***
«Сотворить бессмертие для себя оказалось намного проще, чем думалось вначале, однако вечность — это лишь верхушка айсберга. Расколоть свою душу на семь частей — то, что привело Слизнорта в ужас, когда я спросил об этом, — на деле оказалось сущим пустяком. Надёжное и тайное вместилище, вот что занимало мои мысли. Куда же мне спрятать частицы своей души? И все идеи отметались мной из-за своей несостоятельности — памятные артефакты заметны, живые существа смертны, держать их у себя по меньшей мере недальновидно — очевидно, где их будут искать. Когда самый могущественный волшебник всех времён бессмертен, кто-то непременно попытается его уничтожить. Посягнуть на него самого. Доверять даже самым преданным последователям нельзя, ведь те, кто приближен к власти, стоит за моей спиной, могут пожелать устроить переворот, воткнуть нож в ту самую спину, которую должны прикрывать. Ибо люди слабы, а маги ещё и тщеславны. Если я узнал способ создания крестража, об этом может узнать кто-то ещё. Как и то, что может быть найден способ уничтожить любую магию, даже столь сильную и тёмную. А потому я, великий Тёмный Лорд, обнаружил поистине парадоксальное решение. Что ценно в множестве и незаметно поодиночке? Разумеется, галлеоны. Деньги магической Англии — идеальное вместилище для частиц души. Однако, если они попадут в руки волшебникам, те могут понять, что они несут в себе следы тёмной магии. Нужно доверить их хранение тем, на кого никто никогда не подумает; тем, кто станет считать их редким приобретением, но понятия не будет иметь, что на самом деле они держат в руках; тем, чьи личности имеют значения не более чем номера лондонских причалов, даже если один из них перепродаст монету другому; тем, кто никогда и ни при каких обстоятельствах не сможет их уничтожить… Никогда и никому в голову не придёт искать в маггловском мире. …Магглы. Низкие, мерзкие, жадные существа, такие слабые, такие алчные, такие… Подходящие. Я провёл эксперимент, раздал им галлеоны, чтобы проверить, оправдаются ли мои надежды. На всякий случай я записал их имена, однако это не имело значения — я могу их слышать и, если что-то пойдёт не так, всегда смогу вернуть монеты себе…» В, казалось, сотый раз прочтя записи Волдеморта, Драко закрыл их и спрятал в стол, не забыв наложить запирающее заклинание, силу которого подкрепляла родовая магия. Впрочем, можно было обойтись и без этого: никто в Малфой-Мэноре не посмел бы лезть в его дела. Тёмный Лорд сразу дал понять, что младшего Малфоя к стандартным заданиям привлекать нельзя. И недвусмысленно намекнул, какая участь ждёт того, кто попытается выяснить, чем тот будет занят вместо этого. Попытка отвлечься анализом перед грядущей встречей с Грейнджер определённо была провалена. С момента, как он дерзнул угрожать Волдеморту, Драко всё это время голодал, опасаясь, что Лорд распорядится добавить в еду или напитки Веритасерум, и держался исключительно на воде из-под крана, укрепляющем зелье и надежде, что в маггловском мире сумеет-таки найти что-то съедобное. Самого Волдеморта не было в поместье вот уже несколько дней, однако Драко не обольщался, понимая: тот мог поручить Люциусу узнать без уточнения подробностей, где его сын спрятал то, что должен был найти и отдать. Устало прикрыв глаза, он вспомнил разговор с отцом, состоявшийся тремя днями ранее, из-за которого и решился на голодовку. — Что ты снова натворил?! — не удостоив сына приветствием, ворвался в его спальню Люциус. В гневе он не заметил даже изменений в обстановке комнаты. — О чём ты? — невозмутимо спросил сидевший в кресле у камина Драко, оторвавшись от чтения учебника по зельеварению, который любил изучать на досуге. После двух непростых переговоров за день он, казалось, утратил возможность бояться. — Тёмный Лорд в гневе, и это твоя вина! — отрезал отец. Казалось, что если бы метающий молнии взгляд не был лишь фигурой речи, то от Малфоя-младшего осталась бы одна только кучка пепла. — Он наказал тебя, отец? — сделал попытку внести ясность Драко и, нахмурившись, встал с кресла и подошёл к Люциусу. — Круциатус? — Нет, — покачал головой он, бросив на сына очередной злой взгляд. — Ты, наверное, не понял, но наша семья с радостью и достоинством служит Тёмному Лорду. Принимая Метку, ты поклялся в этом, присягнул на верность. Мы благородные чистокровные волшебники, старинный магический род, и наша святая обязанность — помочь наследнику великого Салазара Слизерина обрести истинное могущество. Я был уверен в том, что мой сын это осознаёт. До сегодняшнего дня, — прошипел он обвинение в лицо, действительно напомнив Драко змею. — Не помешают подробности того, в чём именно ты решил меня обвинить, — уже привычно закрывшись окклюментивным щитом, попробовал уточнить Драко. — Получасом ранее Тёмный Лорд объявил мне, что благодаря тебе отныне наша семья на особом положении, что мы вольны отказываться от участия в заданиях, покидать поместье по своему усмотрению и делать абсолютно всё, что нам хочется, — процедил Люциус, зло прищурившись. В тот момент отец показался Драко похожим на шкодливого ребёнка, которому строгий родитель бросил фразу «делай что хочешь», подразумевающую абсолютно иной смысл. Малфой-старший был растерян, напуган, а непонимание того, что именно спровоцировало Тёмного Лорда, приводило его в настоящий ужас. — И поверь, я очень давно его знаю, и это не прозвучало как одобрение! Что бы ты ни придумал, Драко, какой бы рычаг давления ни нашёл, умоляю тебя прекратить! Подумай хотя бы о матери! Что будет со всеми нами, когда этому «особому положению» придёт конец?! — Ты должен отослать маму подальше отсюда, пока есть такая возможность, — спокойно заключил Драко. — Спасибо за ценный совет, напомню только, что её не потребовалось бы отсылать, если бы не твои игры с тем, кто всегда побеждает! — выплюнул Люциус очередное обвинение. — Ты прекрасно знаешь, что это не так, — покачал головой его сын. — Никто из нас тут не в безопасности, мы никакие не последователи, мы его рабы! Но так и быть, я не жду благодарности за то, что взял на себя твои обязанности и вместо главы семьи позаботился обо всех вас! — он едва успел договорить, когда рассёкший воздух резкий звук пощёчины повис в тишине, нарушаемой лишь гулом затухающего пламени в камине. — Ты забываешься, щенок! — рявкнул Люциус, брезгливо отряхивая руку, словно мог испачкаться даже о собственное чистокровное чадо. — Ты тоже, отец, — инстинктивно прижав руку к лицу, ответил Драко. — Не забывай, с кем теперь вынужден считаться твой господин, — издевательски напомнил он. — И отошли мать. Иначе я сам это сделаю, — договорил он, чувствуя болезненную пульсацию в месте, куда пришёлся удар. Отвечать он не стал. Отец, часто повторявший, что руки распускают только маггловские животные в момент, когда заканчиваются достойные аргументы, этим поступком не унизил Драко, как планировал, а лишь расписался в собственной беспомощности. — Если пойдёшь против Тёмного Лорда, выжгу тебя с гобелена, — использовал самый веский свой аргумент Люциус, не желая оставлять за сыном последнее слово. — Если бы я не дал ему отпор, с гобелена некого было бы выжигать, — ставя последнюю точку в противостоянии, парировал Драко. — Я хочу остаться один, нужно изучать информацию по заданию Тёмного Лорда, — договорив, он демонстративно опустился в кресло, взяв в руки «Расширенный курс зельеварения» и уставившись невидящим взглядом на первую попавшуюся страницу. На то, что держал книгу перевёрнутой, он внимания не обратил. Люциус ещё некоторое время оставался в комнате, сверля отпрыска немигающим, полным ярости взглядом, после чего развернулся и молча вышел. Отец капитулировал, но облегчения Драко не ощутил, более того — в душу чёрной кошкой пробралось одиночество. Снейп с началом учебного года почти всё время проводил в Хогвартсе, и ни с кем, кто хотя бы с натяжкой мог дать дельный совет, поговорить он не мог. И пришёл к самому очевидному решению: не доверять никому. Запоздалая мысль, что из него можно вытащить правду и без непростительных заклинаний, совершенно выбила из колеи. Он жалел, что дал Грейнджер чёртовых три дня на раздумье. Осознание, что теперь он не имел ни малейшей возможности расслабиться, начало буквально сводить с ума, навязчивые мысли о том, что Лорд не оставит всё так просто, порождали паранойю. Драко не питался дома, отчего эльфы наказывали себя, разбивали в кровь лбы о его мебель, прижигали себе пальцы утюгами на его глазах, умоляя прекратить. Неожиданно для себя, всегда равнодушный к страданиям домовиков, он теперь ощущал почти перманентное чувство вины перед ними, однако не собирался сдавать позиций. Идти в магические рестораны он тоже не решался, ведь Волдеморт мог установить за ним слежку и под Империусом заставить подлить зелье правды в его еду. Чтобы попасть в маггловские заведения, нужны были их же деньги, идти менять которые в Гринготтс он тоже опасался, ведь банк охраняли волшебники, которые тоже могли донести о его местонахождении, откуда тоже можно было проследить за ним. Пытаться же применить заклятие подчинения к магглу означало вполне реальную возможность нарваться на кого-то из Ордена Феникса, сталкиваться с которыми без поддержки отряда других Пожирателей Смерти было чревато. Едва ли Дамблдор давал относительно Драко какие-то особые распоряжения сражающимся на его и Поттера стороне волшебникам. В итоге в момент, когда можно было трансгрессировать на встречу, он был озабочен только тем, что истощённое физическое состояние едва ли пойдёт ему на пользу при переговорах. Впрочем, он и не собирался первым давать Грейнджер подсказки о том, чего он ждёт и на что надеется. По правде говоря, Драко и сам толком не знал, что хотел от неё услышать, списывая свою минутную слабость назначить встречу на желание ощутить, что до него есть дело кому-то, кроме связанного Непреложным обетом Снейпа. Когда казавшийся почти недостижимым миражом момент встречи, наконец, настал, Драко трансгрессировал прямо в место назначения, по выработанной годами привычке Пожирателя Смерти не заботясь о том, что его внезапное появление может не остаться незамеченным. Оказавшись в назначенном месте, Малфой согнулся пополам, искренне надеясь, что его не вывернет наизнанку на глазах кучи магглов. Сжав пальцами поручень, он на некоторое время закрыл глаза, явственно ощущая проступившую на лбу испарину и делая мелкие вдохи через нос, после чего спустя несколько мгновений вновь решился открыть их. День для середины сентября выдался нетипично жарким и щедрым на яркое солнце, словно лето решило напоследок отвоевать захваченные осенью позиции, пусть даже и прекрасно отдавая себе отчёт в том, что не сумеет их удержать. Мучившийся от давящей головной боли, дурноты и слабости, Драко не разделял восторгов магглов по поводу ненадолго вернувшегося тепла: яркий свет раздражал, глаза слезились, а настроение было паршивее некуда. Раздражённо смахнув порядком намокшую от пота чёлку, он разглядел в разношёрстной толпе идущую ему навстречу Грейнджер. Мятно-зелёное шифоновое платье с цветочным принтом, которое он никогда не увидел бы на девушке своего круга, мягко облегало её стройную фигуру, юбка чуть ниже коленей плавно скользила по бёдрам в такт её неспешным шагам. Ставшие ещё длиннее, чем он помнил со времён Хогвартса, тёмные кудрявые волосы были распущены и развевались от лёгкого ветра. Казалось, даже он был милостив к Грейнджер и не хотел портить то очарование, которое исходило от неё, превращать её причёску в привычную для глаз Драко катастрофу. Пока она приближалась, он был искренне рад тому, что благоразумно нашёл себе точку опоры в виде поручня, ведь теперь причиной головокружения был не только упадок сил. Драко почувствовал то странное смятение, которое напомнило визит в стены Хогвартса Флёр Делакур — ведьмы с геном вейлы, когда впервые позволил себе в адрес девушки те недостойные мысли, которые, по уверениям Люциуса, и отличали благородного аристократа от маггловских животных. Впрочем, отец был прав: мужчины-магглы оборачивались на Грейнджер, бросали весьма недвусмысленные взгляды, кто-то не сдерживал комментариев, однако её это, казалось, даже не смущало. То, что он сам несколькими днями ранее фантазировал о ней, было сравнимо с ударом под дых, словно поставило его на одну ступень с этими грязными созданиями. Драко стало почти невыносимо быть свидетелем тех существовавших в презираемом им мире правилам, которые Грейнджер, впрочем, негласно принимала и поддерживала. Девушки, с которыми он привык общаться, никогда не смаковали бы это липкое, неуважительное внимание, не позволили бы, чтобы на них смотрели как на кусок мяса, цель существования которого — быть обглоданным до кости и отброшенным в сторону за ненадобностью. Спустя несколько мгновений Малфой-младший ощутил такую ненависть к этим мужчинам-магглам, что готов был прямо в эту секунду собственными руками обрушить проклятый мост Бомбардой максима, ещё спустя время — собирался пустить себе Аваду в лоб за то, что его отчего-то в принципе задело распутное поведение Грейнджер, хотя это была уж точно не его, а Поттера головная боль, а в довершение волна негодования буквально накрыла его оттого, что проклятая заучка неожиданно решила вырядиться на деловую встречу как на Святочный бал. Это была хитрая стратегия, не иначе, а потому он ощущал себя так, словно первый раунд переговоров по умолчанию с треском провалил. В глазах потемнело от гнева, а оттого Драко не желал видеть, что Гермиона не поощряла все эти знаки внимания, а лишь высматривала его в толпе. Чувствуя вновь подступившую к горлу желчь, он позволил ярости полностью поглотить его, с наслаждением отбросить все ментальные щиты, чтобы дать понять, что, какой бы изощрённый план Грейнджер ни вынашивала в своей чересчур умной голове, он видит её насквозь и не позволит собой манипулировать. Не позволит в очередной раз превзойти его. — Привет, грязнокровка, — с вызовом бросил он, когда она подошла совсем близко, вложив в каждый произносимый звук максимум презрения и брезгливости, и поморщился, когда до ноздрей долетел ставший привычным запах её духов, от которого головокружение трансформировалось в почти невыносимое. Признав, что отказ от окклюменции был ошибкой, Драко быстро закрыл сознание, чтобы проигранное сражение не обернулось для него поражением в войне. — Я с нетерпением жду, что же такого вы можете предложить, чтобы я захотел помощи от тех, кто проигрывает, — холодно продолжил он, глядя куда угодно, но только не на Грейнджер. Её судорожный вдох придал ему уверенности в том, что пусть на короткий миг, но он взял реванш и выбил у неё почву из-под ног так же, как и она у него несколькими минутами ранее.11
3 марта 2022 г. в 18:02
Проснувшись на следующий день, Гермиона неожиданно для самой себя почувствовала спокойствие. Гарри было присуще упрямство, и если он нуждался в тайм-ауте, чтобы поостыть, самым правильным казалось пойти ему навстречу. Да, так сильно они никогда раньше не ссорились, однако и столь серьёзных противоречий прежде не возникало. Война давила на них, заставляла сомневаться, ломала и переворачивала с ног на голову всё, что до её начала казалось очевидным, а потому нужно было давать себе возможность перевести дух и вспомнить, в чём каждый из них видел конечную цель. Чтобы зафиксировать её в сознании, как путеводную звезду, и даже в самые тёмные времена вспоминать о том, за что сражаешься.
Отогнав от себя затаённые мысли о том, так уж ли на самом деле совпадали их с Гарри жизненные планы по окончании войны, она быстро умылась и спустилась к завтраку.
Поприветствовав присутствующих и услышав в ответ нестройный хор голосов, девушка постаралась не реагировать на то, что Гарри уткнулся носом в тарелку и проигнорировал её появление, и заняла своё привычное место рядом с ним. Несмотря на разделявшие их считанные сантиметры, реальная пропасть между ними стала просто необъятной. Атмосфера за столом была непривычно тихой: вернувшиеся утром с рейда орденовцы мечтали о том, чтобы поскорее разделаться с завтраком и отправиться отдыхать, а те, кто вчера засиделся в гостиной, вероятно, получили нагоняй от Молли, которую мало интересовало, что все они давно совершеннолетние волшебники и что вечеринку позволил устроить сам Дамблдор.
Оглядевшись, Гермиона поняла, что бывшего школьного директора за столом не увидела, что отозвалось в ней досадой: о записке Малфоя она хотела рассказать как можно скорее, чтобы получить дальнейшие указания, а не полагаться вновь на собственные весьма сомнительные «расширенные полномочия». В конце концов, она не просто открыто поддержала его план, но даже пошла на конфликт с Гарри и оттого считала себя вправе рассчитывать, что лидер сопротивления не станет перекладывать всю ответственность на неё, а хотя бы в общих чертах подскажет, как провести переговоры с Малфоем.
Наскоро позавтракав, она вернулась в спальню с твёрдым намерением посвятить эти три дня попыткам самостоятельно отыскать какие-то зацепки, где ещё могли «всплывать» похожие на влияние тёмных душ катаклизмы, однако дело стопорилось из-за участившихся нападений Пожирателей на магглов. В создаваемой ими мешанине было практически невозможно проверить все те якобы паранормальные явления, которые то и дело вспышками происходили в разных частях Лондона. Вновь выдохнув и напомнив себе, что родители в безопасности в тысячах миль от того хаоса, который Орден из последних сил сдерживал, Гермиона провозилась с газетами до глубокого вечера. К собственному удивлению, она в итоге оценила как дополнительное удобство отсутствие Гарри на общей территории. Загнав поглубже муки совести, она списала испытанное облегчение на дежа вю от так трепетно любимого ею времяпрепровождения в библиотеке. Ненадолго покинув комнату, девушка соорудила пару бутербродов, которые и заменили ужин, после чего вновь вернулась в своё маленькое уютное убежище.
Второй день мало чем отличался от первого, являя собой всё тот же бойкот Гарри и отсутствие Дамблдора. Гермиона наметила для себя несколько мест Лондона, которые можно было попробовать проверить на наличие крестражей, если Малфой не пожелает сотрудничать, и выпросила у Грозного Глаза книгу о тактике эффективного ведения переговоров. Не то чтобы она верила в возможность практического применения этих методик, но чтение всегда помогало ей отвлечься, а изучение литературы этой тематики создавало иллюзию контроля над ситуацией.
Грейнджер ни капли не обольщалась относительно перспектив: если она не предложит Малфою нечто совершенно выдающееся и экстраординарное, он никогда не станет подвергать себя тому риску, который влечёт за собой статус двойного агента. А отсутствие опытного в подобных делах Дамблдора буквально сводило на нет шансы на успешные переговоры.
Большинство рекомендаций сводилось к обязательному выяснению мотивации объекта, его сильных и слабых сторон. Кое-где звучало, что необходимо дать понять, что сотрудничество в первую очередь как раз таки в его интересах, однако именно в этом была самая большая сложность. Несмотря на то, что долгие шесть лет проучилась с Драко Малфоем бок о бок, она понятия не имела, что он за человек. Детские издёвки и провокации, которые Гермиона попросту пропускала мимо ушей, едва ли могли сказать что-то о нём как о личности. Но, поскольку тот всегда подчёркивал в разговорах, насколько гордится отцом, она в конечном итоге воспринимала бывшего однокурсника не иначе как бледную тень Люциуса Малфоя, с негативным отношением к которому окончательно определилась после битвы с Пожирателями Смерти в Министерстве Магии на пятом курсе.
Задумчиво сверля глазами стену комнаты, Гермиона ловила себя на мысли, что по всей логике её должна была раздражать необходимость много думать о бывшем сокурснике, однако казавшаяся предсказуемой эмоция так и не настигала — и это сбивало с толку ещё сильнее. В итоге к вечеру второго дня с момента получения записки она пришла к выводу, что… пожалуй, была заинтригована тем, что тот не только разозлил своего господина и при всём при этом каким-то поистине волшебным образом остался жив, но и пожелал её выслушать, несмотря на имевшееся у него преимущество при поиске крестражей и, очевидно, более-менее стабильное положение в числе последователей Волдеморта.
А ещё — в определённый момент чтение отчего-то перестало помогать отвлечься, поскольку она теперь спотыкалась о каждую строчку, в которой озвучивалась необходимость анализировать личность объекта. И Гермиона честно это делала, хотя его поведение во время двух их недавних столкновений можно было назвать диаметрально противоположным. Она вынуждена была признать, что ей до дрожи в коленках было интересно, что могло заставить Малфоя пройти столь короткий путь от брошенного ей прямого вызова в королевском лесу Дин до готовности выслушать предложение о помощи Ордена.
Прикрыв глаза от усталости, Гермиона почувствовала затылком мягкость обтянутого тёмно-синим бархатом стула. Она ненавидела импровизировать, во время учёбы всегда самостоятельно осваивала несколько тем вперёд, с началом войны готовилась к любому заданию заранее, теперь же ситуация вынуждала её действовать по буквально ежесекундно меняющимся обстоятельствам.
— В чём же твоя слабость, Драко Малфой, если теперь, судя по всему, ты не боишься даже Сам-Знаешь-Кого? — едва слышно прошептала она.
— Грязнокровка не должна произносить имя потомка великого рода Блэк, — раздалось за спиной ворчание Кикимера. — Грязнокровки понятия не имеют об истинной чистоте, о долге перед родом, о традициях… Блуд и непотребство творится в этом доме, если бы моя покойная госпожа видела… — продолжал причитать он, с помощью эльфийской магии укладывая в шкаф чистое постельное бельё, но успевшая привыкнуть к подобному Гермиона просто перестала вслушиваться.
Решив, что утро вечера мудренее, она переоделась в пижаму и легла, но сон не шёл, а пить зелье сна без сновидений не хотелось: снадобье действовало на Гермиону слегка нестандартно — приняв его, она могла и проспать, не услышав будильник.
Утреннее пробуждение не принесло покоя, наоборот, тревожное ожидание наступления назначенного Малфоем времени напоминало медленное погружение в тягучее болото, попытка выбраться из которого только усугубляла положение.
Гарри не спустился к завтраку, отчего Гермиона неожиданно не расстроилась, а разозлилась. Размолвка начинала растягиваться во времени, однако, чтобы идти на мировую первой, нужно было подготовить мало-мальски сносный компромисс. И тут Грейнджер открещивалась от дальнейших мыслей на этот счёт, поскольку в свете порученной миссии на ещё один мозговой штурм её просто-напросто не хватило бы. Тем не менее она не преминула отметить, что Джинни также отсутствовала, что окончательно утвердило в мысли — первой идти на примирение должна не она. И хотя Гермиона точно знала, что Гарри поселился в общей спальне и объективных причин связывать их совместное с младшей Уизли отсутствие на завтраке не было, неприятные назойливые подозрения прокрались-таки в душу.
Перекусив, она вновь решила попытать счастье и подошла в комнате Дамблдора, однако обиталище главы Ордена, в котором она последние несколько дней, казалось, провела больше времени, чем в собственной комнате, вновь было закрыто. На стук никто не отозвался, а портрет со свойственной ему неприязнью ко всем нечистокровным волшебникам процедил сквозь зубы, что если она не заметила, то его нет в штабе уже несколько дней.
— Гермиона, профессор Дамблдор вернётся примерно через неделю, не раньше, — услышала она за спиной голос Рона и резко повернулась, подарив ему немного озадаченный взгляд.
— Не знаешь случайно, где он? — вздохнула она, на что тот только пожал плечами.
— Если не знаете ни ты, ни Гарри, то где нам, простым смертным, быть в курсе? — протянул он и неожиданно добавил: — Как ты?
— Нормально, спасибо, — после некоего замешательства кивнула в ответ Гермиона. После крупной ссоры на шестом курсе, когда Рон узнал об их отношениях с Гарри, они не общались вообще около года. Во время свадьбы Билла и Флёр Министерство захватило марионеточное правительство Волдеморта и они ушли в подполье. В тот момент под давлением Молли статус-кво был восстановлен, но реанимировать прежнюю дружбу у трио не получилось.
— Прости, если я лезу не в своё дело, просто все кругом шепчутся из-за того, что Гарри переехал в общую комнату, а ты постоянно одна, и я подумал… — неловко начал он, подбирая слова, — в общем, если хочешь поговорить, то я к твоим услугам. А то с ума ведь сойдёшь — постоянно читать, запершись в комнате, — добродушно закончил мысль Уизли и обезоруживающе улыбнулся.
Донельзя удивлённая его инициативой, Гермиона тепло улыбнулась:
— Это очень мило с твоей стороны, Рон, спасибо, — она замялась, почему-то вспомнив о тактиках ведения переговоров и испытывая неловкость оттого, что больше воспринимала этот разговор как возможность попрактиковаться перед встречей с Малфоем, чем как возможность вновь увидеть в Роне друга. Мгновенно отмахиваться от нескольких лет напряжённости она, увы, не умела.
— Послушай, — продолжал разговор он, игнорируя намёки Гермионы на нежелание общаться, — Дамблдор, конечно, часто повторяет, что нужно держать яйца в разных корзинах, и я не прошу подробностей, но ведь понятно же, что он поручил тебе что-то. И Гарри злится из-за этого.
— Рон, ты же сам понимаешь… — она развела руками, давая понять, что просто не может сказать больше.
— Ты по-прежнему не играешь в магические шахматы? — неожиданно сменил он тему, отчего глаза Гермионы широко раскрылись.
— Я… Могу порой составить Гарри компанию, если остальные любители этой игры в рейде, — зачем-то поддержала она беседу, хотя следовало собираться на назначенную Малфоем встречу.
— Отчего же ваша последняя совместная игра так его разозлила? — задал вопрос Рон, и Гермиона поняла, что речь вовсе не о шахматах. Поколебавшись несколько мгновений, она решилась поделиться с ним своими переживаниями. В конце концов, за невозможностью посоветоваться с Дамблдором младший из сыновей Уизли действительно был лучшим игроком и стратегом.
— Я применила турецкий гамбит, — встретившись с Роном взглядом, ответила она. — И Гарри это не понравилось.
— Какова же была цель? — продолжил странный разговор он, словно действительно хотел помочь.
— Я должна сделать так, чтобы чёрная пешка начала играть за белых, — понизив голос почти до шёпота, пояснила Гермиона, отчего-то страшась услышать, что несёт полнейшую чушь. — А Гарри считает, что утраченная фигура только усилит чёрных. И что мне следует обходиться собственными ресурсами.
— Гарри привык полагаться на везение, а не продумывать каждый ход, — отметил Рон, воздержавшись от критики действий Гермионы. — И он неправ, — буднично заключил Уизли. — Твоими могут стать те ресурсы, которые ты пожелаешь сделать таковыми. Вопрос только в том, действительно ли они настолько нужны?
— Я лишь одна из пешек. А партию ведёт другой игрок, — честно ответила Гермиона. — Ресурс может быть потенциально полезен. Но я не уверена, что он захочет произвести рокировку.
— Гермиона, мы очень давно знакомы, и я уверен в одном — если ты ставишь перед собой цель, то совершенно точно достигаешь её. И поэтому эта партия — не исключение.
Рон говорил с такой убеждённостью, что девушка неожиданно для себя почувствовала, как сжавшееся внутри неё комом напряжение постепенно растворялось.
— Просто думай о той пешке как о ресурсе, который тебе нужен. Ты достигнешь эту цель. А Гарри перебесится, — ободряюще улыбнулся он. — Слушай, я на сутки ухожу в рейд, а когда вернусь, если хочешь, мы поговорим о… шахматах ещё, идёт? — подмигнул Уизли, отчего Гермиона даже улыбнулась.
— Идёт, — кивнула она. Рон ещё шире улыбнулся и направился к выходу.
— Рональд! — окликнула его Гермиона в дверях, заставив вновь повернуться в её сторону и слегка прищуриться, задавая невысказанный вопрос. — Спасибо, — произнесла она, словно не могла не дать понять, какое на самом деле значение имел этот разговор.
— Не за что, — беззаботно ответил он. — Хорошего дня и удачного хода, Гермиона, — в последний раз тепло улыбнувшись, он закрыл за собой дверь.