***
Джон возвращается в гринрум. Все идет нельзя лучше — он спел песню без единой ошибки, без единой заминки, зал и зрители поддерживают его. Но Джон нервничает. Он пытается пить шампанское, пытается улыбаться камерам, пытается успокоиться. Оглашают баллы — сердце ледяным комком опускается куда-то в живот. Джон бросает короткий взгляд на итальянцев — Дамиано Давид выглядит настолько спокойным и довольным, что Джону становится физически некомфортно на него смотреть. Дамиано счастлив и пьян, а Джон разочарованно смотрит вокруг. Он будто выпал из происходящего, не понимая, как так могло случится. Ему казалось, что победа уже в руках, а призрачный силуэт статуэтки уже отбрасывает лучи на его лицо, но любовь зрителей оказалась на стороне итальянцев. Слезы застывают в глазах, а в груди — ком. Джон заставляет себя встать, похлопать с остальными, но делает он это по инерции, ведь в голове сейчас — каша из разочарования, разбитой надежды и злости. Камеры выключаются, потихоньку артисты и команды начинают расходиться по гримеркам. Джон знает, что впереди предстоит еще пресс-конференция и какая-то тусовка, но это последнее, чего ему сейчас хочется. Он погружается в свою меланхолию, которая, словно глубокая холодная вода, затягивает и подавляет звуки вокруг. Кто-то из команды берет его под локоть уводит в гримерки. Джон мельком замечает, что это та самая помощница. Она выглядит такой же разбитой, как и остальные, но находит в себе силы пытаться его ободрить. Джон ценит это, правда ценит, она так заботится о нем, что парень решает, что нужно будет попросить у нее номер. Правда позже, потому что сейчас ему ничего не хочется, кроме как напится и сидеть в тут целую вечность. Поэтому на пути к коридору он уверяет девушку в том, что с ним все хорошо, вымученно улыбается и она, то ли поняв, что ему нужен глоток одиночества, то ли поверив в плоскую ложь, уходит по своим делам.***
— Поздравляю, это было очень достойно. Третье место — все еще призовое. — В длинном коридоре из дверей гримерок Джон снова встречает Дамиано. Джон спешно утирает щеки, будто боясь, что несколько слез оставили на них кислотные следы. Дамиано выскальзывает из тени, в которой прятался, давая отдых уставшим от яркого света глазам. Сначала Джон замечает порванные штаны, потом — отсутствие товарищей итальянца. Вокруг необыкновенно пусто, что не удивительно — большинство артистов сейчас на пресс-конференциях, а команда Евровидения занимается уборкой и техникой в зале. — О, спасибо! Вы тоже выступили отлично. — Джон с титаническим усилием улыбается, уже даже не заботясь о том, чтоб улыбка выглядела натурально, жмет протянутую руку. Его ладонь — холодная, бледная и мягкая, такая маленькая в сухой смуглой ладони Дамиано — ложится будто во всегда принадлежавшее ей место. Джон задерживает взгляд на их руках немного дольше, чем должен был. Дамиано тоже смотрит на него своими немыслимыми глазами, Джон точно это чувствует. Не прекращает смотреть итальянец и тогда, когда подносит ладонь Джона к губам и легко целует куда-то в район костяшек. По телу Джона разливается необъяснимое тепло, которое излучает Дамиано. На мгновенье и неожиданный проигрыш, и спешка, кажутся ему совсем незначительным, потому что все, что сейчас имеет смысл — теплая ладонь Дамиано, который уводит Джона в его же гримерку.***
У Дамиано лихой взгляд. Он неотрывно смотрит в глаза Джону, пока руки пытаются разобраться с пуговицами. — Чёрт, — шипит Дамиано, когда пуговицы рубашки Джона не поддаются с первого раза. — помоги, что стоишь! — И Джон помогает. Дрожащими пальцами расстегивает свою же рубашку, но делает это настолько медленно, что Дамиано в итоге теряет терпение. Последняя пуговица, оторванная небрежным движением, со звоном падает на пол гримерки. Сильные руки Дамиано ускользают под рубашку, задирают майку аж до самых подмышек. Ловкие пальцы шарят по телу Джона, запускают стаи мурашек по спине, рукам и шее. Кажется, что руки итальянца настолько горячие, что Джон плавится под прикосновениями, будто восковый. — Стой, — Джон нервно сглатывает. — погоди, стой! Я… я не могу… — Он виновато поднимает глаза на лицо Дамиано и смотрит тому куда-то в уголок губ, так и не готовый встретиться с ним взглядами. — Я думал, ты поэтому меня глазами все время пасешь! — Дамиано кривится, и Джон только сейчас замечает, что хоть тот и замер, а раскаленные руки с тела Джона никуда не делись. — Ходишь, выискиваешь в толпе. Я думал, ты хочешь сблизится. — Он говорит спокойно, не зло, но Джон понимает, что Дамиано сейчас прикладывает много усилий, чтоб мыслить трезво. — Я… Я не знаю… — Тушуется Джон и пытается осторожно вывернуться из крепкой хватки Дамиано. Но ответа он не слышит — вместо него он получает горячее дыхание где-то в районе шеи. Дамиано целует, слегка прихватывает зубами для контраста, пьянко дышит, пока его руки расправляются с каким-то невероятно сложным сейчас замком на брюках Джона. Еще пара поцелуев в шею, один требовательный в губы и брюки с шорохом падают, а новым проклятьем становятся собственные штаны Дамиано. — Дамиа-а-ах, — Джон давится словами, так и не договорив фразу до конца, но сейчас слова ему и не нужны. Он дрожащими пальцами хватается за шею Дамиано, когда тот проскальзывает рукой под белье — весь разум концентрируется на этом. Его практически мутит от близости Дамиано, такого горячего, сильного, напористого. Не верится, что это он, что именно Дамиано сейчас оглаживает его грудь, мягкий живот, бедра, зад. Дыхание Джона исчезает, когда Дамиано касается его члена — и тут же возвращается, когда, словно передавая спасительный глоток воздуха, итальянец целует его. — Подожди, — Дамиано прижимается еще ближе, кожа к коже, обдает теплом тела, горячим дыханием. Он берет в руку свой член и член Джона, вышибая из парня сдавленный стон. Джон хватается, прижимается, трется, цепляется, тяжело дышит, жмурится. Дамиано двигает рукой резко, почти грубо, не отводя взгляд от Джона, рвано целует его, хрипло стонет. Они оба мокрые и тяжело дышат, не слышат ничего, кроме шумящей в ушах крови, оба словно погружаются в густой горячий туман, когда кончает сначала Дамиано, потом Джон.***
— Дамиано, где тебя носит? — Дверь в гримерку открывает Итан, так и не удосужившись постучать. — Почему ты тут и куда, черт возьми, ты дел Дж… — Итану хватило короткого взгляда на двух почти обнажённых парней на диванчике гримерки, чтоб оценить происходящее. Он обрывается на полуслове и молчит несколько секунд. — Я не хочу знать с кем ты там и что у вас происходит, но Виктория уже рвет и мечет. — Итан резко захлопывает дверь и решительно уходит, отбивая канонаду по каменному полу. — Прости, мне нужно идти, — Дамиано поднимается на ноги, вытирается полотенцем, натягивает одежду на влажное тело и укладывает руками назад волосы. — боюсь, если я не вернусь сейчас, то Вик уничтожит половину планеты. — Да, думаю, скоро и меня начнут искать. — Джон тоже встает, берет из рук Дамиано полотенце. Их руки снова замирают в движении, держась вдвоем за одно полотенце. Взгляд Джона опять цепляется за смуглую кожу с темными линиями татуировок, за черные ногти и мозоли на ладонях. Дамиано усмехается, притягивает к себе его ладонь и целует ее, но уже во внутреннюю сторону.***
В аэропорту людно и шумно. Джон чувствует себя так, будто по дороге его избило десяток профессиональных вышибал, но причина этого — всего лишь бессонная ночь накануне и две недели работы на износ. Сейчас он безумно рад, что в Нидерландах он не один, а с целой командой и может не думая плестись за менеджером, который и на регистрацию встанет, и про документы напомнит, и воду из автомата принесет. Так Джон и стоит, прижавшись спиной к стене, в полудреме прикрыв глаза. Вокруг настолько много разговоров, что все голоса сплетаются в одно гудящее одеяло, укрывающее его с головой. Он почти теряется, отдавая себя на произвол рою голосов, когда чувствует взгляд. Именно тот, которого он так боялся и так жаждал во время конкурсных дней. Джон поворачивается, ища глазами обладателя этого необыкновенного взгляда и находит. Дамиано окружен людьми — его команда, еще какие-то неизвестные Джону лица, товарищи по группе. Виктория препирается с Томасом, Итан стоит поодаль от всех и будто пытается исчезнуть, а Дамиано, игнорируя все происходящее вокруг, смотрит на него, на Джона, машет ему, и эти лихие глаза устало, но так тепло смеются. Смеются для него, для Джона, вызывая глупую улыбку под маской и волну тепла внутри тела. Джон не знает, что за чувства появились между ними, не знает повторится ли когда-то то, что случилось, что думает по этому поводу Дамиано. Но одно Джон знает точно — эти смеющееся лихие глаза еще долго будут ему снится.