«Ты где, блять?»
«БАДЖИ ГРЕБАНЫЙ КЕЙСКЕ»
«Если ты не ответишь, то я тебя придушу»
И все остальное в таком духе. Баджи собирается игнорировать расплывающуюся на собственных губах улыбку и то, как его лицо начинает гореть, под конец становясь темно-бордовым, а рот дрожит в усмешке. Ну, потому что Чифую неподражаемый. И потому, что кое-кто — вовсе не Баджи — вол-ну-ет-ся. И, возможно, Баджи немного заслуживает от него пиздюлей. Потому он вполне продуманно — в целях самозащиты — игнорирует входящие сообщения, а также все пропущенные, разыскивая в этом хаосе номер Майки. Ах да, а ещё он почти опоздал. А Майки — глава, который опаздывать не должен. А Кен Рюгуджи — его заместитель, который обязан решать подобные проблемы, типа забирать временного командира для собрания. Потому он довольно долгое время стоит у подъезда Баджи в надежде, что принцесса сегодня удостоит их своим вниманием и выберет платье немного быстрее… — Приве— Голос Баджи обрывается, когда его всё-таки бьют по лицу, и приходится лишь глотать собственную кровь от поцарапанного кольцом нёба и прикушенного языка, потому что, ну, надевать пирсинг снова было явной ошибкой. — Справедливо, — заключает он, вытирая окровавленную губу тыльной стороной ладони. Но Баджи не будет Баджи, если не ответит. Потому в следующую секунду он бьет Кена в ответ, пачкая улицу ошметками пыли и сгустками крови — большинство от Кена Рюгуджи. — Ты мог бы не соглашаться, — комментирует Доракен, как только Баджи оказывается под ним — на спине. — Нахуй нужно было приходить? Кен наверняка забывает о том, что Баджи по весу немного легче, чем он, потому и проворнее, — он переворачивает его на лопатки, несмотря на неприятную тяжесть, и направляет локти в чужую грудь, туда, где синяков видно не будет. — Меня Майки пригласил, придурок. Может ты успокоишься? Я уйду, как— И все же теперь знают, что Кен прерывать людей любит довольно оригинально? Потому Баджи по ребрам получает снова. И пока он откашливается от внезапной боли, наконец находится человек, который их ссору может прервать. И обыкновенно это единственное связующее звено, или просто Манджиро Сано ака «Майки». — Алло, да, мой ненаглядный глава? — Кен вовсе не пытается пережать локтем чужую шею, заставляя Баджи задыхаться в захвате и пачкая именную куртку Свастонов в пыли окончательно. — Не пытайся меня наебать, Кен-чин, — Кен уверен, что Майки сейчас равнодушно грызет дораяки, потому что не может списать этот хруст — будто кости — на другое. — Я слышу, как ты мне пизди́шь. — Но я ещё ничего не… — Ты знаешь, как вывернуть сустав так, чтобы не сломать руку, но сделать до усрачки больно? — Кен знает, но на себе проверять не хочет. И он уверен, что Майки не собирается что-то с ним делать — максимум запульнет в него собственный байк, но чужую шею, сделавшую лицо Баджи лиловым от хватки, отпускает. — Отлично, значит, покажу потом, — Майки на той стороне улыбается — Кен уверен, потому лишь закатывает глаза и нажимает на завершение вызова. Кен игнорирует ту явную игру — плохую игру, — что изображает Кейске, пока откашливается. — Ты… — его голос звучит пораженно, — …ты чуть не УБИЛ меня! Баджи приподнимается на локтях, ощущая буквально каждый удар, пусть и немного заслуженный, потому что Баджи мудак. Ощущает каждой частичкой своего бренного тела и старается не добить потрепанного Доракена взглядом. — А ты выглядишь словно шлюха, на которой попробовали БДСМ нового уровня, — парирует скомканно Доракен. — Ну, тебе лучше знать, как выглядят шлю… — начинает Баджи, но осекается — личная тема, это уже перебор. По итогу это выглядит вполне романтично — то, как Кейске прижимается грудью к широкой спине, ощущая чужое сжигающее тепло, и обидчиво сопит ему в шею, сжимая ладонями талию до посинения, стараясь доставить как можно больше дискомфорта и с удовольствием слушая чужое шипение. — Ты меня заебал, Кейске, — шипит Кен, и его голос сливается с новым потоком ветра. — И когда мы снова останемся наедине… — Ты хочешь, чтобы мы остались наедине~ И он осекается, когда ребрами чувствует значительный толчок локтем. Чуть позже Майки придирчиво их оглядывает, больше заостряя свое внимание на Баджи, потому что… Ну, он всё-таки довольно долго его не видел. Этого достаточно, чтобы заметить пролегшие под глазами Манджиро синяки, — Баджи его тоже жадно разглядывает в ответ, — чтобы заметить, как отросли его волосы, касаясь плеч. И, возможно, это слегка уморительно, но Баджи уверен, что Майки пытается перенять его собственные привычки. Маленький Майки остаётся и во взрослом теле — пусть и длиной в сто шестьдесят два сантиметра — таким же маленьким Майки. — Ты… — он видит, как Майки осекается, как Майки теряется перед ним, и может слышать, как зубы Доракена совершают то прелестное движение, сопровождающееся скрипом и падающей на землю зубной крошкой. — Ты пиздец как не изменился, кстати. И это замечание верное, потому что даже волосы Баджи отросли лишь слегка, почти равняясь с длиной Майки. Возможно, из новых вещей на нем лишь синяки от кулака взвинченного Доракена. И, впрочем, это все. И Баджи безумно скучал. Потому он всё-таки делает этот смелый шаг, протягивая Майки руку и прижимая его к своей груди сильнее. Вероятно, несколько сильнее Доракена провоцируя. Потому что взгляд Баджи, узкий и хитрый, выглядывающий из-под ресниц, и ладонь, прижимающая спину Майки ближе, указывают на некие ведьминские черты, проскальзывающие в нем. Потому что Баджи знает, как правильно расценить движения Кена. Его действия. Его неконтролируемые слова и причитания. И как бы Баджи в это лезть тоже не собирается. Поэтому он оттаскивает Майки от своей груди, замечая расцветающую на его губах улыбку, наверняка искреннюю, в отличие от предыдущего фарса, что Майки пытался выдать за свои настоящие чувства. И Баджи теперь может насладиться. Насладиться собранием, тем, как перед ним преклоняются, потому что гребаного Баджи Кейске никто не забыл. Тем, как с ним здороваются и обращаются к нему на Вы, потому что… Потому что Баджи слегка скучал по этому ощущению. — Ты… Почему ты вернулся? — шепчет Митсуя, оглядывая его с ног до головы. И Баджи всё-таки улыбается ему своей ослепляющей клыкастой улыбкой. Почти видя слезы на глазах своего друга, а также на глазах всех остальных командиров. Па-чин, например, натурально плачет. Прижимает ладони к лицу, будто не зная, что уши его точно также побагровели от горя и радости. — Ну что ты, — хлопает Баджи его по плечу, успокаивая. И пытается не дышать глубоко, когда его всё-таки завлекают в крепкие объятия. По его мнению, это действительно самая сложная часть сегодняшнего дня. Тепло талантливых рук Митсуи, пронзительный кулак Доракена или завлекающие в свою пустоту глаза Майки. Все это порой начинает убивать Баджи Кейске. — У нас есть пополнение? — спрашивает Баджи через пару часов, замечая все больше и больше незнакомых лиц в кругах Свастонов. — Да, — отвечает Майки, кивая головой и делая точно такой же жест — устрашающий, проскальзывающий по лицам всех… Новоприбывших. — Даже парнишку одного вчера пригласил. Охуительно дерётся, — он горестно вздыхает, окинув Баджи подозрительным взглядом… Который должен был заставить застучать его сердце слегка сильнее. — Но не так пиздато, как ты, разумеется. — Конечно, пиздато, — парирует Баджи, улыбаясь чуть мягче, пряча зубы в улыбке и склоняя к плечу голову. Ну, потому что Майки такой же маленький, и к нему приходится наклоняться. — Меня ведь твой дед учил. — Он, кстати… — Баджи замечает, как Майки шоркает ножкой по асфальту, кажется, пытаясь привлечь внимание Кейске. — Спрашивал, как ты. И как… — Пока все нормально, — отвечает Баджи спешно и в принципе заставляет теперь Майки замолчать. Впрочем, этот день нельзя назвать слишком плохим. Баджи думает об этом, когда сидит в хостес-баре, в котором… Так часто останавливались они всей компанией. Когда не было больших проблем, и всё… Действительно было довольно невинным. Баджи думает об этом, когда облокачивается на спинку дивана, на котором когда-то сидел и он. На котором сидел после Майки, улыбаясь намного более искренней улыбкой, чем пытался выдавить из себя сейчас. А после он видит это. Баджи не пытается закрыть лицо, как делают в гребаных романтических фильмах. Не пытается нырнуть под стол или выключить так часто мигающую лампочку над ним. Баджи даже не приоткрывает в удивлении рот… А лишь расширяет глаза в абсолютнейшем шоке и да… Баджи теперь поражен. Потому что мобильник, лежащий в его кармане, резко бьёт его молниеносным импульсом, заставляя кожу покрыться мурашками, напоминая… Десять сообщений и пятнадцать пропущенных, Баджи Кейске. Я придушу тебя, Баджи Кейске. И Чифую Матсуно в другом конце бара выглядит ошеломляющим. Баджи вовсе не собирался заводить друзей в последние дни школы. Он вроде как обязан был не думать ни о чем больше, кроме учебы. Но тогда в его жизнь, возможно, вошло его солнце. Не то чтобы Чифую был каким-то особенным. Потому что определённо он был кем-то лучше. Чифую — это тот самый нужный человек в нужный момент, который… Просто нужен для поддержания психологического баланса. Потому что Кейске в последнее время оставался один слишком часто и слишком на долгое время. Прошло, кажется, три года с тех пор, как Баджи наконец признался себе, что его… Девушки привлекают не сильно. После того, как он сделал для себя внутренний каминг-аут, который обозначил для него те самые нужные внутренние границы. И если вспомнить его первый опыт и моменты, когда Баджи наконец узнал об этом… Бррр, лучше уж и не вспоминать. А Чифую Матсуно — тот самый пришедший сексуальный мальчик-натурал с охуительными бедрами и ногами, которые Баджи хотел бы закинуть себе на плечи. Потому что… С потерей друзей теряешь и то нещадное количество секса, что в твоей подростковой жизни получить сложно. Чифую — тот самый мальчик, которого хочется загнать в угол и трахнуть так, чтобы он кричал его имя на ухо. И… Сколько бы Чифую не пытался храбриться, он вряд ли сможет уложить на лопатки экс-командира первого отряда Свастонов. И сейчас на лице Баджи наверняка что-то выражается. Потому что Чифую смотрит пронзительно. И он явно не узнает его.***
Есть что-то приятное и правильное в закидывании его ног себе на бедра. Почему-то Баджи уверен, что Доракен расстроится, когда узнает, что бухой экс-командир первого отряда сел на его байк вместе со склеенным им сексуальным мальчиком, хотя Доракен никогда не говорил ничего против ориентации Баджи. Говорил лишь, когда дело наконец касалось Майки. — Ты… Знаешь, что прекрасен? — шепчет Баджи ему на ухо, делая ту самую влажную дорожку засосов на шее, цепляя острыми зубами, как он любит, обнаженную светлую кожу. Блять. Наконец-то, блять. Это безумно хорошо и неправильно — неправильно брать мальчика в пьяном состоянии, но, знаете, что может Баджи вполне оправдать? То, что он пьян так же, как Чифую, и даже больше. А ещё Баджи Кейске был уверен, что Чифую Матсуно натурал. Потому там в баре, на затемнённых диванчиках, под мигающей лампочкой, он более чем удивился лёгкому касанию губ — теперь его — мальчика. Чифую целоваться не умеет, и есть в этом что-то, заставляющее сердце Баджи содрогаться в груди от неожиданного собственничества и удовольствия. Например, то, как неумело он проталкивает горячий язык в надежде снова прикоснуться к чужому и как неодобрительно и жалобно стонет Чифую, когда Баджи слегка отстраняется. Есть что-то романтичное в том, как Баджи вылизывает его за ухом, слушая, как Чифую неконтролируемо, безудержно горячо стонет ему в шею, опаляя своим по-блядски жарким прерывистым дыханием. Баджи Кейске был уверен, что Чифую Матсуно — самый что ни на есть натуральный парень в его жизни. И он прекрасно видел, как Чифую флиртует с девушками. Как пытается их соблазнить и как по-блядски прекрасно заправляет за ухо пряди волос. Как он наклоняется в надежде почувствовать чужое дыхание на своих губах и как разочарование в его глазах сияет каплями слез при отказе. Это было смешно. До безумия смешно наблюдать за мальчиком, что пытался строить из себя мужчину. Но сейчас Баджи не может выдавить из себя ни единого смешка, потому что Чифую так ощутимо к нему прижимается. Его рубашка полностью мокрая — из-за дождя, что полил так внезапно и неожиданно, будто молясь, чтобы два пьяных подростка нахер разбились под непроглядной стеной дождя. Его длинные узловатые пальцы путаются в светлых волосах в надежде выжать воды как можно больше и заставляя ее стекать по обнажившейся шее Чифую. Может, Чифую и ведёт себя как абсолютнейший натурал, но не в данный момент. Но при этом выглядит он латентно. Начиная от маленькой золотистой сережки в его левом ухе и заканчивая сексуально обтягивающими ноги брюками — и о Господи, Господи, Баджи больше не хочет их видеть на нем. Потому что с самого входа Чифую в бар он чувствовал себя некомфортно. Начиная с того, как член жался в наконец расширенные штаны, что на его длинных ногах выглядит более, чем нелепо. И заканчивая тем, как Чифую сел на него сейчас сверху. — Я… — язык Чифую заплетается, возможно, из-за того, что исполнил сейчас недурный парный танец, а, может быть, из-за алкоголя. — Я могу остаться на… ИК, — он заставляет Баджи слегка усмехнуться, чтобы после получить по щеке рукой. — На ночь могу остаться, не УХМЫЛЯЙСЯ, ТЫ МЕНЯ РАЗДРАЖАЕШЬ. Чифую выглядит очаровательно с покрасневшими от смущения щеками и мокрыми от дождя волосами. Поэтому Баджи Кейске — Баджи, который всегда отвечает на удар ударом, — лишь улыбается, укладывая свою ладонь на заднюю сторону шеи Чифую и притягивая его к себе ближе. А ещё кобальтовые глаза горят от внезапно нахлынувшей ярости, заставляя ресницы затрепетать, а зрачки — расшириться; губы при этом приоткрываются и, пусть они не настолько полные, как у мальчика-что-собрался-его-трахнуть, но все равно весьма соблазнительные, сейчас влажные и красные, и они заставляют Баджи к ним прижаться весьма целомудренно. Он не пытается поцелуй углубить, лишь поглаживая сбитыми костяшками чужую багровую скулу и впиваясь зубами в нижнюю губу. Но, видимо, в отличие от Баджи, Чифую отлично учится. Даже в таких любовных делах, как поцелуи. Потому что в тот же момент он совершенно не невинно, а даже умело заставляет его упасть навзничь, вгрызаясь в полные губы наверняка незнакомца, потому Чифую не назвал его по имени, не узнал, и Баджи сомневается, что Чифую стал бы себя вести открыто с таким… Ботаником. Все это похоже на сраный ситком с рейтингом восемнадцать плюс. Восемнадцать — потому что Чифую так беспощадно просовывает язык между чужих губ, даже не целуя, а вылизывая линии зубов и особое внимание уделяя клыкам. И Баджи вполне может заметить, как Чифую, сидящий на его коленях, твердеет. И… Оу, у кого-то фетиш на клычки? — Сделай, сделай что-нибудь, — стонет моляще Чифую, продолжая потирания о чужие бедра, и Баджи с нечеловеческой силой впивается в его кожу пальцами, стараясь остановить мальчика. Остановить, чтобы хотя бы сбросить промокшую рубашку вглубь комнаты, туда, где они пробирались с трудом, смещая абсолютно все попадающиеся на пути вещи. И да. Господи Иисусе. Это выглядит потрясающе. То есть света из окна вполне достаточно, чтобы сделать Чифую ангелом в глазах Баджи. Его узковатая для парня спина загорается в этом лунном свете, окруженная нимбом. И он выглядит атлетично — с проскальзывающими на животе кубиками пресса и торчащими небольшими сосками, в которые Баджи несомненно будет впиваться через минуту. На вкус Чифую соленый — от скопившегося на юношеской коже пота, а ещё мокрый — от внезапного дождя, сделавшего Чифую в глазах Баджи блядски возбуждающим, потому что ебаная рубашка ужасно его обтягивала. Баджи наслаждается каждым сантиметром обнажающегося тела, рассматривая плоскости мышц, сдирая мокрую ткань, и да, всё-таки в его собственных штанах происходит коллапс, извержение, заставляющее мученически сцепить зубы в истоме. Потому что… Баджи не впервые испытывает боль. И он согласен на то, чтобы его отпиздили двадцать тысяч Свастонов, лишь бы наконец отстегнуть эту ебаную пуговицу на своих ебаных брюках. И наконец прикоснуться к наверняка безумно разгоряченной молодой коже его мальчика. А потом Чифую поднимает руки вверх, позволяя снять вещь с себя до конца. И Баджи умирает, замечая, насколько его взгляд разбитый и расфокусированный. — Тебе нравится? — спрашивает он немного неуверенно, сутуля плечи. Да, детка, ему безумно нравится. Даже не представляешь насколько. — Д-да, — придушенно шепчет Баджи, откидываясь спиной на влажные из-за капающей с одежды воды простыни. Наверняка в жизни его маленького Чифую этот момент переломный — знакомиться с левым парнем, пить с ним и приходить к нему в квартиру. Баджи сжимает зубы так сильно, что они начинают скрежетать, соответствуя быстрому ритму ударов в висках, из-за того осознания, что на его месте мог быть… Кто-то другой. И это осознание окатывает Баджи ледяной водой из ведра. — Подожди, — шепчет он, когда руки Чифую все же смелеют и порываются к его футболке в надежде стянуть, а после запястья слегка перехватывают, сжимая, чужие пальцы. — Подожди-подожди-подожди. Его язык заплетается, но мозг убежден. Все это — неправильно. Неправильный голый силуэт Чифую в его квартире, неправильный придушенный стонущий голос на его ухо. Неправильное положение его влажных волос, лежащих на голове так нелепо, что обычный Баджи бы усмехнулся. Потому что Чифую не должен проснуться с необыкновенной ненавистью к нему утром. Поэтому Баджи старается игнорировать затравленный взгляд его мальчика, когда пытается оттянуть его за запястья назад, не только от себя, но и от огромной ошибки, что способны они совершить. И удивляется, когда Чифую толкается в его пах своим, кусая собственную губу и пряча неуверенный кобальтовый взгляд под ресницами. — Ты не можешь… Блять, — он рычит, прерывается, путаясь в словах. — Закончить все так. А после его неразборчивый шепот превращается в бессмысленное частое бормотание, в котором Баджи что-то улавливает. Сделай-сделай-прошу-тебя. Он совсем не ожидал, что его маленький ангел Чифую окажется таким же маленьким дьяволенком. Буквально порождением похоти. Потому всё-таки поднимает руки вверх, сдирая непригодную футболку с плеч. И теряется, когда видит ответный загоревшийся взгляд Чифую. Его глаза ещё никогда не выглядели настолько жадными, как в тот момент, руки не тянулись так мнительно и спешно, как в попытке коснуться чужой плоскости грудных мышц. — Красиво, — шепчет Чифую, наклоняясь ниже. — Зачётные сиськи. — Че ты сказал… — он не успевает договорить, так как Чифую всё-таки делает этот шаг, роняя его на постель и сдирая надоевшие всем штаны с ног. — Меня, кстати, Чифую зовут, — говорит он спокойно, будто не пытается снять испачканное смазкой белье с незнакомого парня и прикоснуться к его вставшему от прелюдии твердому члену. — Приятно познакомиться, — шепчет Баджи, алчно рассматривая обнажившийся живот и светлую дорожку волос, проходящую по нему, чтобы потом… — Ты… ТЫ БРЕЕШЬСЯ? Бровь Чифую взлетает вверх, но взгляд все такой же одурманенный, пьяный и искушённый, что и минуту назад. — Да… Проблемы какие? — его голос слышится чем-то надрывным, неровным и прерывающимся. А ещё тихим и почти незаметным. — Нет-нет, — пытается исправить положение Баджи, протягивая ладонь вперёд и касаясь открытой, чистой и гладкой кожи. Это на удивление шикарно. Возбуждающе. — Ты везде красивый, Чифую. Чифую непроизвольно дёргает плечами, одновременно соглашаясь и переходя к следующим действиям. — Да мы оба парни, какое должно быть различи— Он всё-таки затыкается, напарываясь на обнаженный чужой член и рассматривая его пораженно. — Б-блять, че за хуйня… Это а-но-маль-но, — пьяно, по слогам шепчет он. И Баджи уверен, что это все потому, что Чифую нетрезв и потому сейчас в его глазах все плывет, и всё-таки Баджи решает все сделать сам. И ловит чужую дрожь, когда Чифую всё-таки прижимается к его груди своей. Он обхватывает их вместе, совершая привычные, резкие движения и наслаждаясь рваными редкими стонами мальчика — тем, как сжимает он пальчики на его плечах, как прижимается губами к шее… И Баджи уже говорил, что срывается на укусы часто. Мое-мое-мое-мое-мое — проносится в голове, прежде чем он касается кончиками клыков обнаженной кожи. Мое-мое-мое-мое-мое — вторят ему зубы в ответ, впиваясь в подставленную узкую шею, обнаженное горло, белую грудь, покатые плечи, пятная все, до чего только могут дотянуться. Чифую отвечает на это шипением, ответным укусом и шумным дыханием в шею. Ведь Баджи любит кусаться в постели. А Чифую, видимо, ебаный фетишист. И твердеет от этого лишь сильнее. Впрочем, от дела он не отрывается, стараясь обхватить их обоих полностью, но все, что получается, — это скользить мокрой от пота и смазки рукой по их длине, матерясь под нос и кусая покрасневшие губы. — Да блять, мать твою, — Баджи прерывает его, хватаясь своей ладонью за его руку, показывая, насколько он больше него — во всех смыслах — и обхватывая их вместе. — Я помогу… — шепчет он прямо в губы, снова касаясь их в надежде, что не в последний раз. И в этот момент его мокрые от предъэякулята пальцы скользят по выступающим тазобедренным косточкам мальчика. Его член раскраснелся, пресс напряжен, а грудь тяжело и лихорадочно вздымается. И Чифую дёргается, когда его там… Касаются. — Эй, придурок, убери пальцы от моей… — он срывается на писк, когда первый палец всего на первую фалангу проникает внутрь, обволакиваясь жаром, и Баджи готов кричать от этого непередаваемого ощущения — всё-таки он находится сейчас в Чифую. Он хочет запечатлеть этот образ на фотографии, но, к сожалению, обе руки заняты и обе они касаются самых неожиданных, причинных мест Чифую, проникая все глубже и глубже в него, заставляя шипеть на ухо проклятия, а плечи царапать короткими глянцевыми пластинами ногтей. — Я Баджи… Баджи Кейске, — шепчет он в ответ, проникая ещё больше, заставляя Чифую выгнуться дугой и потеряться от новых ощущений. Чифую, видимо, всё-таки плюет на чужое наглое проникновение и сдавленно скулит, перекатываясь бедрами назад и напарываясь на палец до самой костяшки. — Блять, — шипит он сконфуженно, его бедра передвигаются в сторону, когда второй палец проникает уже легче и он разводит пальцы ножницами, кажется, касаясь простаты. Иначе не объяснить то нелепое движение Чифую, когда он подпрыгивает на чужих бедрах, непроизвольно насаживаясь глубже, и его рот раскрывается в беззвучном крике. Чифую, к удивлению, не паникует. Он расслаблен и даже стонет, особенно в тот момент, когда длинные блядские пальцы Баджи врезаются в ту самую точку, и он изливается в подставленную ладонь, укладывая мокрый лоб на чужое плечо и скуля что-то слишком похоже на «Баджи~и~и». И Кейске кончает тоже, когда это слышит. Он даже не подозревает, что Чифую его имя за сегодняшний день не расслышал, а повторял имя совершенно другого человека… Сейчас незнакомого и такого далёкого. — Хо… — он зевает, приоткрывая рот и падая лбом ниже, зарываясь челкой в ключицы. — Мне хорошо. И Баджи пытается удержать его от неприятного падения, хватая под руки и укладывая совсем рядом. — Спи, солнце, — усмехается он, зарываясь носом во влажные корни волос. Черт, это неописуемо. Чифую теперь спит рядом с ним, спит с ним, все еще опираясь руками на обнаженную грудь Баджи. Сам Баджи на мгновение укладывает руку на руку Чифую, мягко сжимает его пальцы, впитывая их тепло. А в голову вбивается мысль. Я не могу его потерять. Так что оставаться в стороне нельзя. И он следит за очаровательным движением Чифую, как он мягко улыбается во сне и весь образ его тоже смягчается, а сам он утыкается носом в его подушку с мягким вздохом. И… От этого действительно отказаться нельзя. Да и у Баджи осталась пара решимых проблем, в отличие от разговора с Чифую и самими Свастонами: например, сходить в душ и обтереть чужое тело от спермы. И, возможно, избежать кастрации из-за тех любовных укусов на шее и груди Чифую. И придумать утреннюю отмазку — точно. А ещё… Он смотрит на свою люстру, понимая, что причин для кастрации стало больше… А пока можно уснуть, сжимая тонкое тельце в объятиях. Таких правильных и, что самое главное, невинных.***
Last night's love affair (Роман прошлой ночи выглядит) Is looking vulnerable in my bed, (Таким уязвимым в моей постели.)
В принципе от чего утреннее пробуждение может быть хуже, чем от треклятого звона будильника, играющего на нервах? Вот и Чифую его терпеть не может. Поэтому стукает ладонью по непрекращающемуся звенеть предмету довольно сильно. В детстве Чифую Матсуно действительно часто снились кошмары. Это не то чтобы какая-то редкость, но штука наверняка неприятная, особенно когда тебе пять. Да, впрочем, и в десять, и в двадцать реакция будет одинакова — просыпаться в холодном поту, хватая ртом воздух, а то и вовсе падать с кровати в попытке спастись от неизменного монстра из своих снов. Тогда мама смогла придумать решение — классическое, спонтанное, и если с ней Чифую в силу возраста спать уже не хотел, то мягкая игрушка могла решить все его проблемы. Обыкновенно это был плюшевый тигр — во весь рост маленького Чифую, с торчащими изо рта клыками и мягким длинным хвостом. Правда, одна вещь в нем действительно была удивительна: тигр был словно обогреватель, спасающий и от холода, и от кошмаров. Потому в данный момент, чувствуя тревогу и желание обезопасить себя, Чифую хватается рукой за его растрёпанный хвост. Такой же мягкий, не потерявший своей эластичности — Чифую даже жмурится от удовлетворения, что вот оно — его детство, прямо перед глазами. А после он наконец доходит до его клыков. Правда, не припоминая, чтобы они были такими влажными, а ещё чтобы рот тигра можно было приоткрывать. А ещё Чифую не помнит, чтобы у него был будильник. — Что, блять, за хуйня… — Чифую приоткрывает один глаз, сильнее кутаясь в одеяло, потому что… В душе все резко похолодело. — БЛЯТЬ. НЕТНЕТНЕТНЕТНЕТНЕТнетнет… Почему в его кровати лежит голый мужик? О Господи Иисусе. Нет. Чифую привстает на локтях аккуратно, стараясь не издавать лишних звуков и даже дышать тише. Но блядская кровать скрипит, а он жмурит глаза от страха, что парень сейчас проснется, но он лишь переворачивается на спину, сонно мыча: — Ещё пять минуточек, мам… Мама. Хорошо. Кто-то спит с игрушкой, кого-то будит мама. Похуй. Ему ведь шестнадцать. ЕМУ, БЛЯТЬ, ШЕСТНАДЦАТЬ, ЧТО ТУТ ДЕЛАЕТ ГОЛЫЙ МУЖИК? Чифую драматично прикладывает руку к груди, стараясь утихомирить бешено-стучащий пульс, закутываясь в простыни с головой. И тут же понимает свою ошибку. Потому что простынь на кровати лишь одна. — Пиздец, вот это член… — пораженно шепчет он, рассматривая обнажившуюся кожу. И это… Могло в него войти? Или это он входил в него? Чифую не совсем уверен, как это происходит у двух парней. Возможно… Он однажды, смотря самую обычную порнуху, всё-таки перешёл на сайт по рекламе. И… Это было познавательно. Даже сексуально. Ну да, на такое ведь многие дрочат? Но в любом случае он чувствует себя слегка удовлетворённым. Так. Хорошо. Он снова переводит дыхание. Чифую его не знает — это определенно. Красивый профиль, сомкнутые во сне глаза, приоткрытый рот с полными губами и закрытая темными волосами половина лица. Хорошо, таких людей он в своей жизни ни разу не видел. Сильная шея, переходящая в крепкий торс с блядскими кубиками пресса, аккуратными сосками и развитыми мускулами, будто он сбежал с премиум версии порносайта. Россыпь лиловых синяков на бедрах, животе и груди. Один продолговатый, уже белесый шрам под ребром — видимо, от ножа. И, да, большой член. И ещё одной вещью — расцветающими багровыми цветами укусами и царапинами, что запятнали его шею вдоль и поперек. Это действительно сделал он? Чифую пораженно смотрит на свои руки, на ногти, не веря до конца, что такое возможно. Значит, подводим итог. Чифую проснулся с парнем старше него, возможно, потому что на шестнадцать, если судить по телу, он не особо выглядит. Этот парень голый, заспанный и, на удивление, чистый. Наверное, если бы они трахались, то комната наверняка бы пропахла сексом или потом? А они бы, возможно, перепачкались в сперме, верно? По классике должно быть именно так. Чифую обводит глазами комнату, понимая, что в душе не ебет, где находится. Широкая кровать, ученический стол со сложенными на нем учебниками. Шкаф с раскрытой нараспашку дверью, вываленными на пол вещами и, впрочем, все. Типичная комната среднестатистического японского подростка. Ничего ведь не случится, если он просто уйдет отсюда в надежде, что не оставил номера, верно? Он же не пил вчера слишком много, верно? Но сушняк во рту и неприятная оскомина указывает на обратное. Что ж, ладно. Чифую помнит, что познакомился с ним… В хостес-баре. Помнит, что он был довольно мил. А ещё он споил его — возможно. Потому Чифую должен винить его, но знаете… То, как этот парень перекидывает во сне руку с перекатывающимися мышцами и выделяющимися на ней венами, слегка пугает. Он, блять, огромный. Мощный. Чифую уверен в своих силах и все такое. Он всё-таки отпиздил того амбала из старших классов на той неделе. Но… То, как судорожно он сейчас сжимает пальцами простынь на своей обнаженной груди, выглядит неустрашающе. И то, как Чифую сжимает бедра, потирая их друг о друга в надежде почувствовать белье на себе, — тоже. И да, трусов на нем нет. Что ж, хорошо. Значит, можно считать, что он больше не девственник? Хах. Это же хорошо? Нет, блять, Чифую. Не надо себя обманывать. Это чистый пиздец — переспать с парнем, когда ты натурал. И знаете, сколько бы Чифую не ловил гейскую панику, он всё ещё чувствует себя обычным подростком. И сейчас успешно пугается. — Пиздец, полный пиздец, — он трёт глаза ладонью, стараясь не расстраиваться раньше времени, а ещё молясь, чтобы парень, от которого слегка несёт перегаром, поспал подольше. Он ведь даже от звона будильника не проснулся, поэтому надежды оправданы. Поэтому Чифую уже увереннее осматривает комнату, выпрямляясь и стараясь среди всего этого бардака найти свои шмотки. И, впрочем, ладно… Трусы он, возможно, нашел. — Типа порыв страсти, да? — спрашивает он сам себя, смотря на люстру. Приподнимается на кровати, чувствуя, как пружины под пятками перемещаются, и тянется кверху. Слава богу, трусы есть. А всего остального, как и ожидалось, нет. — Хорошо, ублюдок, — выплевывает он в лицо парня шепотом. Тот лишь прикрывает лицо ладонью, будто стараясь уйти от чужого внимания. — Я одолжу твою. И так и встаёт — укутанный в простынь и накатившую фрустрацию. Каждый в такой момент бы расстроился. Чифую не исключение. В принципе, Чифую везёт, что он такой маленький в сравнении со своими сверстниками. Потому что чужая рубашка надевается вполне себе легко, не облегая плечи и слегка болтаясь на талии. А ещё она выглаженная, от нее не несёт омерзительным потом, и на ткани видимых пятен не наблюдается. А вот с брюками проблема, ведь они висят на бедрах даже при условии, что держатся на ремне. И всё остальное почти идеально: парень до сих пор спит беспробудным сном, а Чифую одет, ещё не обут и, возможно, выглядит потрепанно, но прилично. И он наконец делает шаг в сторону. И помните, что Чифую в начале учебного года падал довольно часто? И помните, что Чифую заприметил в обители парня-с-которым-возможно-он-переспал адский бардак? Потому что теперь Чифую падает. И теперь Чифую ненавидит ебаную гантель, которую в жизни не видел так близко. А ещё он в жизни не отбивал свою многострадальную лодыжку так сильно. — БЛЯТЬ, ЕБ ТВОЮ МАТЬ, ДА ЕБИСЬ ВСЕ КОНЕМ! Ой. Чифую всё-таки, кажется, не сдержался. Поэтому он с опаской поворачивает голову, игнорируя боль в стертых коленях, сталкиваясь с таким же ошарашенным золотистым взглядом чужих глаз. — Ой, блять, парень, извини… — начинает он медленно, приподнимаясь на локтях и стараясь подползти поближе к двери. Что, возможно, со сломанной ногой сложновато. Чифую чувствует себя гребаной жертвой маньяка или насильника — разве не переламывают им ноги и не запирают в страшной комнате наедине с самим маньяком? А парень тем временем садится на кровати, приподнимаясь полностью, и Чифую почти кажется, что он за ним побежит… Поэтому, как только парень приоткрывает рот, собираясь что-то сказать… — Нет! — Но я ещё ничего… — Нет, я запрещаю тебе говорить! — Чифую, ты не можешь запретить мне говорить. Оу. А ещё, кажется, он знает его имя. Ну, Чифую успел сказать, что здесь пиздецкий бардак? И легче всего сейчас схватить ближайший предмет для того, чтобы кинуть его в обнаженного парня. И все это сопровождается нелепыми причитаниями и оскорблениями. — Ха! — его голос вовсе не срывается на писк — это сексуальная хрипотца после похмелья, и первая находка — расческа — летит в чужое лицо. — Получил нахуй? И он действительно падает, взволнованно хватаясь за место возможного синяка на лице. Ха! Слабачок попался! Чифую даже улыбается своей небольшой, но значительной победе, собираясь встать, но, видимо, расческа парня не сильно обидела, в отличие от его волос, серьезно, они ужасно выглядят! И он всё-таки встал с кровати, надрывно разводя руки в стороны и блистая своими голыми… Причиндалами… — Прикройся, придурок! — и да, парень всё-таки нагибается за брошенной простыней, обхватывая ей свои широкие плечи и плавную талию, — Чифую ненавидит себя в тот момент, когда рассматривает его. — А ты успокойся, ИСТЕРИЧКА! — кричит он в ответ, нагибаясь за брошенной вещью и любовно ее оглаживая, и Чифую вовсе не рассматривает заигравшие на его спине мышцы, украшенные мелкими шрамами. Постойте. Он назвал Чифую истеричкой? Он. Назвал. Чифую. Истеричкой. Пиздец. — Ты что… Совсем охуел? — спрашивает Чифую медленно, размеренно, пугающе. Наконец вспоминая, что он охуеть какой пиздатый парень, с которым базар вообще-то фильтровать надо. И никто, ох, никто не смеет называть Матсуно Чифую истеричкой. — Повтори, блять, что ты там вякнул? — он делает шаг вперёд, подхватывая тот же танец, что был и прошлой ночью, парень отступает назад, глядя слегка испуганно и немного захмелевше, будто до сих пор не отошёл от саке. — Повтори, блять. О да. Самая любимая, ненаглядная, обожаемая, боготворимая, чтимая, в общем, самая охуительная черта, что присуща людям. Страх. А Чифую в силу своей властности любит, когда люди его боятся. И, видимо, на лице парня проскальзывает это довольно явно, когда Чифую преодолевает то расстояние, что между ними осталось, загоняя его почти в угол и, наконец вспоминая, что вообще-то ниже… Сантиметров на десять. И, возможно, менее массивный. — Слышь, — кстати, у маленьких людей есть преимущество — например, ударить коленом в чужой живот неожиданно. Что Чифую и делает, заставляя парня пригнуться. — Я не ебу, кто ты такой. Не ебу, чем мы занимались ночью, — он вполне ласково скользит по чужой горячей — во всех планах — груди, игриво опускаясь ниже по красивым линиям зоны бедер и паха, под спавшую до крыльев тазобедренных косточек простынь. — Но, — он прошёлся ладонью по всей длине, заставляя парня лихорадочно, нервно сглотнуть и вцепиться в его плечо суставчатыми узловатыми пальцами, — если КТО-НИБУДЬ об этом узнает. — То что? — переспрашивает он, и его губы расползаются в хищной клыкастой улыбке, в глазах загорается раздражающий, подстрекающий и жутко смущающий огонек. — Член откушу, — коротко отвечает Чифую, сжав чужие яйца в хватке. Парень начинает часто дышать, его ладонь ощутимо тяжелеет на плече Чифую. — Фильтруешь базар? — Я… — как и ожидалось, улыбка с его лица спала, — фильтрую. И тут же Чифую позволяет себе ангельски целомудренно улыбнуться, разжав руку и отойдя на шаг назад. — Тогда прекрасно, — жмурится он, захлопав ресницами. — Шмотки тебе не верну, бери мои, — и, развернувшись, хватает свой телефон, так удобно расположившийся на полу, уже тише добавляя, — блять. От мамы. Чтобы… В школу не опоздал… Ну, да. День вышел вполне неудачным.