Охотники за привидениями

      Гермиона понимала, что доступная ей роскошь побыть одной была пределом мечтаний почти у всех остальных орденовцев, тем не менее она успела к ней привыкнуть и в известной степени воспринимала как должное. Теперь же, когда обстоятельства, напротив, заставляли как можно больше находиться среди соратников по сопротивлению, напряжённо вслушиваться в каждое слово, не терять бдительности буквально ни на секунду, она особенно остро осознала, как скучала по возможности запереться в своей комнате, чтобы до глубокой ночи в тишине упоённо изучать нужную для поисков очередной монеты информацию. Скучала по доверенной миссии, в которой сумела проникнуться важностью собственного дара и начала воспринимать его иначе, чем досадную и не нужную в волшебном мире странность. Отчаянно, до боли в груди скучала по…       С силой тряхнув головой, Грейнджер буквально приказала себе дальше мысль не развивать, и, сидя у очага на кухне, вновь обратилась в слух. Она надеялась, что где-то в тихих разговорах промелькнёт новая стратегия, которую орденовцам пришлось разработать. С момента собственного возвращения с крестражем она более не допускалась к военному совету. Официально — из-за отсутствия волшебной палочки и, следовательно, возможности участвовать в заданиях. Но Гермиона догадывалась, что истинной причиной стало её несогласие с безумным планом Грюма захватить в плен Северуса Снейпа и заставить того сообщить, где находится последний крестраж. Кара за саботаж, не иначе.       Напряжённое ожидание и одновременно ощущение приближения чего-то неотвратимого витали в воздухе, неумолимо ведя к развязке. И понимавшая это Гермиона желала только одного: чтобы победа не досталась им чересчур дорогой ценой.       Поёжившись, она поправила сползшую с плеч шаль и продолжила сверлить взглядом огонь, тепло которого не очень-то спасало от пробиравшегося даже под вязаную накидку сквозняка.       — Разрешишь? — вырвал её из задумчивости голос Гарри, приближение которого она даже не заметила. Растерянно кивнула, когда он жестом указал на деревянную лавку, на краю которой расположилась и она сама. — Помогаешь Молли с ужином? — вновь спросил он, когда устроился на некотором расстоянии от Гермионы.       — Увы, на данном этапе я не могу быть полезной даже в этом, — ответила Грейнджер, вновь вернув внимание огненным языкам, ласкающим бока и дно котелка внушительных размеров. Причина, по которой Гарри решил снизойти до разговора, её почти не интересовала.       — Ты хороша и в беспалочковой магии, а сейчас просто скромничаешь.       — Как бы то ни было, Грюм так не считает, — с некоторой усталостью в голосе отрезала она, совершенно не уверенная, что к её запрету присутствовать на военном совете руку в том числе не приложил и сам Гарри.       — Вот чёрт, — вместо ответа прошипел он, схватившись за голову. Жест, который Гермиона всегда узнавала безошибочно.       — Шрам?       — Да, в последнее время Сама-Знаешь-Кто прорывается. Не помогает даже окклюменция, — признался он. Краткий мирный диалог. Грейнджер он показался одновременно и привычным, и противоестественным. Едва ли на Гарри кто-то наложил Обливиэйт, стёрший из памяти брошенные в её адрес злые слова. — Он слабеет. Чувствует это, ищет духоловов за пределами Англии. Даже палочка ему как следует перестала подчиняться, — не подозревая о её мыслях, продолжил он. — Как видишь, от меня хотя бы в чём-то есть толк теперь. Сейчас-то ты понимаешь, насколько тяжело просто бездействовать?       — Если бы моё бездействие имело смысл, я бы ни слова не сказала. Вы же сейчас хотите отправить кучу волшебников на верную смерть совершенно зря, — даже не пытаясь вновь достучаться, пожала Гермиона плечами нарочито равнодушно. Якобы мирная беседа ничего по сути не меняла. Время их с Гарри попыток услышать друг друга давно вышло.       — Ты же нам не помогаешь даже в том, в чём можешь, — не преминул заметить он. — Грюм дал задание направить привидение на поиск монеты в дом Снейпа, а что в итоге?       — Сам-Знаешь-Кто почувствовал бы крестраж в магическом Лондоне, ведь он лишён хранителя. Я уже об этом говорила.       — Снейп мог найти нового хранителя, — парировал Гарри. — И обладать твоим даром не обязательно. Достаточно быть просто волшебником. Ловушку Душ может создать любой из нас. И ничто не помешает отдать монету магглу при жизни, заставить его оставаться внутри Ловушки, а после смерти несчастного быть уверенным, что пойманная душа никуда не сбежит!       — Ты себе очень плохо представляешь, насколько сложно удерживать в Ловушке душу хранителя, даже если видишь её… — устало прокомментировала она. — Рано или поздно пленник справится с любой магией и попросту на кусочки разорвёт своего тюремщика.       — Для того в вашем арсенале есть и пыточные заклинания. Исполнить которые, разумеется, опять же может любой волшебник.       — Это только ускорило бы слияние души с монетой и придало ещё больше сил. Прости, но миссис Фландерс в дом Снейпа я не стану отправлять. Просто потому, что это бессмысленно, — резюмировала Гермиона, вновь отвернувшись и теряя всякий интерес к разговору окончательно.       — Снейп энциклопедически образован, он мог найти способ скрыть монету без хранителя, — игнорируя её очевидное нежелание спорить дальше, наседал Гарри.       — Предположим. Предлагаешь мне по уровню аморальности дать фору Сам-Знаешь-Кому? — прищурилась Гермиона. — То, что Грозный Глаз поставил перед фактом, что таков его план, не означает мою готовность подвергнуть проклятию монеты мирную душу, которую чудом от неё сумела избавить! У меня есть кодекс, в конце концов!       — Слушай, просто перестань… — замолчав, он снял очки и устало потёр веки пальцами. — Я собственными глазами видел, как ты протянула ладонь и получила крестраж! Без волшебной палочки. От той самой души.       — В тот день твои глаза видели достаточно того, что им не предназначалось. Да и разговор ты ведёшь с волшебницей, которой, цитируя тебя же, лучше бы не было в живых! — не выдержала Гермиона. — Ты снизошёл до общения со мной в надежде, что из чувства вины, которое, по твоему мнению, с чего-то должна испытывать, я стану плясать под вашу дудку?! Так вот, этого не будет!       — Я сожалею о тех словах.       — Гарри, мне не нужны извинения, если ты не испытываешь потребности их принести.       — Тогда чего ты хочешь?       — Я хочу, чтобы ко мне перестали относиться как к взбалмошной глупой девчонке, доверили палочку и позволили хотя бы попытаться самой выйти на связь со Снейпом! Тогда не потребуется в очередной раз мучить привидение, не говоря уже о смертельном риске лезть в Хогвартс!       — Если не желаешь, чтобы к тебе относились как к взбалмошной глупой девчонке, так не веди себя так, — хмыкнул Гарри в ответ. — Довериться Снейпу — таков твой план? Можешь гарантировать, что он не приведёт нас прямиком в ловушку?       — А ты можешь гарантировать, что после пытки или Веритасерума он точно скажет правду? — резонно спросила Гермиона. — Талантливый зельевар наверняка принимает противоядие. По большому счёту, вопрос только в том, какому методу получения информации ты считаешь правильным доверять.       — Интересно, что о доверии заговорила именно ты, — Гарри поморщился. — Полагаю, сейчас от нас всех требуется просто поверить, что тебя с… напарником он вытащил из плена не из-за Непреложного обета, а по причине его верности Ордену. Что все эти годы Дамблдор не терял связь с тем, кто его едва не убил. Что он с радостью передаст нам крестраж, стоит только попросить? Тебя послушать, так глубоко в душе чуть ли не каждый Пожиратель Смерти на самом деле на нашей стороне! Вот только Рон, Кормак и многие другие с тобой не согласились бы в корне! — язвительные ноты в его тоне проступали всё отчётливее с каждым новым вопросом. — Хватит, Гермиона. Просто остановись. Я столько лет мирился с приказами, даже когда не был с ними согласен. Ты настаивала на этом. Раз за разом убеждала, что мы обязаны доверять соратникам. Что, если каждый будет тянуть одеяло на себя, победы нам не видать. Так что изменилось? Или на тебя эти утверждения не распространяются? — испытующе глядя, спросил он. — И да — я сожалею о тех своих словах. Действительно сожалею. Так что прости, если не даю тебе повода оправдывать собственные мерзкие поступки.       — Акцио мантия, — тяжело вздохнув, Гермиона поднялась с лавки, наблюдая, как предмет одежды приплыл в руки из её комнаты. И пока она возилась с завязками, Гарри молча ждал. Грейнджер не сомневалась: любое её решение он просто озвучит Ордену. — Хорошо, Гарри. Ты прав, я не должна подвергать сомнению приказы командования, — отвернувшись, она двинулась к двери.       — Подожди, — окликнул он, догнав девушку.       — Что-то ещё? — стараясь, чтобы голос не дрожал, спросила Гермиона.       — Без палочки туда нельзя. Вот, возьми, — протянул он магическое орудие Гермионе. Та сразу её узнала. Несмотря на боль, которая разрывала её на куски, просто невозможно не запомнить то самое оружие, которым эти страдания причиняли.       — Откуда у вас это?       — Кингсли обезоружил Лестрейндж в последнем рейде. Я бы отдал палочку твоего так называемого напарника, но мы проверили: мне она подчиняется беспрекословно. Надеюсь, ты не возражаешь против такого расклада?       — Ещё секунду назад я собиралась отправиться на поиски монеты в компании привидения без палочки, — стараясь выглядеть отстранённой, ответила Гермиона. Несколько мгновений она молча смотрела на палочку, после чего аккуратно приняла её, стараясь не прикоснуться к Избранному. — К слову, Гарри… смею заметить, что не жду ни от тебя, ни от кого-либо ещё поводов оправдывать мои, как ты выразился, мерзкие поступки. Просто потому, что не считаю их таковыми.       Договорив, она развернулась и направилась к антитрансгрессионному барьеру. Отчаянное желание закончить войну как можно скорее горело на кончиках пальцев, грозя высвободить спонтанную магию и привлечь к своей персоне лишнее внимание. Внезапное открытие пугало и будоражило до глубины души: Гермиона была уверена, что, доведись ей сейчас встретиться с тем Гарри, которого она знала до начала этого противостояния, он не имел бы ничего общего с нынешним. И Грейнджер могла поклясться, что способна была буквально на всё, чтобы остановить эту трансформацию.        И насколько в принципе было возможно пережить войну и остаться собой, а не переломанным жалким подобием собственной личности, она не знала вовсе.       Поиски миссис Фландерс на Бейкер-стрит разительно отличались от предыдущих появлений Гермионы на станции. Несмотря на то, что час пик уже закончился и поток магглов схлынул, привидение показываться не спешило, из чего духолов сделала вывод, что оно просто не хотело быть найденным.       Обойдя платформу по кругу несколько раз, но так никого и не заметив, Гермиона решила сменить тактику. Демонстративно разочарованно вздохнула и поспешила встать на эскалатор, словно смирилась с неудачей и направилась прочь из метро. Разумеется, далеко отходить не стала: спряталась за кирпичной стеной, отделявшей вход в метро от подземного перехода. Магглов поблизости не наблюдалось, так что она вытащила палочку и, прежде чем попытаться наложить на себя заклинание невидимости для душ, которое почерпнула из записей Драко, направила ту на фантик от шоколадки, который кто-то до урны не донёс:       — Вингардиум Левиоса! — взмахнув палочкой, она рассекла воздух, по ходу действия удивляясь сама себе. Дело в том, что раньше Гермиона никогда не придавала особого значения тому, чья палочка оказывалась у неё в руках. Ещё до получения задания, связанного с даром, спокойно умела, обезоружив врага в магической дуэли, продолжить сражение, держа в руках две палочки и поражая заклинаниями противников той из них, которой это бывало удобнее. Более того — намеревалась со временем научиться колдовать без палочки не менее эффективно, чем с магическим орудием в руке. И от планов своих не отказалась бы, если б не злополучная особая миссия, заставившая сконцентрироваться на совершенно иной магии. Тем не менее очередным за этот вечер неприятным открытием стало категоричное нежелание без предварительной проверки направлять на себя палочку, которую многократно видела в кошмарах.       Бумажка послушно переместилась прямиком в урну, убедив Гермиону, что полученное орудие худо-бедно подчиняется, по крайней мере в элементарных заклинаниях. На чём свет сквозь зубы ругая Элизабет, по ведомым только ей причинам пожелавшую исчезнуть с радара, Грейнджер сделала глубокий вдох, направила палочку на себя и произнесла заклинание. Несмотря на то, что никаких видимых изменений за этим не последовало, девушка всё-таки решилась попытать счастье и вернуться на станцию.       Прятаться Грейнджер не стала, остановившись чётко в центре: там, где обзор был лучше всего. Потекли томительные минуты, однако Элизабет так и не появлялась. Несколько раз незнакомые призраки прошли сквозь Гермиону. Это означало, что заклинание действительно работало: насколько она успела понять, души предпочитали всё же обходить живых при наличии выбора.       Знакомая прихрамывающая походка, которую уловило боковое зрение, заставила повернуть голову и удостовериться: на платформе появилась Пенни, самоубийца, с которой Гермиона разговаривала несколько месяцев назад. Духолов последовала за ней, стараясь ступать как можно тише.       Пенни тяжело спрыгнула на рельсы, с видимым трудом встала на ноги и заковыляла прямо по путям. С тревогой посмотрев на циферблат часов, Гермиона прибегла к заклинанию «Тихоход», после чего повторила её действие, отметив про себя, что если бы поток людей ещё не схлынул и поезда ходили бы чаще, продолжить слежку просто не смогла бы. Всматриваясь вдаль и готовясь в случае чего сразу трансгрессировать, Грейнджер следовала за призраком, медленно хромавшим во тьму туннельного перегона. Свет приближавшегося поезда успел замаячить в зоне видимости, когда Пенни резко взяла направо в сторону туннельного ответвления с надписью «Эвакуационный проход». Гермиона с готовностью повторила её действие и едва не столкнулась нос к носу с Элизабет, которая определённо пыталась проверить, не было ли слежки за отправленной ею «разведчицей».       Гермиона резко отшатнулась и уже спокойнее отошла на метр от привидений:       — Ну что? — в нетерпении уточнила миссис Фландерс.       — Она ушла, — поспешила успокоить её Пенни.       — Ты уверена? Точно помнишь, как она выглядит? Не могла пропустить случайно? — продолжила наседать душа.       — Миссис Элизабет, я мёртвая, но не дура, — надула окровавленные губы девушка. — Точнее, дура, но не в том, чтобы не запомнить, как выглядит духолов. Походила-походила и отправилась восвояси. Почему вы прячетесь-то от неё, не возьму в толк никак? — не удержалась она от вопроса. — Она же вам нравилась вроде.       — Ах, Пенни… — в ответ миссис Фландерс погладила девушку по сбившимся в грязную кровавую паклю волосам. — Нравится — не совсем верное слово. Я к ней привязалась. А привязанности делают нас слабыми. Уязвимыми. Смешно, но сейчас, когда мне давно нечего терять, включая собственную жизнь, я всё же умудрилась опять найти того, за кого не колеблясь её отдала бы.       — Зачем тогда прячетесь? — продолжила допытываться Пенни.       — Затем, что я просто не знаю, как сообщить Гермионе о том, что её сторона проиграет, — Грейнджер на несколько секунд задержала дыхание, заметив, что в глазах привидения заблестели слёзы.       — Да ладно, — легко отмахнулась в ответ собеседница Элизабет. — Вы же сами рассказывали, что когда Гермиона с красавчиком найдут монеты, злой волшебник станет смертным. И всё! В его теле и души-то почти не осталось. Добить его будет легко! Разве не это вы говорили?       — Он владеет самой могущественной волшебной палочкой в мире. — Миссис Фландерс перешла на шёпот, однако Гермиона прочла бы эту фразу даже по губам. — Их Избранный готов к дуэли. Но он обречён. Как и весь мир. И волшебный, и неволшебный. Жаль, что я не пожелала покоя для своей души. Не думала, что это приведёт к созерцанию Судного дня.       — Да быть того не может! Добро ведь всегда побеждает! С чего вы взяли, что его палочка самая могущественная? Расскажите! — вновь упрашивала Пенни.       Грейнджер слушала её, чувствуя, как зашумело в ушах, а металлический кровавый привкус во рту дал понять, что она непроизвольно прокусила щёку и даже этого не заметила.       Элизабет. Простая маггловская душа, пожелавшая помочь. Случайно попавшая в Ловушку Драко в их первое столкновение в метро. Или не случайно?       «Стоило умереть, чтобы узнать о том, что на самом деле магия существует!»       «Не нужно меня благодарить, просто убирайтесь отсюда подобру-поздорову, к чёрту Альбуса с его заданиями!»       Элизабет, вытянув руку с зажатым в ладони крестражем, держит её над головой Гарри, как будто просто знает, что этим сможет вывести его из строя.       Она слишком много ведает о мире, сокрытие которого от магглов является причиной существования Министерства магии как такового. Являлось, по крайней мере. И, похоже, знает даже то, что неизвестно самой Грейнджер.       — Действительно, расскажите, — снимая с себя чары невидимости, поддержала Гермиона просьбу Пенни. — Я тоже с удовольствием послушаю.       Испуг души при её возникновении оказался настолько велик, что Элизабет даже задрожала, будто оставшаяся от неё нематериальная субстанция вновь завладела давно умершим телом. Выдала реакцию, которая той, кому терять уже нечего, не должна была быть свойственна.       — Раз уж то, что вы так не хотели мне сообщать, я всё равно уже услышала, предлагаю познакомиться заново, — заставляя себя не реагировать на панику привидения, холодно проговорила Гермиона. — Начнём с лёгкого: кто вы? И на этот раз я хочу слышать правду.       — Элизабет Вирджиния Фландерс. — Она не стала спорить, не оскорбилась, не устроила торг за свои ответы. Смирилась. И, что совсем на неё похоже не было, даже не поинтересовалась местонахождением Драко. Не предприняла попытку отвлечь Гермиону.       — Я не лгала вам. Просто не пожелала делиться чем-то очень личным.       — То есть мой секс в вашем понимании не был чем-то очень личным, а о таком незначительном нюансе, как знание о существовании волшебного мира, вы предпочли умолчать?       — Справедливости ради, вы не очень-то моей персоной интересовались, Гермиона, — не преминула заметить давно умершая женщина. — Пенни, прошу тебя, оставь нас наедине. Предстоит длинный разговор, а тебе не нужно знать слишком много. При необходимости нас тоже могут найти. И допросить. Я права, Гермиона? — обратилась она к духолову.       — Да, — та кивнула в ответ. — Подобных мне волшебников мало, но они есть. И некоторые из них способны разуверить привидение, что самое плохое с ним уже случилось.       Пенни открыла было рот, чтобы возразить, однако Элизабет молча покачала головой, и та, опустив голову, подчинилась. Разочарованно вздохнув, она двинулась в сторону рельс, опять прыгнув на них, но теперь аккурат под с жутким грохотом пролетевший мимо скоростной поезд.       — Оглохни! — взмахнув палочкой, Гермиона быстро сотворила вокруг себя и привидения защитные чары, чтобы посторонние звуки подземки, работающие на путях магглы или разыскивающие Элизабет души не сумели обнаружить их.       — Смешно, но если бы тогда, в Королевском лесу Дин, вы не обронили фразу про задание от профессора Дамблдора, я бы ни за что не последовала за вами, — начала Элизабет, не став дожидаться очередной порции вопросов.       — Вы знали его при жизни? — спросила озарённая догадкой духолов. — И не только его. Вы знали о существовании мира магии вопреки Статуту о Секретности! Не верили в духоловов, а попросту знали, что мы существуем! И что за самая могущественная палочка?! Не существует такой! Каждая палочка выбирает себе волшебника, когда тому исполняется одиннадцать! Учится вместе с ним, набирается опыта, становится его продолжением! И могущество его определяется желанием раздвинуть границы собственных магических возможностей! Желанием и готовностью посвятить себя науке!       — Гермиона, моя милая девочка, вы так горячо это доказываете, что я готова в это поверить в ту же секунду. Есть только одно небольшое затруднение: согласитесь, сложно забыть то, что увидела в последние секунды собственной жизни, — она обезоруживающе улыбнулась, заставив Грейнджер вспомнить о том, что в течение долгих месяцев отчаянно пыталась стать той другом. И в меру скромных возможностей помочь. — Вижу, вы мне не верите, — шутливо погрозила она ей пальцем. — Понимаю, какие у вас мысли в голове: не нужно много ума, чтобы убить магглянку. Любой палочкой. И всё же постараюсь вам доказать, что моя буйная фантазия здесь ни при чём. Как думаете, почему я выбрала метро? — внезапно перевела она тему.       — Не знаю, — пожала плечами в ответ Гермиона, припоминая момент, когда впервые увидела Элизабет и мазнувшую мысль, что той могло просто-напросто нравиться не зацикливаться на привычном, а даже после смерти интересоваться абсолютно всеми неизбежными переменами.       — Видимо, время моей истории всё же настало, — тепло улыбнулось привидение, прежде чем начать свой рассказ.

***

      Элизабет Вирджиния Фландерс никогда не мечтала о чём-то сверхъестественном. Не хотела спасти мир, совершить научный прорыв, написать книгу, которую признают впоследствии современной классикой, даже стать владелицей конюшни, где разводили бы элитные породы скаковых лошадей. Напротив, душа её при жизни жаждала чего-то совершенно тривиального: крепкую семью, сколько бог даст ребятишек, шумных посиделок за праздничным столом, пикников на выходных в редкие для Лондона тёплые деньки. Того, что большинство не ценило и принимало как обязательную часть программы, а уж теперь, в современном мире, у многих вовсе вызывало лишь презрительную ухмылку.       В определённый момент Элизабет даже думалось, что её мечтам вполне суждено сбыться. Когда она вышла замуж за Дэвида Фландерса, сына маминой лучшей подруги, то совершенно искренне поверила в собственную к нему любовь. Когда поняла, что беременна, — испытала чувство доселе неведомой эйфории. Ожидание ребёнка стало для неё временем самым счастливым: никаких свойственных её положению недомоганий она не ощущала и близко, только растущий живот напоминал о с каждой минутой приближавшемся к ней абсолютном счастье. Будучи женой каретных дел мастера, имевшего приличный доход благодаря отличной репутации среди весьма придирчивых клиентов, коими отличаются все богатые владельцы транспорта, молодая миссис имела возможность обеспечить себе наблюдение у опытной повитухи и нанять приходящую пару раз в неделю служанку. Траты в виде пары фунтов в месяц за услуги акушерки и помощь по дому молодой муж считал сущей мелочью за осознание того, что его любимая Бетти лишена сомнительного удовольствия от прачечных дел и при первой же необходимости к ней прибудет лучшая акушерка, которую можно было найти в Ист-Энде. Частенько молодые супруги, сидя за подсчётом еженедельных доходов и планированием необходимых трат, мечтали о том, как накопят деньги, переедут в район поприличнее и получше. Смеясь и фантазируя, они даже упоминали Белгравию, ну а пока жили там, где жили.       У них родилась прехорошенькая девочка. Акушерка миссис Блант вовсю нахваливала малютку и новоиспечённую мать, а во время первого тоста за здоровье молодой матери и младенца уверенно пообещала в ближайшие пару лет ещё одного, с той лишь разницей, что это будет наследник. Дэвид не выказал появлению малышки никакого разочарования, ведь они планировали большую семью, а значит, сына он вполне мог дождаться в следующий раз. Или в следующий за ним. Увы, но не зря говорят: хочешь насмешить бога — расскажи ему о своих планах.       Буквально через полгода после родов Элизабет снова забеременела, но ребёнка потеряла. Через три месяца ситуация повторилась. И потом ещё раз. Акушерка разводила руками и после очередного выкидыша полушёпотом предложила обратиться к какому-нибудь молодому специалисту из Королевского колледжа врачей Лондона. Ещё более тихим голосом сообщила, что до неё дошли слухи, что тамошние врачи давали королеве Виктории загадочный лауданум для отсутствия родовых болей. Услышанное так впечатлило Элизабет, что она, взяв у мужа огромную для неё сумму в десять фунтов и мысленно представив, сколько карет ему с подмастерьем Флинтом пришлось починить для этого в течение двух недель, наняла омнибус и отправилась в путь во благо появления следующих детей, в череде которых она упрямо видела как минимум двух мальчуганов. Врачи говорили, что при первых родах ей занесли инфекцию, однако назначенное ими лечение никак не повлияло на последующие неудачные попытки. Дэвид, поначалу отшучивавшийся, что всё в порядке и всех не родишь, со временем начал всё больше отдаляться. Однако причиной тому стали отнюдь не проблемы со здоровьем супруги.       Эмили — так они назвали свою дочь — начала подрастать, и с каждым месяцем жизни разница между ней и ровесниками всё больше бросалась в глаза. Девочка могла часами сидеть на месте, лишь раскачиваясь из стороны в сторону, не реагировала на обращённые к ней слова, не делала попыток говорить, играла лишь со старым одноглазым зайцем, попытки забрать которого вызывали у неё истерику. Люди из окружения молодой семьи начали шептаться, сначала между собой, а потом и вовсе не стесняясь советовали сдать ребёнка в богадельню. Тогда, мол, и Элизабет перестанет нервничать и сможет, наконец, осчастливить супруга здоровым малышом, да и за девочкой будет профессиональный присмотр.       — Вы удивитесь, как много книг мне удалось прочесть с тех пор, как я обосновалась здесь, в метро, — улыбнулась она, старательно игнорируя жалостливый взгляд Гермионы. — Сейчас Эмили поставили бы диагноз «аутизм», который впервые мне попался на глаза в одном научном журнале году эдак в тысяча девятьсот одиннадцатом, — Элизабет ненадолго задумалась, словно ей было важно передать каждый нюанс своей истории. — Её назвали бы особенной и изыскивали способы адаптировать в жизнь обычных людей. А тогда… тогда муж спустя ещё два года поставил мне ультиматум: или мы отдаём дочку в специализированное учреждение, или он от меня уйдёт, — Элизабет лишь улыбнулась уголками губ. — В тот момент я как раз вышла из больницы после очередного выкидыша и с очередным рецептом в руках. Не помню даже, которого по счёту, после восьмой попытки я просто перестала считать… Гермиона, положа одну руку на сердце, а другую на Библию, могу подтвердить, что ни одно решение в жизни не далось мне так легко! — призналась она и звонко рассмеялась, прежде чем продолжила рассказ.       Как мечтали сменить район, так и произошло. Элизабет с Эмили сняли небольшое жильё в Уайтчепеле, а мистер Фландерс обосновался на втором этаже крохотной каретной мастерской, втиснутой между домами докеров на окраине Докленда. Теперь у бывших супругов началась раздельная жизнь, соединённая в виде еженедельной выплаты в один фунт десять шиллингов и шесть пенсов рождением их единственного общего чада. Дотацию предложил бывшей жене сам муж, стоя на коленях перед святым отцом в церкви и подтверждая своё добровольное решение, подписанное этим же священником в суде. Исключительно для скорейшего завершения процедуры развода.       Стоило Дэвиду исчезнуть из их с дочерью жизни, Элизабет, вопреки логике шушукающихся за спиной знакомых, сокрушавшихся тому, что остаться без мужа с больным ребёнком есть истинное горе, смогла, наконец, выдохнуть. Она упорно гнала мысли, что супруг стал ей в тягость, но, только освободившись от семейных обязательств, окончательно поняла насколько. Не скучала даже по сексу, который прежде любила и удовольствие от которого уже давно перестало перевешивать неминуемые после него последствия. Довольно щедрую выплату от отца Эмили она дополняла оплатой за продажу незамысловатой вышивки и качественного шитья.       Шли годы, Эмили исполнилось восемнадцать. Внешне она выросла в красивую девушку: высокая блондинка с огромными голубыми глазами, она пошла в Дэвида, который был весьма видным мужчиной и после развода довольно быстро женился снова и обзавёлся желанным выводком, в котором значительно преобладало количество сыновей. Элизабет даже не обижалась на это, в конце концов, сама она разлюбила его тоже, да и частично содержал их с дочерью именно бывший муж. О своей же личной жизни она и не думала помышлять: Эмили жила в собственном мире и полностью от неё зависела, а едва ли какой-то мужчина добровольно пожелал бы связать себя с женщиной, отягощённой таким серьёзным бременем.       Единственной слабостью, что Элизабет изредка позволяла себе, остались скачки, посещать которые она начала ещё в компании Дэвида. После развода женщина изредка вырывалась туда снова уже в одиночестве. Худо-бедно она сумела изыскать для себя такую возможность. Дочь с собой не брала, разумеется: та тяжело воспринимала смену обстановки, а ещё, несмотря на возраст, сохранила привычку спать днём, оставляя Элизабет пару часов свободного времени. Просить свою мать побыть с Эмили она не могла, родительница не простила дочери развод и, по её словам, совершенно неразумное поведение, так что в таких случаях Элизабет подстраховывала соседка.       Однако в тот день всё пошло наперекосяк: соседка слегла с кишечным гриппом и помочь при всём желании не могла, а необходимость приглашать сиделку пришлось бы объяснять Дэвиду, который выделял им с дочерью весьма ограниченные средства на жизнь. Элизабет и без того частенько не покупала мяса на свою долю, множество раз штопала старые платья, выгадывая несколько шиллингов на билет и поездку в оба конца.       Только тот, кто безвылазно сидел дома с нездоровым человеком, поймёт степень разочарования Элизабет от грозящих рухнуть планов. Она нуждалась в этом почти физически: хотя бы на непродолжительное время вырваться на свободу, сменить обстановку, сбежать от рутины. Найти в себе тот самый ресурс, который позволит нести свой крест и дальше. Напомнив себе, что ни разу не было такого, чтобы Эмили пробуждалась раньше, женщина всё-таки решилась не менять планов в надежде, что даже если дочка проснётся, едва ли обратит внимание на отсутствие матери. За эти годы от родной дочери Элизабет не перепало даже улыбки, не говоря уже о зрительном контакте.       Как это бывает почти всегда, если что-то сразу пошло не по плану, неприятности будут следовать по нарастающей. Едва первый тур состязаний закончился, она поймала кэб и поспешила домой, однако вылетевшие из обода колеса три спицы разом задержали на добрые четверть часа, присовокупив это время к тому обстоятельству, что в дни скачек пробок на улицах Северного Кенсингтона было куда больше обычного. Элизабет и рада была бы сменить средство передвижения, однако первый возница без оплаты отпускать одинокую женщину не собирался, а денег с собой у неё было строго на одну поездку. Хоть викторианский Лондон и был намного меньше сегодняшнего, а бегом всё равно вышло бы намного медленнее, чем на транспорте. Вот и пришлось смиренно ждать, когда кэб сможет продолжить свой путь.       Надо ли говорить, что домой Элизабет вернулась куда позже, чем планировала? Войдя в дом, она опрометью побежала в спальню Эмили, но в кровати девушки не было. Не оказалось её ни на кухне, ни в гостиной, из чего следовало, что дочь всё-таки покинула дом, не забыв старательно захлопнуть за собой дверь: привычные ритуалы были неотъемлемой частью её существования. На улице начало вечереть, над Лондоном сгустились сумерки, когда несчастная мать бросилась искать своё исчезнувшее чадо. Никаких иллюзий по поводу родного города Элизабет не испытывала: улицы его с приходом темноты переходили в распоряжение наводнивших столицу личностей, никоим образом не попадавших под определение законопослушных жителей. И умственно не совсем нормальная девушка могла попасть им в руки буквально играючи. Ещё больше пугало осознание, что их внимание Эмили определённо обратит на себя, ведь на её внешней привлекательности недуг не отразился совершенно.       Элизабет вернулась домой лишь под утро, всю ночь пробегав по кварталу и выкрикивая имя дочери. В Скотланд-Ярде нехотя приняли её заявление, однако начинать поиски не спешили, лениво заверив, что дочка попросту загуляла и что болезнь зову природы не помеха.       Словно сомнамбула, женщина дошла до стула на кухне и, едва присев, разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Она ненавидела себя, свою слабость и казавшееся теперь таким нелепым желание выйти из дома, собственное легкомыслие и безответственность. Вырывавшиеся из груди всхлипы были такими громкими, что она не сразу услышала стук в дверь.       — На пороге стояла Эмили, и она была не одна, — Элизабет замолчала, словно актриса на сцене перед произнесением ключевой в разыгравшемся действии фразы: — Дочь привёл молодой мужчина весьма приятной наружности, на вид немного её старше. Сейчас я понимаю, как он сумел найти дом, в котором жила Эмили, у волшебников наверняка возможностей несоизмеримо больше, но тогда этот хитрец на мой закономерный вопрос лишь пожал плечами. Впрочем, я и не думала допытываться, с плеч свалилась свинцовая тяжесть, я готова была ноги целовать тому, кто вернул дочку домой живой и невредимой. Пригласила его войти, провела на кухню — самые незатейливые вещи, в общем-то. Хотелось отблагодарить его, в голове столько разных мыслей было, начиная от гостинцев к чаю и заканчивая вознаграждением, что в суете даже забыла сама познакомиться и узнать его имя. Видя это, он представился первым:       — Альбус Дамблдор.       Почувствовав, что её челюсть непроизвольно опустилась вниз, Гермиона заставила себя собраться и вернуть лицу нейтральное выражение. Отчего-то ей всегда казалось, что бывший директор Хогвартса был бесконечно далёк от неволшебного мира и появлялся там только по исключительным случаям. Невозможно было представить его гуляющим по маггловскому Лондону просто так, забавы ради. Для Грейнджер Альбус Дамблдор был воплощением идеального волшебника, к уровню мастерства которого она мечтала однажды приблизиться, и вместе с тем частью той реальности, что никогда не пересекалась с миром, которому принадлежали её родители.       — Он сказал, что нашёл Эмили сидящей прямо на земле и не смог пройти мимо, — продолжила тем временем Элизабет. — Сказал, что она напомнила ему родную сестру Ариану. В подробности не вдавался, но обронил в разговоре, что девочка погибла в результате несчастного случая, ей едва исполнилось четырнадцать.       Элизабет в душу не лезла, тем более было очевидно: тема для спасителя дочери оказалась болезненной. Она вообще была уверена, что, получив благодарность — словесную или материальную, — молодой человек попрощается и с чувством выполненного долга покинет их дом. Вопреки её ожиданиям, от слов признательности он отмахнулся так очевидно, что женщина интуитивно почувствовала: попытка вручить вознаграждение того и вовсе оскорбит. Уже уходя, он дал обещание непременно навестить их снова, что Элизабет сочла банальными словами вежливости.       К её удивлению, через пару дней он вновь появился на пороге. И вновь — ещё через день. Она быстро отбросила настороженность и просто радовалась: неожиданный собеседник стал ей второй отдушиной, добрым другом, с которым интересно было и поговорить, и просто помолчать. Он хотел продолжать проводить время с ними, вот только миссис Фландерс не могла взять в толк зачем. Молодой привлекательный мужчина совершенно точно способен был найти себе куда более вдохновляющую компанию, чем годящаяся ему в матери женщина и её душевнобольная дочь.       Она, конечно, спрашивала. Часто. Но на прямые вопросы он не отвечал. Вернее, ответы давал, однако смысл их ей только предстояло понять.       — И что же он говорил? — не выдержав, перебила Гермиона.       — Говорил, что мы помогаем ему простить себя. А ещё — что благодаря нам находит в себе силы не ненавидеть, — спокойно ответило привидение. — Я слышала от него эти фразы так часто, что они намертво врезались в память.       — И что было дальше? Он продолжил навещать вас?       — О да. Продолжил. Мы много беседовали. Альбус казался мне… не от мира сего, ей-богу, — по-доброму усмехнулась Элизабет. — Да-да, Гермиона, вам смешно, но я-то тогда не знала, насколько на самом деле права в своих догадках. Он интересовался буквально всем. Спрашивал о недуге Эмили, о том, что могло стать его причиной. Слыша не слишком дружелюбные комментарии от соседок в адрес моей дочери, долго сидел молча. С виду он казался спокойным, но я-то видела: пытался справиться с гневом. И знала, что за этим молчанием что-то скрывалось, но, Господь свидетель, невозможно было понять, что именно…       — Откуда в них столько жестокости? — часто спрашивал он, но ответа, похоже, не ждал. — Эмили не виновата, что родилась иной. За что они так с ней? Маггл… люди всегда так относятся к тем, кто от них отличается?       — В глубине души их пугает то, что никто не может быть от этого застрахован. Им проще думать, что я сама виновна в рождении такого ребёнка. Что это кара за только мне самой известные грехи. Людям свойственно бояться того, чего они не понимают.       — Ты права, Лиз, — кивал он. — Глупо с моей стороны удивляться. В сущности, у нас ведь то же самое… Но ведь есть вы. Ты и Эмили. И вся та грязь… вонь… — совсем тихо процедил молодой мужчина, однако Фландерс услышала и это. Но одёргивать не стала, ведь в глубине души была согласна: — Это не про вас.       — Говоришь так, словно сам не человек вовсе, — отвечала на это она, думая, что подшучивает над Альбусом.       — Если бы эти злоязычные леди узнали, кто я на самом деле, отнеслись бы не лучше, чем к Эмили. И моя сестра поплатилась всем за свою непохожесть на них. Времена меняются, а охотники на ведьм остаются. — Очередная ничего толком не объясняющая фраза повисла в воздухе прежде, чем он поспешил откланяться.       В конечном итоге Элизабет нашла для себя удобное объяснение, решив, что новый знакомый, вероятнее всего, амбициозный молодой врач, пытающийся найти способ исцелить недуг её дочери. Что не признаётся ей в этом, опасаясь, что мать не позволит ставить на ней опыты. И хотя инстинкты нашёптывали, что на самом деле он отнюдь не так прост, что лучше было бы отказать Альбусу от дома, женщина просто не способна была это сделать по элементарной причине: с его появлением в их жизни Эмили начало становиться лучше.       — Быть того не может! — ахнула Гермиона. — Мы не имеем права лечить магглов волшебными средствами, Статут о Секретности запрещает… — продолжила она, но быстро осеклась, глядя на едва уловимые искры иронии в глазах Элизабет. Во времена учёбы Гермионы в Хогвартсе Альбус Дамблдор легко поступался даже собственными правилами, которые каждый из студентов обязан был соблюдать неукоснительно. Что уж говорить об исцелении одной ничем не примечательной магглянки, если он нашёл веские тому причины?       — Этому человеку невозможно что-то запретить, — усмехнулось в ответ привидение. — Так вот, перемены в поведении Эмили, в её реакции на окружающую обстановку он пытался сделать едва уловимыми. Пытался действовать с аптекарской точностью, постепенно, но я ведь была её матерью. Проводила с дочерью каждую секунду её жизни и точно знала, что когда случайно выпавшая из моих рук мокрая тарелка заняла внимание Эмили настолько, что она сделала едва заметный поворот головы в сторону звука — это был колоссальный шаг вперёд, который по значимости родители обычных детей могли сравнить разве что с успешным окончанием чадом университета.       Поначалу Элизабет старалась не верить в происходящее, одёргивала себя за любую искру надежды, искоренению которых посвятила годы жизни. Но когда Эмили начала при виде неё улыбаться, когда всю жизнь хранившая молчание девушка впервые назвала её мамой, начала смотреть в глаза и, наконец, стала даже интересоваться книгами — просто махнула рукой на то, что Альбус сделал что-то с её дочерью, не получив разрешения; на то, что однажды из его сюртука выпала странного вида палочка, спутать которую с пером было совершенно невозможно; на те странные книги, которые он приносил Эмили для чтения и которые та могла перечитывать вновь и вновь. Добрый волшебник, настоящий ангел-хранитель и просто надёжный друг семьи — вот кем он стал для неё.       Несколько месяцев спустя Элизабет осознала, что вполне могла бы попытаться найти для Эмили достойного жениха, устроить её будущее, в общем — позволить себе роскошь проложить дорогу в нормальную жизнь, путь в которую им до этого был заказан, однако быстро поняла очевидное: для этого следовало покинуть Лондон. В её нынешнем окружении все были в курсе проблем Эмили и даже при очевидном улучшении её состояния, которое смело можно было называть полным исцелением, не позволили бы сыновьям жениться на её дочери.       — Милая, мне надо поговорить с тобой, — обратилась она к Эмили, которая увлечённо читала вслух книгу сказок Барда Бидля.       В ответ та подняла палец вверх, словно попросила ещё мгновение, прочитав фразу:       — …И вот старший брат Антиох, самый воинственный, попросил волшебную палочку, самую могущественную на свете, чтобы её хозяин всегда побеждал в поединке. Такая волшебная палочка достойна человека, одолевшего саму Смерть! Тогда Смерть отломила ветку с куста бузины, что рос неподалеку, сделала из неё волшебную палочку и дала её Антиоху… Да, мам? — девушка с видимым трудом оторвалась от чтения.       — Который раз уже читаешь? — тепло улыбнувшись, она присела на диванчик рядом с дочерью, в который раз ощущая головокружение от абсолютного счастья при осознании, что теперь может вот так запросто слышать её голос, разговаривать с ней, делиться планами, болтать обо всём на свете.       — Четырнадцатый. Наверное, это из-за моей болезни. Когда я была… когда была за стеной от всех вас, мне нравилось делать одно и то же и получать одинаковый результат. Так было спокойнее…       — Не надумывай себе! — махнула рукой Элизабет. — Великое дело — перечитывать понравившуюся книгу. Теперь ты здорова. Старайся поменьше болтать о прошлом, в конце концов, привычку лишний раз помолчать совершенно точно лучше не терять!       — Как скажешь, — немного потупилась та. — Так о чём ты хотела поговорить?       — Родная, как смотришь на то, чтобы переехать отсюда? — заговорчески подмигнув, сразу перешла к делу Элизабет.       — Плохо. — Неожиданно насупившись, рубанула Эмили, совершенно обескуражив мать подобной реакцией. — Зачем нам куда-то уезжать?       — Видишь ли, милая, едва ли ты здесь сумеешь устроить свою судьбу. Люди злы, невежественны и не станут смотреть на то, что сейчас ты в полном порядке. Переехав, мы сможем начать жизнь с чистого листа.       — Альбус видел меня и раньше, и сейчас! И его это не отпугнуло, — отчеканила девушка.       — Милая, далеко не все похожи на Альбуса, — покачала головой в ответ Элизабет.       — Да и плевать на всех! — резко взвилась Эмили, подскочив с дивана. — Мама, неужели ты не видишь: он мой рыцарь! Тот, кто спас меня из заточения! Я столько лет не могла заставить себя уйти оттуда! Так долго не могла отличить голоса людей от других звуков! Страшно подумать, что без него мне предстояло всю жизнь провести такой! Не умела любить, говорить, не понимала даже, насколько тяжело тебе было со мной! Альбус спас меня! — твёрдо повторила она. — Мне не нужен теперь никто другой, мама! Мы с ним созданы друг для друга! Я люблю Альбуса и никуда не уеду от него!       — И насколько далеко зашли… ваши отношения? — решив не провоцировать дочь на новую вспышку гнева, уточнила Элизабет, собрав всю волю в кулак. Оставалось только удивляться собственной глупости и недоумевать, как могла поверить в его историю с больной сестрой, которую якобы напоминала ему Эмили.       — Альбус джентльмен, — уже спокойнее отреагировала дочь. — Он ведёт себя учтиво и никуда не спешит. Пока мы просто общаемся. Узнаём друг друга.       Облегчённо выдохнув, Элизабет поспешила перевести разговор на другую тему, а потом и вовсе предложила дочери вернуться к чтению. Теперь она знала, кому собиралась задать совершенно резонные вопросы.       Женщина понятия не имела, явится ли Дамблдор, однако терпеливо ждала его на улице. Он возник уже поздно вечером прямо у двери, да так, что она просто не успела заметить, когда молодой человек успел подойти:       — Лиз, какой приятный сюрприз, — как всегда, улыбнулся он при виде неё. — Очевидно, ты ждала меня. Будь аккуратнее, в тёмное время на улице может быть небезопасно.       — Идём в бар, — не поздоровавшись, она взяла его под руку и повела в забегаловку неподалёку, отмахнувшись от мысли, что ни за что не появилась бы в подобном месте без крайней нужды.       — Ты чем-то расстроена, — произнёс он, едва они сели.       — Какая наблюдательность, — съязвила в ответ Элизабет.       — Если я к этому причастен, готов буквально на всё, чтобы исправить оплошность, — он развёл руки в доверительном жесте, который разозлил женщину ещё сильнее.       — Чудесно, — она досчитала до десяти, прежде чем произнесла единственное слово. Следовало держать себя в руках. — Уверяю, моя просьба ничего не будет тебе стоить.       — Весь внимание.       — Я прошу перестать приходить к нам, — прозвучало так спокойно, что Элизабет была искренне горда собой.       — Я не могу, — покачал головой Альбус.       — Значит, твои слова о готовности на всё значительно преувеличены, а мне придётся обратиться в Скотланд-Ярд и попросить их помочь избавиться от твоего нежелательного общества, — стараясь выглядеть всё так же невозмутимо, договорила она, поднимаясь на ноги. — Доброй ночи, Альбус.       — И что, я не заслуживаю даже знать, что послужило причиной такого решения? — он продолжил сидеть и внимательно изучал её взглядом, будто ни на секунду не сомневался, что сумеет подобрать слова, которые заставят её остаться.       — О, ты прекрасно знаешь эту причину, иначе не говорил бы, что не можешь перестать приходить, — она зло рассмеялась.       — Я не могу перестать приходить, поскольку без меня, боюсь, недуг Эмили гарантированно вернётся, — он тяжело вздохнул. — Теперь я могу узнать твою причину дать мне, так сказать, от ворот поворот?       — Считаешь, я в это поверю? Действительно полагаешь, что Элизабет Вирджиния Фландерс непроходимая дура? Очень удобная версия необходимости находиться рядом с Эмили, чтобы потом воспользоваться её наивностью и соблазнить! — понимая, что с треском проваливала собственный план о спокойном разговоре, выплюнула она ему в лицо. — Знаешь, Альбус, не хочу показаться неблагодарной свиньёй, но моя дочь не станет твоей подстилкой в качестве платы за исцеление!       — На этот счёт ты можешь быть полностью спокойна. Меня не интересуют девушки, — буднично опроверг он её слова.       — Да что ты?! — ядовито хмыкнула в ответ Элизабет. — А кто тебя тогда интересует? Юноши?!       В ответ он молча пожал плечами и кивнул, заставив женщину замереть, а потом вновь медленно опуститься на стул напротив. Разумеется, она слышала, что подобное бывает. Но чтобы так спокойно признаваться в этом малознакомой женщине? Просто неслыханно.       — Я не верю тебе, — её голос прозвучал скорее жалобно, нежели убеждённо. — Выдумываешь глупости, чтобы меня одурачить!       — Считаешь, я стал бы придумывать подобное? — он невесело усмехнулся. — Мой, назовём его так, круг общения куда консервативнее вашего. И поверь, мне жилось бы гораздо проще без этого затруднительного факта. И без любви к человеку, которому для счастья меня и моих чувств ничтожно мало. — Он продолжил говорить, смотря Элизабет прямо в глаза. — К слову, для меня это совсем нехарактерно, но никакого двойного дна в желании исцелить Эмили не было и нет. Единственное, чего мне хотелось, — просто помочь.       — Почему? — на выдохе спросила она.       — Потому что могу, — дал он обескураживающе простой ответ.       — Предположим. Тогда, коль скоро тобою движут одни только благородные мотивы, можешь просто передавать мне лекарство для Эмили, но не видеться с нею лично. Она влюбилась в тебя, Альбус, — ни секунды не колеблясь, выдала дочь Элизабет. — А ей нужно налаживать нормальную жизнь. А пока ты постоянно рядом, то так и останешься в её глазах благородным рыцарем, рядом с которым другие юноши конкуренцию не выдержат.       — Мне действительно жаль отказывать тебе снова, но не могу выполнить и эту просьбу, — он развёл руками, демонстрируя полное бессилие.       — Что на этот раз? Я не продам его в ближайшую лавку, если ты этого опасаешься, хотя не понимаю, отчего не желаешь поделиться своим открытием и так же благородно помочь не только нам одним, но это твоё право!       — Не в этом дело, — он прищурился, бросив на Элизабет оценивающий взгляд, будто прикидывал, потянет ли она правду. — Лекарство станет действовать только в руках человека с особыми способностями. Оно создано для исцеления людей с такими же талантами, и когда я поделился им с Эмили, то, попросту говоря, нарушил закон.       — То есть я теперь должна поверить не только в мужеложество, но и в существование элитарного общества людей с особыми способностями, которые те скрывают и помогать нам, простым смертным, по каким-то особым причинам не желают? — Элизабет с трудом сдерживалась, чтобы не плеснуть ему в лицо гадкий кофе, который принёс несколькими минутами ранее неопрятный официант в засаленном переднике.       — Причина не сообщать о своих способностях у нас есть, и весьма веская, — не согласился он. — Ариана, моя сестра, в детстве пострадала как раз от рук, как ты вас назвала, простых смертных. Они увидели проявление её способностей, потребовали повторить, а когда она не смогла, избили. Ари тяжело пережила случившееся, так и не сумела восстановиться после этого. Ты как никто поймёшь, каково пришлось нашей семье. Мой отец нашёл тех мальчишек и убил их, оказался в тюрьме. Мать погибла в результате несчастного случая несколькими годами позже, а у меня с братом на руках осталась больная сестра.       — Альбус, мне очень жаль, — Элизабет тяжело вздохнула. — В итоге Ариана умерла тоже?       — Да. В тот день я потерял и её, и любимого человека. С твоего разрешения, от подробностей воздержусь, — он устало потёр глаза, прерывая зрительный контакт и давая понять, что время откровений закончено.       — Неужели вы, даже несмотря на свои способности, так перед нами уязвимы? — решилась спросить женщина, отчаянно силясь понять его странную логику.       — Нас гораздо меньше. И опыт предыдущих поколений доказал, что лучше вам не знать о нашем существовании.       — Охота на ведьм! — вспышка озарения заставила Элизабет подскочить на стуле. — Ты волшебник?! Та книга, что ты принёс Эмили… это правда сказки?       — Тише, тише… — он спокойно отхлебнул кофе, слегка поморщившись. — Тебе вовсе не нужна вся правда, Лиз. Для вашей же с дочерью безопасности. Ах да! Я тут подумал: нам с тобой следует пожениться. Тогда у твоих достопочтенных соседок не останется вопросов о причинах моего пребывания в вашем доме, а я смогу продолжать помогать Эмили и дальше, без риска испортить её репутацию.       — Совсем с ума сошёл?! — настолько смущённой Элизабет не чувствовала себя никогда, начав озираться по сторонам. — Я в матери тебе гожусь! Это неправильно, ненормально, противоестественно…       — Мне к такому не привыкать, — отметил он, снова тонко указав на свои отличавшиеся от большинства людей предпочтения. — Да и тебе пересуды давно должны были стать безразличны, ведь на кону здоровье дочери. Обещаю, что докучать не стану.       — Эмили возненавидит меня за это, — негласно признавая справедливость его доводов, привела новый аргумент Элизабет.       — Эту проблему я возьму на себя, — доверительно улыбнувшись, Альбус накрыл её ладонь своей. — Я действительно хочу помочь, Лиз. И всё.

***

      — И тогда, моя милая Гермиона, я совершила громаднейшую ошибку в своей жизни: я действительно ему доверилась, — горько усмехнувшись, Элизабет на мгновение выпала из собственных воспоминаний, возвращая внимание духолову.       — Не знаю даже, что сказать на это всё… — девушка казалась слегка опешившей и определённо не ожидавшей получить столько информации о главе Ордена. — Наверное, лучше мне промолчать и дослушать вас, — предпочтя самый безопасный вариант собственной оценки услышанного.       — Собственно, тут и дослушивать уже почти нечего, — привидение пожало плечами в ответ. — Проблему с влюблённостью Эмили он действительно решил. Не знаю как, но речей подобных она больше не заводила, при этом отныне относилась к нему по-приятельски. И мужем мне стал тоже. Сами понимаете, что ни о каких взаимоотношениях, кроме тёплых дружеских, речи не шло, но он продолжил оставаться в нашей жизни. Засиживался допоздна, иногда оставался ночевать, мог часами беседовать и со мной, и с Эмили. Как будто бежал из своего закрытого мира особенных людей, хотя я всегда чувствовала, что он отличался даже от них… — она ненадолго замолчала, словно собиралась с мыслями, чтобы в благодарность за терпеливое выслушивание собственных душевных излияний сообщить, наконец, ту часть правды, которую так ждала Грейнджер.       — Альбус, разумеется, не жил с нами постоянно. Появлялся обычно, только когда Эмили требовалась новая порция этого волшебного снадобья. На моих глазах он чудес не творил, кстати, — Элизабет развела руками. — Я уже знала, что мы магглы и что нам свидетелями волшебства быть запрещено. Так вот, однажды в его отсутствие к нам вошёл молодой человек. Высокий, светловолосый. Он чем-то напоминал одновременно фигурку ангела, которую мама подарила мне на день рождения, и Дэвида, моего бывшего мужа. Знаете, Гермиона, когда я впервые увидела Драко, то сразу окрестила его красавчиком, а нашего с Эмили неожиданного гостя не смогла бы. Не подумайте, черты лица у него были правильными, но какими-то неживыми, а взгляд… в нём читалась какая-то противоестественная одержимость. Фанатичность, если хотите. Что-то неотвратимое. Как будто сама судьба пришла по наши души. Увидев палочку из ветки бузины в его руке, сразу поняла, что не так уж ошиблась в своих предположениях. Цитата из проклятой книги о том, чем была эта чёртова палочка, окончательно расставила всё по местам.

***

      — Бедный Альбус, неужели поиски любви привели его сюда? — брезгливо поморщившись, мужчина остановился прямо посреди комнаты, даже не пытаясь скрыть своё презрительное отношение к тому, что видел прямо перед собой.       — Не искал он никакой любви. А если и искал, то точно не здесь, — поспешила откреститься она, хотя интуитивно понимала, что ни одно её слово значения не имеет.       — Миссис Дамблдор, я полагаю? Весьма наслышан. Простите моё вероломное вторжение. Увы, обстоятельства… — он сделал паузу, — не оставляют мне иного выбора.       — Миссис Фландерс, если можно, — поправила Элизабет. — Я оставила фамилию первого мужа.       — Боюсь, это не меняет… сути.       — Делайте то, зачем пришли, — она смело встретилась с ним взглядом, выразительно глядя на бузинную палочку в его руке. Смело давая понять, что прекрасно осознаёт значение его появления.       — Мама, погода замечательная, пойдём гулять в Гайд-парк! — на беду, в тот момент вбежала Эмили. — Добрый день! — ничего не подозревая, она с нескрываемым интересом начала рассматривать гостя.       — Доброго дня, очаровательная нимфа.       — Прошу вас, не трогайте её! — тело действовало раньше разума, опустив Элизабет на колени. — Могущество подобных вам не знает границ! Сделайте, чтобы она всё забыла, и позвольте уйти! Я останусь, а ваша месть свершится!       — Мам? — непонимание и испуг в голосе Эмили свидетельствовали, что сама Элизабет напугала дочь куда сильнее, чем странный незнакомец.       — Не обращай внимания, милое дитя, мама немного не в себе сегодня, — улыбнулся мужчина, имени которого Альбус ей так и не назвал. — Уверяю тебя, больно не будет. Это ради общего блага. Авада Кедавра!