Через розовые очки (Through rose colored glasses)

                   Чифую за все честно прожитые шестнадцать лет ещё никогда не называли слишком драматичным или слишком придирчивым.       Хотя бы потому, что Чифую волнения не особо свойственны.       Он старается придерживаться этого правила, когда проходит в школу, смотря на свой телефон, где помимо низкого процента заряда высвечивается и циферблат со временем, в надежде, что успевает хотя бы на второй урок. И да.       Он даже не смог забежать домой.       Поэтому чужая рубашка, вполне удобная, на самом деле, заставляет его постоянно потирать оголенную кожу шеи, запястий и прочего в абсурдном ощущении, что одежда распространяет клещей. Либо какую-нибудь другую заразу.       Да и тем более — она не особо удобна, болтается на субтильном костлявом теле Чифую, заставляя его то и дело подтягивать джинсы. Что ж, остаётся мечтать, что мама уйдет на работу раньше.       Но после, как и обычно случается в определенно неудачливой жизни Чифую, начинается это.       И спасибо, что сегодня его первый встречный — не какая-нибудь красивая девушка или очередной участник Свастонов. Серьёзно, Чифую начинает казаться, что куртку с символикой свастики он видит везде. А это всего лишь Такемичи Ханагаки.       — Эм, — его лицо побито, глаз щурится от разрастающейся гематомы, а со скул ещё не сошли синяки. Но это все равно не мешает ему сделать абсолютно омерзительное лицо. — Я слышал, что ты вступил в Тосву, — он потирает рукой шею, смотря Чифую почему-то не в глаза, а ниже. И губы Такемичи слегка трясутся, будто от невозможности что-то сказать.       — Да, вступление прошло нормально, — кивает Чифую, снова подтягивая спавшие с бедер брюки. Может, на японский он наконец успеет и встретится там с Баджи Кейске, чтобы не заключить его в объятия, а убить самыми жестокими способами. Серьезно, он даже не берет трубку, хотя, видимо, придурок не знает, что сообщения в мобильнике отмечаются просмотренными, если он выходит в сеть. И правда, почему Чифую решил, когда только с ним познакомился, что Баджи непризнанный гений?       — Вступление? — голос Такемичи звучит испуганно, дрожаще, а сам он не отрывает взгляда от тела Чифую. И Матсуно даже смотрит вниз, отмечая, что форма не грязная и не мятая, быть может, не по размеру, но кого это ебет? Действительно. — Это… Пиздец. Я никогда не вступлю в Тосву. Не знал, что ты такой…       — … — проходит мгновение, прежде чем на лице Такемичи появляются новые синяки.       Впрочем, Чифую теперь уверен, что он заслужил.       — Что не так, придурок? — он прижимает его за шею к стене, молясь не попасться на глаза директору или какому-нибудь сэнсею. Ну, потому что Чифую на нервах, и его действительно всё — абсолютно всё — заебало. А глаза Такемичи между тем закатываются, а лицо начинает выглядеть отрешенным, бледнеть, и он выглядит задушенным…       И единственное, что он может выдавить из своей худосочной плоской груди для бессмысленного сейчас оправдания, — это одно слово. — Шея…       И да, Чифую говорил, что появится в мужском туалете теперь лишь под дулом пистолета?       Так вот, сейчас он делает исключение.       Именно поэтому он буквально влетает в пожелтевшие двери, придерживая Такемичи за загривок, создавая ложное ощущение подчинения и не давая ему уйти из хватки.       Но перед тем, как подойти к зеркалу — благодарим, что не треснувшему, — он отпускает его, совсем не жалея, что форменные брюки испачкаются в воде, хуй пойми откуда взявшейся, или пыли.       У Чифую падает челюсть.       Просто…       Это реально пиздец.       Он приподнимает подбородок, пытаясь разглядеть покрывшие шею красные пятна, а после он делает тот знаменательный шаг, когда приспускает рубашку вниз, хотя она и без того болтается на его ключицах, замечая явные следы укусов.       Он убьет его.       Но в начале убьет Такемичи, что стал потихоньку передвигаться к двери ползком в мнимой надежде, что Чифую до него не доберется.       — Стоять, сука, — и Чифую плевать, что они вроде как друзья.       Потому что под рубашкой Такемичи не чувствовалось твердых мускулов и мышц, и под одеждой он был, видимо… Таким же, как и на вид.       — Что ты там подумал про меня?       Он усаживается на корточки, едва ли не плюясь словами и не брызжа ядом. Чифую — цивилизованный кроткий парень… Должен был стать таким, но эти привычки начинают возвращаться. И сейчас он выглядит обозленным.       — Что ты с кем-то переспал для вступления, а что ещё можно подумать, Чифую?       Что ж.       Это весьма логично.       Значит, Чифую имеет подорванную репутацию, потерянную одежду и самомнение. А ещё, возможно, девственность, потому что он до сих пор не уверен, что вчера ничего не произошло.       И против слов Такемичи ему сказать нечего.       А ещё его желудок урчит, потому что завтрак был оправданно пропущен, его волосы неудачно взлохмачены, и лучше бы Чифую действительно остался дома, сослался на болезнь, на грипп, на СПИД, на что угодно…       И знаете, Чифую действительно не свойственны драматичность и придирчивость.       Потому, отворачиваясь от Такемичи, он вспоминает лишь те моменты, что ему известны из явно скудного опыта.       Например, девочки из сёдзё-манги скорее всего поступили бы в такой ситуации… Да никак. Они беспомощные девчонки, которых после спасает поцеловавший их принц. Хотя изначально они и мнительны, думают о насущных проблемах и постоянно переживают.       И Чифую уверен, что какая-то небесная сила заставила его переселиться в подобный мир сёдзё-манги.       Ну, потому что за ним — возможно, трахнувший его — принц не придет. И все придется решать своим излюбленным способом.       Потому Чифую решительно идёт в лапшичную, напрасно думая, что рамэн способен успокоить его, спасти его нервы от расщепления, а поверженную гетеросексуалость — вернуть в прежний строй.       Да и похуй, что уроки будут пропущены.       Нужно было поступить так с самого начала.       — Хочешь есть? — спрашивает он у замолчавшего, выглядящего сейчас напряжённо Такемичи, прежде чем выйти.       — Нет, Хина принесет мне бенто после обеда.       Чифую пытается напрячь мозг и вспомнить, кто такая Хина, но, видимо, на его лице эта озадаченность явно отображается.       Потому Такемичи спешит поправиться.       — Вы с ней знакомы, рыжие волосы, очень красивая…       — Понял, — резко кивает Чифую. — Твоя девушка? Разве она не из нашей школы?       Теперь Такемичи теряется. Его щеки становятся темно-бордовыми, будто он сделал что-то преступное, а голубые глаза скрываются под ресницами. Блять, а Чифую тоже хотел бы говорить о своей девушке и смущаться, а не думать об утреннем казусе и стараться не умереть от волнения.       — Нет, она из средней, — наконец выдает Такемичи. — Приходит иногда проведать меня.       Что ж.       Чифую согласно кивает.       — А где, кстати, твой друг? — неожиданно спрашивает Такемичи, наблюдая, как Чифую лишь больше напрягается, его пальцы сжимаются в кулаки, ногти впиваются во внутреннюю сторону ладоней, все это время находящихся в карманах. — Который в очках.       — Сгинул. И никакой он мне не дру…       И, к сожалению, его яростная тирада прерывается звонком.       От «Баджи Кейске».

***

      — Да? — Чифую старается сделать голос мягче. Ну, потому что Баджи может вызов в любую секунду завершить.       И тем более Чифую стоит у раменной, благополучно выйдя из школы, и теперь он находится в поле зрения многих людей, и честно? Ему плевать, что кто-то с неприкрытым любопытством, неодобрением и завистью смотрит на его шею.       Девушки ведь ставят засосы?       Да.       Значит, пускай думают, что угодно.

— Чифую, — голос Баджи звучит взволнованно. — Прости, что не брал трубку…

      Чифую ожидаемо перебивает его, встряхивая светлыми волосами нервно и забирая свою порцию лапши — тепло, исходящее от рамена, приятно щекочет пальцы, а на улице все также холодно, и на Чифую лишь рубашка из лёгкой ткани и ебаные, хоть и зауженные школьные штаны, которые он спиздил у мальчика-с-которым-не-спал. Кто-то вообще носит подобные шмотки в их время? Какие-нибудь задроты, честное слово.       — Не пытайся оправдаться, ты… — он пытается придумать что-нибудь стоящее и вразумительное. — Ты должен мне десять… Нет, пятнадцать походов в раменную за твои, слышишь? Твои деньги.

— … — Баджи ошарашенно молчит, и эта оглушающая тишина проходится по ушам Чифую, а потом телефон взрывается от такого привычного приятного смеха, что Чифую и сам невольно расплывается в улыбке, подходя наконец к школе, и присаживается на лестницу, стараясь игнорировать пробирающий до самых костей холодом ледяной кафель.

      Ну, за эти несколько дней действительно многое произошло.       И он правда готов простить Баджи, хотя тот, разумеется, ничуть этого не заслужил.

— Я согласен, — Чифую уверен, что Баджи на той стороне утвердительно кивает головой, и он едва успевает издать ответный согласный и такой опрометчивый вздох.

      Потому что он скучал.       И сейчас это осознание приходит к нему с новой силой.       И пока Чифую ласково накручивает на палочки длинную лапшу, прижимая телефон своим ухом к плечу, и вздыхает совсем патетично, даже торжественно, словно влюбленная девчонка, добившаяся внимания сэмпая, — о боже, он действительно сказал это слово, — и когда Чифую замечает это, то хмурится.       — Ты придешь сегодня? — тая в душе тихое отчаяние, спрашивает он, сконфуженно замирая в попытке согреться. Баджи уверен, что его щеки сейчас покраснели из-за тепла, исходящего от еды, но больше всего Чифую хочется согреться в чьих-то объятиях.       Или куртке.       А он уверен, что Баджи — его добрый, гуманный, человечный, душевный, жалостливый, сердечный и такой отзывчивый Баджи — ему ее одолжит.       А после Чифую смотрит вниз, на свою огромную одежду и… Понимает, что не хотел бы быть увиденным Баджи в таком виде. И с этой мыслью наконец в телефоне раздается голос.

— Понимаешь, — он коротко вздыхает. — У меня небольшая проблема со школьной формой, я… Испачкал ее.

      — Неужели запасных штанов нет? — усмехается Чифую, скрывая за смешком неожиданную горечь. Ну, может два урока он успел пропустить, но если Баджи продолжит гулять, то останется на второй год ещё раз… И ещё… И ещё.       А Чифую не хотел бы этого.

— Есть, есть, — соглашается Баджи спешно. — Хорошо, — на той стороне он трагично вздыхает, будто Чифую заставил его прийти на такую надоевшую, ненавистную сердцу учебу, наверняка прикладывая ладонь ко лбу, и смеётся, едва приоткрывая губы. — Я приду скоро. И… С меня две упаковки лапши.

      — Три, — утверждает Чифую, откладывая ровно половину оставшейся лапши на порог рядом. Ну, привычкам изменять не следует. И Баджи обязательно должен ее доесть. — И, Баджи, — он переводит дыхание, пытаясь собраться с мыслями. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Да? Конечно, говори, — голос Баджи, на удивление, становится радостным. Будто он чего-то ждёт. Чифую отмахивается от навязчивой мысли, словно от мухи.

      — Я вступил в Токийскую Свастику. Виделся с главой… И ты очень многое пропустил, — теперь ему кажется, что собственный пульс подстраивается под гудки в ожидании ответа.

— Хорошо, — выдает Баджи через секунду. И у Чифую отлегает от сердца. — Нам действительно есть о чем поговорить.

      И после теперь не нервирующих, а греющих душу гудков, Чифую наконец чувствует ту самую, давно забытую умиротворённость.       А потом замечает посторонний звук — постукивание о кафель чужих туфель.       — Молодой человек, — и, о Господи, кажется, их директор — действительно сталкер, раз Чифую так часто попадается ему на глаза. — Вы не забыли, что сейчас идёт урок?       Чифую резко поднимается, выпрямляя руки в примирительном жесте, очаровательно хлопая ресницами, потому что за прогул, если он лишь один, не наказывают. И тогда он делает смелый, обдуманный, твердый и абсолютно самонадеянный шаг, спотыкаясь о свой поздний, ещё не остывший завтрак.       И он видит, как косматые брови директора сближаются, как в его глазах проскальзывает невыгодное для Чифую сейчас осознание, а рот кривится в мерзком крике.       — ЧТО ЭТО?       И знаете, Чифую действительно в стрессе на данный момент. Он всё-таки обычный подросток, который не может справиться с накатившими внезапно проблемами в одиночку.       И потому Чифую в долгу остаться не может.       — ПОЧЕМУ ВЫ КРИЧИТЕ НА МЕНЯ? ВЫ МЕНЯ ПУГАЕТЕ.       На миг он действительно замечает в глазах мужчины вину. Пока он не откашливается с абсолютно отрешенным видом и хмурит брови.       — Быстро в мой кабинет.       Оу.       Кажется, что проблема не просто в лапше… И к Чифую медленно приходит то осознание. Баджи, ломая ту ржавую раковину и убегая с Чифую за ручку, забыл лишь одну деталь.       Упаковку лапши с оставшейся половиной.       И если для наказания этого факта ещё не достаточно, то прогул для Чифую теперь не останется безнаказанным.       Блять.       Все действительно теперь идёт по пизде.

***

Don't get on my bad side (Не попадайся, когда я не в настроении,) I can work a gun (Могу и пристрелить.)

      У Баджи тем временем назревает несколько нерешённых проблем.       Во-первых, Чифую. Чифую, который не узнал его. Чифую, которого он вчера чуть ли не трахнул. Чифую, который общался с ним секунду назад вполне обыденно, — тот самый Чифую ушел в его школьной форме.       — Спасибо, блять, что пиджак не забрал хотя бы, — шепчет Баджи себе под нос, оглядывая скудные остатки своей одежды.       На самом деле, у него действительно не было больше возможности пропускать школу. Потому что второгоднику шанса на переосмысление никто не давал. И если Баджи успел стать за все это время примернее, благодаря своему внешнему виду и поистине сверхчеловеческим усилиям, то школьная форма в совокупности с зауженными брюками не могла добавить ему мозгов. И его оценки были до сих пор ужасающими. Типа, если бы кто-нибудь увидел его проходные тесты, то воскликнул бы: «О Господи, что ребенок забыл в старшей школе?»       Разумеется, проснувшись таким нежным, деликатным и ласковым способом руками самого красивого парня в его жизни, правда, руки оказались не в том месте — точнее в том, но не такими нежными, как стоило бы… В общем, проснувшись, Баджи решил подумать, какая одежда для школы действительно сгодится.       У него оставалась та самая прошлогодняя форма — широкие брюки, в которых он был на собрании, и старые рубашки, правда, изрядно измятые. И эти вещи были способны лишить его всех заслуженных подаяний от учителей и директора…       И он честно пытается влезть в высохшую одежду Чифую, правда, рубашка жмёт в плечах, пуговицы на груди разбегаются, а кожаные, как назло, узкие штаны он надевать и не пробует. Себе дороже.       Нет, он, конечно, обожает Чифую. Он понимает это уже несколько часов. Баджи от этого красивого мальчика без ума, от его волос, от его характера, роста… Но порой подобные параметры дают ему настрадаться.       А в чем, собственно, разница? Девушка метр шестьдесят восемь или Чифую метр шестьдесят восемь? Такой же маленький, наверняка нежный — Баджи, который касался его волос вчера вечером, уверен, что ванная комната у Чифую сверху донизу заполнена гелями для душа, кондиционерами и шампунями. Это же и без объяснений ясно по его волосам?       Можно даже представить, как однажды Чифую пройдется по комнате в одних трусах и футболке, которая будет доходить до середины его худощавых бедер. В футболке его высокого парня. Баджи даже завидует миру таких сопливых мыслей, понимая, что о воплощении остаётся лишь мечтать… И снова возвращается к насущным проблемам.       Впрочем, ему действительно все равно, в чем идти в школу. И следующей теперь напрягающей и нерешённой проблемой становится вступление Чифую в Тосву. Здесь и правда голову поломать стоит.       Потому, направляясь к выходу и не забыв при этом очки, впрочем, конспирация с таким гардеробом уже была провалена, да и Баджи поспешно решил всё-таки объясниться с мальчиком, возможно, предложить ему что-то больше и значительнее, чем дружба… Баджи набирает номер Майки, стараясь придать голосу абсолютную незаинтересованность.       — Рад слышать! — он звучит слишком радостно для человека, которого Баджи собирался убить, несмотря на всю должную любовь к Майки… Но после шумного учащенного дыхания Баджи в трубку, его голос меняется на несколько взволнованный. — Что-то случилось?       И плевать, что на часах учебное время. Баджи почему-то уверен: когда бы он ни позвонил, Майки всегда возьмёт трубку. И наверняка поможет в плохой ситуации. Даже жаль, что в прошлый раз Баджи позабыл об этом.       — Да, — кивает сам себе Баджи, стараясь игнорировать взгляды проходящих мимо людей. Ну подумаешь, по одежде хулиган, а по лицу — мамина радость. Быть может, денег на новую одежду у него нет? И так очки сломаны, чего доебываются. — В Тосву недавно вступил мальчик…       — О~оу, — голос Майки стал звучать немного заинтересованнее.       На самом деле, Майки первый узнал, что Баджи Кейске парни нравились больше, чем девушки. Да и сам не выражал ни к противоположному полу, ни к собственному явной заинтересованности. Казалось, что в голове Майки своих проблем достаточно. И заботиться о ком-то другом, притом, что тысячи Свастонов повисли на его шее? Пфф, увольте. Доракена вполне хватит.       И Баджи искренне жалеет, что оставил Майки в момент, когда тот был уязвимым. Когда с любой стороны могла настигнуть опасность. Когда любой человек был способен убить его… И тогда ярость и недовольство Доракена были бы оправданы.       — Скажи имя, найду номерок, так уж и быть. Только вот в Тосве таких мальчиков мало, ты в нем уверен? — теперь Майки откровенно ржал, посмеивался и небось перекатывался с боку на бок. Повезло, если на кровати, а не на человеке — Баджи уверен, что для сладкой попки Майки Доракен способен соорудить живой стул. Человеческого происхождения.       — Да не номерок, — отмахнулся Баджи, закатив глаза за очками вверх. Утреннее солнце неприятно жгло кожу, а куртка совершенно не грела руки. Впрочем, хорошо, что Чифую находится в теплой школе, наверняка замёрзнет в таких лёгких тряпках. — Чифую Матсуно, слышал о таком?       — Разумеется, — сказал Майки, дернув плечом. Ну, Баджи буквально увидел его силуэт вживую. — Пару дней назад вроде. А что?       — Можешь выгнать его из группировки?       Как и ожидалось. Повисло молчание.       Баджи и не ожидал от Майки чего-то другого. Младший Сано действительно был готов за любого участника жопу рвать, а то и чужие глотки. Потому и реагирует по обыкновению он весьма специфично.       Не кричит, повышая голос, — Майки никогда этого не делает. Наоборот, его голос занижается, становится напряжённым и тихим. Но боже, какое впечатление подобный шепот на других производит — коленки, прости Господи, трясутся.       Жаль, что Баджи подобному действию не поддается. И слыша напряжённый голос, лишь ухмыляется.       — Баджи, по-моему, ты охуел в последнее время. С чего вдруг я должен кого-то выгонять? У тебя есть на него информация?       Ну, помимо того, что они одноклассники, а ещё Баджи в него влюблен — даже без отрицаний — информации нет.       И Баджи вполне может сейчас солгать. Может наклеветать на Чифую так, что его не отпиздят, а просто выгонят. Но лгать Майки, а ещё клеветать на Чифую — последнее дело. Потому Баджи сдается.       — Я… — он пытается прокашляться, замечая, как собственный голос садится. — Не хочу видеть его в Тосве. Он действительно не такой…       — Не такой, как ты? — резко перебивает Майки. — Слушай, хорошо, — он наверняка сейчас трёт переносицу или часто моргает, пытаясь успокоиться. — Я могу что-нибудь придумать, выгнать его, — и прежде, чем сердце Баджи наполняется надеждой, он добавляет, — но минус один не считается. Замени его.       — Или найти того, кто заменит? — Баджи старается не злиться, но в груди тот самый пожар сжигает последние нити спокойствия.       — Нет, — он лениво протягивает слова, словно патокой размазывая на своем пересохшем от нервозности языке. И Баджи не знает, как объяснить, почему они с Майки резко оказались в такой заднице. — Я меняю его на тебя. Вернись на свое место в Тосву. Снова стань командиром, и он может идти. Впрочем, Баджи… Я надеюсь, что ты к нему не привяжешься.       Майки не подозревает, что уже опоздал с подобным предупреждением.       Да и стал бы он просить за кого-то, если бы не отвел ему место в сердце?       Но… Чифую действительно не такой, как они. Баджи знает, что он из хорошей семьи. Баджи знает, что он умнее многих. И подобная компания — как бы банально это ни звучало — мало хорошего принесет ему в жизни.       Потому Баджи убирает телефон от уха, трясет головой, ощущая, как разлетаются по плечам несобранные пряди волос. Ещё он уверен, что Чифую уговорить на что-либо невозможно. Если взбрела ему в голову идея — тот самый абсурдный, но продуманный план — то хуй достанешь, лишь пальцы оттяпает.       Впрочем, Баджи все равно попытается. И сможет его уговорить отказаться. В конце концов, не возвращаться же ему в Тосву? После такого затишья.       Потому Баджи сейчас стоит перед своей школой. Поправляет очки и проходит мимо охуевающих учениц.       Действительно, что с ним не так? Быть может, очки в кои-то веки мешать стали? Да и плевать — фыркает Баджи, собирая волосы в длинный хвост. Девушки просто завидуют — на свои бы лохмы посмотрели. Вот у Чифую… — он мечтательно закатывает глаза — волосы охуительные. То есть достаточно мягкие, чтобы рассыпаться по пальцам песком. Достаточно выкрашены, чтобы не казаться сухими или неровными. И на свету — Баджи уверен — переливаются золотом подобно его глазам. За эту драгоценность он, пожалуй, готов на все.       — Стоять, — в спину ему прилетает совершенно неучтивый громкий хриплый голос. До больного знакомый, заставляющий Баджи сжать лопатки в попытке уменьшиться и обернуться с лёгкой улыбкой, благодаря клыкам и оскалу, выглядящей устрашающе.       Да и тем более об язык неудобно ударилось кольцо, и Баджи наконец о нем вспомнил.       Во-первых, изначально это была идея Доракена — проколоть какую-нибудь часть тела. Во-вторых, это было по-пьяни, потому и оправданно. И если Доракен — сказочный долбаёб — проснулся с проколотыми кровоточащими сосками, на утро ужасно зудящими и от того болезненными, то Баджи — гениальный мальчишка — пытался сказать что-нибудь внятнее «пофел нафуй» из-за болевшего языка. И да, Майки успел наржаться из-за их тупости на лет десять вперёд.       Эх, счастливые были времена.       — Снова возвращаемся в старые времена, Кейске? — нахмурил он брови, оглядев внешний вид парня. — Хоть очки сними, не позорься.       — Вам же нравилось… — обиженно надувает губы Баджи, снимая очки.       — Второй уже в кладовке, отбывает наказание, — шипит мужчина, начиная нервно постукивать пальцем по своему бедру. — Мужские туалеты не ждут, — и прежде, чем Баджи успел вставить хоть слово, добавляет, — и женские, кстати, тоже.

***

      Чифую, склоняясь в поисках швабры, проклинает не только мужские туалеты и смрад, царящий там, но также и Баджи Кейске. Потому что этот придурок должен был ему позвонить, прийти на помощь, словно способный на подобный поступок принц. И если королевства и денег ему не хватает, то конь вполне себе имеется — глянет в зеркало и найдет.       Потому Чифую лишь чихает, и не так, как хотелось бы ему — громко, паршиво, омерзительно, — а словно котенок, едва жмуря глазки от неприятного зуда в носу. Впрочем, это оправданно — пыли здесь больше, чем у Чифую либидо.       Потому на скрип двери Чифую оглядывается раздражённо, будто та виновата во всех тягостях его жизни. И если в кладовке темно настолько, что хоть глаз выколи, то из коридора брызжет свет, опоясывая высокую фигуру, заставляя светиться словно ангел и щурить глаза от неприятного света.       — Баджи? — и прежде чем Чифую замечает длинные темные волосы, собранные в непривычный хвост, он слышит наконец такой родной и ставший любимым голос.       — Да-да, — Кейске перекрывает двери, подходя ближе. И Чифую даже не видит — ощущает, как он крутит головой в его поисках. — Только пришел, а уже все по пизде пошло. Что случилось-то?       И Чифую действительно в тот момент не контролирует себя. Притягивает Баджи за грудки ближе, стараясь почувствовать то тепло в объятиях.       И дёргается, когда его обнимают такие крупные и, главное, безопасные руки в ответ.       — Что-то случилось? — голос Баджи почему-то становится тихим и ужасно взволнованным.       А Чифую…       Просто не может найти подходящих слов.       Да, он скучал. Но дело не в этом.       Для начала он успел за последние два дня потратить нервов больше, чем за начало этого учебного года. А оно было… Впечатлительным.       И он уверен: если бы такой, как Баджи, был с ним, то ни у какого голого парня Чифую на утро бы не проснулся. Наверняка его бы доставили точно по адресу домой в целости и сохранности.       А ещё… В этой кромешной темноте есть что-то знакомое и пугающее. Но сейчас рядом не незнакомец, а Баджи.       Но он, вздыхая тихо в чужую грудь и успокаиваясь под мягкое поглаживание чужих пальцев, молчит. И Баджи пытается найти пару слов, чтобы сказать что-нибудь первым.       — Я скучал по тебе, — признается он. — И мне тоже нужно тебе сказать кое-что…       — Да похуй, Баджи, — он отталкивает его, и слава богу, что свет выключен, потому что щеки нестерпимо горят. — Давай просто общаться, как раньше. Без тебя я здесь сдохну.       Баджи фыркает, ну, разумеется. Чифую словно котенок. Такой же жаждущий ласки — он все ещё помнит его в невменяемом состоянии — и выпускающий коготки. И в этом наверняка заключается его очарование. Хотя Баджи и сам описания не может найти для этого.       — Да я не об этом, Чифую, — добавляет он. Без очков или с ними — в темноте все равно. — Я хочу сказать, что…       И его голос, возможно, тонет в ворохе юношеских криков, раздавшихся за спиной. Кажется, урок наконец закончился.       И это похоже на фильм для подростков. Недоговоренность, неловкость и эта странная нежность.       Чифую лишь фыркает подобной посредственности. Не растечется же он лужицей, как главная героиня из фильма? И он плюет на все — кладет хуй так, что Баджи хочется действительно наклониться и взять, — идёт к двери, не замечая вокруг ничего, и наконец даёт свету пробраться в кладовку.       Впрочем, через мгновение он уже об этом жалеет.       — Баджи, блять, что за хуйня?       И да. Кажется, он поторопился со всем этим… Переодеванием. Потому что Чифую и без того перенервничал.