Хочется зажмуриться покрепче, Голову руками обхватить И орать, чтоб все на этом свете, Нашу боль сумели ощутить. Так вопить от горя и бессилия, Чтобы время вспять перевернуть… Чтобы наши дети улыбнулись И смогли нам руки протянуть…*
Мужчина сглотнул, поставив саквояж на пол, рядом со стулом, а затем сложил руки перед собой на столе, внимательно смотря на Карла. Ждал. — Так-так-так, а вот сумочку на стол, — Гейзенберг резво кивнул в сторону, куда Уинтерс убрал дорожную сумку. — Это саквояж, а не сумка, — Итан аккуратно поставил вещь на стол, но руки с нее убирать не спешил; беспокоился за сохранность вещицы. Вообще он не хотел открывать саквояж перед каким-то незнакомым, но очень важным мужиком, больше похожим на бомжа с королевскими замашками. — Какая разница вообще! — лорд резко придвинул саквояж к себе, резко раскрывая и начиная громко рыться в его внутренностях, словно ожидая увидеть там нечто конкретное. — Ну тут вообще не интересно! — произнес он; словно обиделся. — Обычно там всякие взрывные штучки проносят или оружие, а ты, я вижу, слишком уж правильный! Опа, — с диким интересом проговорил лорд, вытаскивая из недр пистолет «Beretta- M1915», придирчиво осмотрел, повертев в руках, и убрал обратно, будто ничего и не брал! — Вояка небось? — недожавшись ответа и порывшись ещё немного, Гейзенберг выудил из сумки английский паспорт Уинтерса. — Так-с… Гражданин Великобритании! — лорд побегал глазами по документу, а затем поднял брови. — Нихуя. Да ты старпер! — Чего? — Нда… Ты отлично сохранился для девяностовосьмилетнего, Итан. Поделишься секретом? — рассмеялся Карл, закрывая саквояж и придвигая его ближе к Уинтерсу. — Мне тридцать шесть, вообще-то! — нахмурился он, убирая сумку на пол. — Так я тебе и поверил! Да у тебя деменция, prietenul meu drag! . Документы никогда не врут. Ты ж небось бюрократ, тебе ли не знать?! — Гейзенберг вытащил из кармана штанов портсигар и левитировал из внутреннего отделения плаща зажигалку. Щёлк. Первое облачко дыма от сигареты поднимается к потолку. «Крепкие, » — морщится Уинтерс, случайно вдохнув дым. — Ладно… а теперь к сути. Как ты оказался в доме? Гейзенберг зажал сигару между зубов и расстегнул ремешок гогглов, чтобы положить их на стол. Итан наконец-то смог увидеть глаза Карла: светло- серые, но свете лампы были видны и золотистые крапинки вокруг зрачка. «Красивые, » — невольно отметил про себя Уинтерс, а затем одернул себя, поджав губы — «Все. хватит! ». Гейзенберг сел напротив и закинул ноги на стол, забарабанил пальцами по металлической поверхности, изредка стряхивая пепел на пол: — Чего молчишь? — Да не молчу я! — фыркнул в ответ мужчина, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. — Я же не виноват, что ты столь нетерпеливый! — Посмотрите, кто это у нас обиделся, да еще и на других рыпается?! Смелая собачка! — Отвали! — фыркнул Уинтерс, чувствуя, как его английская выдержка постепенно натягивается, подобно струне, казалось, что Карл, долго дёргая за нее, порвет ее к чертям собачьим. Гейзенберг вскинул брови, а затем рассмеялся. Что- то внутри Итана сжалось от этого смеха, отражающегося эхом в допросной комнате. Уинтерс достаточно рассказал, как вечером решил пойти через лес, чтобы к утру выйти к границе, но наткнулся на деревню и заснул в ней. Про запах он тоже упомянул, поскольку счел это необходимым и важным фактом. — Интересно… — выдал Гейзенберг, вновь закуривая. «Сколько же у тебя там сигарет?» — нахмурился Итан. — Ты, видимо, не слабак, но и умным тебя назвать сложно… Кто ж в здравом уме попрется ночью через лес? — Уинтерс опустил голову, закусив губу и потирая кольцо на цепочке: «Да видимо только я!». Карл поднялся с места и подошёл к Итану, опершись о стол, положил руку тому на плечо, чтобы заглянуть в глаза. В нос ударил запах сигаретного дыма, формалина, машинного масла и… и невзрачный аромат сирени. — Думаю, штраф в восемьсот лей. Деньги оставишь в ящике «Bani din amenzi», он на входе… И все. Сам я, конечно, не в восторге от такой хрени, но она все же работает, как бы парадоксально это не звучало! — И все? — Уинтерс поднял взгляд, наконец-то встречаясь с глазами Карла. — А как можно выехать из города к границе? Я просто уже слишком долго нахожусь… — Он почувствовал, как взгляд напротив похолодел. — Отсюда никто не уходит. Сюда можно только прийти! — ледяным тоном произнес лорд, убирая руку с плеча Итана. Уинтерс склонил голову, прищурив глаза: «Что он такое несет? Бред какой-то! ». — Из любого места можно уйти, но только не отсюда, — абсолютно серьёзно говорил Карл, выпуская изо рта клубящиеся облачка дыма. — Это еще почему? — Ты думал, я не пытался слинять отсюда? Как видишь, мои попытки — он развел руками в стороны. — увенчались полным НИХЕРА! … я все еще здесь! — Гейзенберг бросил докуренный бычок сигареты на пол, размазав тот по полу носком сапог. — Варюсь вместе с крылатой сучкой, гигантской стервой, рыбным горбуном и поехавшей кукольницей… Зря ты сюда пришел! Очень зря! — «С чего вдруг его прохватило на высказывание мне личных проблем? Тут все такие долбанутые на голову? » — размышлял Итан, пытаясь сделать вид, что вникает в личные проблемы Карла. — Все, не мути этой хуйней себе голову! — резко отмахнулся лорд, вновь нацепляя на себя гогглы. Он схватил Уинтерса под локоть, поднимая его со стула. — Пошли. —Что? Куда опять? — Итан успел схватить саквояж, а потом вырвал руку из хватки лорда, меряя его пристальным взглядом. Хоть сейчас и утро, он действительно устал от беготни по городу. Вновь хотелось спать. — Вижу, ты тоже хочешь свалить… Так что можешь идти. Предупрежу: в лесу постарайся не попасться моим ребяткам! А если же свалишь… Скатертью дорога! И никогда сюда не суйся, усек?! — усмехнулся Гейзенберг, выходя из допросной и придерживая Уинтерсу тяжелую дверь. «Чего? Так просто можно уйти? Да с радостью, если честно! Хотя…» — пораскинул мозгами мужчина, однако интуиция подсказывала, что ничего ладного ждать не стоит. — Ладно, не сунусь! — вышел следом Итан, крепко сжимая пальцами саквояж. — Ребяткам? — А ты думал, что полицейские — это просто роботы? Механизм нельзя заставить работать таким образом, а вот полуживое тело… вполне можно! И это моя самая лучшая разработка… — Ты просто чокнутый, — перебив его, мотнул головой Уинтерс, с неким страхом глядя на лорда. Тот лишь усмехнулся, пожимая плечами, словно восприняв его слова за комплимент. — Не новость. На выходе мужчина отсчитал несколько купюр и кинул в указанный ящик. «Странная все-таки практика. Может, хотя бы бумаги какие-то надо писать?» — почти выбежав на улицу, Итан сразу втянул свежий воздух. Запах сигарет Гейзенберга, словно въедался в кожу; а вот снаружи он рассеивался и смешивался со слабым ароматом выпечки из ларьков, машинных выхлопов. — Не стой столбом, prietenul meu străin , — толкнул Уинтерса в плечо лорд, быстро спускаясь по лестнице. Мимо них по улице промчалась радостно улюлюкающая стайка детей с воздушным змеем, величественно рассекающим небо. Карл сунул руки в карманы и пошел по улице, звеня набойками сапог. Итан последовал за ним и старался не отставать. По небу вновь проплыл дирижабль, за ним, словно хвост, развевалась лента, на которой Уинтерс разглядел разноцветные буквы «1989. Pentru gloria lui Miranda și a celor patru lorzi». «Восемьдесят девятый? Какого черта? В смысле? Сейчас же только двадцать седьмой! Что здесь происходит?» — удивился мужчина, рассматривая надпись. Гейзенберг тоже поднял вверх голову, глядя на растяжку, и фыркнул. — У вас тут прям целый культ королевы, — озвучил свои мысли Итан, провожая дирижабль взглядом и про себя добавил: «Чем-то похожий на наш…». Утреннее солнце уже было достаточно высоко. «Пятнадцать минут девятого» — мужчина замечает еще один циферблат. Тик- так, тик-так … Двигалась тонкая секундная стрелка по кругу. Память Уинтерса услужливо подкинула ему воспоминания об утренних маршировках на крейсере «Ноттингем» второй эскадры перед сражением с немецким Hochseeflotte . Капитан первого ранга, Миллер, критично осматривает ряды морских пехотинцев и выкрикивает мотивирующие бойцов речи типа: «Вы, грязные крысы, сейчас должны защищать нашу Родину, нашу Британию! За Королеву! ». Шеренги разрываются бешенным криком из смешавшихся голосов разного тембра: «За Королеву! ». Капли монотонно барабанят по корпусу судна, заливают пол. Соленый воздух попадает в нос, раздражая изнутри. Форма уже вся намокла от проливного дождя. По коже бегут мурашки. Итан быстро отгоняет навязчивые воспоминания, переключая внимания на город контрастов. Где-то здания кривоватые, а где-то идеально ровные; как под копирку. Разукрашенные во всю цветовую палитру или однотонные темные здания. Маленькие частные домишки в вперемешку с гигантскими небоскребами. Все наполняется шумом. Снующие люди; все также учтиво склоняющие голову перед лордом. Гейзенберг идет неожиданно медленно, вальяжно; прогуливается, держа руки в карманах. Они вновь оказываются рядом с центром города. Хитросплетения проводов, протягивающихся от фонарных столбов, образуют силуэт, напоминающий паутину. Здесь намного шумнее: стук колес трамвая по рельсам, рычание машинных моторов, топот ботинок и бесконечные разговоры на румынском вокруг. — Надеюсь, ты голоден, — прерывает тишину Карл, поворачиваясь к Итану. Желудок Уинтерса заурчал, напоминая хозяину о себе. — Вообще, да- заметил мужчина. Гейзенберг ухмыльнулся. — Ну раз ты иностранец, а я… — лорд, подхватив Итана под локоть, улыбнулся; оскалился. — а я как местный авторитет и вообще замечательный человек познакомлю тебя с нашей кухней. Ты мне даже польстишь, если отзавтракаешь со мной! «Человек… Ну-ну! Польстил я ему. Видно… Ишь скалится как, да и позволяет мне подъебывать его в ответ. Прям светский авторитет!» — не мог не отметить про себя Уинтерс, а затем вслух ответил: — Веди тогда! «В какой момент мы перешли на «ты». Ещё час назад он твердил, что к нему надо обращаться не иначе, как «Лорд Гейзенберг». Не удивлюсь, если кому-нибудь он когда-то откусил руку» — смеялся голос в голове мужчины, поскольку ему казалось, что именно такого и можно ожидать от Карла. </i> Мы остановились у небольшого безымянного ресторана. Пожалуй, выбор местной еды, да и вообще, места, я оставлю Гейзенбергу. Лорд вновь придержал Итану дверь. Немного напрягает. В воздухе витал запах пряностей, кофе и свежей выпечки, будоражащий вкусовые рецепторы. Уинтерс огляделся: несколько круглых столов на двоих и два длинных на четверых. Пока он осматривался, Карл уже успел занять столик у окна на двоих. — Тащи сюда свою английскую задницу! «Как же я надеюсь, что тут никто не понимает английского… Боже Господи, избавь меня от этого постыдного момента!» — Итан сел напротив, поставив саквояж на пол ближе к окну; просто предосторожность. К ним подошёл учтиво улыбающийся невысокий парень в белоснежной рубашке и фартуке с двумя аккуратно сложенными вдвое листами картона, на которых каллиграфическим почерком было выведено: <i>MENIUL . Уинтерс раскрыл и приподнял брови— он ни черта не понимал; все на румынском. Ну а чего ожидать-то было? — Я… Эм… Предсказуемо, но я ни черта не понимаю, — Уинтерс закрыл меню и отодвинул, переведя взгляд на Гейзенберга, пожавшего плечами и вновь углубившегося в изучение наименований в меню. — Ты что хоть на завтрак жрешь? Или англичане только пьют чай и питаются святым духом их королевы? — Чай я просто люблю, а вот… Ну и сэндвичи иногда ем, — сцепил руки в замок Итан, отворачиваясь от лорда, усердно стараясь игнорировать не лучшее отношение к себе, хотя с каждой репликой Карла это получалось все хуже и хуже. Гейзенберг кивнул и поднял руку, чтобы позвать официанта. — Te-ai decis deja asupra comenzii? — вежливо кланяясь, к ним подошёл тот же официант, что и вынес листы меню. — Da, adu-ne niște ceai, mămăligă și Telemea. — Comanda dvs. VA fi gata în douăzeci de minute, — парнишка сделал несколько записок в блокноте, вытащенном из широкого кармана фартука, и удалился. — Что ты заказал? — спросил Уинтерс, провожая взглядом официанта. Румынский чем-то напоминал и французский, и английский, и даже чем-то речь русских, перебравшихся после революции в Великобританию. — Твоего чаю, — кажется, лорд подмигнул ему сквозь линзы очков. — А ещё мамалыгу и телемею. — Чего- чего ты заказал? — «Надо было сказать «чего-чего, блять? Это вообще съедобно?» — сначала оторопел мужчина. — Ты ж не местный, точно. Объясняю: мамалыга- это типа хлеба только из зёрен кукурузы, а телемеа- обычный сыр. Ничего такого, Итан, — развел руками Карл, снимая с головы шляпу и кладя ее рядом на стол. «Действительно дед, а ещё меня старпером назвал! Удивительно, что матов я сейчас так и не услышал!» — саркастично заметил про себя Уинтерс.***
Мия и Рози были для него жизнью, даже Родиной, за которую он был готов сложить жизнь на поле боя. Потому он добровольно и пошел на фронт— Итан мечтал сражаться за свою жену и дочь, за Британию. Семья была единственной отдушиной, местом комфорта, где можно было спрятаться от жестокого и кровавого мира. Уинтерс помнил тот роковой день. На дворе был конец ноября, повсюду лежали маленькие бугорки снега, а изо рта вырывались клубы полупрозрачного пара. Он разбудил жену ночью, чтобы она его проводила. Сегодня Итан работал в ночную смену. Ему не нравилось выходить в поздние часы на работу, но за это он получал деньги и мог радовать жену с дочерью. Мия и сама могла работать, она была очень умной; закончила биомедицинский факультет в колледже образования имени Шоредича. Она часто была в отъезде на конференциях, потому Уинтерс старался проводить с супругой как можно больше времени. Они сидят с Мией на слабоосвещенной кухне; он пьет дымящийся кофе, а она делает аккуратные глотки чая с бергамотом и мятой. Розмари спит наверху, в своей маленькой колыбельке. На столе рядом стоит невзрачный радиоприемник, откуда доносится голос ведущего BBC. «British Broadcasting Company» впервые вышли в эфир в двадцать втором году, когда Мия и Итан только обвенчались. В том году они еще жили в Лондоне. О пышной церемонии никто не говорил: молодожены в тот день долго гуляли по Трафальгарской площади, сидели в небольшом кафе. Это был один из лучших дней в жизни Уинтерса. Вот Итан уже накидывает на плечи светло-серое пальто из толстой ткани с загнутыми, приутюженными лацканами и смольно-черный боливар на голову, натягивает на ладони перчатки. Тянется к жене, чтобы поцеловать ее, а затем прижаться лбом ко лбу. — Люблю тебя. Сильно-сильно! Ты даже не представляешь! — Не представляю, возвращайся быстрее, — шепчет Мия, ещё раз целуя мужа в губы. Уинтерс улыбается, краснея, а затем выходит за порог. Пройдя немного, он оборачивается, чтобы подарить жене воздушный поцелуй, Мия машет ему рукой в след. Под ботинками скрипит первый снег. Он быстро идёт по темной улице; чем быстрее отработаешь— тем быстрее вернёшься. Его сердце колотится быстро. Но интуиция чует неладное. Пора бы забеспокоиться — но о чем? Пальцы просто крепче сжимаются на лямке сумки через плечо. Хочется вернуться домой, в объятия жены. Созависимость; наркотики друг для друга. Что-то внутри заходится в крике, щемит сердце. Мия поднимается на второй этаж, чтобы проверить дочь. Розмари спокойно спит в своей колыбельке, посасывая палец. Женщина ласково улыбается, гладя ребенка по голове с тоненькими светлыми волосами. В доме прохладно, поэтому приходится ходить по дому в уличной обуви, чтобы не простудиться. «Моя девочка, » — шепчет Мия, наклоняясь, чтобы поцеловать дочку в лобик. Бум. Женщина, почти подпрыгнув на месте от испуга, хмурит лоб и подбегает к окну. Второй от них дом взорвался. Она отшатывается от окна и хватает Розу на руки. От столь резких движений и звуков ребенок просыпается и начинает хныкать. «Все хорошо, Рози, все хорошо. Мама рядом… Тише-тише-тише…» — убаюкивает ее Мия. Ещё взрыв; дом до них. По коже начинают бежать мурашки, Мия выскакивает из спальни с Розмари на руках. Взрыв. Огонь, как кислота разъедающий кожу. Дикий крик отчаяния, ужаса женщины и годовалого ребенка. Треск дерева. Разлетающиеся доски. Угарный газ уже забивается в неживые лёгкие, оседая черной пеленой внутри органов. Взрыв. Ещё взрыв. Один за другим дома на улице подрываются. Уинтерса отбрасывает ударная волна; он не успел среагировать. Мужчина лежит в снегу, пытается подняться с земли хоть на чуть-чуть. Но не может. В ушах звенит и пульсирует, а все перед глазами плывет. Итан еле как поднимается на ноги; пошатывается. Перед глазами пляшут яркие зарева огней и белые вспышки; все смыто в черно-красное пятно. «Только не наш, только не наш, только не наш…» — бормочет Уинтерс, начиная бежать в сторону дома. Ему больно передвигать ногами. Выручает лишь невъебических размеров моральное усилие и желание удостовериться, что с его близкими все хорошо. Желудок скручивает от неприятного предчувствия, готовясь вывернуться наружу. Пот начинает стекать по раскрасневшемуся лицу от близкого нахождения с пламенем. Слишком медленно. Слишком громко и ярко. Треск горящего дерева повсюду, подобно стволам многовековых деревьев, клубы черного дыма поднимаются к темному ночному небу, тянутся к нему своими завитками, застилают маленькие сияющие точки звёзд. Вот перед глазами маячит знакомый обгорелый ясень. Нет… Нет… Уинтерс обессиленно падает на колени. Он не слышит, как из соседних домов в панике выбегают люди, каким громким визгом заходится сирена подъехавшей пожарной машины. Он ничего не видит; перед глазами пелена солёной влаги. Итан кричит. Кричит громко, от собственного голоса закладывает уши, а холод дерет горло своими острыми когтями как у зверя. — Почему не я? Почему? — Уинтерс обращается то ли к догорающим останкам, несколько минут назад бывших его домом, то ли к Богу, то ли к человеку, к мрази подколодной, заложившему бомбы. На месте их дома столб огня и такого же ствола черного дыма. Лёгкий ветерок тянет жар пламени и пепел за собой. Сегодня 29 ноября. Вчера я потерял все: Мию, Розу и себя. Меня нет.***
«Должен признать, эта мамалыга действительно вкусная! Неожиданно…» — отметил мужчина, медленно завтракая и наслаждаясь каждым кусочком. — Ты долго ещё мяться будешь? — нетерпеливо спросил Карл, покачиваясь на стуле. Вместо того, чтобы ответить «буду мяться столько, сколько ты будешь вести себя как ребенок. У тебя шило в заднице что ли? » Итан фыркнул, специально начиная медленно пить горячий напиток. — Да дай ты мне чай допить спокойно! Гейзенберг откинул голову; вновь словно закатил глазами за очками. — Может хватит уже стол качать? Просто мой чай может абсолютно случайно вылиться на тебя. — Я смотрю, ты уже осмелел! Два часа знакомства, а ты мне уже все карты свои выкладываешь. Думал, ты до последнего будешь загадочным английским джентльменом! «Я их не только выложу, но тебе в жопу их ещё засуну, понятно? Лорд хренов! » — усмехается своим мыслям Уинтерс, переводя взор в окно. Его раздражал пристальный взгляд Карла, если его попросить хотя бы не прожигать дыру в Итане — толку не будет! — Все, пошли! — резко поднялся из-за стола Гейзенберг, вытащил из внутреннего кармана несколько купюр и положил на стол. Уинтерс полез в саквояж за кошельком, но лорд схватил того за руку, останавливая. — Я угощаю. «О’кей, вообще без проблем! Я ж деньги сэкономлю! » — хмыкнул Итан, выходя следом за Карлом из заведения. — На этой прекрасной ноте я вынужден тебя покинуть! — широко улыбнулся Гейзенберг, театрально откланявшись, и достал сигареты. — Удачи, Итан! И помни: беги или умрёшь! — Стой, — пытался остановить его Уинтерс, но ни закуривший Карл не остановился бы, ни Итану не захотелось бы его догонять. Он лишь потёр кольцо, висевшее на груди, думая над словами лорда в комнате для допросов по поводу того, что из этого места никто не может уйти. «Изумительная ситуация, как сказать… Я один. Посреди городка Румынии. В лесу может быть какая-то дичь! А-ха-ха… Я сейчас умру со смеху от абсурда и… Вообще. Бред какой-то!» — решил Уинтерс про себя, осматриваясь.