Место, где царит покой

Зимнее декабрьское утро в фермерской деревне под Лижом выдалось ясным. Светило солнце, выпавший снег отражался тысячами маленьких алмазов, что переливались всеми цветами радуги. Последние дни держался устойчивый мороз, сопровождаемый ночными снегопадами, но сегодня впервые за долгое время выглянуло солнце. Каз не был в восторге от идеи Инеж прогуляться и посмотреть окрестности в эту пору. Но при этом он не хотел лишать Лив радостей жизни, а в Кеттердаме они точно не подарят ребенку возможность покататься на санках. Вопреки всем аргументам здравого рассудка, что затея может выйти боком, он все равно сдался уговорам супруги и внутреннему родительскому зову подарить все самое лучшее его бесценному сокровищу. Лив долго сопротивлялась материнским уговорам одеться по-хорошему. В итоге под свой неистовый плач всё-таки была побеждена материнской настойчивостью. Каз, слушая истерику дочери и подготавливая санки на первом этаже, с десяток или даже сотню раз пожалел о том, что согласился пойти с ними погулять. Он решил остаться в Лиже с Инеж и Лив, только из-за обещания, что они проведут тут праздники, но их враги не дремлют и Казу надо возвращаться в Кеттердам и приниматься за работу. Обещание он сдержать не сможет, но пару дней вместе они всё же проведут. Инеж, явно измотанная, с испариной на лбу спустилась с дочерью на первый этаж. - Пост сдал, пост принял. Пакуй на санки это маленькое исчадие тебя, - Инеж передала всё ещё плачущую дочь супругу. - Пойду воды выпью. Я вспотела раз десять, пока её одела. По крышам лазить намного проще, - под его тяжелый вздох она удалилась на кухню за водой. - Лив, зачем ты плачешь и мучаешь маму? - Каз вытер слезы с раскрасневшихся щек дочери. Девочка всем своим видом продолжала показывать, что недовольна происходящим и что она глубоко разочарована поступком своей матери, однако горькие крокодильи слезы лить перестала. «У нас с Инеж растет неоцененная по достоинству театральная дива», - сарказм лился из всех возможных уголков сознания Каза. Он давно не позволял себе говорить нечто подобного вслух, особенно при дочери, хотя иногда хотелось страшно. Бреккер не знал, как работает детский мозг и как устроена психика Лив, но он изо всех сил хотел дать ей понять, что она ему дорога. То, что она порой бывает словно заноза в мягком месте, это уже совсем другое... - Садись как ты умеешь, - Каз вышел с дочкой из дому и усаживал её на санки. - Лив, это санки. Сегодня будешь кататься, - он продолжал беседу с дочерью. - Я бы на твоём месте прикинулся спящим и исподтишка следил за всем происходящим, - девочка ещё какое-то время ёрзала и крутилась, не давая отцу хорошо усадить себя в новый вид транспорта, но успокоилась, прислушиваясь к отцовскому совету. Каз поправлял ей подушку за спиной, чтобы металлические прутья не впились в спину, когда к ним присоединилась Инеж. Несколько минут тишины и передышки пошли ей на пользу: её раскрасневшееся лицо приобрело нормальный оттенок и больше не было испарины на лбу. - Как ваши успехи? – бодро поинтересовалась она у супруга. Каз ничего не ответил, лишь показал ей ремень с немым вопросом в глазах: «Привязываем?» Инеж подавила смешок и, поразмыслив несколько секунд, кивнула мужу в знак согласия. Чего точно сулийка в своей жизни не ожидала, так это того, что когда-нибудь они с Казом будут привязывать к санкам их дочь во избежание непредвиденных падений. Ситуация со стороны выглядела чертовски комично. Каз не знал иных способов привязи ребенка к санкам, кроме тех, что использует для связывания своих врагов и их приспешников. У Лив не было ни единого шанса на побег, точнее на падение. Девочка недовольно возмутилась, поняв, что отец каким-то ещё неизвестным ей приспособлением ограничил её действия, но немного успокоилась, поняв, что в целом вертеться по сторонам она все ещё может. Инеж укрыла дочку шерстяным пледом поверх, подняла с земли верёвку, к которая была привязана к саням, и потянула за неё, увлекая новый транспорт Лив за собой. Каз последовал за ними. Больная нога его страшно проклинала. Она определенно не была в восторге от пешей прогулки в мороз по заснеженным тропинкам, но Каз не проронил ни слова и терпел периодически стреляющую боль. В любом случае затея себя оправдала. Оливия была довольна, восторженна и не переставала громко лепетать родителям. Супруга от дочери тоже далеко не отставала. Инеж восхищалась заснеженными просторами, солнечными переливами и голубым небом с редкими облаками. Каз знал, что Инеж скучает по морю и его просторам. Сейчас она была в белоснежном море, волны которого переливаются тысячами бриллиантов, а ярко-голубое небо напоминает иллюстрации из детских книжек, которые Инеж показывала ему в караванах Сули, когда они гости у ее родителей несколько лет назад. Смех, восторженные вскрики, улыбки его девочек - это стоило всех мук ада, которые могли предложить Казу взамен этого счастливого момента. Он был готов терпеть холод, боль в ноге, капризы и многое другое, но если точно знал, что в итоге получит искренне счастье любимых дам, которых он венчал Сокровищами его сердца. Они поднялись на вершину холма и огляделись. Глаза Инеж сияли, холод окрасил румянцем ее щеки. Она улыбалась. «Святая». Инеж оглядывалась, смотрела по сторонам, болтала с Лив, а Каз не мог оторвать от нее взгляда. Он влюбился в неё заново. Его сердце замирало каждый раз, когда она бросала на него свой сияющий взгляд. Он стоял как вкопанный, будто мальчишка, увидевший впервые девушку, которой тот час же отдал своё сердце. Это было прекрасно пропасть в омуте любимых глаз. - Каз, дорогой, давай её отвяжем, пусть чуть-чуть походит, ей будет полезно, тем более, какое детство без валяния в сугробах? – голос Инеж вытянул его из раздумий. Он не стал с ней спорить, лишь просто кивнул и подчинился просьбе. Лив заслуживала полноценного детства, пусть её родители и были далеко не обычными нормальными людьми. Ребенок явно был рад полной свободе. Румянец окрасил её лицо, но она не переставала улыбаться, смеяться и лепетать, произнося периодически выученные слоги. Инеж спустилась с дочкой с холма, на котором они остановились. Лив падала не раз в сугробы, как будто специально, ей нравилось ползать в них, хотя снег, попавший за шиворот доставлял ей определенно дискомфорт на который она жаловалась в своей традиционной манере. Каз был рад, что они не встретили никого на своём пути. Он не хотел, чтобы их семейную идиллию кто-то прервал. Он стоял неподвижно и наблюдал за двумя самыми дорогими ему людьми, даже не заметив, как начали неметь пальцы на его ногах. Он забыл о морозе и холоде, изнутри разливалось тепло от вида той картины, которая перед ним предстала. Он был дома, на землях, где родился, где прошли первые девять лет жизни. И вот спустя двадцать с лишним лет он вернулся домой с женой и дочерью, с семьёй. Он вернулся с тем, что не рассчитывал приобрести после смерти брата. Каз знал, как это произошло, конечно он всё знал. Но он не знал одного, кто или что тогда направил его к Инеж? Что это была за сила, что заставила так рискнуть и довериться человеку, который прошептал всего лишь три слова и которого он видел буквально минуту? Ответа на эти вопросы он не нашел с годами, а те, что находились – не поддавались логике. Похоже Гезен никогда его не покидал. Или это Святые Инеж приглядывают и за ним? А может быть Джель? Каз больше никуда не хотел спешить. Он не стремился в Кеттердам для осуществления его планов и возмездия всем его врагам. Ему захотелось остаться тут, с семьёй. Дома. Вдали от безумной суеты города, что поглощает целиком, а потом выплевывает то, что не смог переварить. Долгие годы он называл Кеттердам своим домом, забывая о том, что свой дом он нашел среди благовоний Зверинца в сиреневых дешевых шелках, в человеке, которого он создал сам, с нуля, которому дал все и даже больше, но который при этом даровал ему то, о чем он мечтать забыл. Он нашел дом в твердом и одновременно нежном голосе его Призрака, в шелковых волосах, заплетенных в тугую косу. Он приобрел дом в полусумраке комнаты напротив кроватки, в которой спал младенец. Для него уже мало что имело такое значение, как Дом. Он устремился к нему не желая обдумывать насколько разумны его действия или поступки. Инеж с Лив как раз спустились с небольшого холма, на котором оставили Каза. Девочка в очередной раз решила, что поваляться в снегу веселее, чем стоять на ногах, сулийка не противилась желаниям дочери. Пока ребенок катался по снегу у её ног, она разгибала затекшую спину. Инеж слышала, как Каз спускается к ним с холма. Снег хрустел под его тяжелыми шагами. Она не поворачивалась к нему и следила за Лив, когда её резко завалили прямо в сугроб. Каз оказался сверху. Законы Кеттердама суровы. Либо ты борешься, либо умрешь. Она была готова бороться, но Каз не дал ей схватить спрятанные ножи. - Мамочке Кеттердам настолько въелся голову, что нырнуть спокойно в сугроб уже не может? – голос Каза был довольным, ехидным, он явно хотел поддеть Инеж её же методами. Она стряхнула с лица снег, недовольно фыркнула и оттолкнула супруга. - Из нас двоих зануда только один. - Ты хотела сказать, что тебе повезло с мужем, - он слегка улыбнулся перед тем, как бросить в неё горстку снега. Инеж такого поворота событий не ожидала. Вслед за снегом к ней последовал Каз, вновь навалившись на неё сверху. Сулийка протирала лицо, убирая большую часть того, что в неё попало. - А, папочка у нас, оказывается, не такой зануда, каким кажется, - весело подметила сулийка. Она приподнялась, чтобы посмотреть, где дочь, которой абсолютно было все равно, чем занимаются её родители, она радостно каталась по снегу и уже напоминала снеговик. - Ты… - было он начал, но резко замолк. - Что я? – Инеж вернула всё своё внимание супругу. «Дурак. Что ей сказать? Что она красива? Что румянец ей идет? Или то, что снежинки в её ресницах сводят меня с ума? И на кой черт я это затеял?» - Каз, что я? – она вырвала его из раздумий. Он знал, что она догадывается о том, что твориться в его голове. - Ты меня вдохновляешь. Она широко улыбалась, почти смеялась, глаза засияли ещё ярче. Ему показалось, что ещё чуть-чуть и свет её очей затмит солнце. Он улыбнулся ей в ответ. - Нет, Каз. Это ты меня вдохновляешь, - голос был тихим, добрым, теплым. Ни один из них больше не обронил ни слова, пока поднимались на ноги. Инеж взяла дочь на руки, и они направились домой, отогревать Лив после её снежных игр. Возвращаясь домой, они только переглядывались. Глаза обоих светились. В суете будней им порой не хватало напоминая того, что они связаны не только делами, телами и благодаря появлению Лив, но и потому что их души выбрали друг друга. Они стали друг для друга домом, тихой гаванью, местом вдохновения. Они становились настоящей семьёй.