядел серьезным, все намеки на игривое поддразнивание исчезли из его глаз. — Ты действительно в порядке, приятель? — спросил он, и в его изумрудных глазах появилось беспокойство. На мгновение он позволил воспоминаниям о прошлой ночи проскользнуть в его сознание. Он вспомнил мучительные крики слизеринки. Он вспомнил резкую, угрожающую татуировку на ее светлой коже. Он вспомнил ощущение ее в своих объятиях, дрожащей, отчаявшейся и такой… такой напуганной. Гермес проглотил комок в горле и закрылся от всех этих мыслей. — Да, Гарри, я в порядке, — сказал он со слабой улыбкой. У Гарри сейчас было слишком много забот; Дамблдор доставал его поздними ночами, показывая воспоминания о Слизнорте и Томе Реддле. Гарри намекал, что Дамблдор собирался раскрыть, вероятно, одну из самых важных деталей могущества Волан-де-Морта, если бы только они могли поговорить со Слизнортом об этой жизненно важной информации. Так что нет, Гермес не мог рассказать Гарри, как бы сильно ему этого ни хотелось. Рон, с другой стороны, никогда бы не понял. С его эмоциональным диапазоном чайной ложки, он бы закатил грандиозную истерику и потребовал бросить Малфой в Азкабан. Гарри… Возможно, Гарри проявил бы больше понимания. Но со смертью Сириуса… Гарри все еще выглядел совершенно неубежденным, но в конце концов кивнул головой и вернулся к учебнику, который он читал. Гермес сделал глубокий, прерывистый вдох, желая, чтобы его разум был свободен от любых других мыслей о слизеринке, прежде чем вернуться к своему эссе. Гарри и Рон попрощались позже тем вечером, так как им нужно было идти на тренировку по квиддичу. Рон наконец-то стал вратарем команды Гриффиндора по квиддичу, которую, по общему признанию, Гермес немного подправил в пользу своего лучшего друга. Другой его противник, Кормак Маклагген, был намного лучше Рона, но Мерлин, он был невыносим. Гермесу доставило удовольствие увидеть огромное разочарование на лице старшего гриффиндорца. С тех пор Гарри намекал, что он знал, что Гермес как-то связан с положением Рона, но он никогда ничего не подтверждал. Приближался комендантский час, когда Гермес наконец решил вернуться в Общую комнату. К счастью, он смог закончить свои эссе и уложился в свое расписание. Он успешно заблокировал все, что касалось Айрис, но Гермес боялся, что теперь ему больше не повезет, поскольку ему нечем было себя отвлечь. Приводя в порядок свои вещи, Гермес начал задаваться вопросом, что было единственной причиной, по которой Малфой была заклеймена. Ему было ясно, что она этого не хочет. Гермес опасался за жизнь Гарри; если бы у Волан-де-Морта был последователь в стенах Хогвартса, это было бы катастрофой. Ему было нетрудно, наконец, приписать все странные события, которые произошли с Кэти Белл и мадам Розмертой, Малфой. Только богатая чистокровная семья, которая увлекалась Темными искусствами, могла иметь доступ к таким проклятым предметам, как это ожерелье. Когда он, наконец, вышел из библиотеки, Гермес твердо пообещал себе, что еще раз разыщет Малфой и потребует от нее ответов. Возможно, он также смог бы убедить ее обратиться за помощью к кому-то вроде Дамблдора. Для нее еще не было слишком поздно, никогда для нее, и будь проклят Гермес, если она в конечном итоге пойдет по стопам своего отца. Он вскрикнул от неожиданности, когда чья-то рука внезапно схватила его за руку и потащила в шкаф для метел рядом с библиотекой. — Малфой! — прошипел он, потому что, конечно же, это была она. Упомянутая блондинка теперь прижималась к нему, ее серые глаза смотрели в полутемный шкаф куда угодно, только не на него. Гермес замер и немедленно сунул руку в карман, хватаясь за деревянный конец своей палочки. По правде говоря, он был настороже весь день, гадая, не будут ли брошены в его сторону мерзкие заклятия или чары памяти. Было чертовски подозрительно, что никто не пришел, особенно потому, что это была Айрис Малфой. — Если ты расскажешь о том, что произошло прошлой ночью, другим людям, я клянусь Грейнджер, ты не проживешь больше ни дня, — сказала она с плохо скрытой угрозой в голосе. Она снова подняла на него свои серые глаза и пронзила его суровым взглядом. — Забудь все, что произошло прошлой ночью. Ничего не было. Он тихо вздохнул и покачал головой. — Что-то случилось, Малфой, — прошептал он как можно спокойнее. — Что случилось прошлой ночью… то, что я видел прошлой ночью, — он замер в шкафу, — это не то, что я могу легко забыть. — Тогда попробуй, ради Мерлина, — прошипела она. Гермес бросил взгляд на ее прикрытое левое предплечье, и в его глазах промелькнула печаль. — Я не могу, Малфой, — повторил он. — Я видел это. Я не могу просто закрыть на это глаза. Она начинала паниковать, в ее глазах появилось дикое выражение. — Ну и что? Ты донесешь на меня в министерство? Сдашь меня своему драгоценному Дамблдору? — резко прошептала она, начиная дрожать в темноте. — О, директор, я просто заскочил, чтобы сказать вам, что Малфой — Пожиратель смерти. О, да, профессор, я говорю о дочери. — Нет, — поспешно ответил он, заставляя ее замолчать. Он пригвоздил ее суровым взглядом. — Не так. — Он осторожно положил руку ей на плечо, заставив ее напрячься под его прикосновением. — Ты должна кому-нибудь рассказать, Малфой. Это… это слишком большая ответственность, и прежде чем ты начнешь защищаться и изливать глупую ложь, утверждая, что ты можешь справиться со всем, я не думаю… — Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Когда он открыл их снова, глаза Малфой встретились с его глазами. Он не мог понять эмоций в них, но, по крайней мере, она больше не сердилась. — Я не думаю, что девушка, которую я держал в своих объятиях прошлой ночью, справляется со всем в одиночку. Между двумя учениками воцарилась тишина, нарушаемая только внезапно прерывистым дыханием Малфой. — Дамблдор не может помочь, — наконец глухо ответила она. — Да, он может, — настаивал он, и надежда расцвела в его сердце, когда она не развернулась и не ушла. — Он поможет тебе. Тихий, глухой смех сорвался с ее губ. — И украсть его у твоего драгоценного Поттера? — язвительно спросила она. — У Дамблдора сейчас слишком много забот, Грейнджер. Ему нужно расставить свои приоритеты, и я уверена, что в этом не участвую. — Как ты можешь так говорить о себе? — спросил он, начиная раздражаться. — Ты все еще чертова студентка здесь, в Хогвартсе, Малфой. Конечно, Дамблдор сделает все, что в его силах, чтобы помочь тебе. Она посмотрела на него в ответ с легкой грустной улыбкой на лице. — Ты слишком доверяешь такому манипулирующему дураку, — прошептала она как ни в чем не бывало. — Малфой… — Заткнись, Грейнджер, — отрезала она. — Заткнись. Просто заткнись. Она снова дрожала, как осиновый лист, и Гермесу захотелось закричать. Было очевидно, что все, что ей было поручено сделать, сказывалось на ней. Это… его злит то, что уверенная в себе, язвительная блондинка, с которой он вырос, сильно отличалась от испуганного ребенка со слишком большими глазами в этом чулане для метел. Айрис внезапно схватила его за обе руки, к его большому удивлению. Медленно положила голову ему на грудь и сделала глубокий, прерывистый вдох, наконец обвив руками его торс. — Ч-что ты делаешь? — он заикался, щеки заливались краской от смущения и эмоций, которые, казалось, всегда пробуждались, когда она была поблизости. Его чувства были наполнены ее цветочным ароматом, это было головокружительно. — Заткнись, Грейнджер, — слабо повторила она, крепче обнимая его. Ее плечи дрожали, дыхание стало резким и неровным. Гермес пришел к выводу, что этот день тоже был плохим. Возможно, хуже, чем прошлой ночью и Малфой… Малфой не хотела чувствовать себя одинокой. Он поднял руки и нерешительно обнял ее за плечи. Айрис на мгновение замерла, перестала дышать, прежде чем издала тихий всхлип и крепче прижалась к нему. Прошло всего несколько минут, возможно, час, Гермес не был полностью уверен, прежде чем Малфой неохотно отстранилась от него и, спотыкаясь, вышла из шкафа для метел. Свет немедленно хлынул в темное помещение, и Гермесу пришлось на мгновение прикрыть глаза, чтобы дать глазам привыкнуть к внезапной перемене. Когда он снова посмотрел на Айрис, теперь залитую светом, она отшлифовала все свои черты, пока на ее лице не появилось спокойное безразличие. Единственным признаком того, что она плакала, были ее заплаканные щеки. — Никому не говори об этом, Грейнджер, — предупредила она. Быстрым взмахом палочки остатки ее нервного срыва исчезли. Ее серые глаза заблестели, когда она посмотрела на него в последний раз. Затем Малфой моргнула, и ее глаза снова стали стальными, прежде чем она, наконец, развернулась и ушла, ни разу не оглянувшись.***
Она знала, что то, что она делает, опасно и совершенно глупо, но, помоги ей Мерлин, она не могла остановиться. Теперь, когда она смогла ощутить его вкус, Айрис обнаружила, что ищет его снова и снова. В моменты, когда ей казалось, что мир рушится на нее, она отчаянно металась по всему Хогвартсу в поисках Гермеса Грейнджера, затаскивала его в нишу или пустой класс и успокаивалась, обнимая его. Мерлин, они не шутили, когда говорили, что объятия Гермеса были чудесными. Каждый раз, когда он успокаивался от своего первоначального удивления, он тихо вздыхал и тоже обнимал ее, притягивая к себе. Мгновенное тепло распространилось по всем уголкам ее тела, и она отстранялась только до тех пор, пока не взяла себя в руки и не ушла, не сказав ни слова. — Даже мои теплые объятия укротили свирепого Дракона, — пошутил он однажды, заработав слабый взгляд Айрис. Были и другие моменты, когда он постоянно убеждал ее еще раз обратиться за помощью к Дамблдору. Это были дни, когда она ненавидела себя больше всего, потому что Гермес Грейнджер понятия не имел, как сильно он мог повлиять на нее своими обещаниями, вьющимися волосами и яркими глазами цвета меда. Она почти сломалась, но вспоминала свою мать, и Айрис снова просто качала головой и уходила. Она все еще не верила, что никто не знал о ее Темной метке. Грейнджер был слишком хорошим парнем, чтобы держать этот секрет при себе, но, как ни удивительно, он это сделал. Айрис знала, что Поттер был очень наблюдателен к ней, одержимо следя за каждым ее движением, поэтому она не понимала, почему Грейнджер, по крайней мере, не рассказал Поттеру о своем секрете, чтобы успокоить его скорбящего лучшего друга. — Не мой секрет, чтобы рассказывать, — просто ответил он однажды. Айрис так сильно ненавидела себя. Должно быть, на этот раз она действительно все испортила, раз начала искать утешения у грязнокровки. Но с другой стороны, Грейнджер вовсе не был для нее грязнокровкой. Больше нет. Она не была до конца уверена, когда это произошло, но… но это было неприятно, как человек, которого она считала ниже себя во всех отношениях, человек, которого она знала, что он грязной крови, был тем, кто дарил теплые объятия, теплые взгляды и Айрис… Айрис не знала, что делать. Она затащила его в пустой класс заклинаний в последнюю неделю июня. Она наконец закончила чинить Исчезающий шкаф. Айрис уже предупредила Волан-де-Морта и других Пожирателей смерти о своем достижении. Темный Лорд похвалил ее, сказал, что она лучше своего отца, и приказал ей подготовиться. Грейнджер был необычно тихим сегодня вечером. Возможно, он почувствовал, что в тот день у нее были неприятные мысли, и предпочел промолчать. Она тут же обвила его руками и положила голову ему на грудь. Тепло разлилось по ней, и она закрыла глаза, глубоко вдыхая и впитывая его знакомый запах. Во время их последних уроков Зельеварения, когда Слизнорт представил Амортенцию своим ученикам, Айрис смогла идентифицировать запахи, которые она почувствовала от приворотного зелья, кроме одного. Она почувствовала запах своего любимого яблочного пирога, испеченного бабушкой, моющего средства, которым они всегда пользовались дома, полироли для метел и… ирисок. Последний аромат сильно ее смутил, потому что она не любила ириски; они были слишком липкими, слишком сладкими. Но в тот день, когда Грейнджер обнял ее в ответ, она обнаружила, что от него пахнет его любимой сладостью. — Может, ты сейчас перестанешь упрямиться и попросишь помощи у Дамблдора? — попытался в сотый раз он. Невольно на ее лице появилась легкая улыбка. Поверьте, Грейнджер был непрестанно настойчивым, даже когда все было ужасно и невозможно. — Ты знаешь, что я отвечу на этот глупый вопрос, Грейнджер, — ответила она голосом, слегка приглушенным его униформой. Он испустил громкий вздох и рассеянно положил подбородок ей на макушку. — Типичная упрямая Малфой, — прошептал он с ноткой нежности в голосе. Она сжала его крепче, многочисленные «что, если» проносились в ее голове. Что, если он не был бы грязнокровкой? Что, если она не была бы чистокровкой и кровавой Пожирательницей смерти? Что, если бы Поттер принял ее дружбу на первом курсе? Что, если она, наконец, уступит его просьбе обратиться за помощью к Дамблдору? Что, если она сбежит из дома, сбежит от Волан-де-Морта, сбежит от всего остального? Что, если… что, если сегодня вечером она скажет ему, что на самом деле чувствует к нему? На ее лице появилась кривая улыбка. Конечно, было слишком поздно для того, что было бы сейчас. Она крепко держала его, потому что знала, что, возможно, у нее больше никогда не будет такой возможности в будущем. Она крепко обняла его, потому что знала, что после всего, что произойдет завтра, он может больше не смотреть на нее по-прежнему. Она крепко держала его, потому что в разгар войны был огромный шанс, что они оба не выживут. Айрис медленно подняла голову, чтобы ее серые глаза встретились с его карими. В них было явное беспокойство, потому что он знал, что что-то не так. Конечно, он знал, что что-то не так. Блестящий Гермес Грейнджер, слишком проницательный, умный и такой… такой добрый. Ее глаза заблестели, когда она нежно коснулась рукой его щеки. Она не была до конца уверена, как он мог видеть ее прямо сейчас; все стены, которые она построила, чтобы скрыть свои эмоции, уже рушились. — Будь в безопасности, Грейнджер, — пробормотала она. — Пожалуйста. Она встала на цыпочки, чтобы кротко поцеловать его в щеку. Его щеки залились румянцем, когда она грустно улыбнулась ему. Она задержалась в его объятиях еще немного, крадя минуты, которых, как она знала, у нее никогда не будет после этого дня, прежде чем полностью отстраниться. Как обычно, она ни разу не оглянулась назад.***
Гарри рыдал над мертвым телом Альбуса Дамблдора. Джинни была рядом с ним, пытаясь утешить его, насколько могла. Гермес дрожал, глаза блестели от слез и шока, все еще отрицая все, что разворачивалось перед его глазами. Этого не должно было случиться. Предполагалось, что Дамблдор будет жить и направлять Гарри до тех пор, пока он, наконец, не исполнит пророчество и не победит Волан-де-Морта раз и навсегда. МакГонагалл выглядела расстроенной, подняв свою палочку в воздух, чтобы почтить их любимого директора. Остальные вскоре последовали его примеру, когда Гермес неуверенно вытащил свою палочку и тоже поднял ее в воздух. Слеза скатилась из его глаз, когда он искал Астрономическую башню, и ему показалось, что он увидел короткую вспышку света, а затем… а затем все исчезло.