lie in bed, I hate my guts (Я лежу в постели и ненавижу себя до чертиков) A day in the dark, a murdered afternoon, yeah (День во тьме, убитый полдень, да…)
*** Если бы Майки предложили выбрать какую-либо другую динамику в своей жизни, например, переместиться на несколько лет назад в прошлое или предотвратить какое-либо свое знакомство… Майки бы, не раздумывая, от всего отказался. Но порой — всё-таки, у многих бывают плохие дни… И люди начинают срываться. А учитывая, что Майки привык быть слегка агрессивным — он срывается довольно часто. И он, насытившись подобным опытом, прекрасно знает несколько вариантов прийти в себя в таком случае. Объятия с родными людьми. Разговоры. Быть может, приятное времяпровождение. Но не это. — Пиздец, — рука Майки прилипла к его лицу, в то время как кожа слилась с бетонной стеной от шока. — Ты мог предупредить меня? Баджи не выглядит ужасно смущенным, виноватым или сочувствующим — наоборот, скорее его сложенные на груди руки и отведенный в сторону профиль говорит о том, что Баджи… Похуй. Абсолютно. Фигура Баджи Кейске в его — определенно завявших — воспоминаниях отложилась подобным образом. Человек, эмоции которого чаще выходят за край вперёд разума. Парень, что может ударить или оскорбить любого человека без оправданий. Мальчик, что не следует мнению большинства, а поступает всегда по велению сердца… Или просто шила в своей вертлявой заднице. Баджи всегда был молодым и горячим, небезразличным, эмоциональным и саркастичным. Очень редко — волнительным. Сейчас же его лицо исказилось от беспокойства — причем, за что-то совсем отстранённое, — брови изломились в прелестном жесте, глаза загорелись живым — не безликим — огнем, а рука сжалась до такой степени, что слышался хруст костей. А значит, случилось что-то воистину катастрофическое. Иначе он сломает Баджи лицо. Как бы, он обратит его в прах. — Ты можешь объяснить, что случилось… — Майки честно пытается держаться, он воистину один из самых невозмутимых людей в Тосве, но на данный момент… — А не пиздить каждого моего подчинённого?! Майки редко кричит. И сейчас едва ли повышает на командира первого дивизиона голос. Но сегодня, выходя с блаженным предвкушением за — прошу заметить! — тайяки, он меньше всего ожидал увидеть реку человеческой крови и Баджи с запачканным — этой самой рекой — лицом. И да, его разодранные костяшки говорили лучше всякой возможно сказанной лжи. Майки реагирует на это не сразу. Выжидает несколько бесконечных мгновений, пока Баджи выпустит пар и пока парень под ним перестанет кричать — довольно болезненно и от того раздражающе. Он наблюдает, как Баджи выплевывает бессмысленные проклятия, что-то смазано спрашивая, как не отрывает веселого, удовлетворённого взгляда от чужого разбитого вдребезги лица. Чертов садист. Как выравнивает дыхание, выпрямляясь, и игра света и тени это, а может воображение Майки сыграло с ним злую шутку… Но такой Баджи — казавшийся бесконечно высоким, окрепшим и пугающим… Заставлял сердце в испуге забиться чаще. Как бы, он крутой. Не как Майки, конечно, но приближённо. — Оу, привет, — на его лице растягивается привычная ухмылка, тогда как ладонь, полностью запачканная чужой кровью, поднимается, отпуская человека, издавшего тихий стон, в свободный полет до асфальта… И он замечает это, брезгливо отряхивая грязные пальцы. Сейчас Баджи выглядит по-иному. Даже, можно сказать, соответствующе. С собранными в высокий хвост волосами и широкой задиристой ухмылкой без ямочек. А подобная обстановка для него — самая подходящая. И теперь его выражение лица не меняется. Лишь в золотистых глазах проскальзывает тот удивленный огонек, тогда как руки складываются в уверенном, неприступном жесте. В кругу Тосвы запрещено дебоширство. Не стоит тратить энергию на своих, когда противников — куча. Куча дерьма, к сожалению. И Баджи с его любовью набить кому-нибудь лицо; Баджи с его привычками отвечать на слова насилием — определенно не вписывается. — Да… Че ты орешь? — его глаза раздражённо закатываются. — Кто виноват, что эти отродья — слепые?! Майки скептически поднимает бровь. — Ты ведь до сих пор носишь те очки— Что ж, оглядываясь, Баджи понимает, что способен сейчас уступить. И если Кейске сейчас не придумает более-менее основательного оправдания, если он не скажет действительно убедительную причину не беспокоиться, например, что кто-либо умер или находится на грани смерти, лихорадки, то его лицо — Баджи может быть уверен — сломается пополам. Быть может, Кен-чин сбил кого-то на байке? Если так, то придется по новой заметать следы и забрать у Кен-чина Зефирку*… А может, Кен-чин наконец-то решил признаться Эмме и у них случился разрыв сердца от взаимной любви? Стоп, а почему он вообще сейчас думает о Кен-чине… — Чифую пропал, я не могу до него дозвониться, — наконец отрешенно говорит командир. Оу. Что ж, Баджи выглядит достаточно обречённым, чтобы Майки не бил его по лицу сразу. И первым делом в голову приходят вполне разумные мысли. Во-первых, сейчас едва ли зашло солнце. Потому волноваться не о чем, всё-таки Чифую достаточно большой мальчик… Во-вторых, Майки действительно не видел Чифую уже около двух суток после того случая. Он, разумеется, хотел спросить о самочувствии, но потом Кен-чин купил печенье — на этот раз без предсказаний. И да, Майки может признать, что он забил хуй. — А ты не пробовал прийти к нему домой? На лице Баджи выражается достаточно удивления, чтобы Майки понял — он понятия не имеет, где Чифую искать. — Ну, типа, — он слегка откашливается, глуша за этим неловкость. — Я ещё… Ни разу не был у него дома? — А для чего ты бил… — Майки оборачивается, вглядываясь в лицо определенно незнакомого парня и единственный отличительный знак на нем — куртка Свастонов. Что ж, ладно, можно простить, раз даже он не знает его имени. — Неважно, в общем. Нахера ты избил какого-то парня? — А хули он не следит за… — Баджи осекается, понимая, что сказать нечего. — За моим новым лейтенантом? Брови Майки негодующе хмурятся. — Ты не можешь с нихуя сделать мальчика, которого хочешь трахнуть, лейтенантом. Это не профессиона— — Да ну? Лицо Баджи выглядит достаточно саркастичным, чтобы, оглядываясь, Майки понял — в случае со всеми командирами Майки примерно так и поступил. Ну, то есть из-за симпатии или дружбы, а не из-за… — Неважно, у вас что-то случилось? — Майки хмурится сильнее, злясь из-за того, что Баджи сейчас выиграл в двух ситуациях, — Послушай, если ты опять его ТРА— Баджи вовсе не закрывает ему рот ладонью, затворнически оглядываясь, будто кто-то может услышать. Потому что Баджи — законченный похуист, который может плюнуть в лицо своему противнику, не раздумывая. Баджи никогда не выглядит так испуганно, потому что, черт, Баджи Кейске ничего не боится. Баджи Кейске никогда не краснеет, и Майки нужно моргнуть как минимум раз пятнадцать, чтобы осознать это и снять с глаз невообразимое наваждение. А ещё Баджи Кейске не смеет укладывать свою широченную, ужасно грубую и воняющую омерзительным железом ладонь на прекрасное, великолепное, восхитительное, божественное лицо Сано Манджиро. Поэтому можно сказать, что Майки вовсе не кусает его, в надежде получить доступ к спасительному кислороду. Его гордость делает сальто, и он оправданно может сломать Баджи руку. Но Майки ожидаемо этого не делает. — Ай, блять, — Баджи отряхивает повреждённую ладонь, строя лицо и на этот раз выглядя определенно, просто до ужаса, оскорбленным. Майки с удовольствием это всё игнорирует. — В общем, когда мы ушли, — Майки цокает языком, наконец осознавая свою глупость. Потому что Баджи с его экипировкой вряд ли мог уломать на секс не то чтобы девушку или парня… Даже проститутки послали бы его далеко и надолго. А здесь миловидный парень, к которому он неравнодушен, который потерял сознание… Черт, все идёт по пизде. — Он вроде как признался мне в чувствах, или я неправильно понял… Но он поцеловал меня, а после… — Он выдерживает драматичную паузу. — Просто исчез. Майки его слегка ненавидит. — Ну, понимаешь, существует такая вещь, как дверь, и он мог выйти. И, знаешь, я так рад, что твой спермотоксикоз прекратился— Баджи одаривает его свирепым взглядом, прежде чем Майки, коротко улыбнувшись, заткнется. А после тяжело вздохнет и продолжит. — Он наверняка ходит в школу или в магазин, так что все нормально, — Майки пожимает плечами, не видя в этом особой проблемы, потому что Чифую действительно казался ему довольно прилежным мальчиком, если учитывать его аккуратную стрижку и форму… — Мы одноклассники, — но Баджи, как всегда, умеет его разочаровать. — И он не ходит в школу, поверь. — Заболел? — И нельзя позвонить?! Майки обречённо вдыхает, понимая, что сейчас разговаривать с Баджи — все равно что с собственным отражением. Правда, он не настолько красив… — Может, телефон сломался? Баджи правда сомневается, что можно изобразить на лице настолько явную ненависть, но всё-таки — он отличный актер. — Послушай, — он слегка успокаивается, запуская руку в длинную челку и распуская волосы. — Он действительно для меня очень важен… — О да, я понял по крови, прилипшей к моим ногам— — …И я волнуюсь за него, был момент, когда парочка уродов решили на него напасть… — Они живые? — Майки впервые за вечер настолько удивлен, потому и челюсть его слегка падает. — …Если я не найду его, то изобью ещё парочку из своих… Это — определенно угроза. Майки вполне осознает этот факт, но не может злиться на Баджи, потому что… — Это охренеть, как на тебя не похоже. И это мило. То есть, Майки со всем своим должным скепсисом может это признать. Он и не станет препятствовать им, потому что Баджи, возможно, впервые за долгое время снова выглядит настолько счастливым. И, как бы, он действительно рад за своего друга. Если задуматься, Майки не хочет терять людей, поэтому согласиться на условия Баджи… Не будет считаться проигрышем. И у него действительно достаточное количество связей, чтобы на следующее утро… Баджи прямым сообщением прислали заветный адрес. *** Именно таким образом, буквально через двадцать минут, Баджи оказывается на пороге чужой квартиры. Его волосы собраны в лёгкий хвост и убраны от лица — он может признать, что должен выглядеть очаровательно в окружении темных прядей, одежда его ужасно непривычная, потому что он правда торопился и нервничал, натягивая старые брюки и кофту, стараясь убедиться, что с Чифую действительно ничего не произошло. Всё-таки, самое большое его опасение — не физического плана. Чифую мог заболеть, его могли избить — но потом бы, разумеется, Баджи скинул бы виновных с обрыва, — но если он по собственному желанию решил избегать Баджи, то это… Просто кошмар во всей своей ипостаси. Потому что Баджи ничего не сможет сказать против. И он понятия не имеет, что сделает, если его действительно сейчас грубо пошлют, потому что на его сердце это скажется как нечто сокрушительное, просто катастрофическое, в то время как его лицо наверняка треснет и раскрошится из-за тех слепых ожиданий… Скорее всего, Чифую сейчас просто выгонит его. И может он немного не выспался, может, на часах действительно около семи утра, но он правда — стоит признать — обеспокоен. Поэтому он быстро моргает, собираясь с силами, и нажимает на звонок, обращая внимание на то, что его пальцы трясутся. Ну, знаете, Баджи вообще не уверен, что когда-нибудь мог пережить лёгкий сердечный приступ, а также он не ожидал, что когда-нибудь действительно будет рвать на себе волосы от волнения — это же общепринятый сюжет фильма, верно? Впрочем, собственно, а почему бы и нет? У Баджи своих волос много, он не против потерять парочку, если причиной будет Чифую… Потому что он ему вроде как нравится. Сильно нравится. Есть что-то среднее в этом осознании — между приторно-сладким и невзъебенно печальным. Он не может вспомнить, когда в последний раз его сердце так сильно билось из-за мыслей о ком-то другом и это наверняка его наказание за все грехи — Ад, заключающийся в светлых волосах и кобальтовых глазах. И его нельзя избежать, если прыгать с разбега в разгоряченный котел с каждым разом. А Баджи конкретно этим и занимается. Он, мать вашу, занимается собственным саморазрушением. Он не зря сегодня проснулся с рывком, переворачивая в мыслях воспоминания о последней встрече, словно герой какого-то гребаного романа. Губы, которые были удостоены коснуться чего-то совершенного, болели от невозможности вернуть это незабываемое ощущение. И если брать во внимание тот поцелуй, который произошел около трёх дней назад и от которого у Баджи до сих пор колет губы… Он может понять, что действительно попал. Он бы даже согласился на подобный абсурд, знаете, как часто говорят «я не буду мыть эту руку, потому что он ее пожал» и Баджи на данный момент не считает это чем-то бредовым. Он восхищён. А между тем за дверью слышатся странные звуки — по типу разговоров, после что-то падает, а затем дверь распахивается, заставляя Баджи выпрямиться по струнке и он с огромным, поразительным усилием удерживает себя на месте — чтобы не кинуться на поиски мальчика… Но видит перед собой лишь зрелую женщину с голубыми глазами и высокими скулами, которая тянет губы в улыбке слишком знакомой и поднимает темную бровь уже шаблонно. Баджи узнает ее, несмотря на то что они определенно ни разу за жизнь не виделись. Поэтому и наклоняется в поклоне намного ниже, чем следовало. — О, мой мальчик! — она выглядит ошарашенной, прикладывая к губам ладонь и оглядывая своими чертовски красивыми кобальтовыми глазами незнакомого брюнета с удивлением. — С тобой все хорошо? У Баджи, на самом деле, произошел лёгкий внутренний кризис, как рождение сверхновой, несущей за собой множество, великое множество последствий. Поэтому с ним не всё хорошо. Но он воинственно прижимает руки к бедрам сильнее и усиленно мотает головой, прикусывая губу. — Госпожа Матсуно, — Господи, это даже звучит очень странно, но почему-то заставляет сердце Баджи застучать быстрее, — Баджи Кейске. Я друг вашего сына, не мог до него дозвониться, я очень волнуюсь— На самом деле, Баджи настолько часто играл роль очень примерного, хорошего парня, что порой… Это происходит непроизвольно и иногда подходит для ситуации. Потому что при фразе «друг сына» ее глаза с интересом сужаются — и, может, они слегка у́же, чем у ее ребенка, Баджи вообще не уверен, что у японцев могут быть настолько голубые глаза — в принципе, она может отметить, что мальчик перед ней выглядит старше Чифую, но — в конце концов — дети растут, особенно чужие, потому она прикладывает к щеке ладонь, продолжая его оглядывать. Все, что на самом деле она замечает — у него есть та самая подростковая странность, длинные темные волосы, которые кажутся мягкими на ощупь, но они собраны в высокий хвост и выглядят ухоженно, даже опрятно — не так, как выглядят эти новоявленные рокеры с музыкальных каналов. В конце концов, она собиралась увидеть кого-то более светленького, но мальчик перед ней, видимо, не поддерживает нынешней моды. Баджи нужно как-то спрятать язык. Поэтому он прикусывает его, в безнадежной попытке прокрутить металлическое кольцо так, чтобы его снять и затем проглотить. Также лицо мальчика — симпатичное и ухоженное — выглядит взволнованным, и Матсуно-сан будет рада, если он действительно окажется другом Чифую, она даже пропускает при осмотре его одежду и распахивает дверь приветливо. Ее улыбка теплая, обезоруживающая, и Баджи не может объяснить свое взволнованное состояние, потому что эта женщина априори не может его напугать. Но его коленки слегка трясутся. Воистину взрослые женщины, воспитывающие детей-подростков — зло в чистом виде. — Проходи, дорогой, Чифую ещё спит. На самом деле, Баджи не уверен, что Чифую о нем рассказывал, и что Госпожа Матсуно вообще имеет о его существовании какое-либо понятие. Возможно, такая гостеприимность — излишняя. Но он все равно мягко улыбается, выпрямляясь, и проходит внутрь, замечая, что женщина перед ним даже ниже самого Чифую. — Мне его разбудить? — она кажется взволнованной и ужасно милой, когда с тревогой оглядывается на дверь комнаты, где, возможно, находится парень его мечты… И Баджи с нечеловеческим усилием себя сдерживает. Потому что это важный момент в его бренной жизни — это вроде как, возможно, его будущая свекровь… Лицо Баджи немного нагревается, и он улыбается, когда отрицательно машет головой. — Честно, я не хотел вас отвлекать, я просто волновался, он наверняка спит— — Оу, Чифую в последнее время чувствовал себя плохо и он действительно казался уставшим, так что все хорошо. Оу. Ну да, он хотя бы жив. И Баджи слегка теряется после этой фразы, начиная бездумно отводить глаза и изучать мутным взглядом квартиру — она аккуратная и небольшая, здесь можно найти вещи женщины и ее сына, но… Баджи никогда не причислял себя к гениям дедукции и он никогда не был особо наблюдательным. Но он замечает, что они живут здесь одни. А потом случается это. Баджи может охарактеризовать данный момент как сгусток темной шерсти, вздыбленной в агрессивном движении и он слышит лишь лёгкий вскрик Госпожи Матсуно, когда без особых усердий, поразительной реакцией ловит что-то шипящее… Безусловно кошачье. И треплет его за ухом. — Мальчик мой, извини, это наш кот, он довольно-таки агресс… И, если учитывать то, что минуту назад он собирался выцарапать Баджи глаза, сейчас он выглядит очень умиротворённым. Типа, он мирно мурлычет и жмется к крепкой груди командира Свастонов, пока тот удерживает его в своих широких ладонях. — Все в порядке, — отмахивается Баджи, поднимая его над головой. — Меня любят животные, — он одаривает ее ослепляющей, белоснежной улыбкой, половина успеха которой заключается в ямочках на его щеках, будто он тот самый парень из рекламы зубной пасты… И если учитывать, что Пик Джей, что обычно более походит на аравийского леопарда, чем на беспородистого котенка, ведёт себя намного более враждебно, подпуская к себе лишь Чифую… Определенно — этот мальчик уважения заслуживает. — Будешь сенчо? — мягко улыбается ему женщина, выхватывая кота из мальчишеских рук. Баджи кивает. И да, любовь к классическому чаю у них с сыном определенно одинакова. Затем они оба усаживаются за обеденный стол, и Баджи готов признать, что он может привыкнуть к этому. — Так вы хорошо общаетесь? — он едва ли не давится чаем. И очень старается найти правильные слова, потому что, серьезно, когда речь заходит о Чифую, он может теряться. — Чифую о тебе рассказывал— И да, он убит наповал. Ему буквально сейчас выстрелили в сердце. Интересно, а что он мог такого сказать? Восхищается ли он его глазами также, как Баджи его? Или, может, Чифую нравится трогать его волосы? А может… Ну, его маме вряд ли стоит знать о тех мимолётных, но безумно сладких поцелуях… — Ты, кажется, хорошо учишься. Блять. — Ну, не совсем… — Баджи ненавидит себя за то, как сейчас мямлит, потому что женщина наклоняется к нему, стараясь прислушаться. — Я, на самом деле, оставался на второй год, — теперь он выпрямляется, но все равно отводит глаза, стараясь на этот раз удержать себя в руках и всё-таки сделать попытку произвести хорошее впечатление. Но независимо от поведения Баджи ситуация выходила до боли странной. Здесь определенно что-то не так, потому что… Его мама не выглядит разочарованной этим. — Оу, тогда все отлично, — она даже теплеет и улыбается так мягко, что в уголках глаз появляются мимические морщинки. — Извини, я имела в виду, что это было бы странно, если Чифую нашел друга-отличника… Ну да, он может понять. Когда Баджи удается найти свой голос, он кивает. — Ты занимаешься спортом, верно? — он замечает, как ее глаза обводят его фигуру и, да, он знает, что выглядит хорошо для семнадцатилетнего парня. — Да, я занимался… Борьбой где-то с шести лет, дедушка моего друга просто отличный тренер… Всё-таки, Баджи хочется отключиться. Оказаться как можно дальше от этой квартиры и от этого безумно давящего состояния. Желудок его слегка сжимается от неуверенности, потому что он редко чувствует себя некомфортно в компании людей, да и Госпожа Матсуно внушает доверие, просто… А вдруг он ей не понравился? Вдруг он сделал что-то не так? Это… Может повлиять на его общение с Чифую. — Это просто отлично, мой мальчик, я рада, что Чифую нашел себе такого хорошего друга, — она одобряюще сжимает ладонь на его плече, и Баджи действительно чувствует себя немного лучше. — Мне нужно пойти на работу, я могу оставить тебя с сыном? Думаю, он обрадуется, когда проснется. Баджи с ней не согласен. Но все равно кивает слишком быстро для человека, который против. В конце концов, он достаточно задержал ее, потому что рабочий день начинается в девять и, оглядываясь, Баджи понимает, что находится в их квартире дольше чем полчаса, лишь сделав пару глотков горячего чая и перекинувшись парой фраз с мамой Чифую, на удивительно близком расстоянии от самого Чифую, и он не сделал ни одной попытки добраться до него. Поэтому сейчас попробовать хочется. И женщина приятно смеётся, проводя ладонью по его волосам. — Ты мне кое-кого напоминаешь, Баджи. Заходи к нам ещё, — она выпрямляется в полный рост, но все равно кажется бесконечно маленькой по сравнению с ним. — Чифую обычно спит долго, но предлагаю тебе разбудить его, и да… — она закрывает рот миниатюрной ладонью, едва ли касаясь кончиками пальцев, не успевая спрятать за ними неуловимую улыбку, и по ее сияющим небесным глазам Баджи понимает, что она очень широко улыбается. — Можешь быть очень громким. И наконец выведи его из этого состояния. Баджи остаётся сидеть с пылающими от смущения щеками, когда женщина от него отклоняется, потому что… С каждым взглядом на нее Баджи мог уловить ту ускользающую из пальцев красоту, удивительную асимметрию лица. Он бы даже заинтересовался ей, если бы не встретил Чифую раньше… А потом встретил бы его и переключился, потому что — безусловно — прекраснее Чифую он ещё никого не видел. — Кстати, у тебя очень интересная серёжка, — произнесла она весело, протягивая руку за верхней кофтой. А серьга у него лишь одна. Баджи хочется умереть, но морщинки в уголках глаз женщины отвлекают его внимание, и он впервые осознает, что все это время она говорила с очевидной доброжелательностью. А ещё — она оставляет своего спящего сына в квартире с мальчиком, которого знает меньше часа и, возможно, это говорит об удивительном доверии. Да уж, до этого момента Баджи был восхищён лишь Натори Юко и, возможно, непосредственностью Чифую, но теперь… У Баджи определенно есть свой кумир. ____ Открывая дверь комнаты Чифую, Баджи ожидает увидеть что угодно, начиная от Самары Морган и заканчивая их седовласым директором… Например, что Чифую не спит или сбежал через окно, лишь услышав глубокий баритон Баджи через дверь комнаты. Но первым делом ему в глаза бросаются… Несколько томов Ядзавы Ай. Кажется, это «Нана» и «Парадайз кисс»… И Баджи не совсем уверен, но он вроде как видел фильм по его манге и там было все… Ванильно. Типа, действительно подходяще. Может, он сам немного похож на Юкари? Пфф, это совсем бредово. Также стены мальчишеской комнаты блистают плакатами панк- и рок-групп, о которых Баджи знает довольно много… Неужели они действительно ни разу не обговаривали собственные предпочтения? Они правда все это время пытались разобраться в своих отношениях, ничего, мать вашу, не зная о друг друге? Почему же тогда сложилось ощущение, что они всегда находили темы для разговоров? Все потому, что все это время они с Чифую ругались и спорили. Баджи фыркает, небрежно складывая руки на груди и выпрямляется — до этого его не покидало ощущение, что он какой-то грабитель, хотя мама Чифую закрыла дверь квартиры лишь около пяти минут назад. Он громко хлопает дверью, не понимая, почему в комнате до сих пор темно, оглядывается по сторонам… И замирает. На узкой кровати лежит Чифую. Его волосы собраны в лёгкий домашний пучок, рот слегка приоткрыт, а голова повернута в сторону. И Баджи замечает, что… Да, он определенно спит, но с воткнутыми наушниками, музыка из которых долетает даже до ушей Баджи. Это точно «PERFUME». Баджи усмехается, подходя к нему ближе. Черт, он был кем-то благословлен, чтобы ангелы позволили ему увидеть это совершенство? Тогда пришло время смерти. Протягивает к нему руку, стряхивая с лица едва видимые пряди, удивляясь мягкости подростковой кожи… И, если задуматься, Чифую до сих пор спит.«Как ты смог сотворить такое со мной?»
Поэтому Баджи аккуратно освобождает его от наушников, выключая плеер с кричащей музыкой. Он секунду раздумывает, но всё-таки тянется к подолу своей кофты, стягивая ее стремительно. И, стараясь не скрипеть — потому что кровать определенно узкая для двух рослых парней, пусть Чифую и может уместиться в кольце его рук — укладывается рядом, притягивая мальчика к своей обнаженной груди. Еб твою мать. Блондин прижимается ближе, слабо причмокивая, и обхватывает Баджи за шею, заставляя его лицо стать темно-бордовым, а оставшиеся на бедрах брюки — охуеть насколько узкими. Баджи, слегка успокаиваясь, определенно собирается немного поспать, потому что из-за волнений за этого маленького красивого монстра он просыпался за эту ночь почти каждый грёбаный час. И сейчас возможность имеется — соблазнительная и светловолосая до ужаса, а Чифую под его руками слишком теплый, чтобы Баджи смог его выпустить. Но Баджи всё-таки замечает это. И он наклоняется, выгибая шею, прижимает губы к подбородку Чифую и проводит языком до его челюсти, подбираясь к уху. И… — Не притворяйся, что спишь. Чифую вымученно стонет, жмурясь сильнее. — Блин, — бормочет он, слегка приподнимается и потирает кулачком веки — Баджи задыхается от этого зрелища. — Это ты приперся в мою кровать, Баджи-сан, а не я к тебе. Баджи усмехается, не видя особого сопротивления и притягивая мальчика ближе. — Ты уже был в моей, теперь моя очередь. Чифую фыркает, но все равно утыкается в его горячую шею носом — в комнате неожиданно прохладно, а этот раздражающий гремлин забрал его одеяло и сейчас приходится лишь потирать друг о друга лодыжки, стараясь натянуть носочки повыше — и, Господи, есть что-то обворожительное в том, что они по цвету подходят к глазам Чифую. А чужая горячая кожа под ладонями ощущается хорошо. Господи, в какой же это вселенной может быть хорошо? А Баджи, кажется, затыкаться не собирается. — Почему не сказал, что мы живём в соседних домах? Пфф, как же. — Чтобы ночью ко мне кто-нибудь забрался в окно? — Баджи фыркает, потому что всё-таки его мальчик живёт на втором этаже, и он никогда не признает, что это был один из возможных вариантов событий. Чифую догадывается и без слов. — Это была единственная тайна, что у меня осталась, — Баджи удивлённо выгибает бровь, оглядывая его. — Ты всё ещё одет. Чифую свирепо щурится. — Не пизди, ты видел меня голым. Что ж, это звучит довольно-таки справедливо. Поэтому Баджи сдается, падает спиной на подушки, перемещая мальчика так, чтобы разместить его между своих ног — Чифую никогда не признается, что слегка вскрикивает, когда Баджи без труда поднимает его за бедра. — Почему тебя все это время не было? Чифую агрессивно сопит, все ещё ерзая и доставляя Баджи лёгкий дискомфорт в паху, потому что, черт, как Пик Джей смог пропустить его в комнату своего хозяина? Да и тем более… мама… Господи, неужели Чифую окружают одни лишь предатели? А после он обречённо вздыхает и отвечает: — Кажется, со мной действительно что-то не так. Оу, он прав. Потому что Чифую до ненормального идеален. Но Баджи не говорит этого, а лишь гладит его по мягким растрепанным волосам. — Ты расскажешь мне? — спрашивает Баджи, противясь своим мыслям и утыкаясь в светлый затылок мальчика. Его голубые глаза секунду мерцают ярче, напоминая о нескончаемом космосе, куда он с удовольствием бы отправился добровольно. — Мне нравится находиться вместе с тобой, — пожимает плечами Чифую, но не вырывается из объятий. Баджи старается не закричать как какая-нибудь гребаная чирлидерша в восхищении, но его губы все равно растягиваются до самых ямочек, и Чифую жадно наблюдает за этим. — Что же в этом такого неправильного? — оу, хочется просто закатить глаза от этого самодовольства, что Чифую и делает, отворачиваясь от Баджи в профиль. — Я… Люблю девушек, а ты… Кажется, ты не вписываешься в любые мои представления. Оу, это звучит разумно и совсем не капризно. Для человека, у которого в комнате есть седзе-манга в таком апиздахуительном количестве. Поэтому Баджи поглаживает его спину круговыми движениями и вовсе не забирается пальцами под свободную футболку — по крайней мере, он успел понять, что Чифую, несмотря на июнь, замёрз. — Чифую, посмотри на меня, — он уверенно встряхивает его за плечи, насильно поворачивая за подбородок ближе. — Такое бывает, это нормально. Но Баджи не кажется, что Чифую его слова действительно обнадеживают. Потому он и ловит ускользающий вздох мальчика, а после и его усталое лицо в крепость своих широких ладоней. — Как ты… Как другие отреагировали на твое признание? — шепчет мальчик едва ли слышно. Баджи не сразу догадывается, что он имеет в виду. — Они мои друзья, — он легко чмокает его в шею, чувствуя, как мальчик загорается от одной подобной невинности и слегка мурлыча от этого. — И тебя они примут. Пойми, Чифую, это нормально, а если… — его тон переходит на шипящий и угрожающий. — Кто-то против, то я вполне могу разбить этому уроду ебало. — А если против буду я? — Баджи мягко улыбается, чувствуя нарастающее в груди предвкушение и если на его лице сейчас проявляются какие-то капли сомнения, то Чифую развеивает их пьянящим, восхитительным взглядом из-под ресниц. — Тогда я заставлю тебя передумать, как в манге Ядзавы Ай. Баджи никогда не думал, что можно краснеть настолько сильно. А ещё, кажется, при первой их встрече Чифую ударил его по лицу. Это было больно и так давно, и Баджи собирался ударить его в ответ. Но сейчас движение его небольших ладоней мягкое, успокаивающее. Они до боли ласковые, обхватывают его лицо, притягивая ближе… — Что— Он не успевает что-либо сказать, потому что губы Чифую касаются его собственных. И это нежно, томно, совершенно не похоже на тот неуклюжий, детский поцелуй в их первый раз, завязывает в животе Баджи морской узел, а бабочек в его стянутом тисками горле заставляет проснуться. Пальцами Баджи впивается в его поясницу, устраивая удобнее на своих коленях, и может по одному лишь прикосновению понять, что мальчик… Дрожит. Возможно — от отвращения. Возможно — от страха. Но его губы на удивление теплые, а рот жадный. Он привычным движением затягивает чужую нижнюю губу в поцелуй, посасывая, и издает глубокий, гортанный стон, когда клыками Баджи слегка царапает его. А после и сам начинает кусаться, начиная что-то приятное и горячее между ними. А затем Баджи плавится, разваливается на части, когда языки снова встречаются, и руки Чифую начинают собственную жизнь, теряясь в темных прядях парня. Да, парня. И это, наверное, нормально. По крайней мере, его сомнения и страхи тонут между сведенными вместе губами, в то время как ладони Баджи, обернутые вокруг его талии, могут подарить безопасность. Чифую хочется оторваться и ударить его. Потому что раньше за ним не наблюдалось подобных желаний. Но все на что он способен — это обернуться вокруг брюнета, обхватить его бедра ногами и продолжать целовать, теряться в собственных мыслях и беспокойной тревоге. Когда они отстраняются — спустя огромное количество времени, — Баджи прижимается своим лбом к чужому и тяжело выдыхает, потому что… Он ожидал определенно чего-то противоположного. — Расскажи о своих ощущениях, — это звучит интимно, по-блядски романтично, когда Чифую мгновенье смотрит на него, а после закрывает глаза и нежно притирается своей щекой к чужой. — Приятно. Особенно… — Баджи чувствует, насколько щека его мальчика горячая, — особенно из-за этой штуки в твоём языке. Момент напряжения, только что застывший позади них с кинжалом, рассеивается, и Баджи заметно расслабляется, откидывая голову назад для удобства и сжимая теплые бедра Чифую через ткань пижамных штанов. И, возможно, этот момент самый совершенный и обыденный в их отношениях. Хочется, чтобы он не заканчивался. А ещё они немного забыли… что остались совершенно одни. А Баджи совсем забыл как наслаждаться этим. — Твоя мама, кстати, ушла, — сообщает он тихо, шутливо поднимая вверх бедра и заставляя Чифую на них подпрыгнуть. — Недальновидно с ее стороны… — Ты сейчас оскорбил мою маму? — его голубые глаза мстительно сужаются, и Баджи буквально чувствует силуэт этой восхитительной женщины, наблюдающей за ними со стороны. Потому брюнет тихо посмеивается, но позволяет Чифую опуститься холодным носом по своей шее ниже. — Нет, я ей восхищен. Баджи — теплый, даже горячий, несмотря на то что решил снять рубашку и снова светил крепкой грудью, заставляя бедра Чифую то и дело сжиматься. Потому Чифую позволяет себе продолжить его касаться, вычерчивать на бледной коже невообразимые пентаграммы и заклинания, расслабляясь и забывая о времени. Это неожиданно приятно, как будто Баджи завернули в одеяло из всего, что есть Чифую, и он ни за что не согласится отсюда выпутаться.«Как ты смог сотворить такое со мной?»
— Как ты думаешь, как эта штука будет ощущаться в другом месте? — Чифую не видит — не только потому что они находятся в неудобном положении, но и потому что его глаза мутнеют, буквально застилаются белой пеленой — как Баджи высовывает язык, обводя ушную раковину Чифую лёгким мазком, наверняка сверкая своим пирсингом… А после Чифую придает себе абсолютно безразличный, незаинтересованный вид, опирается ладонями на крепкие плечи Баджи, стараясь не отвлекаться на горящий золотом взгляд, переставляет колено так, чтобы разместиться между твердых бедер брюнета и заставить его так прелестно и удивлённо распахнуть глаза, что хитрая ухмылка на лице появляется машинально. — Не знаю, — пожимает плечами он, — но хотел бы попробовать. Баджи столбенеет, его пальцы содрогаются в том месте, где касаются спины Чифую. Чертов демон. Чертовски красивый маленький демон. Который секунду назад находился на грани истерики и до сих пор Баджи может увидеть, насколько его глаза мокрые. Он погрязнет в этом. Наверняка густой мрак трясины, состоящей из черных ресниц, голубых глаз и мягких вздохов заставит его утонуть. Это как биться кулаками о стену. Или разговаривать с отражением. Это бессмысленно и от того — возбуждающе. Их рты открываются одновременно. — Я хочу есть. — Чифую, не хочешь пойти со мной на свидание? Баджи снисходительно улыбается мальчику, собираясь подняться и что-нибудь приготовить, пока Чифую будет отходить от первого шока, а после обязательно согласится на его предложение. Эти слова застревают в горле камнем, вырезаются под мягким слоем кожи… Ты нравишься мне. Верно. Как бы он не сопротивлялся… Он уже погряз в этом по самую шею. ***Every kiss you give me makes me sicker (От каждого твоего поцелуя мне все хуже) A day in the dark, a day in the cloud of gloom, yeah (День во тьме, день в облаке уныния, да…) I look at you, you look at me (Я смотрю на тебя, а ты на меня)