No room for imagining (Не осталось пространства для воображения) Cause everyone's seen everything (Потому что все всё видели)
***
— Помнишь наш последний разговор? Баджи не может сказать, что он был занят чем-то важным, но — если его спросят — он поперхнулся так сильно, что, судя по ощущениям, позвоночник куда-то сместился. Его сжатый кулак упирается в ближайшую кирпичную стену. Чифую хотел бы посмеяться, упрекнуть и чётко запомнить эту комичную картину — когда бы ещё Баджи-сана можно было увидеть настолько растерянным? — несмотря на то что беспокойство в желудке стягивается морским узлом, опускается вниз, заставляя мальчика задыхаться. Баджи лишь дёргает плечом на его слова, все ещё не оборачиваясь и, кажется, улыбается. Его острые скулы совсем напряжены, желваки под кожей ходят. Капитан выглядит потрясающе в своем неподвижном положении. Соответствующе. И его яркие глаза метаются по сжатому горлу жертвы — черт, порой Баджи словно дикий зверь, да и Чифую не может вспомнить, когда видел его без всюду его сопровождающего, по-супружески верному ему насилия. — Что, прости? Мальчик, шею которого он все это время пережимал, беспомощно дергается и краснеет, глядя на Чифую из-за плеча командира. Его темные глаза бегают от лица к лицу, в конце концов останавливаясь и, возможно, удивляясь проступившему в воздухе теплу. Он натянут словно тетива, и будто не мертвая хватка удерживает парня от кислорода на не определенном никем расстоянии, а это самое напряжение. Чифую едва приоткрывает рот, собираясь продолжить, но… — Куда пялишься, уебок? — хмурится командир, обращаясь к красному, как олень в свете фар, парню. Оу. Ну да, теперь он уже не двигается. Чифую с напряжением наблюдает, как командир разворачивается. Медленно. Игнорируя кровь на своих костяшках и лишь разминая длинные узловатые пальцы — так на него непохоже, совершенно несмело, пряча янтарный взгляд за ресницами, потому что, боже, волосы уже собраны в хвост. А затем будто одумывается, недовольно фыркает и одним большим шагом приближается к мальчику, хватая его под локоть — все так же мягко, и утягивает в более уединенное место. Ответ Баджи оказывается не совсем таким, какой он ожидал услышать. — Скажи, Чифу, — это сокращение заставляет его сглотнуть более нервно, в то время как Баджи, будто не замечая чужих терзаний, продолжает. Упирается ладонью в стену, будто стараясь удержать равновесие. — Разве не я должен говорить об этом? Оу. Это звучит довольно странно для человека, который все это время казался настолько решительным. Чернота их зрачков начинает заполнять воздух, и Чифую кажется, что он может дотронуться до него пальцами, почувствовать плотность, пока тянется к щеке командира. Он чувствует, что должен что-нибудь сделать, пока ситуация не перерастет во что-то катастрофическое, пока Чифую не захочет собрать вещи и не уедет первым рейсом в Европу, лишь бы не краснеть лишний раз перед янтарем карих глаз командира. Он правда уговаривает его теперь? — А почему, блять, мы должны это так оттягивать? — Баджи мнется, что на него вообще непохоже. Смотрит вниз, пока Чифую не начинает рычать от злости. Вашу мать, как можно вести себя скованно при таком раскладе? — А знаешь, мне насрать, — блондин неожиданно резко толкает его к стене, наступая, и у Баджи возникает ощущение, что это Чифую над ним возвышается. Мальчик молчит, пока командир не упирается лопатками в стену, совершенно не сопротивляясь, замирая. Теперь он тот, кто выглядит испуганным. — Ты хочешь меня? Если бы в груди Чифую на данный момент не происходил неизвержимый коллапс, заставляющий сердце останавливаться с каждой новой мыслью, что он… Больше не сможет увидеть его. Что командир развернется к нему своей чертовски широкой горячей спиной и более никогда не проявит должного внимания. Если бы не все это, то Чифую почувствовал бы себя настоящим героем, полубогом, способным подчинить себе самого Баджи Кейске. К сожалению, он не мог догадаться, что уже добился этого. Баджи кивает, и Чифую вмиг расслабляется: убирает с чужой груди руки, проходится по ней пальцами медленно, цепляясь за воротник и притягивая парня к себе, а тот только хмыкает на подобное обращение, тогда как Чифую обречённо утыкается лбом ему в ключицу. — Мы можем пойти к тебе домой?***
На самом деле прошла пара дней с тех пор, как он начал об этом думать. Три дня назад Такаши Митсуя отмечал день рождения. И Чифую не может сказать, что ему не нравится этот парень — наоборот, он один из самых комфортных людей в Тосве. По крайней мере, без непосильной тяги к насилию и подростковой неуравновешенности. И день рождения его тоже был необычайно весёлым. На самом деле компания тогда собралась небольшая: в основном командиры. Остались после празднества, смотря с охуеванием на горы оставшихся бутылок. И с пьяным в жопу Майки. — Почему земля так далеко? — спрашивал он то и дело, игнорируя держащего его на руках Доракена. Сам Кен молчал, смотрел пустым взглядом в стену и, кажется, пытался удержать рвущийся наружу саке. Ну, блять, действительно, а кто его просил пить на спор с Митсуей? — А Кен-чин говорил, что я не вырасту! Доракен все чаще икал, едва удерживая повисшего на его груди Главу, который хватал руками его косичку и тянул вниз, словно нелепый и непослушный ребенок, требующий внимания. И лишь злился, когда Кен-чин непоколебимо наклонял голову, сдаваясь под напором своего маленького Главы. — Майки, — Чифую с сожалением смотрел на светловолосого мальчика, пока остальные разгребали оставшийся после праздника мусор. Он обречённо улыбнулся прошедшему мимо Баджи, что удивлённо взирал на швабру в своих руках, — да и плевать, за все их школьные наказания мог уже приноровиться к уборке. И в этот момент Майки неожиданно впихнули в его дрожащие руки. Чифую удивлённо захлопал ресницами. — Прости, — Доракен икнул. Он сам едва стоял на ногах, держась за крепкий живот, сейчас оголенный, потому что, черт, почему бы не сыграть с Митсуей на раздевание? Митсуя, кстати, так и остался в одежде. — Я так хочу поссать, а Майки… Ик… На мочевой пузырь давит. И, Господи. Это было воистину кошмарно. Майки извивался в его ослабевших уставших руках, бормотал что-то бессвязное и нелепое, утыкался носом в шею, удивляясь, что наконец смог дотянуться до Доракена без прыжка. — Я высокий! Пиздец, — Майки приподнялся на плече Чифую, заставив его зажмуриться от стальной хватки. — Стоп, — он сощурил ещё более потемневшие от гнева глаза. — Ты не Доракен. Ты… Мацуя? — Матсуно, — небрежно Чифую нахмурил брови, не пытаясь пресечь контакт их горячих взглядов. Майки хрипло посмеялся и перевалил почти весь свой значительный — за счёт мускулов — вес на Чифую, продолжая бессвязно болтать. И в этом едва слышном лепете Чифую уловил нечто, заставившее его нервно и напряжённо поднять брови вверх. — Что? — переспросил он, подтягивая мальчика на своих руках. Майки лишь пьяно икнул, попытавшись выпрямиться. — Похуй, говорю, — выдохнул он, бросив все безнадёжные и оттого раздражающие попытки собрать рассыпавшиеся мысли в кучу. — Я думал, что вы с Баджи успели уединиться. — В смысле? На самом деле Чифую и прежде задумывался об этом. Он помнил их разговор с Баджи в начале знакомства, по типу…/Ты ещё девственник? /
И он помнил, что Баджи ответил на этот вопрос отрицательно. Теперь они не поднимали подобные темы, хотя Чифую без насмешек мог понять, почему за Баджи девушки бегали. А также он был уверен, что Баджи — абсолютный гей. Типа, если у Чифую и была тяга к красивым девушкам, которых он провожал взглядом раньше, пытаясь сделать все, чтобы обратить на себя внимание, то Баджи старался их игнорировать, относился слишком предвзято, почти с иронией. Хотя и было бесконечное количество случаев, когда блондин ловил подмигивающие блестящие взгляды девчонок на улице, что засматривались на широкую спину его командира, посылали воздушные поцелуи и наверняка писались кипятком от его напрягающихся твердых мышц, когда он укладывал на плечо рюкзаки: свой и Чифую. Ебаные суки. И, может, Баджи был реально слепым. Но он уделял внимание лишь своему светловолосому мальчику, касался только его и смотрел лишь в глаза напротив. Потому Чифую и приходили мысли… Что Баджи может хотеть его не только в этом по-детски платоническом смысле. Типа, ему семнадцать. Да и Чифую испытывает всплески гормонов по семь раз в неделю. И да, в последнее время его вкусы немного переключились… На очень высоких темноволосых парней, которые способны приподнять его над собой лишь одной рукой. Черт, когда он успел дойти до этого? Майки снова посмотрел на него, словно на умалишённого и, икнув, противно заулыбался. — Знаешь, что говорит сегодняшний гороскоп? — протянул он. Чифую аж всего передёрнуло — он терпеть не мог эти дрянные пророчества. По типу… «к нам близится смертоносный меч мора и войны более ужасных, чем бывали на протяжении трёх человеческих жизней…» Господи, кто мог придумать подобный бред? Пфф, аж зубы сводило от омерзения. А черные глаза были совсем охмелевшими, с расширенной до темноты Марианской впадины зрачками и узкой радужкой глаза. — Стрельцы и Скорпионы сексуально совместимы, — добавил он совсем неожиданно, — да и ему стояк на тебя штаны уже третий месяц рвет… Ик… Митсуе скоро зашивать придется. У Чифую в голове от этого осознания тут же помутилось, он едва успел ухватиться за стену, чтобы не свалиться вместе с улыбающимся Майки на пол. Как бы, он действительно по гороскопу был сраным Стрельцом, тогда как Баджи… По его абсолютно безразличным ко всем гороскопам меркам, тем самым сексуально совместимым с ним Скорпионом. И, как бы Чифую не ненавидел пророчества Нострадамуса или той самой Ванги… Он до сих пор искренне в них верил. После, когда Майки, непрерывно посмеивающийся и рассказывающий о том, как Львы склонны к безответной любви, был отправлен домой на спине Доракена, Митсуя остался в их штабе в обнимку с последним саке и таблеткой от головной боли, Па-чин исчез с какой-то девчонкой в дверях, а Чифую с Баджи неспешно отправились домой, едва волоча тяжёлые ноги, и если блондин почти не шатался и собирался провести пару часов на улице, чтобы не наткнуться на маму со своим жутчайшим перегаром, то Баджи выглядел вполне себе трезвым. Чифую вообще не мог вспомнить, чтобы он пил вместе с ними. — Ты в последнее время хорошо себя чувствуешь? — невзначай спрашивал Чифую у брюнета, отводя голубые глаза в сторону. Его правая рука скрывалась за теплой ладонью капитана — их общая необговоренная привычка, скрытая от чужих глаз за свастоновской курткой. Баджи оставался в более адекватном состоянии, чем тот же Глава, но Чифую смог заметить мутнеющий карий взгляд. Он помнил, как выглядел Баджи в их первую встречу. Прилизанные грязные волосы, скрытые за очками глаза — после Баджи объяснял, что насмотрелся на ребят из средней школы и даже решился капнуть на волосы масла и после не смыть его. Полный придурок. И сейчас его потрясающие острые черты лица и линии тела так сильно бросались в жадные распахнутые глаза Чифую, что возникало желание их закрыть. Он не мог сказать, что капитан первого отряда никогда его прежде не возбуждал. Значит, сексуально совместимые, верно? Чифую так часто водил по его плечам пальцами, успел опробовать волосы цвета вороньего крыла наощупь, рассмотреть каждую крапинку золотистой радужки вблизи. И наслаждался этим редко, потому и высматривал на его коже любые намеки на что-либо эксклюзивное — по типу веснушек, — но находил лишь небольшой шрам на брови и родинки, прикрытые волнами черных волос. — Что ты имеешь в виду? — насмешливо наклонил голову к плечу командир. Чифую тяжело сглотнул, когда встретился с темным, мерцающим в темноте турмалиновым взглядом, который с недавних пор напоминает ему о домашнем комфорте. Порой Чифую казалось, что Баджи — хотя, Господи, это уже звучало как полный бред — делает всё это ради него. Мягкие поцелуи, прогулки за руку и романтика. Все это — мечты Чифую Матсуно в начале этого учебного года, только вместо этой доминирующей фигуры стояла безликая невысокая девочка со звонким голосом и выразительным послушанием. Смог бы Чифую довериться ему? Почему-то блондин на эти воспоминания хмыкает — ну точно, теплое саке ударило в голову, — подается вперёд и утыкается носом ему в плечо — для этого не требуется особых усилий, — чуть ли не мурлыча от ощущения широких ладоней Баджи на своей спине. Он ведёт ими вверх и вниз, распространяя собственный жар, прижимая мальчика ближе и приглушённым, пропахшим саке дыханием опаляет его красное ухо. А они ещё даже и не встречаются. — Ну, типа, — Чифую зарывается ослабевшими пальцами в челку, втягивая носом запах своего командира. Он неуловимым притягательным шлейфом скользит по воздуху. Кажется, алкоголь в совокупности с чем-то приторно сладким и одновременно до солоноватого потным. — Ничего сказать мне не хочешь? Баджи замирает, будто задумавшись — Чифую буквально может слышать, как крутятся шестерёнки в его заторможенном от алкоголя мозге. Да и если он школьный тест решал за два с половиной часа, и то успел подтянуться — с чьей помощью, спрашивается? — то чего ждать от него сейчас… — …Выходи за меня? — икает Баджи, шире улыбаясь. Чифую в его руках испуганно дергается. Боже, какого хрена он связался с этим придурком? — Блять, нет! — мальчик растерянно и бессвязно лепечет, заставляя командира наклониться ниже, чтобы прислушаться. — Черт, какие же вы проблемные… — Эй, Чифу, — он хватает его за плечи сильно, безмолвно приказывая замереть в одном положении, будто и не пил вовсе, наклоняется, пытаясь посмотреть в раскрытые голубые глаза. — Ты в порядке? Чифую быстро кивает, опускает глаза на чужой приоткрытый рот, откуда при каждом произносимом слове показываются клыки, и ничего не делает, чтобы отстраниться, когда Баджи оказывается в его личном пространстве. Несмотря на то, что на лице Чифую читается ничем не обоснованное сомнение, Баджи безмолвно кладет руку ему на щёку и мягко целует в губы. На улице уже слабо темнеет, а в месте, где они застыли в объятиях, людей совсем нет. Он чувствует дрожь Баджи через его рот, все ещё насмешливую улыбку и скользящие по щеке длинные холодные пальцы. Руки Чифую обхватывают сильную твердую челюсть в слепой попытке заземлиться, потому что теперь он чувствует себя отвлеченным. И, возможно, он приподнимает слегка ресницы, замечая, что глаза Баджи закрыты, и кидает быстрый взгляд вниз, издавая тихое хныканье от невозможности увидеть, что там творится. Сексуально совместимы? Потому и проводит рукой по его груди вниз, к животу и ниже, останавливаясь прямо над ремнем. Быть в объятиях Баджи ощущается как что-то превосходное. Как нечто сокрушительное. Будто незримая сфера обволакивает тебя с головы до ног, и это безопасно, надёжно, устойчиво. Чифую никогда не сможет от этого отказаться. А если он зайдет дальше, то будет чувствовать себя так же? И Баджи дёргается от ощущения холодных пальцев внизу своего живота, прямо над пахом, напрягается и удивлённо раскрывает глаза, одновременно похотливые, жадные до чего-то большего. Он бы позволил мальчику — это видно. Но Чифую не ведёт холодной ладонью ниже. Зато теперь думает, что сможет довериться.***
В следующий раз это происходит у Баджи дома. Чифую не медлит, проходя в знакомую комнату и усаживаясь на подпрыгивающий матрац так резко, словно хозяин здесь он, впиваясь пальцами в мягкую обивку и оглядывая подходящего ближе парня. — Чай? — Чифую слабо кивает головой, пока Баджи ласково улыбается. В золотистой радужке его глаз мелькает то ни с чем не сравнимое обожание, когда он заправляет ему за ухо светлые пряди волос и мокро целует в нос. Его глаза всё ещё сонные, пальцы двигаются ужасающе медленно, сладко, словно самая вязкая в мире патока, и Чифую начинает казаться, что капитан сейчас на него упадет от слабости. — Трудная ночь? — спрашивает Чифую, царапая спину командира подушечкой пальцев и не позволяя ему отстраниться. А Баджи и не против совсем. Лишь сотрясается в безудержном смехе в чужое плечо от такой требовательности. На нем всего лишь короткая майка, и глаза Чифую могут загореться, тело может задрожать до катастрофической, двенадцатибалльной магнитуды землетрясения, но, пока температура на улице не понизится до двадцати градусов, куртку Свастонов командир не наденет. — Вроде как плохой сон, — кивает головой брюнет, соглашаясь. Его темные волосы рассыпаются по плечам, распространяя сильный аромат сегодняшнего шампуня — часть Баджи Кейске вкупе с горячей кожей и сухой плотью искусанных губ. Чифую знает, почему Баджи больше не собирается делать пирсинг: боли он не особо боится, но и поддержание своего псевдостатуса бережет, хотя Чифую вообще присутствия взрослых в его квартире не замечал. Скромный котацу, подростковая комната, минимализм в холодильнике и сотни животных под окнами — хер их знает, как можно пробраться на пятый этаж, если не по пожарной лестнице, но Чифую ещё ни дня здесь не находился без оркестра кошек под распахнутой комнатной дверью. Да и их отношения, едва ли близкие, не подразумевают провокационных вопросов или нарушения личного пространства. Хотя Баджи, кажется, последнее не ебет совершенно. И он издает удивленный тихий звук своим горлом, когда Чифую опрокидывает его на кровать — черт, и как силы хватает? — хотя Баджи его порой совершенно недооценивает в этом плане. — Давай поспим, — говорит мальчик, толкаясь головой Баджи под руку. А Баджи вообще не помнит, чтобы он когда-нибудь вел себя так настойчиво. Потому и кивает безмолвно и часто, заставляя мальчика лучисто улыбнуться и запрокинуть голову — боже, почему этот парень является командиром банды токийских гопников? — и сам обхватывает блондина за узкую поясницу. Он закрывает глаза, щурясь от ярких солнечных лучей — или от вида Чифую, — что заливают комнату белым прозрачным светом, пока телефон, лежащий на тумбочке, не начинает разрываться от требовательного звонка. Баджи почти хочется на него наплевать, уткнуться в светлую макушку носом и остаться в таком положении навсегда. Замертво. Чифую — тот самый летаргический сон, в который он с удовольствием погрузится без особых усердий или неземного сопротивления. Согласится ступить в могилу и сыграть свадьбу там — с похоронным маршем и с двумя искусственными цветками на памятнике. Впрочем, и это они смогут разделить пополам. Быть может, зарыться с ним в одеяло и проигнорировать некоторые мешающие и до дрожи натягивающие нервы фигуры? — Кто это? — сонно ворчит Чифую ему в шею, и Баджи тихо смеётся. Порой его мальчик такой превосходный, что остаётся лишь наслаждаться — молча, прикусывая язык до капелек крови. Он, все так же не разрывая их тесный контакт, тянется за своим мобильником и вслепую находит кнопку принятия вызова. — Да, Майки? — даже не смотря на экран, цокает языком капитан и из телефона доносится громкая ругань. — У меня пиздецки болит голова, и ещё вопрос… ГДЕ ТЫ, БЛЯТЬ, НАХОДИШЬСЯ? — Чифую дёргается от громкого голоса Главы и удивлённо поглядывает на Баджи из-под ресниц. — Я занят сейчас, — потягивает слова он, ухмыляясь, нагло показывая передние острые зубы и будто скалясь, — так и схватит за шею и перегрызёт беззащитное горло, — но он лишь поворачивает голову влево и нежно целует Чифую в щеку. Чифую не уверен, что Майки этого не услышал. — Понятно, — недовольно мычит Глава. — Не забывайте про презервативы и сма— Чифую удивлённо моргает, когда скулы брюнета заливаются краской. Он тихо матерится себе под нос, и пальцы его сжимаются на мобильнике настолько сильно, что Чифую начинает казаться, что он сломается. — Я не улавливаю низкие частоты, — говорит он хрипло, на что Чифую с удивлением обращает внимание, и выключает телефон до того, как оглохнет от крика. Он отбрасывает его в сторону совершенно небрежно, кажется, выключая, притягивает Чифую к груди, наверняка пытаясь спрятать выражение своего лица, и мальчик пораженно дышит ему в шею, успевая лишь в ответ возмущённо замычать. Но тело ещё такое слабое, вялое, и Чифую кажется, что он растекается по кровати лужицей, а Баджи знает и пользуется тем, как Чифую слепо обожает его касаться, как в каждом таком будто случайном движении читается лишь отчаяние, а в кобальтовых глазах — восхищение, когда они проходятся по длинным линиям плотных мышц и упиваются скользящим во всей этой вакханалии янтарным взглядом. — Баджи-сан, — Чифую неохотно хватает его за плечо, слегка отталкивая и начиная разговор несмело. За этот короткий момент его сбивают с мысли длинные темные ресницы и напряжённые брови капитана. Кейске не открывает глаз, но фыркает, показывая, что слушает. — А ты правда уже не девственник? Черт. Баджи теряет дыхание. Они не обговаривали этого раньше, хотя каждый хранил желание в темноте своих собственных мыслей. И Баджи так часто — особенно в последнее время — представлял Чифую обнаженным, жмурил глаза и утыкался лбом в мокрый кафель, толкаясь в кольцо собственных рук, что — Боже — это начало ему сниться, не покидало ни на секунду, ни на малейшее мгновенье блаженства. И командир в этот раз не был против. Баджи прижимает мальчика к груди сильнее. — Ну… Вообще-то, — он слегка мямлит, и Чифую коварно улыбается этой скомканности: наконец не он ведёт себя здесь как нелепый девственник. Хотя Баджи и признает, что с синеглазым мальчиком теряет любой маршрут своей бренной жизни, забывает о себе любимом, а также о принципах. Раскрывает карие глаза, сонно щурясь от света, и поднимает руку, чтобы прикрыться, случайно задевая плечо Чифую. — Да? — и мальчик не понимает, почему в голосе командира звучит неуверенность. На деле близость с Баджи Кейске — порождение новых черт в душе Чифую Матсуно. Начиная от любви к пирсингу и заканчивая раздражающей ревностью. Как в данный момент — быть может, спал Баджи прежде с кем-то левым, абсолютно посторонним и неуместным, что точно также наслаждался трепетом его ресниц и был взбудоражен движением длинных клыков по коже? Черт. Это звучит омерзительно. Чифую игнорирует сдавившее горло чувство. — Ты мне расскажешь, каково это? — интересуется Чифую, слабо выдыхая брюнету в шею. Баджи пораженно замирает. — И как это случилось у тебя? Не то чтобы он не хотел слышать, скорее наоборот, интерес к жизни своего нынешнего партнёра оправданный, и он самое адекватное, что есть в их отношениях, связанных с кровью и постоянными битвами. Капитан хмыкает и теперь улыбается, поглаживая мальчика по острым лопаткам. Кажется, его Чифую начинает расти, раз начинает задавать вопросы совсем не детские, напротив — каверзные и возбуждающие. — Мне пятнадцать было, если не ошибаюсь, — тянет он, щуря лишь один глаз. На деле воспоминания приятные, мутные, для того времени самые лучшие, но сейчас заставляющие обливаться органы нервно трепещущей кровью и смывать из радужки карих глаз образы. — Все неловко и прочее, а потом успел привыкнуть. — И сколько на это потребовалось времени? — тихо спрашивает Чифую. Его уши нестерпимо горят от такой интимности — черт, а это выглядело также, как в порно или в романтическом фильме? Если брать весь опыт Чифую Матсуно, заключающийся в непосредственной близости тонких пальцев и утренней эрекции, то эротические фильмы в перерывах между сенёном — чистейшая субкультура со своей философией, ценностями и общественной нормой. — Можно сказать, что у меня секса около двух лет не было, Чифу, — говорит Баджи, да так соблазнительно, что, блять, ясно, что воздержание воздействует на него самым жутким образом. Господи, два года. — Самое ужасное — терпеть, когда уже пробовал. Чифую тяжело сглатывает, его сердце колотится быстрее обычного, даже когда Баджи-сан замолкает. Боже, решиться на эту фразу — сама непристойность и фарс, проезжающий по его горлу электромагнитной волной, колеблющейся до последнего герца. — А ты бы хотел… Меня? — шепчет он, сильнее сжимая руки. Баджи давится воздухом и, Господи, так и быть, собственным сердцем, что застряло в его позвоночнике. — Что, прости? — если бы они уже не лежали, командир уверен, что упал бы замертво на пол. Разбил бы голову и сотрясался в мучениях, но, блять, в мучениях достойных и платонических. — Что ты имеешь в виду? Чифую набирает в грудь воздуха, собирая остатки смелости. Черт, в первый раз действительно все так неловко. — Хотел бы ты переспать со мной? — повторяет он. И напряжённо прислушивается. Баджи шумно сопит, его ноздри горячо раздуваются от каждого вздоха, и он умалчивает о том, что не спит по ночам, потому что Чифую ему снится. Выгибается в его руках, подсвечиваемый лунным нимбом, и кончает с таким превосходным лицом, что реально проснуться — кажется дикостью. И постоянно приходится идти в ванную, чтобы снять напряжение. Он отвечает с промедлением, игнорируя тот факт, что самодовольство в Чифую теперь зашкаливает. — В любом случае, я бы никогда не сделал того, чего ты не хочешь. И Чифую горячо и смущённо дышит ему в плечо, подозревая о том, как тщательно командиру пришлось подбирать слова, обдумывать исход и варианты каждой случайной фразы. И его слова неожиданно обнадеживают. — Я бы тоже хотел, — шепчет Чифую. Баджи быстро смаргивает. Он что, в раю? — Можешь мне рассказать что-нибудь об этом? Баджи теряется, напряжённо молчит. Если Чифую спрашивает о мужском сексе, то это пиздец. Как давать советы маленькому ягненку, которого хочешь трахнуть — черт, это звучит как зоофилия, — и этот малыш настолько соблазнительный, что ты через голову готов перепрыгнуть, но все объяснить. Доходчиво. Со всем смыслом и скрипом хлипкого каркаса кровати. Следующий час они оба сидят темно-красные, отсевшие друг от друга на непозволительно далёкое расстояние и облизывающие влажные от поцелуев губы. Ну, потому что Баджи не удержался, ведь красный Чифую — его отдельный фетиш, которому он готов поставить алтарь и собрать приходскую церковь со всем посвящением. — Значит… Смазка? — медленно спрашивает Чифую. — У тебя она есть? Увидеть Чифую, обмазанного ягодной смазкой и вылизать его до блистающей чистоты, — его мечта под номером триста восемьдесят, следующая за теми, в которых принимает участие лишь блондинистый мальчик. — Знаешь, — голос Баджи звучит резко, очень, и он фыркает, складывая на груди руки. — Я обычно доминирующая сторона. — Что? — Чифую оглядывается через плечо с удивлением, наконец сталкиваясь с янтарным взглядом и устраивая немую беспроигрышную битву. Кстати, капитан первого отряда всегда в подобном выигрывает. — Говорю, что трахаю обычно я, — он растягивает эти слова мягко, размазывая по языку сладкой патокой. И Чифую быстро от него отворачивается. Этого он ожидал. И в его голове слишком много неправильных мыслей, настолько шумных и отвлекающих, что вполне позволительно согласиться. — Тогда ты бы не хотел… Показать на мне? — он знает, насколько его лицо сейчас красное. Подозревает, что Баджи слышит ритм его сердца через тонкую ткань футболки. — Я могу тебе в этом… Довериться? Они оба замирают. Есть тысяча вещей, которые Баджи хотел бы услышать от него. Тысяча слов, к которым Чифую прислушивается в каждом их разговоре. Но Чифую никогда не думал, что ему придется пережить это. А Баджи вообще не ожидал от своего мальчика такой поразительной честности. — Нам нужно купить, — соглашается он и теперь улыбается. Нагло, растягивая уголки губ в стороны до ямочек и пододвигаясь к притихшему мальчику. — С чего вдруг ты об этом задумался? Он резко поднимается, заставляя Чифую вздрогнуть, обходит его со спины и усаживается перед ним на колени. У мальчика вспыхивают глаза от такой картины: кажется, на такого командира, не прогибающегося ни для кого, кроме него, он будет смотреть целую вечность. Черт, и… Он, конечно, видел это и раньше, но… Как эта штука будет ощущаться в другом месте? Он хочет попробовать. На деле представлять другого человека в объятиях командира кажется чем-то непозволительным, мерзким. Хочется лишь закрыть глаза и до головокружения мотать головой, а пальцами в то же время сжимать влажные от пота темные волосы. — Наверное, потому что… Мы вроде как встречаемся? Чифую зажмуривается, а Баджи замирает от шока. Его глаза пораженно распахиваются. — Да, — кивает он, хватая лицо мальчика в крепость своих ладоней, оглаживая концом ногтя челюсть и мимолётно — весьма целомудренно — целуя в губы. — На этот раз ты звучишь… Убедительно. И вот теперь они здесь. Чифую задыхается от выражения его лица, когда сам прижимается к стенке, расстегивая короткие шорты — о боже, они весь день сводили брюнета с ума одним своим видом, — когда его собственные пальцы сильнее сжимаются на спине командира, наверняка причиняя небольшую боль тому. Баджи даже не хмурится. Нечестный. Глупо, раздражающе нечестный. — Это… Пиздец полный, Чифу, — выдыхает он скупо и так сильно жмурится, что в Чифую просыпается обида. Впрочем, она умирает, когда Баджи распахивает ресницы. Чифую опускает глаза вниз, проигрывая, потому что быстрый широкий зрачок продолжает бегать за каждой его эмоцией. Сила привычки — Баджи любит наслаждаться симпатичными лицами. А черты лица Чифую все ещё неоформленные, мягкие, их хочется лишь нескончаемо целовать, чтобы после восстанавливать в заторможенном мозгу светлый образ. На заживающем носу мелькают веснушки, совсем редкие, сейчас потемневшие из-за солнца. — Мы начнем? — Чифую опускает голову к плечу, делаясь вдруг в его руках совсем крошечным. Реакция Баджи даже слегка предсказуемая. Болезненный возбужденный румянец — такой же, как у Чифую, — заливает щеки, глаза начинают бегать от предмета к предмету, а сам он поджимает губы. — Что? Руки Чифую тянутся к его куртке, залезают под ткань, пробираясь по широкой спине и стаскивая куртку с расслабленных плеч вниз. Да и плевать, что она падает старой беспомощной тряпкой на пол — помнится, в свое время Баджи ее ненавидел всем сердцем. Лишь пару секунд назад они закрыли наглухо дверь. — Ты хочешь попробовать? — переспрашивает Чифую снова, в его голосе скользит едва уловимая неуверенность, тогда как Баджи ревностно кивает головой и его желание, разгоряченное, проходящее по всем венам, и заставляет щеки гореть покрывающим кожу испариной жаром. Брюнет резко наклоняется прямо к его лицу. — Попроси меня об этом, — он покусывает нижнюю губу Чифую — недостаточно, чтобы оставить царапину или повредить, но достаточно, чтобы его колени задрожали. На самом деле Чифую всегда был уверен, что секс должен происходить ночью — как недетское время или паранормальная мистика. Но сейчас солнце так сильно скользит из-за штор, попадая ему в глаза, да и под каким предлогом он сможет отпроситься у матери? Пойти в гости к другу? Чифую фыркает. Снова ведёт ладонью вниз, обхватывая Баджи пальцами через ткань — да и она едва ощутимая, неспособная скрыть лихорадку его бледной кожи, — чувствуя себя увереннее, когда командир неожиданно резко стонет, закусывая губу. Каждое прикосновение пальцев Чифую к его длине, пусть и через блядские джинсы, заставляет Баджи стискивать зубы и извергать проклятья в попытке не толкнуться в чужую ладонь и не напугать. Господи, его мальчик едва ли неделю не трясется от их поцелуев, почему же сейчас выглядит настолько смело? А взгляд синих глаз потерянный, расфокусированный — они следуют за ресницами командира, за уверенностью его сильных рук и приоткрытым, выпускающим вздохи губам. Чифую неожиданно нравится эта власть — даже не омерзительно. Кажется, что он может сжать руку крепче и Баджи взорвется в конвульсиях, в лихорадке. Да в чем угодно, лишь бы инициатором был Чифую Матсуно. — Хорошо, — коротко кивает головой Баджи. И одним движением хватает мальчишку под бедра, все ещё скрытые за тканью коротких шорт — тот только взвизгивает, боже, он помнит, как легко Баджи поднимал его на плечи, как резко Доракен перекидывал его через себя… Возможно, это нормально, что подобное ему так сильно нравится? Тяжесть мальчика на Баджи надёжная, успокаивающая, он поддерживает его за спину, задирая футболку, и прикасается к красному уху губами. Баджи преодолевает короткое расстояние быстрым шагом и прижимает Чифую к стенке. — Мягче, — тихо советует он, затягивая в рот мочку проколотого уха и перехватывая языком серьгу, слушает звон от соприкосновения металла, исходящего из их совместного, гравитационного притяжения, перехватывая своей ладонью чужую и начиная круговые движения. — Как ты трогаешь себя обычно? Чифую испускает тяжёлый вздох. — Ощущения… Совершенно другие, — хнычет он, скрывая ржавый кобальт за ресницами. — Боюсь, что сделаю что-то не так. Чифую не может даже остановиться, лишь глядит из-под опущенных ресниц, отодвигает собственную ногу, балансируя на руках командира и поддается его поразительно сильной хватке. Медленно, с продолжительным вздохом убирает руку, перемещаясь на широковатые бедра и утыкаясь в плечо Баджи с рваным усталым вздохом. Больше всего здесь напрягает не физическая активность, а нервы. — Как ты себя чувствуешь? — Баджи проводит по его щеке носом, и Чифую пьянеет от одного его вида, когда может увидеть вблизи полные искусанные губы. Кровать внезапно становится страшной. Огромной. Как ночной кошмар или неизбежная смерть. Но рука Баджи не уходит с его поясницы, даже когда Чифую, к его сожалению, ставят на ноги, слабо подталкивая его, пока острые коленки не начинают упираться в жёсткий каркас, а после обхватывают бедро — также мягко — заставляя остановиться. Капитан тянется к тумбочке, все ещё не отстраняя мальчика от себя, подхватывает черную резинку пальцем и собирает волосы в хвост. Не высокий, что скорее говорит об опасности. Просто чтобы насладиться мальчиком целиком. — Помнишь? — брюнет дотрагивается до кончика его идеального носа пальцем. Слава Богу, что всё-таки не сломался. Иначе Баджи сломал бы Доракену жизнь. — Дыши носом, солнце. И теперь его тон мягкий, мурчащий, пока он не усаживается на кровать, слегка раздвигая ноги, и прежде чем Чифую успевает спросить, подтягивает его к себе, хватаясь за бедра, заполняя пустое пространство мальчиком. — Как себя чувствуешь? — спрашивает он, не прерывая зрительный контакт и поглаживая открытую кожу ног пальцами. От каждого касания Чифую ощущает, как его сердце бьётся о ребра, пытаясь вырваться. — Я все ещё не против, — голос Чифую дрожит, он сам пугается такому тембру, но уголки губ Баджи поднимаются вверх. — Сядь, — это звучит как приказ, но голос Баджи мягкий, низкий. Чифую секунду наблюдает, соединит ли Баджи ноги, но они все так же раздвинуты, и это заставляет Чифую сделать шаг навстречу и упасть на отставленное бедро командира задницей. Баджи вообще не двигается. Каждый нерв в его организме натягивается от ощущения веса Чифую на себе и его пальцев в своих волосах. Он шумно дышит мальчику в рот. — Ты такой прекрасный для меня, — и Чифую уже умирает от низкого гортанного рыка из горла Баджи. — Совершенство. И раньше он не замечал за собой настолько противоречивой реакции… Но от такой похвалы внизу все становится твёрже. Потому Чифую начинает двигаться на его коленях, снова прижимает губы ко рту. С какого-то момента это вошло в очень приятную и вредную привычку. И не то чтобы он кое-чего все это время не замечал. Он останавливается, чувствуя, насколько командир твердый, утыкается лбом в чужой, переводит сбившееся дыхание. Ощущение длинных пальцев, стискивающих его запястье, неожиданно заземляет. — Ты готов? — спрашивает брюнет. Весь мозг Чифую медленно восстанавливается, и он кивает. Достаточно сильный, чтобы удержать его на собственном колене и не дать опрокинуться. Достаточно сильный, чтобы сломать его пополам, заставив выгнуть спину мавританской аркой. А после его пальцы цепляются за шею мальчика и тянут, все ещё аккуратно, но уверенно заставляя лечь на кровать. И Чифую хочет чувствовать себя взрослым в такой эпохальный момент. Он, мать вашу, целуется с более взрослым сверстником в чужой квартире и собирается с ним переспать. Но та вялая инфантильность поднимается по его кровотоку, словно ужасающе быстрая сверхновая, тогда как он прячет лицо за ладонями, пытаясь уменьшиться, сжаться, что угодно, лишь бы не чувствовать себя хуже. Баджи времени не теряет, проходит губами по обнаженной груди, задирая футболку с каждым разом всё выше, пятнает своими метками и запускает по организму механизм, сравнимый по скорости с солнечными лучами, проходящий по каждой выделенной венке Чифую и доходящий до его члена. Он замечает его скованность. С силой оттягивает от лица руки, целует запястья, оставляя прохладную ладошку на своей щеке и наблюдает — теперь спокойно, будто не его шумное дыхание разносится по комнате штормом. Его золотые глаза прищурены, пронзительны, заставляют Чифую усомниться в том, что у Баджи действительно плохое зрение, скользят по его обнаженной шее, словно Чифую — его сегодняшний ужин. Зрачки безумно расширенные, делающие его глаза пустыми, возбуждёнными… Чифую мечтает совершить шаг назад. И выглядит при этом испуганным. Видимо, разочарование так сильно выражается в его потемневших глазах, что прежний голод на лице Баджи сменяется беспокойством. Он скользит по постели к нему навстречу и ловит лицо мальчика в свои ладони. — Тише, тише, — он шепчет у его лица слишком близко, продолжая поглаживать пальцами челюсть и прислоняясь теплым поцелуем к щеке. — Все хорошо, — одобряюще произносит он, поглаживая выступающие ребра мальчишки пальцами. Чифую хочется сжаться, снова надеть футболку, что облепит его влажное от пота тело крепостью. — Ты охуительно красив, Чифую. Просто… Самый лучший. — Что? — Чифую от удивления открывает глаза, позволяя Баджи рвануться вперёд и поцеловать его. Мокро, вылизывая начисто рот и медленно расслабляя горячее тело. — Типа, — Баджи поправляет невидимые очки пальцами, строя лицо, — очень сексуальный. Чифую смеётся. Содрогается в этом смехе, и его ноги медленно раздвигаются под таким напором. Для удобства Баджи пододвигается ближе, спина Чифую все ещё прогибает матрац, когда он тянет полы майки вверх, позволяя командиру поднять руки и снять темную, совершенно ненужную тряпку. Черт. Слишком красив. Глаза Чифую едва ли не закатываются, когда он видит очень рельефные мышцы живота и ухоженную темную дорожку волос, ведущую вниз. Он тяжело сглатывает. Дело не в том, что Чифую раньше не наслаждался обнаженным видом Баджи — наоборот, но теперь весь трепет вызван тем, что он может его коснуться. И потому тянет руку, проходясь пальцами по косым мышцам и заставляя Баджи напрячься. Он наклоняется, берет нижнюю губу Чифую между зубами, чтобы приоткрыть его рот и попробовать сладкие звуки на вкус. Теперь до Чифую доходит, почему люди в порно чаще целуются. Это отвлекает. Потому он капризно протягивает руки обратно: температура его тела слишком высокая, и сейчас воздух из незакрытого окна заставляет его покрыться мурашками. Баджи неотрывно смотрит на напрягающуюся узкую грудь, пока расстёгивает его тесные шорты. — Секунду, подожди, — уверяет он, выпуская ремень из петель. Чифую приподнимается на локтях, замечая насколько сильно его ноги раздвинуты, раз Баджи может между них уместиться. Растрепанные, несмотря на резинку, темные волосы, осоловелый взгляд и игривая ухмылка. Черт, и этот образ он готов запомнить до конца своих бренных дней? Баджи прижимается к его ключице поцелуем, наконец стягивая ткань шорт по стройным ногам, всасывая молочную кожу, чтобы оставить след. Дали бы ему шанс — он бы всего Чифую зацеловал, ни одного живого места на нем не оставил бы. Отклоняется, смотрит на темный синяк и, удовлетворённо хмыкнув, движется дальше. Окруживший их острый запах возбуждения стал только сильнее, заполнил лёгкие доверху, словно дым дорогих сигарет. И его бабочки продолжали биться о ребра, заставляя их сотрясаться и в конце концов оставляя Чифую бескостным. И кровь бьётся в горле, прокатываясь по всему организму быстрой волной. Он поднимает теперь обнаженные ноги Чифую под коленками, помогая устроить их на своей пояснице. — Чифую, — начинает он, наклоняясь — и боже, Чифую вовсе не стонет от прикосновения его голой груди к своей, — и тянется к тумбочке. Боже, как стыдно и сложно было покупать эту блядскую смазку и презервативы, чтобы при этом не умереть от смущения и не упасть замертво ещё в самой аптеке. — Ты можешь открыться для меня? Чифую теряется: на нем лишь нижнее белье, хотя он понимает, что… Придется расстаться и с этой малейшей преградой. Впрочем, зря ли он сегодня принимал душ очень тщательно? Чифую кивает, скрывая глаза за челкой. На нем все ещё кремовая футболка, но уже хочется стянуть ткань нижнего белья, и он пугается, когда глаза Баджи темнеют. — Чифу, — он наклоняется к его виску, помогая снять одежду до конца. — Мы это уже все делали. Блять. Что, прошу прощения? Видимо на лице Чифую удивление выражается настолько сильно, что Баджи тоже теряется. — Ну, после бара, я… — Мы переспали? — брови Чифую взлетают вверх от ужаса. Его первый раз, который по всем канонам должен быть волшебным, и не запомнить? На деле Чифую уже потерял свой самый лучший первый поцелуй — да так нелепо, что плакать хочется. Потому и думал над этим решением столько времени. А фигура Баджи кажется совершенной в тусклых лучах, вырывающихся из окон комнаты. И, быть может, Чифую не сможет побыть тем принцем из сказки, но главной героиней сёдзё… Вполне. — Нет, нет, — Баджи хватается за свой лоб в попытке придумать объяснение, — это была просто дрочка… — лицо Чифую меняется до высшей степени охуевания. — …ПРОСТО ДРОЧКА? — Почему ты кричишь… И ещё, кажется, растяжка… Щеки Чифую сливаются с цветом волос Аккуна, когда он недовольно мычит, просто ненавидя в этот момент Баджи Кейске. Черт, почему ему всегда нужно все испортить? — Растяжка? Ты охуел? Баджи с тяжёлым вздохом падает ему на плечо. — Не волнуйся, я тебе покажу, — он убирает ладони Чифую с ткани, позволяя ей скатиться с худых бедер вниз, и теперь Чифую перед ним полностью обнаженный, ничем не прикрытый и не защищённый. — Как думаешь… — Я смотрел гей-порно. Карие глаза расширяются от шока. — Что, блять? К чему это? — А что, я должен был убедиться, ЧТО ТЫ НЕ ТРАХНУЛ МЕНЯ? — голос Чифую с каждой секундой становится громче, когда Баджи стыдливо опускает голову вниз. Что ж, по крайней мере, он имеет представление о том, что сейчас будет происходить. Да и Чифую не пришел бы сюда добровольно без должной и тщательной подготовки. — Ты порой истеричка, Чи… — он останавливается, пытаясь подобрать слова, пока роняет огромное количество смазки на руку. — Смотри, можешь раздвинуть бедра для меня? Чифую удивлённо убирает их с чужой поясницы, позволяя снять последние слои ткани, и упирается руками в матрац, сжимая его до побелевших костяшек. — Это бо— Его голос обрывается, когда длинные пальцы Баджи прикасаются к его наполовину твердой длине, и он запрокидывает голову, хныча, пока не чувствует пальцы брюнета… Там. — Ты часто ломал нос, верно? — спрашивает Кейске, надавливая внутрь, и Чифую может понять, что так он пытается его отвлечь от движений, но — боже — при чем здесь нос? Чифую кивает. — Хорошо, я понял, — его палец скользит дальше, и это слабое жжение, не самое приятное, но терпимое. Типа, от этого люди обычно получают экстаз? Может… Они те самые мазохисты? — Если ты умеешь терпеть боль, то это будет нормально. Пальцы на его члене не останавливаются. — Подожди, подожди, ладно? — его голос звучит низко, почти что придушенно. Это наверняка должно быть ужасно мерзко, просто отвратительно, но всё-таки Чифую принял тот самый душ, поэтому с помощью маслянистой смазки его палец скользит почти без боли, и когда брюнет касается его ягодицы, оттягивая… — Ты и раньше смотрел на мою задницу, — пораженно замечает Чифую. Брюнет с потрясением останавливается. — Ты и раньше смотрел на мою задницу, даже в начале общения, — заключает мальчик, но не сопротивляется, когда палец погружается по вторую фалангу внутрь. — Может быть? — уклоняется Баджи, но не пытается спрятать слегка загоревшиеся красным скулы. — Ты очень привлекательный, Чифу, — заключает он, подтягиваясь и целуя мальчика в самый живот. — А кто знал, что спустя три месяца мы окажемся… Здесь. — А что, я с самого начала признал твою… Индивидуальность, — отводит глаза брюнет, пока Чифую внутри умирает от его обворожительного смущения. Черт, когда они успели дойти до этого? — Смотри, сейчас будет ещё, — и из-за того, что он предупреждает, внедрение в его тело второго пальца не напрягает, а наоборот, скорее… Это даже становится интересным. И Баджи определенно делал все это раньше. — Хочешь, чтобы я остановился? — Баджи продолжает резкие, быстрые движения, во время которых Чифую задыхается. — Скажи, если что-то не так, — его голос звучит трезво и обнадеживающе, но в то же время он покусывает внутреннюю сторону его обнаженных бедер так сильно, что заставляет выгнуть спину дугой навстречу. — Нет, — мальчик едва ли слышит свой голос, — просто это довольно сильно напрягает. Жёлтые глаза неожиданно загораются ярче. — Знаешь, из-за того, что мы уже один раз этим занимались, — он прикасается губами к соску, футболка Чифую все задрана до подбородка, и — черт, эти ебаные клыки, — начинает медленно их покусывать и оттягивать вверх, вниз, пока не погрузится пальцем глубже. — Сейчас должно быть приятнее. Чифую вскрикивает. И ему натурально хочется плакать, когда по телу проходит электрический разряд, сравнимый по силе с Чилийским землетрясением. И он, открывая в беззвучном стоне рот, не замечает, как совершенно стыдно, ужасно быстро кончает прямо в подставленную широкую ладонь командира. А он не позволяет себе упасть тяжким грузом на отрешенного от жизни Чифую, упирается рукой в скрипнувший матрац — Господи, и как силы хватило, когда Чифую собственные веки казались тяжёлыми? — и смотрит на взбудораженное лицо Чифую, на розовые от усталости щеки — он даже наклоняется, чтобы собрать эти розы губами. Чифую ловит его улыбку кожей. — Спасибо тебе, — убирая упавшие на его лицо пряди, шепчет командир. — Это было весьма неожиданно. Чифую не сразу распознает его слова, веки едва ли слушаются его, да и перед глазами мелькают частые черные точки. Он резко мотает головой. — За что ты меня благодаришь? — спрашивает Чифую. Он сам удивляется, насколько его голос хриплый. Баджи наклоняется ниже, и следующий поцелуй тягучий, медленный, Чифую ведёт от него, и он едва ли успевает отвечать на такой напор, его глаза всё ещё не в фокусе. А усталость охватывает все тело, когда признаки удовольствия уходят, когда жар с щек постепенно спадает и становится лишь холоднее — кожу покалывает от морозного ветра. Но он по совету Баджи продолжает размеренно дышать, хотя более сосредоточен на движениях парня в принципе. Сам Баджи на данный момент — ядро его слепого внимания. — Спасибо за то, что доверился мне, — поясняет брюнет и касается его под подбородком губами. И Господи, они наверняка не должны быть наполовину одетыми. В фильмах было все совершенно не так. Они не должны останавливаться на этом моменте, но Чифую в то же время чувствует такую усталость… Что соглашается. Пока Баджи утыкается ему в шею, шепча что-то бессвязное, покрывая пару отметин влажными от слюны губами, позволяя Чифую погрузиться в то ощущение, когда линии твердого члена его командира касаются его бедер, и чувствовать приятное давление чужого тела на плечи. Чифую на миг закрывает глаза, пока не понимает… — Ты твердый ещё, — и его джинсы расстегнуты, потому это видно ужасно сильно. — Почему ты остановился? Баджи, конечно, не слишком знаком с этикой и моралью обычного японского общества, но даже он понимает… Что Чифую заебался с их совместными играми. — Мы можем продолжить… — говорит он, снова целуя лоб, пока Чифую разваливается под его пальцами мокрой лужицей. — Или мы можем сходить вместе в душ. И да, это наиболее удачное решение на данный момент. Потому Чифую не сопротивляется, когда Баджи подхватывает его на руки.***
Tired image of a star (Усталый образ звезды) Acting naughtier than we really are (Ведём себя развязнее, чем мы есть на самом деле)