Не гнётся

– Они нас будут ненавидеть, – сказал Кано, – странно, что я тебе говорю это, а не наоборот. – Да, – сказал Маэдрос, – так и будет. Это всё, что ты хотел? Слова в те дни опять закончились – как после плена. Когда-то, может быть, они лились, как свет, как смех. Иногда падали. Иногда Маэдрос ими бил. Но в эти дни их искать было как железо гнуть. – Смотри, – сказал Кано, и Маэдрос посмотрел. Куница, мятая, валялась под ногами. Брата не чувствовалось ни в ней, ни рядом. Вот ведь – успел привыкнуть, что вместо пустоты есть хоть огрызок. Хоть от одного. Хоть отголосок. Да ты и говорить с ним был не должен. – Смотри-ка, – сказал Кано другим голосом, была у него эта вот манера – в неподходящее время интересоваться неподходящими вещами, – смотри-ка, дышит. – Заберёшь теперь выхаживать? Кано не слушал – он над ней уже склонился, уже протянул руку и отдёрнул тут же, и снова протянул: – Отнесу детям, раз ты их так привечаешь. По правде говоря, Маэдрос ждал, что куница покроется кровавыми наростами. Задохнётся. Что ещё делают с телами лишние души. Но нет, хороший оказался зверёк, крепкий – только шерсть потускнела, но её-то она вылижет… Тьфу, и тебе самому лишь бы отвлечься. Остановился, ждал, пока Кано распрямится, но тот не спешил. «Зачем ты их взял? Они всё поймут не сегодня-завтра». «Ты предлагаешь бросить их в лесу ещё вчера?» «Я предлагаю отослать кому-то, кто не мы». «Не сейчас». «Что ты этим возвратишь?» «Слышал крик ночью?» Кано вздрогнул почти незаметно – значит, слышал. Они все его слышали, все четверо. С Курво что-то произошло и на сей раз убило до конца. Может, лес мстил. Может, брат всё-таки в кого-нибудь вселился, а тот возьми и окажись его сильней. А может быть… «Я не хочу и не стану никуда их отправлять, пока не выясню, не ждёт ли Курво где-то там. Подальше от меня, поближе к их сестре. Они обычно только местью и живут». «То есть никогда не отправишь? Курво в мире не звучит сейчас». «Может, Курво теперь у нас дочь Диора». «Что?» Нужно сказать ему, наверное, что ты не сошёл с ума, просто все ведь сперва судят по телу, и если Курво не вернулся, значит, может… – Можно мы заберём её? – Куда вы все ушли? – У вас везде всегда так холодно? – Ой, бедная… Эти двое, которых Курво тебе помог вывести из леса, подошли сами – только из постели, в мятом, вымокшие как будто в собственном поту, и головы у них наверняка кружились у обоих. И вот же, сцапали зверька. Ты сам сейчас как они, только вместо той куницы… «Ой, нужно зримое напоминание – мог так бы и сказать. Или хочешь их вырастить, и чтоб они потом…» Как ты смешно, брат, вдруг меня оберегаешь от каких-то там будущих потерь. Пусть пока будут рядом, пока некуда девать, а там посмотрим. Кто ещё согласится с нами связываться. И нам с ними не стоило бы. – Спать, – сказал вслух уже, – лечь обратно, пить что принесут. Сильно её не тискайте. – А ты сам вовсе не спал, что ли? Кано пихнул куницу детям и ушёл – молча. *** – А вы к нашей сестре отправитесь сейчас или когда уже забудете, кто вы есть? Это, конечно, Элурин интересовался. Элуред не умел вот так – светло и ясно, посреди чужой беседы, и когда их двоих не то чтобы не звали – отослали для верности. Конечно. – А ты говорил – не поймут, не явятся, – сказал Майтимо, усмехаясь как будто против воли. Да я так говорил только чтобы тебе потом стало смешно хоть ненадолго, и ты это знаешь. – Угу, – сказал Тэльво, – чьи ученики-то. Будто неясно, что мы можем обсуждать. Они тут все сейчас стали честные не ко времени. – Мы не отправимся, – озвучил Кано то, что они как раз успели обсудить до появления этих двоих. Братья-не братья, враги-не враги, воспитанники-не воспитанники – всего понемногу. В другой истории могли бы стать друзьями. Когда в детстве у Элуреда что-то вдруг болело, в душе ли, в теле ли, он мог сперва о том молчать, а потом начинал как будто с середины: «Ну ты что, не видишь?!» И Кано с братьями даже друг друга этим передразнивали: давно, мол, ждёшь меня? Да ну ты что – не видишь! Вот и сейчас Элуред войти-то да, вошёл за братом следом, но пока не высказывался – ждал. Вот-вот скажет, чего же там они не видят на сей раз. – А для чего тогда, – спросил наконец, – а для чего вы ждёте? Клятву подразнить? Как не отправитесь? – Да куда там её дразнить, – поддался Питьо, хотя, конечно, знал, что поддаётся, – у одного кровь носом, другой спать не может! Подразни, попробуй. – Угу, – сказал Майтимо, – угу, а у вас-то двоих как будто всё в порядке. – А давайте, – сказал Элурин, снова пользуясь этим вот: что они все этих двоих по старой памяти считали младше, куда младше, чем те сейчас были, – а давайте вы доругаетесь без нас? А сейчас можно сразу обсудить, как… – Да, – сказал Кано самым нудным тоном, который только смог изобразить, – да уж, учитывая, где вы есть и где должны быть, конечно, доругаемся без вас! Элурин только фыркнул и так и плюхнулся на пол, у ног младших, прямо в дорожном. Амрод пихнул его в плечо босой ногой. Близнецы близнецов как-то вытаскивали. – Но очевидно же, – сказал Элуред, и он, в отличие от брата, так и не садился, – очевидно, что ничего так не решится. Отрицанием. Чем эти двое были хороши – их Майтимо не мог прогнать. Не так быстро, по крайней мере, как всех остальных; в плохие дни он даже их с Амбаруссар, всех троих, мог выставить, а этих – через раз. – Ну, – сказал Майтимо, – положим, очевидно. А что ты хочешь – чтобы мы разорили город вашей же сестры? – Это ещё посмотрим, кто бы выиграл! – А. То есть ты хочешь, чтобы мы погибли в битве? Всё, мол, лучше, чем от клятвы? А родичей тебе не… – Да зачем вообще кому-то гибнуть! – Майтимо-то стоял у самого окна, поэтому подбежать к нему, верней, ринуться вихрем, Элуред ещё смог, а в лицо заглянуть – нет. Так и стоял теперь рядом – поднял руку уже, чтоб дёрнуть Майтимо за одежду тоже детским жестом, и тут же опустил. – Зачем, если есть мы! И ни от клятвы, ни… Конечно, сдаться-то проще всего! – И это мы же их и воспитали, – сказал Тэльво, – подумать только. Чтоб они говорили нам такие гадости. – Вот именно! – у Элуреда иногда такой вид делался – как будто он остался вовсе один в кольце каких-нибудь диких, желтоглазых, не орков даже – безымянных тварей. Такой вид – запыхавшийся. Ну, подходи давай, и ты, и ты. В детстве он после этого обычно плакал, а сейчас только так, глаза заблестели. – Вот именно, сами же нас и воспитали, а теперь что, уйдете? Ты хоть им скажи! «Ты», то есть Элурин, глядел на младших, запрокинув голову: – А может, просто мы за вас попросим? – Да, – сказал Кано, – да, так я это и вижу, так и слышу. Привет, любезная сестра, мы тут пожили у убийц наших родных, и знаешь что надумали – отдай-ка камень! – Да для чего вы так? – обида у Элурина неизменно выходила настоящей, кристальной какой-то, и потому только не походила на издевку. – Не пожили, а выросли. – Если в вас есть это… – забавно вышло бы, если б Элуред сейчас колебался, пытаясь их не оскорбить, но нет – замялся он только от омерзения, – если в вас есть это проклятие, эта хворь, которая делает вас не вами и вас же убивает, то в нас-то её нет! И в сестре нашей. О, знать бы точно про эту сестру. Да, Курво спас тогда детей – помог спасти, и всю дорогу думал, не вселиться ли в них. Он и в самого Кано уже почти-почти вселился, и если бы не Майтимо... А иногда ещё нет-нет да настигала мысль – что то конец, что это конец, хоть мучились бы вместе. Нет, нельзя так. – Мы же затем тут и появились в конце-то концов, – о, иногда эти двое начинали доказывать одну и ту же мысль с разных сторон. Наскакивали, как волчата. Кано сам их учил вести споры и, видимо, и правда чему-то да выучил. Иногда сложно с ходу оценить. Сейчас вот было сложно. – Мы же здесь и есть, чтобы за вами присмотреть, раз вы не можете! – И от того, что вы умрёте, никому лучше не станет. – Если тогда вы нас спасли, не успев подумать… –…и от себя тоже… –…дайте отдать долг! О, сколько он ругал эти их перетекания. Делите фразы. Вот разделитесь и что тогда? Мы не разделимся, говорили эти двое, мы никогда, мы всегда – и куница сидела у одного из них на плече, ходила медленно, всё припадая на прокушенную лапу. – Мы можем просто быть посередине. Чтоб вы не тронули сестру, а сестра вас. – Мы же хорошие щиты? Вы же столько с нами возились не для того, чтобы теперь… – А ну-ка, замолчите уже. Оба. Майтимо развернулся к ним ко всем. Клятва глодала его изнутри – то лишала сна, то ел он – хоть горелые сухари случайно, хоть кашу, хоть мясо – с одним и тем же выражением лица. Да он и жил с одним и тем же выражением. Глаза пустые. Ты находишься не здесь. – Никаких щитов, – и говорил он из этой своей дали как-то так, что и перебить не всегда выходило, – никакого прикрытия детьми. Ещё чего. – Но мы не дети уже, – сказал Элурин, и опять Кано поразился, как быстро они всё-таки растут, потомки Лютиэн – ещё недавно на «детей» бы вскинулись оба. А тут – как надо подлизаться, так они ещё младенцы, а как только речь зашла о риске… – Мы не дети уже давным-давно. Сами воспитывали, уж могли бы и запомнить. – А мы сбежим, если что, – подхватил Элуред, – если вам в голову придёт опять нас отослать, или, ну мало ли, запереть. А вы помните, как мы… – Это вы что, – сказал Майтимо, – угрожаете? И всё-таки – когда он злился – возвращался. Когда удивлялся – тоже возвращался, и в этом смысле сыновья Диора были бесценны. – Ты нам должен, – сказал Элурин, – и мы хотим… мы требуем… чтобы ты в этот раз попробовал всё правильно. Не умирай пока, пожалуйста, уж как-нибудь.