ID работы: 10996583

Через розовые очки (Through rose colored glasses)

Слэш
NC-17
Завершён
3101
автор
Xeniewe бета
happy._.sun бета
Размер:
428 страниц, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
3101 Нравится 1896 Отзывы 758 В сборник Скачать

Глава 22: ложный вызов

Настройки текста
Примечания:
      

Can we go back, go back to the start? (Можем мы вернуться, вернуться к началу?) Where the holy father made his mark? (Туда, где святой отец оставил свой след?)

***       Все эти бесконечные поиски не проходят для Чифую бесследно.       Он запускает пятерню в волосы, стучит подошвой ботинка по земле, безбожно игнорируя и синяки под кобальтовыми глазами, и общую картинку своей взъерошенности.       Черт.       Чифую сильнее вжимается в стену, анализируя все, что успело произойти… В конечном итоге он может убедиться в очевидности этой опасности, нависшей над ними темными тучами.       Назревала война. Уже на собрании Майки посмел поднять эту тему, упомянув о единственной драке, произошедшей между Тосвой и Вальгаллой…       Она закончилась не в их пользу. Кен-чин был ранен, едва не погиб. Значит, были ли они опасны?       Разумеется. Без вопросов.       И что самое главное, рядом с троном стоял человек, способный перебить все надуманные планы Свастонов к чертям. Буквально лишить их воздуха.       Убийца. Убийца старшего брата Сано Манджиро. Свихнувшийся. Бывший командир, который влюблен в Баджи Кейске, и основатель, который… Каким-то образом желает навредить банде.       Чифую постукивает карандашом по своему колену, он опирается поясницей на стену базы Тосвы, и пусть он может назвать себя наблюдательным, но до статуса великого детектива? Ему далеко.       Поэтому он считает, что успел добиться многих вещей. И единственный выход, к которому пришел Чифую и сердцем, и мозгом: добиться возвращения Баджи Кейске в Тосву.       Такемичи, все время стоявший рядом, его в этом отчаянно поддерживает.       — Я слышал, что Казутора Ханемия учился раньше в нашей школе… — говорит парень, не желая углубляться в подробности о том, как Такуя провел математический анализ всей ситуации. — Как раз перед поступлением в старшую школу он сел. За убийство.       Затылок Чифую ударяется о стену с таким громким звуком, что Такемичи волнуется, как бы его переполненная черепная коробка теперь не разбилась вдребезги.       — Какого хера выпускают тогда, если он опасен?       — Это непреднамеренно было, вроде как, — пожимает плечами Такемичи. — Значит, он адекватный.       В этих словах правды ноль. Иначе парень не стал бы возвращаться в круги хулиганов, лишь ступив ногой на свободу. Что вообще делают люди после тюрьмы? Отсиживаются дома? Пытаются забыть весь этот ужас как страшный сон?       Казутора Ханемия, кажется, к ним не относится.       — Значит… Чтобы вернуть Баджи, придется с ним лично встретиться? — спрашивает Такемичи спустя мгновение молчания.       Чифую неуверенно, почти отрешённо кивает.       Это мог быть хороший знак.       Губы Такемичи уже тянулись в улыбке, подтверждая это, но взгляд наткнулся на телефон, который мальчик, кажется, перестал выпускать из рук.       — Он не звонил?       Чифую покачал головой. Стал бы он пропускать эту проблему сквозь пальцы, если была возможность решить ее?       — И в школе не появляется. Дома тоже, будто сквозь землю провалился, насколько я мог заметить.       Наблюдения из окна было достаточно, чтобы Чифую подсчитал количество раз прихода госпожи Баджи обратно. Она выглядела разочарованной. Даже расстроенной.       А со временем совсем перестала выходить с ночных смен. Свет, раньше спасительным маяком горящий в окнах пятого этажа, больше не появлялся.       Это заставляет уверенность Чифую упасть на дно пропасти.       Такемичи видит это, когда пытается заглянуть под светлую челку, туда, где под ресницами загорелись огни. Безнадёжности или безумной идеи — неважно.       — Чифую, не хочешь вместе домой пойти? — спрашивает блондин, чуть наклоняя голову.        Чифую приподнимает подбородок, чтобы посмотреть на Такемичи скептически. На нем все ещё школьная форма, новый рюкзак перекинут через плечо. Да, пора бы уже вернуться. Но… вместе?        — У тебя девушки нет для этого? — закатывает мальчик глаза. — Если вы с Хиной опять поссори—       — Мы расстались.       Блядь.       Выражение лица Чифую смягчается, пусть даже его грудь и продолжает сжиматься от дикой тоски, его пальцы тянутся к руке Такемичи.       — Что-то произошло?       Теперь до Чифую доходит, почему Такемичи в последнее время казался таким растерянным. Хината Тачибана — ядро его жизни. Буквально центр. Вселенная. Ради нее Такемичи наверняка бы лишился жизни, совершил бы что-нибудь героическое... И единственный вывод, что можно сделать из всего этого: Чифую тоже является херовым другом. Пусть даже над ним и нависла опасность, пусть даже он продолжает просыпаться посреди ночи с плохим предчувствием… Такемичи долгое время был рядом с ним.       Парень пожимает плечами, его движения кажутся скомканными.       — Ее отец не совсем хочет, чтобы Хината встречалась с преступником, — говорит он, — и наверняка прав…       Сегодня, видимо, день откровений. Из таких ситуаций выход вообще можно найти?       Голос Такемичи уже под конец начинал срываться, и Чифую приходится обернуться по сторонам, чтобы убедиться — они остались одни.       Итак… Что делать?       Он, кажется, никогда не умел никого успокаивать. Всегда люди проходили мимо него, либо не озвучивали проблемы вслух. И единственным человеком, на котором учился Чифую эмпатии, была его мама. Но тогда ей помогали физические касания. Взять за руку. Может, обнять.       Чифую настолько привык к этому, что и сам в тревоге, теряясь, пытался возобновить движения. И теперь…       Он прячет руки в карманы брюк.       — …Давай отвлечемся? — говорит мальчик беспечно, — От всего этого. Без него всё…       …Не кажется прежним.       Чифую уже не смог выдавить из глубины горла ту странную фразу, прикоснулся к своему затылку пальцами, выжидая ответ на вопрос.       А Такемичи, помедлив секунду, кивнул.       Недалеко от базы Тосвы находилась лапшичная. Чифую уже был здесь, правда, с другими людьми, и это не помешало ему расслабленно зайти внутрь и найти единственное свободное место. Такемичи следовал за ним, пытаясь не отставать ни на шаг и идти почти в ногу с другом.       — Беззаботные… Я бы тоже не хотел выгребать все это дерьмо, — прошептал Такемичи, оглядываясь.       Лапшичная, на удивление, была полная. Несколько десятков подростков, одетых в школьную форму, цвет которой для Чифую уже был знаком. Пара взрослых людей, наверняка ушедших на перерыв с работы. И они. Потерянные и чужеродные здесь.       Впрочем, Чифую был уверен, что в каждой маленькой черепной коробке, на которую лишь взгляни — тысячи, множество тайн, которые ещё никто не попытался раскрыть.        — Про какое дерьмо ты говоришь? — спросил Чифую, оглянувшись через плечо. — С Хинатой все будет хорошо, ее отец… Он не прав, пиздецки не прав.       Такемичи улыбнулся, будто речь шла о чем-то совершенно не относящемся к ним. И Чифую почти поверил, что блондин пытался сказать не о Хине.       — В твоей жизни что-то происходит? — спрашивает Чифую, как только они садятся за незанятый столик. — Помимо Хины.       Ответ мальчика приходит незамедлительно. Он спешно мотает головой. Отрицательно.       И теперь лицо Чифую напрягается. Что-то внутри кричало, подсказывало, что блондин продолжает лгать. Какие для этого были причины? Зачем Такемичи что-то скрывать от него? Чифую крепче сжимает зубы, проходит некоторое время, прежде чем он поднимает глаза на друга. И он выглядит… Странно.       Подобные вещи не замечаются сразу. Лишь краем глаза, лишь когда объект наблюдения не видит слежки. И сейчас, когда Чифую наклонился над своей порцией чая, за челкой его глаз совсем не видно.       Такемичи выглядит довольно встревоженно.       И теперь Чифую, мозг которого был заблокирован другими вещами, снова начал думать об этом и в голове выстраивать логическую цепочку.       Не может усидеть на стуле. Крутит головой, осматриваясь по сторонам. Будто бы ему… угрожает что-то.       «Ты чего-то боишься?» — мысленно взвыл Чифую, выпрямляясь.       «Почему считаешь, что я не могу защитить тебя?» — повторил про себя он, уже открывая рот, чтобы узнать…       Он мог поклясться, что Такемичи вздрогнул. Неуловимо, сконфуженно улыбнулся и потянулся пальцами к воротнику школьной рубашки, чтобы наверняка оттянуть…       — Это разве не командир первого отряда? — резко поинтересовался он, маякнув глазами в сторону выхода.       Чифую замер, наконец почувствовав на себе этот взгляд. Повелся на провокацию, если ее черты можно было уловить в словах друга. Мгновенно напрягся, ощущая за спиной чувство неясной угрозы.       И, оглянувшись, почувствовал каждой клеткой, как тревожность врезалась в его мозг с новыми силами.       У выхода из лапшичной стояло двое.        Собрание Тосвы закончилось часа два назад. И основное событие, которое только могло вывести Чифую из нормального состояния…       Назначили нового первого командира.       Чифую видел его уже в отряде. Кисаки Тетта оказался в Тосве незадолго до их наказания и пусть мысли о причинах заставляют грудь мальчика начинать сжиматься от нехватки воздуха… Он не может быть доволен сложившейся ситуацией.       Умный. Придумавший достаточно количество стратегий, чтобы Тосва немного расширилась. Сильный. Не такой, как законные командиры Токийской Свастики, но своему образу хлипкого мальчика Кисаки Тетта не соответствует.       И это следующая причина, почему Чифую хочет покинуть отряд Свастонов.       Кисаки Тетта. Невысокий, с надвинутыми на нос очками и давно покинувшей осунувшееся лицо улыбкой. Он стоял неподалеку, прямо за углом, в длинном пальто и спрятанными в карманы верхней одежды ладонями. Стоял и открывал свой омерзительный рот, рассказывая что-то своему собеседнику…       О нет.       Чифую зажмурился лишь для того, чтобы снова открыть глаза и вглядеться в них пристальнее.       Он уже видел… Этого человека.       Ханма Шуджи. Если судить по его словам, он был временным лидером «Вальгаллы». Настоящий Глава был неизвестен, а вальхалловский трон был пуст.       Высокий. До смехотворного в стране восходящего солнца. С приподнятыми вверх, в некоторых частями осветленными волосами и вытянутым лицом, его острые скулы меняли движение при каждом раскрытии рта. Он был в простой, свободной рубашке, будто бы сентябрьское солнце не касалось оголившейся кожи, и узковатых для его длинных ног брюках. Да каким образом можно найти нормальный размер одежды, учитывая длину его бесконечного роста? Парень застыл, поднеся к губам дотлевавшую сигарету, прислонился к кирпичной стене спиной, скрестив руки на узковатой груди. А после улыбнулся так, что сердце в груди Чифую испуганно дернулось.       От них исходило что-то необъяснимое и опасное. Волны превосходства, уверенности, неясной победы шли прямо от их фигур. И Чифую уже не был удивлен, почему посреди переулка, прежде обжитого толпами стремящихся куда-то людей, они стояли одни.       Пазл, утерянный в мыслях под самыми светлыми волосами, сложился.       Вокруг них будто бы сгустилось крепкое напряжение. Расслабленная поза высокого подростка, стреляющий безразличностью взгляд блондина… Чифую стремительно попытался отвести глаза в сторону, будто этот шаг сможет помочь ему спрятаться.        Уже было поздно.       Он ввязался в тину, по колено стоял в болоте. И отсюда нельзя было выбраться, невозможно было понять…       Что, черт возьми, командир первого отряда забыл с вальхалловским Главой?       Чифую думает об этом, когда поднимает глаза на Такемичи. Его лицо кажется взволнованным, брови приподняты вверх, и, кажется, он собирается что-то спросить…       Телефон в заднем кармане форменных брюк вибрирует.       Чифую вздыхает, теряясь от скомканности этих событий, останавливая Такемичи ладонью, ему приходится переложить палочки в пальцы другой руки, чтобы дотянуться до своего мобильника.       — Кому, блядь, понадобился, — расстерянно шепчет Чифую, не имея за душой и капли желания поднимать трубку.       Он привык выжидать минуту, прежде чем ответить на чертов вызов. В последнее время кроме мамы и Такемичи Чифую никто не звонит, а последний сидит рядом с ним — значит, что можно вообще рассказать ей?       Я на собрании гопников?       Да, я ввязался в плохую компанию, буду вечером.       Все эти мысли вызывают у Чифую тяжёлый вздох, и он наконец дотягивается лишь для того… чтобы лишиться воздуха.       Мать вашу.       Господи Иисусе.       На секунду ему показалось, что это лишь помутнение, сон. Мальчик зажмурился, прижал ладонь к глазам, протер их сжатым кулаком, чтобы после снова убрать и… Убедиться, что это правда.       Сердце ухнуло куда-то в желудок.       А он снова звонил ему.       Потрясенный в самое сердце, Чифую застыл, его глаза никогда не отрывались от экрана, пока… Чужое имя не перестало высвечиваться.       — «Баджи-сан», — прочитал он почти недвижимо, его губы едва ли отрывались друг о друга, и Чифую не был уверен, что способен сейчас к мышлению или речи…       От неожиданности и неловкости глупых рук, телефон выскользнул, продолжая отвлекать окружающих звонкой трелью. Чифую подскочил, сгорая от блюда своих обезумевших чувств. Неожиданной радости, любопытства и страха. Банального, давящего прямо на его маленькое, дрожащее сердце.       Он наклонился к земле стремительно, перевернул мобильник к себе экраном, лишь для того, чтобы убедиться…       Звонок перевелся на голосовую почту.       Блять.       Из груди Чифую вырвался раздраженный вздох, его пальцы никогда не переставали подрагивать в поисках той самой кнопки.       В конце концов, экран его телефона совсем потух, как и свет в глазах Чифую на это длительное мгновение.       Да и плевать.       Он собирается снова ему позвонить. Пусть даже Баджи ответит с сотого раза, пусть даже…       Экран неожиданно загорается, на нем высвечивается короткое сообщение.       «Нам нужно поговорить.»       Это много, но не совсем то, что требуется.       Чифую никогда не считал себя настолько капризным, но желание услышать голос командира сейчас, судя по ощущениям, подняло давление его тела вверх.       Он выпрямился.       — Чифую-кун…       Он не сразу услышал через призму белого шума чужой голос, лишь встряхнул головой, светлые волосы растрепались до такой степени, что начинали мешаться, и раньше Чифую обратил бы на это внимание.       — Чифую, ты в порядке?       Чифую моргает, картинка перед его глазами начинает по-новому восстанавливаться, и теперь уголки его губ тянутся в стороны, радужка глаз загорается…       — Такемичи, да, — шепчет восторженно мальчик, ещё не понимая причин такой опрометчивой по природе радости, — извини, мне нужно уйти.       Он спешно встаёт, подхватывая под руку куртку, и плевать на этот рюкзак, когда, черт возьми, ещё предоставится такая возможность?       — Уйти? — Такемичи не требуется мгновения, чтобы сложить изменение на чужом лице и имя бывшего командира, слетевшего с губ Чифую так неожиданно. Он приподнимается над столом, пальцы его руки впиваются в запястье Чифую, и они на удивление сильные, стойкие… — Чифую, ты будешь в порядке?       Мальчик почти удивляется такой резкой перемене в поведении Такемичи, его брови находят свое место на переносице, губы сжимаются в тонкую нить.       — Что может быть не в порядке?       Он вырывает руку.       Такемичи хмурится, в конце концов, у Чифую всегда было больше сил, но сейчас…       Он уже не имел возможности отпустить его. _____       Ханма, прикрыв глаза, взглянул в сторону удаляющейся спины мальчика. Его губы уже тянулись вверх в предвкушении.       — Будет пиздецки весело, — заключил он, отходя от стены и уже собираясь за ним последовать.       Тетта закатил глаза. Они стояли в этом переулке последние полтора часа, в ожидании чуда или же апокалипсиса. Почти в тех же самых позах, а Ханма успел скурить половину пачки. Какой был в этом смысл, если Свастоны были везде — тот же Ханагаки или Матсуно, и теперь могли доложить, что командир Тосвы тесно общается с таким ублюдком, как Ханма?       С таким сумасбродным ублюдком.       — Думаешь, не разочарует? — равнодушно спросил Тетта и сделал шаг ближе к временному вальхалловскому Главе.       Парень оторвался от созерцания худощавой спины Матсуно, лишь когда он скрылся из виду. Пожал плечами, переводя сверкающий взгляд на Тетту.       — Нет, — мотнул головой Ханма. — Баджи Кейске… Не из тех людей, кто разочаровывает. ***       Набережная даже на этот раз оказалась безлюдной. Лишь мутные капли падали на асфальт, разгоняя щемящее в груди одиночество. Чифую никогда не любил осень и теперь ему лишь сильнее хотелось спрятаться.       От собственных проблем или ветра — неизвестно было даже ему.       Он останавливается, отряхивает ладони о темные джинсы, пока смотрит по сторонам, судорожно вглядываясь в любую фигуру…       Когда глаза натыкаются на него, грудь Чифую болит также, как если бы в него выстрелили.       Он стоял прямо здесь. Лишь пара шагов и можно было коснуться. Прижатый к перилам лопатками, с запрокинутой головой, его волосы струились волнами по спине.       — Баджи-сан, — сказал Чифую так громко и сорванно, что птицы, застывшие на мосту, взмыли вверх.       Хотелось упасть на колени прямо посреди улицы.       Кошмара не было. Воздух снова вернулся Чифую в лёгкие, его сердце, кажется, наконец-то восстановило свой ритм.        Брюнет лишь вздрогнул на этот звук, Чифую видел, как адамово яблоко на его напряженной шее дернулось, а после он наконец-то опустил глаза, чтобы сфокусировать взгляд… И чтобы зрачки его жёлтых глаз расширились.       Вопреки всем домыслам, говорившим броситься ему в объятия без размышления, Чифую почувствовал себя неловко посреди пустой улицы. Задыхающийся от бега, растрепанный, раскрасневшийся, он никаким образом не соответствовал командиру, продолжающему сохранять ледяное спокойствие.       Без удивления. Будто бы они были незнакомы друг другу, будто не было между ними пяти месяцев странных, так неожиданно завершившихся отношений.       А ведь, если задуматься, с самого гребаного начала между ними происходил этот ритмичный, волнообразный танец. Баджи-сан тянулся навстречу и наклонялся, когда Чифую испытывал лишь непреодолимое желание убежать. Скрыться. Сейчас же оно зашкаливало.       Он стоял прямо, и пусть золотые глаза так и разили за километр усталостью, он продолжал быть таким… Таким…       Господи, разве нужны слова для этого описания?       — Баджи-сан, — повторил Чифую шепотом, но командир услышал, поднял лицо, совершенно расстерянное… И после стыдливо опустил голову вниз.       Чифую почти поверил, что его щеки сейчас раскраснеются, если бы с командиром подобное чувство смело ассоциироваться. Сам Баджи Кейске — пропасть решительности, совокупность проблем…       И Чифую был готов упасть в эту пропасть. Буквально.       В следующую секунду от падения он уже себя не удерживал. Сделал решительный, смелый шаг, будто прямо с края обрыва — что не совсем отличалось от правды… — обхватил брюнета ладонями. 

//Он никогда бы не бросил нас… Таким образом, правда? //

      Чифую и раньше что-то терял. Незначительное или наоборот — части себя, самых близких людей… Теперь эти обломки, казалось, воссоединились в одном единственном человеке.       Сердце Баджи можно было почувствовать прямо через одежду, когда Чифую обвил его грудную клетку всем телом. Замер, будто боясь отторжения, что командир, как целостный организм, оттолкнет его… этого не произошло, и теперь Чифую казалось, что теперь оно бьётся в ритм с его собственным, будто пытаясь воссоединиться.       Спина под пальцами Чифую напряглась, окаменела, будто Баджи Кейске стал статуей. И только кожа его продолжала сохранять поразительное тепло, которое растекалось по голой коже, когда Чифую повернул голову и уткнулся носом в его крепкую грудь.       Через мгновение командир ответил ему.       Весь сгорбился, будто сняв корсет, выдохнул, показав, что ещё наделён дыханием, и окольцевал талию, прижал к своей груди ближе настолько, что мальчик чуть ли не задохнулся.        — Чифую, — также сорванно выдохнул он в светлые волосы, прижав к себе крепче.       Больше всего в жизни Чифую хотел не размыкать своих рук.       И, честное слово, он пытался вытянуть с языка слова. Раньше их было много. Бесконечное множество. Даже ночами он продолжал придумывать их возможный сюжет — плохой и хороший, исход событий, который мог решить дальнейший путь их проклятых жизней… Сейчас же слов не было. Чифую казалось, что он утерял способность поддержать разговор.       Ведь теперь Баджи был здесь, рядом. Со своими чертовыми волосами, которые забивались в лицо, запахом пены после бритья — Чифую всё ещё хотел однажды увидеть, как он это делает. В голове часто вставали образы, как Баджи двадцати лет, со сверкающим на пальце кольцом сидел рядом с ним, улыбался, показывая яркие ямочки, говорил что-то невозможное, запретное за стенами комнаты. И все эти слова причислялись Чифую. Ему одному. Одной лишь его персоне.

//Выходи за меня? //

      Мозг помнил, что расстались они на очень негативной ноте, он не должен был так реагировать, если бы попытался сохранить капли гордости. Но о какой гордости может идти речь, если Баджи-сан стоял рядом настолько теплый и не делающий попытки его оттолкнуть? Чифую сжал его ладонями крепче, пальцы впились в складки одежды бывшего командира сзади, его нос уже находился на стыке открытых ключиц и шее брюнета, а сам Чифую пытался сдержать за ресницами слезы.       Надо же, у него получилось.       Я люблю тебя.       Он улыбался, когда подумал об этом. Так широко, что щеки начинали болеть и дышал так же часто, как если бы пробежал сотню километров без остановки.        А Баджи продолжал гладить его по спине.       Ты меня тоже, не отрицай этого.       Все закончилось.       Это конец, хороший настолько, что перехватывало дыхание.       — Баджи-сан, я так—       — Чифую, мне нужно… — начали они одновременно.       Чифую проглотил это «я так скучал по тебе» лишь для того, чтобы открыть глаза, посмотреть на брюнета из-под ресниц.       Он был, как ни странно, серьёзен.       И как бы Чифую не пытался сопротивляться этой гравитации, ему пришлось отодвинуться на несколько сантиметров назад, настолько далеко, что между ними мог поместиться ребенок.       Или Майки.       И теперь он мог рассмотреть лицо Баджи с другого ракурса.       Твердая челюсть, сжатая до предела, жёсткий, устойчивый взгляд, направленный с золотом прямо на мальчика и заставляющий Чифую вытянуться по струнке и понять…       Нихрена ещё не закончилось.       — Нет, — Чифую спрятал лицо в ладонях, — не говори, что—       — «Вальгалла» объявляет войну, — проигнорировав его причитания, сказал Баджи. Он и сам, противясь повторной нежности, с видимой неохотой схватил мальчика за руки и попытался оттянуть ладони от встревоженного лица, — ты теперь командир первого отряда?

//Не прячь лицо. Ты самый лучший для меня.//

      Потрясенный, Чифую застыл, его челюсть упала, а глаза распахнулись до максимума.       Первый… Командир?       Какого черта Баджи вообще допустил мысль об этом?       — Нет, я не командир, — замотал он головой отрицательно. — Я заместитель. Твой. Все ещё твой, Баджи-сан.       Лицо Баджи выглядело озадаченным. И он, будто не заметив ласковых слов, спросил:       — …Нет? Майки должен назначать заместителя.       Теперь все встало на свои места.       Чифую сделал испуганный шаг в сторону, ещё не догадываясь, какую боль причинял брюнету, вскинул подбородок, и его брови сместились ближе к друг другу.       — Он назначил Кисаки Тетту.        Изо рта Баджи вырвался лёгкий смешок. Он уткнулся лицом в ладони, хоть удивлен и не был.       — Пиздец, он всегда совершал такие поступки…       Нет. Больше всего на свете Чифую хотел закрыть уши ладонями, просто, блять, упасть на землю, забыть обо всей херне, что происходила в Тосве.       Тайны. Сплошные тайны, будто бы они сектанты или какой-нибудь магический круг… В любом случае, они продолжали оставаться в его глазах сумасшедшими.       Оставался один вопрос. Если Баджи и был придурком, способным играться с чужими жизнями…       — Почему ты решил со мной встретиться? — твердо, неожиданно для самого себя произнес мальчик.       Баджи пожал плечами.       — Ты звонил мне, Чифую. Да и Тосва…       — Ты мог позвать Майки или Доракена.       Взгляд Баджи стал жёстче, его челюсти сжались настолько сильно, что сложилось ощущение — он намеренно причинял себе боль.       И боль не физическую — моральную, он мог причинить всегда, не только себе, лишь когда открывал свой рот:       — Я соскучился по тебе.       Сердце Чифую рухнуло к пяткам и все волнения, кажется, рассеялись пылью в воздухе.       Он снова был с ним, не отталкивал, даже позволил дотронуться…       Все сомнения, нескрываемая доныне ненависть и адекватность вылетели из его головы. Блядскими влюблёнными бабочками.       — Правда? — совсем жалостливо выдохнул Чифую.       Баджи покачал головой, не ответил, снова раскрыл объятия и никогда его руки не казались такими широкими, как в этот момент. Чифую был согласен на кандалы, на цепь или клетку, лишь бы больше не разъединяться с ним.       И Чифую обнимал в ответ, преодолевая совсем незначительную для них дистанцию. Сжимал в руках мягкую плоть и скреб пальцами по лопаткам, все его прежнее, немыслимое спокойствие протекало сквозь пальцы песком, заменяясь искренней, такой непосильной нуждой. Он нуждался в нем. Не хотел отпускать.        — Я не хочу, чтобы ты уходил, Баджи-сан, — зашептал он в ткань его белой куртки, лишь для того, чтобы вновь почувствовать…       Что-то было не так.       Пророчества — не то, в чем Чифую силен. И интуиция в какой-то мере тоже к ним часто относится. Теперь же она подсказывала убежать без оглядки. Скрыться, будто Баджи… способен причинить ему боль.       Чифую проглотил все сомнения, начиная обращать внимание на все вещи, что раньше с удовольствием игнорировал. Запах, движения, голос…       — Это значит, что ты вернёшься обратно? — спрашивает мальчик, прижимаясь лишь крепче.       Ответ Баджи следует незамедлительно.       — Я не могу вернуться.       Нет.       Неправильно.       Все это совсем не могло состыковываться в его голове. До боли неясно. Неразумно. Буквально тупо.       Чифую крепче сжал зубы, схватил ладони брюнета руками и заглянул в его безразличное ко всему лицо.       — Баджи-сан, в Тосве что-то не так… Командир первого отряда, — странно было произносить это звание, не причисляя его к человеку напротив, но Чифую справляется, — я видел его с парнем из «Вальгаллы». Высокий уебок, который, блядь, отразил удар Майки. Какого хера все это происходит?       Чифую говорит что-то ещё, но уже и сам теряется в мыслях. Слишком много событий произошло за последнее время, слишком много боли перенесли командиры.       Баджи медлительно улыбнулся.       — Ты ошибаешься, — начал он, будто пытаясь остановить поток лишних, совсем необдуманных слов. — Майки не прав, — а следующая фраза, кажется, сломала мировоззрение Чифую, как хрупкие розовые очки, — и я теперь ненавижу его.       Его слова были громкими. И наверняка быстрым ветром уже разнеслись по набережной. Как гвозди, что прислонялись к распятию. Их громкий стук повторялся в висках Чифую снова и снова.       Баджи, казалось, все ещё не замечал мальчишеского смятения.       — Нам нужно идти, Чифую, — продолжил он, протягивая ладонь навстречу. Как нить, способная вытянуть со дна пропасти… — Ты пойдешь со мной?       Куда? Неизвестно.       Чифую уже не знал, какие мысли мельтешат в его голове.       Зато одна идея не имела возможность покинуть пределы черепа:       А если Чифую вернёт своего командира в отряд до того, как начнется битва между Тосвой и Вальгаллой… что-то изменится?       Чифую на сто процентов уверен в этом.       И пусть сердце говорило сломать Баджи челюсть, либо же позвоночник, ногу, чтобы он перестал ходить и более никогда не покидал Токийскую Свастику. Свое место. Чифую мог отказаться, но…       — Ладно, — протянул он руку навстречу.       …когда вообще он мог отказать своему командиру?       Они прошли всего пару метров. Несколько домов сменилось перед глазами, пока Чифую не обращал внимание, полностью доверившись виду мелькающей перед лицом спины. На нем была белая куртка. И символ. Безглавый ангел. Разве не отрезают им крылья? Почему «Вальгалла» решила принять этот противоестественный, совсем неправильный знак? Чифую все думал об этом, пока пальцы Баджи не отпускали его руки, теплые и сильные, они удерживали его прямо здесь, на асфальте, не позволяя взмыться в небо от карусели чувств, подобно тому самому ангелу… Казненному. И потому обезглавленному.       Брюнет резко остановился, и Чифую чуть ли не впечатался в его спину носом, чтобы рассмотреть, как судорожно тот оглядывается… и толкает мальчика спиной к стенке.       У Чифую упала челюсть.        В следующее мгновение его губы охватываются чужими, и пальцы Чифую непроизвольно взмываются вверх, прямо в темные волосы, даже если он удивлен — он, блять, всегда готов к этому. Рука Баджи никогда не покидала его поясницы, но теперь это давление было болезненным, резким.       Чифую попытался отодвинуться и набрать в грудь побольше воздуха и единственное, что стало препятствием… Баджи не позволил ему отстраниться.       Так что Чифую протягивает вперёд руку, чтобы схватить брюнета за подбородок и оттолкнуть его. Когда он отстраняется, его глаза жадные, полные уже знакомого для Чифую желания…       Он, несмотря ни на что, начинает казаться нуждающимся.       — Я соскучился, мы ведь можем?.. — голос его стал настолько низким, что Чифую почувствовал, как вот-вот упадет в обморок.        Можем… переспать здесь?       Рука, опустившаяся ниже ремня мальчика, говорила красноречивее слов.       И мозг Чифую теперь полностью останавливается, потому что они могли.       Он тоже соскучился.       С одной стороны Чифую его хотел, всегда хотел. Если же посмотреть с другой, Баджи зашёл слишком далеко, пусть даже улица и была пуста, любой человек мог пройти мимо и заметить их.       Одновременно с этим… Чифую так не хватало этого зрелища. Как карие глаза были близки к нему, а затем, как собственное проклятие, пряди темных волос упали на лицо бывшего командира, до невозможности вьющиеся, и Чифую знает, каким песком они рассыпятся по его плечам, если распустить…       Он уже тогда знал, что проиграет этому.

//Боюсь, что сделаю что-то не так.//

      Чифую неловко опустился, его пальцы уже расправлялись с ремнем Баджи. И пусть эта белая куртка не подходила ему, белый цвет вообще для Баджи казался несоответствующим… Чифую тоже хотел этого.       Правда, немного при других обстоятельствах.       Например, если бы они оставались в сплошном одиночестве. Дома. Со смятыми простынями и мягкой кроватью.

//Как ты себя чувствуешь? //

      И Чифую хотел сбить воспоминания об их прошлой близости, ощущения крови Такемичи на своих губах… Ему все ещё было стыдно перед другом за тот момент.

//Я все ещё не против.//

      И вопросов. Великое множество. Непроглядная тьма. Почему ты так поступил? Почему ты ушел? Почему ты причинил боль мне или моему другу?       На все это он когда-нибудь получит ответ?       Чифую внезапно почувствовал невероятное, пронизывающее до костей раздражение. Он заебался. Всем этим — поведением Баджи, их странной встречей и ситуацией в целом. Теперь все пять предыдущих месяцев казались фантастикой, сказочным сном и все это виделось таким далёким… Поцелуи, секс, даже их первое свидание… И второе, и третье. Могло быть ещё множество, если бы на плечи не навалился груз этих нерешимых проблем.       И обратно, казалось, теперь они не смогут попасть.       А зубы Баджи пришли в неистовство и все не теряли силы своей агрессивности. Он никогда не останавливался, лишая шею любого свободного от укуса участка. И Чифую начинал чувствовать боль, а когда чужие, сильные пальцы поскользили вниз по паху…       Он понял, что не хотел этого.       Даже с Баджи, он не хотел этого.       //Совершенство для меня.//       Все было совсем не так. Не было возбуждения. Даже когда ладонь Баджи сжалась на его члене сквозь ткань, даже когда вторая поскользила по пояснице…       Чифую с трудом отыскал слова в глубине своего окаменевшего горла.       — Баджи-сан, я не хочу, не здесь—       Баджи реагирует не сразу. Но когда это происходит, он останавливается. Хватает мальчишку за плечи, притискивая к стене — даже в такой ситуации Чифую чувствует себя в безопасности. И больше всего он ненавидит длину волн его черных волос, потому что, блядь, сквозь них ничего не видно…

//В любом случае, я бы никогда не сделал того, чего ты не хочешь.//

      Баджи совсем отпускает его. Делает шаг назад, сжимая губы в тонкую ниточку.       — Уйди, — сказал он привычным для себя голосом.       Таким привычным, будто сказал о погоде. А Чифую дернулся, будто от дикой пощёчины. Ведь все это… Он заслужил все это, потому что отказал?       Тоже совсем неправильно.       Чифую сделал шаг навстречу к нему, пытаясь заглянуть в глаза, извиниться…       — Пожалуйста, Баджи-сан, мы можем—       И осекся, заметив, как лицо командира искривилось от злости. И он злился… Из-за отказа? Чифую думает об этом, когда отскакивает. Почему, черт возьми, он злится?

//Если ты умеешь терпеть боль, то это будет нормально.//

      — Уйди, Чифую, — повторил брюнет и на его лице выражалось больше боли, чем требовалось. — Слышишь? Я не хочу тебя видеть.       На самом деле, это не первый раз, когда Баджи агрессивен к нему. Вообще не первый. И всегда, абсолютно всегда в такие моменты… Чифую чувствовал себя слишком испуганным.

//Спасибо за то, что доверился мне.//

      Даже теперь он трусливо пятится. Отступает, будто стараясь убежать от проблем. Все это, к сожалению, уже впечаталось в его жизнь вечностью. Ебаным заклинанием. И Чифую думает об этом так лихорадочно, что теряет бдительность.

//Спасибо тебе. Я… Не пожалел в любом случае.//

      Оказывается, зря, потому что от следующего удара теряет сознание.       …Даже через мгновение Баджи не стремится поворачиваться навстречу, все ещё переводит дыхание, на повторе воспроизводит этот испуганный… Такой испуганный взгляд голубых глаз перед собой… Он и без этого не имеет желания поворачиваться.       — Ты охуел, Ханма? — спрашивает он все же, убирая пальцами волосы прямо с лица, собирая их в конских хвост и теперь разворачиваясь через плечо, жалея…       От вида этой картины хочется убивать.       Или же проблеваться.       Как хищник. Заместитель «Вальгаллы» сжимал пальцами светлый затылок мальчика. От этого зрелища в груди Баджи что-то стремительно перевернулось… у него были закрыты глаза, а ноги совсем не выдерживали.       Тетта, стоящий со своим заместителем рядом и безучастно хмыкающий, смотрел на бессознательного мальчишку с ненавистью…       Чтобы после ударить с силой в живот.       Сука. Баджи сжал крепче зубы, не отрывая взгляда от Чифую, все ещё хрипло вздыхающего на руках у временного вальхалловского Главы. Его затылок был темным от крови.       Ханма весело вскинул голову, чтобы встретиться с брюнетом глазами. А он говорил, что с ним будет весело! И даже несмотря на провал, улыбка не покидала выражения его вытянутого лица.       — Не прошел, Кейске, — зашептал он, то и дело проводя языком по губам, смачивая их. Сумасшедший. Такой же. Баджи сжал зубы, не желая вглядываться в совсем заполонивший радужку глаза зрачок. — И я хочу поменять условие.       Блядь.       Баджи сплюнул в сторону, сдерживая порыв ударить его. Мать вашу, почему нельзя просто взять и размазать по стенке?       — На какое, например? — произносит он сквозь зубы. Кисаки видит, как плечи под белой курткой стремительно напрягаются. Прячет ладони в карманы пальто, и усмехается — в тон своему заместителю, просто ублюдочно и от того раздражающе.       Действительно.       Зачем задавать вопросы, на которые и без того уже знаешь ответ? И этот ответ никогда не является утешительным. ***

At the altar, would you pay the price? (Заплатил бы ты цену, стоя у алтаря?) Would you give your, would you give your life? (Отдал бы ты, отдал бы ты свою жизнь?)

      
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.