Вдали от посторонних глаз

      В доме было удивительно тихо. С некоторых пор Томас предпочитал проводить свое время в кампании Виндзора, словно избегая общения с ней. Буквально несколько часов назад детектив Таннер прислал ей небольшой отчет за неделю, в который приложил пару фотографий. Люк и Том, совершенно пьяные, за каким-то лешим оказались в Кале, буквально на несколько часов. Вечером того же дня оба вернулись в Лондон. Зави не стала задавать вопросы Тому. Устраивать очередное выяснение отношений ей не хотелось, памятуя о его словах.       Зави, пытаясь собраться с мыслями, прошлась по кабинету. Всё как-то резко пошло кувырком, за один месяц их отношения резко испортились. Что-то происходило, она это чувствовала всем своим естеством.       Входная дверь внизу хлопнула. Послышались шаги. Том вернулся с пробежки. — Привет, дорогой, — нерешительно улыбнувшись, произнесла Зави, встретив его на лестнице. — Привет, — едва коснувшись её щеки губами, отозвался Томас, спешно поднимаясь в душ. От него пахло потом и мокрой тканью. Рёбра практически не напоминали о себе, заживая на удивление быстро. Доктор Прэстон согласился ввести разумные нагрузки, разрешив бегать раз в три дня без подъёма и спуска в гору. — На улице дождь? — Да, моросит…— стягивая прилипшую к спине футболку, отозвался Томас. Зави скользнула взглядом по его спине, покрытой веснушками и родинками. На левом боку красовался отцветающий синяк, переливаясь всеми цветами радуги. Желто-зеленый ореол расползся, словно клякса по бумаге, внутри, словно бутон пиона красовался сине-фиолетовый с красными и коричневыми прожилками синяк. В целом, всё выглядело лучше, чем неделю назад.       Том, пока она размышляла над этим, скрылся в ванной. Через миг послышался звук льющейся воды. Зави, не шевелясь, смотрела на дверь. —Том? — осторожно постучав, мягко спросила она. Тишина. Видимо, он её не слышит за шумом воды. Подумав, она скользнула за дверь. Пар от горячей воды поднимался над занавеской, оседая холодными капельками на зеркале, кране раковины и на линзах очков в темной оправе, лежащих на полке. В комнате трудно было дышать из-за большой влажности, казалось, горячий пар хватает её за горло, заставляя чаще дышать. Зави, наблюдая за силуэтом Тома за полупрозрачной шторкой, быстро скинула платье. Секунду поразмыслив, она скользнула к нему под тугие горячие струи воды.       Том слегка опешил, не ожидая, что она к нему присоединится. Зави, улыбнувшись, обвила его шею руками. Закрыв глаза, он вдохнул такой знакомый ему запах яблока от её волос. Она любила эти странные духи, напоминавшие ему об осеннем урожае в родительском саду. Под закрытыми веками вспыхнула безумно яркая картинка из далекого прошлого — огромная светлая кухня, большой грубоватый стол по середине. На нем стоит плетеная корзина, полная до верху яблок. Розовые, желтые, зеленоватые… На их восковых кожицах дрожат капельки утренней росы. Мать и старшая сестра в смешных передниках, тихо разговаривая, уже что-то варят на газовой плите. По кухне разносится этот самый запах… Осенних яблок. Жаркие губы Зави скользнули вниз по его телу. Уперевшись ладонью в стену, чувствуя, как по коже стекает горячая, приносящая расслабление, вода, он замер, погружаясь в ощущения. Слегка неумелые, рваные движения девушки вызвали в нём растущее возбуждение. Всё внутри с трепетом отозвалось на её ласки. Каким бы рассерженным он ни был, она всегда знала, как заставить его тело реагировать и желать её.       Схватив Зави за густую копну волос, он рывком поднял её с колен, так, словно она была безвольным котенком. Притянув к себе, жестко поцеловал, ощущая растущее возбуждение от её недоумения. Она казалась ему чужой, как никогда, посторонней и от того приятно притягательной. Зави попыталась вырваться, когда он вдруг силой развернул ее к себе спиной, всё ещё держа за гриву темных, промокших под водой волос. По её шоколадной коже стекали капельки. Том взглядом скользнул по изгибам тонкого, стройного и почти идеального женского тела. — Не дергайся! — зло прошипел Том, наклоняя её, и притягивая свободной рукой к себе за таз, — Ты же за этим пришла?       Зави, чувствуя как в ужасе колотится её сердце, что-то несвязно пробормотала. Желание быстро пропало, оставляя место недоумению и страху боли. По спине стекала горячая вода, путая её ощущения, отвлекая. Его жесткая рука так стянула волосы, запрокинув ей голову, что от боли свело шею. Зави оставалось только сдавленно хрипеть, пока он, тяжело дыша, грубо врывался в её тело, наводя её свободной рукой. Словно не считаясь с её протестом, он придавил её к стене всем своим весом, больно укусив в плечо. Зави вскрикнула, когда он со стоном оторвался от её тела, и вздрогнув, залил её спину теплой, тут же смывшейся потоками воды, спермой.       Жесткие пальцы продолжили стягивать ее волосы, заставив повернуться к нему. Том, взглянув ей в лицо, заводил желваками. По темной коже девушки катились крупные капли воды, смешиваясь со слезами. Почему-то сейчас ее слезы совершенно не вызывали в нём сочувствия. Она так часто пользовалась этим трюком, что окончательно научила его не реагировать на подобное. Ему самому показалось, что он очерствел до невозможности, постоянно практикуясь на её истериках, словно ведя репетицию за репетицией перед основным выступлением. Хмыкнув, он прикрутил воду, и молча выскользнул из душа. Зави в растерянности осталась стоять, вздрагивая от вдруг показавшимся ей ледяным воздуха. Что это такое было? Откуда столько грубости, звериной жестокости? Словно она была всего-навсего секс-игрушкой, которая уже наскучила. Ни привычной нежности, ни ощущения единения с ним. Только боль во всем теле от грубых действий, и горящий огнем укус на плече. С каких пор он еще и кусается? Ей хотелось содрать с себя кожу, чтобы избавиться от ощущения его липких потных рук на своем теле. Стало отвратительно мерзко. Зави подавила подкатившую тошноту. — Идём, перекусим, — услышала она голос Тома.       Он спешно вытер мокрые волосы небольшим полотенцем, и кинув его мимо корзины для белья, вышел из ванной комнаты. Зави, стараясь не поскользнуться на разлитой кругом воде, осторожно выбралась следом. Что происходит? Почему? Неужели он настолько сильно злится на нее и обижен, что превратился в животное? — Том? — А? — оторвав взгляд от газеты, Том посмотрел на Зави. Та, побледневшая, стояла в дверях кухни, запахнувшись в мягкий махровый халат. Серовато-землистая кожа сильно контрастировала со снежной белизной ткани. — Что-то изменилось? Ты больше не любишь меня?       Он с искренним недоумением посмотрел на девушку, перестав жевать наспех сделанный сандвич. Мысли быстро пробежали в его голове: что она может знать? — С чего вдруг такие вопросы? — Просто ответь, — настойчиво попросила она, чувствуя, как от нервов задрожали руки. Спрятав их в широких рукавах халата, она упрямо уставилась ему в глаза. — Я не стану на это отвечать, — фыркнул он, возвращаясь к сандвичу, но всё же отложив газету в сторону, — Очередная твоя провокация? Мне уже порядком надоело жить в собственном доме, как на пороховой бочке. Любой мой шаг, любой неверный с твоей точки зрения, ответ приводит к скандалу. Надоело. — А может это… Я тебе надоела?!       Том громко сглотнул, окончательно понимая, что так больше не может продолжаться. Сейчас разразится очередной апокалипсис, в котором будет вновь виноват его неправильный ответ. — Не вздумай…— предостерегающе произнес он, разворачиваясь к ней всем корпусом. Взгляд его потемнел, стал непроницаемым и тяжелым. Зави задрожала. — Ты превратился в… Чудовище! Ты злой! Жестокий! — Благодарю покорнейше… Следующее обвинение, и — ты собираешь свои вещи, — коротко резюмировал он, как ни в чем ни бывало отпивая кофе из безупречно белой чашки. Газета в его руках зашуршала страницами. — Прости… Прости меня… Я не специально… — кусая губы, начала она. Слезы вот-вот прорвутся наружу, снова раздражая его. Сейчас он казался ей тираном, монстром, который с готовностью раздавит её, если посчитает необходимым.       Том, окинув её быстрым взглядом, кивнул. — Садись, я сделал пару сандвичей, — сказал он, кивком указав на тарелку с парой потрёпанного вида бутербродов.       Зави, шмыгнув носом, поспешила налить себе ромашковый чай. Он ее всегда успокаивал, но сейчас, казалось, надо выпить его целое ведро, закусывая успокоительными таблетками, чтобы ощутить хоть какой-то мало-мальский эффект. — Я… Я люблю тебя… И, наверное, немного перегибаю палку, — с трудом выдавила из себя она, — Я хочу того же, что и ты. Хочу мира. И чтобы всё было по-прежнему. Чтобы мы снова были парой.       Том, перестав жевать, уставился на неё. Во взгляде читалось какое-то недоумение, граничащее с вызовом. — Парой? Зави… Я НЕ объявлю нас парой. Не проси. Я уже всё объяснил тебе раньше. Я говорил с Крисом и он четко дал мне понять, что если я упущу еще хотя бы один контракт, он со мной попрощается. А если ты еще раз вмешаешься в мою работу — я не знаю, что я сделаю с тобой. — Я не вмешивалась в твою работу!— возмутилась Зави, чувствуя, как по спине побежали предательские мурашки. Неужели этот чертов Ходелл нажаловался Тому на неё? Вот ублюдок, чертов америкашка! До всего есть дело, и никаких принципов и понимания… — Да? А мне он сказал, что за истекший год раз десять блокировал твои звонки, — не отрывая взгляда, произнес он.       Слова прозвучали тяжело, как обвинение. Словно камни они с грохотом упали между ними на полированную поверхность стола. Зави потеряла дар речи. — Я звонила, чтобы узнать на счет возможных контрактов. А уж что он тебе насочинял, я не знаю! — фыркнула она, стараясь не выдать своего негодования. — Насочинял… Угу… Хорошо, — кивнул Томас, всё ещё не отводя пристального взгляда от девушки. Его голубые глаза больше не казались ей красивыми. Скорее жёсткими, жестокими и равнодушными. Та заметно нервничала, — Тогда вот тебе моё сочинение — если я узнаю, что ты каким-либо образом вмешиваешься в мою работу, то незамедлительно вернешься в свой дом. Навсегда. — Ты мне решил угрожать?! — Я решил вправить тебе мозги, если по-хорошему ты перестала понимать. — Ты просто отвратителен! — рыкнула Зави, вскакивая из-за стола, и выходя из кухни. На пороге её догнал голос Тома. — Я тоже тебя люблю! — фраза прозвучала, словно издёвка. — Ненавижу!       Том, отпив кофе, поставил чашку на газету. По краю белоснежного фарфора побежала тёмная, коричневато-грязная капля, оставляя за собой след. Залюбовавшись её скольжением, он дождался, пока кофейная капелька докатится до самого низа и поднял чашку. На газете коричневым рваными ореолом отпечаталось дно посуды.