Вдали от посторонних глаз

      Том, глянув на себя в зеркало гримерки, широко раздул ноздри. Натали не брала трубку. Не отвечала на сообщения. В дверь гримерки кто-то постучал. — Да, иду… — отправив еще одно сообщение Натали, отозвался Томас, убирая смартфон в рюкзак. — Давай, там Эдвард уже труппу собрал… — быстро просунув голову в приоткрытую дверь, сообщил Кайл Соллер, тщательно загримированный Ричмондом. Томас кивнул, и, глубоко вдохнув полной грудью, поспешил на сцену.       Ей было страшно. Который день неизвестные настойчиво караулили её у крыльца дома, выкрикивая в адрес проклятья. Натали, задернув шторы, сидела на диване, сжавшись в комок и поглаживая дремавшего Баки.       Последние несколько дней вокруг нее что-то происходило, чего она не могла понять. Почтовый ящик буквально стал ломиться от писем с угрозами расправой. Натали уже не читала их, молча выкидывая в урну. Кажется, кто-то из полоумных фанатов Хиддлстона узнал о её существовании, и теперь нес вахту у крыльца, видимо, в надежде застать вышеозначенного человека. В последнем письме, которое Натали зачем-то прочитала, значилось, что она влезла в уже сложившиеся отношения, и своим существованием буквально разбивает жизнь какой-то Зави Эштон. Кто такая эта Эштон Натали примерно догадывалась. Видимо, это и была та самая женщина, о которой намекнул Томас почти неделю назад.       Смартфон, лежащий на подлокотнике дивана, настойчиво зажужжал. Натали лишь взглянула на него, не желая поднимать трубку. Как только всему фанатскому миру стало известно о ее наличии в жизни известного актёра, мадам Колдвотер потребовала расторгнуть рабочий контракт, дабы не бросать тень на ее агентство и не подвергать его сталкерским налетам, мешающим работе. Натали, без работы, загнанная преследователями сидела в гостиной, горестно размышляя и пытаясь найти выход из ситуации. В чем была ее вина, она никак не могла понять, и почему фанаты с такой яростью накинулись именно на неё — оставалось загадкой. Неужели толпа может быть не только слепой, глухой и неуправляемой, но и опасной, как взбесившееся животное. Натали, угрюмо покосившись на всё ещё подающий признаки жизни смартфон, не глядя на все множащиеся сообщения от Томаса, выключила гаджет, и сняв аккумулятор, вытащила сим-карту. Всё, хватит… Нет никаких сил и желания общаться с ним. Хочет — пусть приезжает и говорит всё, что считает нужным прямо в лицо. Если, конечно, не боится. — И что Вы мне предлагаете? — непонимающе уставилась на Роберта Зави. В его кабинете тяжело пахло крепким табаком. Казалось, смог пропитал собой даже стены помещения, сделав их еще мрачнее, чем в её первый визит. — Я Вам ничего не предлагаю, — шлепнув ладонью по столу, фыркнул Роберт. — Ситуация вышла из-под контроля на столько, на сколько можно себе представить. В сеть попали сделанные мной фотографии. А это для меня не допустимо. Нарушает этику, знаете ли. — Ну, так фотографии принадлежат мне, разве нет? — удивилась Зави, не понимая, что имеет ввиду этот крепкий мужчина. Его тяжелый взгляд заставлял ее чувствовать себя будто под полиграфом, — И я имею полное право распоряжаться ими по своему усмотрению. — О, значит я правильно понимаю, что распространение информации в сеть это Ваших рук дело? — приподнимаясь из-за стола низко зарычал он, — Вы хоть на минуту отдаёте себе отчет в том, что Вы нарушаете право человека на личную жизнь? — Вы сейчас о чем говорите, если эта девица влезла в мою семью! — И тем не менее, это не дает Вам ни морального ни иного права размещать персональные данные неугодных Вам людей в открытый доступ! Это — уголовно наказуемо. И я умываю руки от дальнейшего развития событий. В случае, если возникнет судебное разбирательство, мое имя можете забыть! — рявкнул Роберт, понимая, чем грозит его карьере необдуманный поступок Эштон. — Не смейте повышать на меня голос! Я, между прочим, женщина! Имейте уважение! — зашипела Зави, вжимаясь в кресло. От возвышающегося из-за стола мужчины буквально ощущалась невероятно сильная энергетика. Он был не просто раздражен. — Женщина, говорите? Вы не перепутали меня с Вашим карманным той-терьером Хиддлстоном и его болезнью феминизма? Мы с Вами разорвали контракт из-за Вашего недалекого поведения. Я Вам ничего не должен, а вот Вы… Счет придет в конце недели. В случае, если Вы его не оплатите, с Вами свяжутся наши юристы, — голос Роберта гремел на весь кабинет, заставляя Саманту, сидевшую в приёмной, нервно вздрагивать. Не смотря на свой простодушный вид начальник был человеком жестким, не терпевшим ни малейшей несправедливости. А тут, когда появилась угроза работе самого агентства, Роберт буквально вскипел. Сейчас начать ему перечить равнялось подписать себе смертный приговор.       Зави, сглотнув и с трудом поборов нервную дрожь, выскользнула из прокуренного кабинета. Разговор пошел совершенно не в том направлении, которое она изначально планировала.       Хлопнув входной дверью агенства, она поспешила в Раундхаус, на спектакль Томаса. Сегодня будет его возвращение после длительного больничного. За прошедшую неделю они оба практически не повышали друг на друга голос, стараясь как можно спокойнее решить разногласия и на какое-то мгновение ей стало казаться, что отношения ещё вполне возможно спасти, ведь он не гнал её из дому, хоть и время старался проводить на репетиции или с Бобби.       Зави задумалась, сидя в машине. Совет Анны показался ей тогда очень логичным и, пожалуй, оправданным шагом, чтобы раз и навсегда решить вопрос с соперницей. Сейчас же, после слов детектива она поняла, что не смотря на вполне ощутимый результат, совершила опасную оплошность. Если вдруг Томас узнает о том, что она наняла детектива для слежки за ним, и уж тем более о том, что она натравила на эту девицу фанатов, то мир точно узнает о том, что они с Томасом — пара. Правда, уже бывшая.       Роберт, стоя у окна, наблюдал за пересекающей под ливневым дождем проезжую часть фигуру Эштон. — Вот ведь дрянь какая… Знал бы, хуй бы взялся за работу. — Че ты там бубнишь? — поинтересовалась Саманта, наблюдая за шефом. Выглядел тот взвинченным до предела. — Бубню, что убил бы суку на месте этого Хиддлстона. Как он с ней живёт только? — Ну, если живёт, значит его устраивает. Актеры, что с них взять. Мало им накала страстей на сцене… Дома, видимо, тоже нужно, чтобы были мексиканские страсти. — Да уж. Но ума же хватило ей выложить в сеть данные этой русской. Хорошо хоть я не оставил лишней информации, как-будто в воду глядел. — Ты думаешь, фанаты её уже вычислили? — В этом то и беда… Если вычислят, то мы с тобой окажемся в такой глубокой жопе, какую мир еще не видывал. Никто же не выставит Эштон виновницей ситуации… Все будет выглядеть так, словно это мы сами решили… Одно дело, когда фанаты выкладывают такие фотографии… И совсем другое дело, когда выяснится, что это юридическое лицо. Нас затаскают по судам, — пояснил Роберт.       Саманта, поёжившись, кивнула.       Вернувшись из бывшего теперь офиса, Натали поднялась по ступенькам своего дома, держа в руках картонную коробку с личными вещами. В офисе мадам Колдвотер безжалостно отчитала её, словно провинившуюся школьницу за то, что в сети поднялась шумиха с упоминанием ее фамилии и названия агенства. Натали, раздавленная криками и увольнением, не заметила грязных следов от обуви на своем крыльце.       Словно в тумане, она толкнула входную дверь. Та легко поддалась, тихонько скрипнув петлями. В доме царил беспорядок. На полу валялись разорванные, разрезанные вещи и книги. Фотографии сорваны со стен, рамки разбиты. Всюду осколки стекла. Натали сползла спиной по закрывшейся двери. Где-то внутри сердце оборвалось и упало вниз, на дно, не желая подниматься. Баки не встречал её вопреки обычаю. Натали слабо позвала его, ощущая всё усиливающуюся тревогу. Пес не отзывался. — Баки! Баки, еб твою мать! Где ты?!       Она заглядывала в каждый облюбованный собакой угол, но его нигде не было. На втором этаже она обнаружила собаку, тихо стонущую под кроватью. Натали по-пластунски поспешила к нему. Собака тяжело дышала, не реагируя на её появление. Бока пса странно распухли, неравномерно вздымаясь при дыхании. Глаза закатились. Натали одной рукой ухватила его за заднюю лапу, второй уперлась в край кровати. Вытащить неподвижного, обмякшего пса было очень трудно. Баки никак не реагировал на её действия. Страх тугим кольцом сдавил ей горло. Где-то в десяти минутах езды отсюда есть ветеринарная клиника… Господи, лишь бы они работали…       Натали, дрожа всем телом, провернула ключ в замке зажигания Малыша. Покорный и услужливый автомобиль взревел ещё не остывшим двигателем. Баки хрипло дышал, лежа на пассажирском сидении, вывалив синеющий язык на кожаную обивку.       Роберт, решивший хоть одним глазом глянуть на происходящее с Натали Фокс, почти успел припарковаться на противоположной стороне улицы, как вдруг увидел, как девушка выскочила из дома, неся на руках не подающую признаков жизни собаку. Она быстро села в машину, и та, оглушительно рыкнув на всю улицу, сорвалась с места. Роберт сдвинул брови. Что случилось?       Немного помешкав, припарковался и вышел из машины. Профессионально оглянувшись по сторонам, проверив окна противоположных домов на предмет слежки, он приблизился к входной двери дома мисс Фокс. Та в спешке забыла ее закрыть.       Поразмыслив, он толкнул дверь носком увесистого ботинка. Дверь поддалась. Представшая его взору картина удручала. Мгновенно стало понятно, что в ее дом вломились. Заводив и без того ярко выраженными желваками, он бегом бросился к машине. Ближайшая ветеринарная клиника была в этом квартале в десяти минутах езды. Главное, успеть.       Зачем он это делает, Роберт не понимал. Вперед его гнало отчетливое ощущение собственной вины за происходящее. Что он мог сказать ей? И как? И был ли смысл?       Наконец, найдя ее приметный, желто-черный «Форд» перед ветеринарной клиникой, он припарковался на широкой, почти пустующей парковке недалеко от неё. Кажется, успел.       Натали не знала, как реагировать на произошедшее. Врач что-то говорил ей, виновато разводя руками. Что именно — она не слышала. Дыхание Баки прервалось прямо у нее на руках, как только она перешагнула порог кабинета врачей. Они выхватили собаку и куда-то унесли.       Сил кричать и плакать у Натали не было. Ее трясло. Сердце бешено колотило в ребра, требуя отпустить его на свободу. Опустившись в кресло в приемной, она тихо, кусая губы до боли, ждала.       На улице, словно в насмешку ей, разорвав толстое покрывало дождевых туч, выглянуло теплое ласковое солнце. Держа в руках ошейник с адресником, Натали, пошатываясь, вышла из клиники. Баки больше нет. Осознать, что она не успела бы его привезти в любом случае, она не могла. По словам врача, собака словно попала под грузовик, так что шансов выкарабкаться у него просто не было.       Натали замерла на крыльце клиники. Куда идти? Зачем? Слезы душили, застилая глаза, разрывая грудь и обжигая лицо. Опустившись на ступеньки, она разрыдалась. За что… Кому и чем он так не угодил, что кто-то превратил ее единственное близкое существо в месиво. Неужели можно так сильно ненавидеть незнакомого человека, чтобы взять и физически уничтожить ее друга.       Натали, не обращая внимания на промокшие джинсы и холодную воду мелкой лужицы, оставшейся от дождя на крыльце, сидела, уронив голову на подтянутые к груди колени. Чья-то теплая увесистая рука коснулась её плеча. Она вздрогнула, и подняла заплаканные глаза на внезапного свидетеля ее горя. Мужчина, высокий, такой высокий, что закрыл собой солнечный свет, склонился к ней. — Мисс… Вы как?       Сил ответить ему не было. Вместо этого она разрыдалась в голос, показывая ему пустой собачий ошейник. — Идёмте, — подавив желание схватить её в охапку и прижать к себе, произнес Роберт. Единственное, с чем он не мог справиться за годы службы, это — равнодушное отношение к женским слезам. Девушка, отрицательно помотав головой, продолжала плакать, — Идёмте, я Вам говорю. Иначе Вы промокнете и заболеете. А Вам это не нужно.       В машине мужчины пахло крепким сигаретным дымом. На полу валялись фантики из-под ментоловых конфет. Роберт, немного подумав, поспешил собрать их в комок, и быстро сунул себе в карман. — Черт… Извините… Давно хочу ее пропылесосить, но забываю, — оправдываясь, произнес он. Натали, покорная его воле, сидела на пассажирском сидении, сжавшись в тугой комок, и горестно всхлипывая. Роберт завел двигатель машины и включил обогрев на максимум. Через несколько секунд в салоне стало душно. — Не… Не надо…— икая, пролепетала Натали. Сквозь опухшие веки она с трудом различала его лицо. — Надо-надо. Вам сейчас совсем не стоит мерзнуть, — Роберт чувствовал себя разбитым, словно ее горе касалось его лично. А, может и касалось. Да нет, совершенно точно касалось, ведь если бы не его фотографии и скотство Эштон, все было бы иначе. Как вести себя с человеком в глубоком шоке, их учили на тренингах в подразделении, так что все действия, хвала богам, были отработаны до автоматизма. И он все равно чувствовал себя эмоционально заинтересованным в происходящем, что смущало его не меньше, чем слезы. Слезы на женском лице вызывали у него чувство беспомощности и бесконечной вины. — Могу я дать Вам рекомендации? — Вы кто? — Случайный свидетель Вашего горя. — Моя собака… — продолжая кусать губы и сжимать ошейник в руках, протянула Натали.       Мысли словно горный обвал тяжелыми камнями разом осыпались в её голову. Если бы она взяла его с собой на работу… Если бы она после угроз переехала в другой дом… В конце концов, если бы она не увлеклась Томом… Баки, ее Баки был бы еще жив. Единственный, кто её любил… Перед глазами замелькали картинки прошлого — маленький антрацитовый щенок смешно топает на кривых лапках по дому… Вот Баки на выставке гордо вываливает широкий язык-лизало для фотографии… Море и запах мокрой шерсти, блестящие водяные брызги в лицо… Неужели этого больше нет и не будет?       Когда девушка снова разразилась безудержными слезами, Роберт проклял самого себя.       Кажется, ей сейчас абсолютно всё равно, с кем она в машине, и куда едет, подумалось ему. Лишь бы увезли от собственного горя. Сердце сжалось, хотя он внешне продолжил сохранять суровый вид.        Мельком наблюдая за ней, он думал о том, что везти девушку обратно в дом будет как минимум глупо — у нее сразу возникнут вопросы. А вот привезти в агентство, пожалуй, более или менее подходящий вариант. Особенно, если учесть, что он сам жил в квартире над офисом, этажом выше.       Не может жизнь быть таким дерьмом, не по отношению к животным точно, подумалось Натали, засыпая в чужой, пропахшей табаком постели. Толстое тяжелое одеяло, словно промаркированное обитателем квартиры, пропахшее табаком, придавило её своими крепкими объятиями, такими же крепкими, как у владельца жилища.       Убедившись, что девушка заснула, Роберт устроился на своем диване в неубранной, холостяцкой гостиной. Что ж, самым лучшим, что он мог ей предложить в таком состоянии был односолодовый виски, нашедшийся в почти пустом кухонном шкафу. Девушка залпом осушила полный стакан, и захрипев, поискала что-то, чем можно было бы запить вспыхнувший в горле пожар. Роберт быстро протянул ей стакан фруктовой содовой, опасливо присматриваясь к её реакции. Девушка кивнула, и продолжила рассказывать ему о событиях своей жизни за последние несколько недель. Рассказ выходил рваным, запутанным. Но с каждым его словом ей становилось легче. Или, возможно, это подействовало спиртное.       Роберт, оглянувшись, спешно принялся наводить порядок в гостиной. Всё-таки не смотря на плюсы холостяцкой жизни, встречались и очевидные минусы — приводить гостей в квартиру было стыдно.