Вдали от посторонних глаз

      Наблюдая за тем, как Малыша грузят на автовоз, приковывая цепями к прочным креплениям, Натали ощущала неприятное волнение. Раритетный автомобиль пережил уже не одну перевозку, пока добрался до России. Теперь же его путь лежал на Туманный Альбион. Можно было смело сказать, что старичок за свою жизнь объездил стран больше, чем сама Натали. Скоро, уже через несколько дней, он прибудет в Лондон, и она сможет спокойно выдохнуть.       Потрепав по антрацитовой спине дремлющего на диване Баки, она задумчиво поглядела в окно. От Томаса несколько дней не было никаких новостей, даже сообщения с простым «Привет!», не смотря на то, что он знал о её возвращении. Даже встретивший её на пороге дома Люк Виндзор, временно приглядывающий за Баки, поспешил удалиться, бросив короткое приветствие и виновато потупивши глаза. Странное поведение секретаря Хиддлстона будто он лично виноват в чем-то, смутило её, но задать вопрос девушка не решилась. От тягостно повисшей неизвестности в душе поселилась неприятная и раздражающая грусть.       Обведя взглядом гостиную, в которой мягко горел теплый свет торшеров, Натали наткнулась на Тома. Голубые, словно осеннее небо Лондона, глаза, внимательно, с искрами озорства, смотрели на неё с фотографии, сделанной на берегу Лэндс Энда. На фото он кутался в дутую куртку цвета хвойного леса, стараясь спрятаться от морской сырости. Прибрежный ветер играл его каштаново-рыжими волосами, вплетая в них ослепляющие солнечные лучи осеннего света. Песок пляжа за спиной горел, словно снежное покрывало — миллиардами разноцветных кварцевых искр, резко контрастируя с черными скалами, отвесно вздымающимися в небо.       Сердце тяжело зачастило. Натали резко выдохнула, стараясь выровнять его ритм и отогнать тревожные мысли. Все-таки Томас мужчина свободный, и достаточно занятой, чтобы не иметь возможности постоянно общаться, по сему глупо было обижаться на возникшую паузу. Ко всему прочему, жизнь актёра существенно отличается от жизни человека с более стабильной профессией, не говоря уже об эмоциональности. Натали, задумалась — так ли она понимает его довольно непостоянное поведение? Быть может, есть что-то, о чем он умалчивал всё это время, какие-то не решённые конфликты с самим собой, или с другими людьми. С внутренним волнением из-за поведения мужчины и непониманием происходящего справиться было не просто, но Натали попыталась отвлечься. Быть занятой — самое лучшее лекарство от всех проблем.       За окном быстро сгущал фиолетовые краски осенний черничный вечер. В пронзительном уюте гостиной пахло свежесваренным глинтвейном. Натали держала в руках книгу, пытаясь читать. Вместо того, чтобы вникнуть в текст, она мысленно всё возвращалась и возвращалась к настораживающей её ситуации. Приходилось несколько раз обращаться к ранее прочитанному абзацу, чтобы не потерять нить повествования. Смартфон в тишине квартиры оглушительно тренькнул, напугав её, с трудом сумевшую погрузиться в чтение, сильнее, чем она сама ожидала. Уняв рванувшие с места в карьер эмоции, она протянула руку к гаджету. «Привет. Люк сказал, что ты уже дома.» «И тебе привет, пропажа! Да, вернулась позавчера.»       Наблюдая за тем, как абонент набирает сообщение, Натали надеялась прочитать что-нибудь ободряющее. С одной стороны поводов для грусти у неё, казалось, не было, но та все же гладкой, холодной змеей проползла куда-то под сердце, свивая свои кольца всё туже и туже. «У меня очень непростое время. Извини, что не встретил тебя и не писал раньше.» «Что случилось? Я могу чем-то помочь?» «Нет. Увы. Проблема во мне.» «И?» «И я не знаю, как её решить. Если честно, мне сейчас не хочется ни с кем общаться. Совсем.» «Хорошо, я поняла.»       Натали согласно хмыкнула, отложив смартфон. Что ж, если он не хочет общаться, значит остается только дать ему желаемое. В конце концов принуждать к общению человека, который открыто от этого уходит, как минимум не тактично. Придёт время и он либо сам всё расскажет, либо, что скорее всего, просто промолчит, решив свои проблемы. Она не глядя нашарила пульт от телевизора на подлокотнике дивана. Экран на стене моргнул, формируя сочную картинку.       Чуть прибавив звук, Натали быстро пошарила по каналам, подбирая что-то интересное. Новости. Мультипликация. Фильм. Какой-то телемагазин с ювелирными украшениями. Ничего стоящего сегодняшнего пасмурного настроения. Включив канал о дикой природе, она направилась на кухню, чтобы чем-то занять руки и мысли. В гостиной снова подал голос смартфон. «Ты не обижаешься?» — интересовалось сообщение. Натали изучающе посмотрела на экран. Если ты не хочешь общаться, зачем ты продолжаешь писать? Оставив сообщение без ответа, она села за маленький обеденный столик, подогнув одну ногу под себя, и обхватывая грубую глиняную кружку пальцами. В глубине души она испытывала огорчение, надеясь на более теплый прием с его стороны, и никак не рассчитывая на обезличенное общение по мессенджеру. Гаджет настойчиво завибрировал. Натали преувеличено медленно, усилием воли заставляя себя не схватить смартфон со скоростью кобры, взглянула на экран.       Очередное сообщение от Хиддлстона. Странный способ перестать общаться с давящим внешним миром — писать сообщение за сообщением. Ей одновременно было интересно узнать, что же он пишет, но и признавать, что в очередной раз увлеклась мужчиной, которого практически не знала, совсем не хотелось. Вид счетчика непрочитанных сообщений от абонента «Томас» болезненно сжало в груди её мечущееся сердце в своих когтистых лапах. «Нат? Ответь пожалуйста», «Натали! Почему ты молчишь?» «Томас, я не обиделась, немного удивлена, конечно, может раздосадована тем, что у тебя возникли трудности. Но точно не обижена.» «Может, когда я решу проблему, увидимся?» «Всё в твоих руках.» «У меня такое впечатление, что тебе всё равно — увидимся мы или нет.» «Зря ты так... Мне совершенно не всё-равно. Просто я думаю, что ты достаточно взрослый и свободный в своих действиях мужчина, чтобы решать — увидеться нам или нет.»       На экране замерла строчка: «Томас набирает сообщение…» Натали, напряженно сдвинула брови, отпивая глоток ароматного домашнего глинтвейна. «А выглядят твои слова так, будто тебе все равно.» «Не ищи того, чего нет. Я рада видеть тебя в любое время суток. И дорожу нашим общением.» «Опять общие фразы…» «Так скажи, что именно ты хочешь от меня услышать? Либо задай конкретный вопрос! Ненавижу продираться через дебри одному тебе понятных рассуждений.»       Натали внутренне напряглась, честно пытаясь вникнуть в суть его слов и уловить ускользающую с каждой буквой его сообщений логику. Перечитав сегодняшнюю переписку ещё раз от первого до последнего сообщения, она лишь тяжело вздохнула. Что-то явно терзало мужчину, но он никак не решался озвучить происходящее, лишь слал провоцирующие на эмоции сообщения, стараясь выплеснуть собственное раздражение. «Мне кажется, что я никому не нужен!» «Когда такое говорят, обычно подразумевают какого-то конкретного человека. Ты извини меня, но я правда не понимаю, чего ты хочешь.» «Очень жаль. Я думал, что как раз ты как никто меня понимаешь!» «Томас… Если ты хочешь сказать что-то конкретное, то говори, но не по телефону. Никакие возникшие трудности и разногласия не решаются в сообщениях.» «Ты хочешь, чтобы я приехал и лично сказал?» «Да, и это — лучшее, что ты мог предложить.» «Тогда я буду у тебя через час. Поговорим.»       Ощущение стерильности внезапно наступивших отношений с Зави никак не покидало его. С момента случившегося она не столько избегала общения с ним, сколько всячески напоминала о недостойном поведении, старательно вызывая внутри у него депрессивное ощущение безысходности и собственной никчёмности. Откровенно говоря, некогда шумный, полный гостями и смехом дом сейчас казался ему чужим, враждебным и эмоционально выпотрошенным. Хотелось сбежать из гнетущей атмосферы на самый край земли, бросив всё, и забрав лишь Бобби. Несколько дней подряд он боялся попасться ей на глаза, стараясь в моменты встречи слиться с мебелью и стенами, лишь бы не вызвать неприятные и болезненные для Зави воспоминания. Прогулка с Бобби превратилась в удручающую пытку — он то и дело порывался вернуться домой, чтобы немым присутствием попытаться загладить свою вину перед слонявшейся по дому словно тень девушкой. Страх и отвращение к себе на столько прочно поселились внутри, что было мерзко встречаться с собственным отражением в зеркале.       В какой-то момент он понял, что буквально задыхается под гранитной плитой отрицательных эмоций. Возникло неприятное чувство замирания сердца и жутковатого вакуума в груди, стала мучать внезапная слабость и головокружение. Том подумал, что потерял счёт времени — ночь сменялась днём, никак не отпечатываясь в его памяти, проходя насквозь. Кажется, он забывал не только есть, но и спать.        Магия любого напряжения заключалась в том, что так или иначе психика требовала высвобождения, словно сжатая до предела пружина. Том несколько раз голодной акулой проходил на кухне мимо соблазнительно блестевшего марочными напитками бара, и тут же усилием воли заставлял себя отказаться от идеи воспользоваться услугами алкоголя. Это безусловно могло принести мгновенное облегчение, отключив стиснутый в тиски вины мозг, но вероятность потери контроля над своими действиями пугала его ещё больше.        Продолжая ощущать себя виноватым перед Зави, подстегиваемый её демонстративно-нарочитым поведением он, тем не менее, нашёл в себе силы взять в руки смартфон и написать сообщение. Натали должна была вернуться из Москвы какое-то время назад, и наверняка она не понимала, почему он её не встретил вместе с Баки, как обещал. Хорошо, что Люк согласился ему помочь в этом. Всё-таки иметь услужливого помощника и друга очень полезно.        Зачем только он обмолвился о том, что сможет приехать к ней через час? Сердце испуганно и учащенно забилось при мысли о том, что Зави может узнать о его адюльтере именно сейчас. Странно, что чувство вины за это так и не посетило его, лишь страх быть внезапно раскрытым в неподходящий момент. С другой стороны она и так сейчас не самого лучшего мнения о нем. Как впрочем, и он сам о себе. Но от чего так плачет все внутри при воспоминании о Натали? От чего сердце так тяжко стонет, вспоминая Лэндс Энд. И Кале. И теплую душевностью квартиру девушки…        Осторожно постучав в дверь кабинета Зави (который когда-то был кабинетом его отца и его самого) Том прислушался. Тишина. То есть, конечно, тишины как таковой не было — играла мягкая инструментальная музыка, стучал стальной метроном. Зави молчала. Он точно знал, что она сидит за работой, или, возможно, просто прячется от него за дверями надежного помещения, как в норе. — Зави… Ты можешь не отвечать, — продолжая стоять перед закрытой дверью начал говорить он. Музыка смолкла. — Я возьму Бобби и на некоторое время выйду… Тебе что-то нужно? — Мне нужно, чтоб ты осознал, что поступил не по-мужски! И оставил меня на какое-то время в покое, чтобы я могла решить, как быть дальше, — громко отозвалась из-за двери Зави. Голос ее срывался. Том невольно ощутил приступ ярости. Невозможно, просто невозможно каждую секунду чувствовать себя виноватым перед ней, раздавленным, будто таракан на полу. — Как скажешь, — отозвался он, снова окинув взглядом дверь.       В детстве он часами проводил время в кабинете отца, играя на странном цветастом ковре, пока тот перебирал свои бумаги. Кабинет стал для него какой-то личной крепостью, местом уединения со своими мыслями, пока сестры, изгнав его из своей компании, играли в спальне в огромный кукольный дом, подаренный на Рождество. Сейчас же кабинет словно ощетинился невидимыми оборонительными сооружениями, не пуская его в святая святых дома. Еще миг поразмыслив, Том спустился вниз. Бобби уже сидел у порога, словно предчувствуя прогулку.