«Мы навсегда останемся самими собой, как бы ни складывались жизненные обстоятельства. Ты, например, останешься аристократкой, даже если потеряешь все. А я, даже если стану папой римским, все равно останусь убийцей.»
— Айрис Джоансен
Пробуждение вновь оказывается не из приятных, хотя Уинтерс лежит на чем-то достаточно мягком и теплом. Сна, как будто, вовсе и не было. Все тело ломит, корежит. Может, слабая судорога, сжимающая мышцы будто тисками. Итан морщится и только сейчас открывает глаза. Белый потолок. Вокруг небольшой люстры с шестью выключенными голыми электрическими лампочками треснула штукатурка и пошла длинными кривыми, напоминающими разряды молний в грозу. Из-за неплотно закрытых штор винного цвета, можно разглядеть небольшую её часть. Нежно-бежевые стены с ажурным вайнскотом, уже давно потухший мраморный камин с причудливым орнаментом, рядом с котором располагался резной лакированный стул из красного дерева, а на нем единственная знакомая и родная деталь в этой чужой комнате — саквояж Уинтерса. Дальше — высокий платяной шкаф с гадрунами, немного правее — темная дверь. Итан переворачивается на бок и шипит от резкой боли в животе. Черт. Приподнимает одеяло и видит окровавленный бинт, обвивающий всю верхнюю половину туловища, как замысловатый корсет. Левое запястье тоже полностью перевязано. Резкий запах крови ударил в нос. Мужчина сразу же отмел желание размотать бинт и посмотреть на рану. Стертые ноги, спущенные с кровати, оказались на мягком ворсе ковра, лежавшего рядом. Итан с трудом поднялся с постели, поморщившись от резкой скованности, тяжести в забитых мышцах, и быстрым движением раздвинул шторы, давая возможность солнцу полностью заполнить комнату через огромное французское окно с возможностью выхода на балкон с кованными пузатыми перилами. Поднявшаяся в воздух пыль вместе с запахом дыма, напомнила о замеченном недавно камине. Мужчина выглянул в окно и сразу же отпрянул. Лес. Армия темных деревьев, простирающаяся на многие километры, до самой границы, — может, даже и больше — где рыщут ликантропы, где молятся жители деревни, помешанные на Миранде. Итан нажал на ручку двери, впуская свежий лесной в комнату, пропахшую каминным пеплом. Первым делом Уинтерс направляется к саквояжу; хочет удостовериться, проверить. Мужчина схватил его и поставил прямо на кровать, начиная выкладывать все вещи: кошелек с деньгами различных валют, две свернутые в трубочку карты, пистолет, нижнее белье, пузырек антисептика, документы, слава Богу, что не помялись, дневник, карандаш, коробка с запасными патронами, две жестяные банки с говядиной, упаковка спичек, маленький уже не работающий фонарь, чёрная толстая нитка с иглой, складной перочинный нож, драгиньянский пиджак и механические часы, показывающие, что сейчас ровно три часа дня. — Все на месте, — констатировал Уинтерс, облегчённо вздыхая и начиная складывать вещи обратно в саквояж. Поднимает дневник и, раскрыв его на первой странице, вытаскивает свернутое в двое бесцветное фото; на нем Итан с зачесанными назад волосами в темном костюме-тройке, рядом, склонив голову, сидит Мия с Розой на руках. На женщине длинная жемчужная нитка поверх платья свободного кроя без рукавов. Несмотря на то, что в год, когда была сделана фотография, в моду вошли короткие стрижки, Мия волосы стричь не стала — они черными волнами спадали на оголённые бледные плечи. Это была одна из немногих вещей, уцелевших при пожаре. Стук в дверь. Итан вздрагивает, быстро оборачиваясь. Половина вещей так и осталась неубранной. Он быстро вложил пистолет на предохранителе в задний карман мятых штанов, переживших побег от клыкастой твари с лезвиями вместо пальцев, которые, похоже, с него так и не снимали. — Войдите, — пытается спокойно сказать Уинтерс. Дверь со скрипом открывается, и в комнату входит невысокий мужчина лет шестидесяти пяти в форме дворецкого с дымящейся чашкой чая, невысокой супницей и ложкой на подносе. Кожа его лица, окруженная седыми бакенбардами, больше напоминала пергамент. Волосы на лысеющей голове были уложены назад, словно пытались скрыть возрастное выпадение волос. — Добрый день, мистер Уинтерс. Как ваше самочувствие? — сдержанно проговорил вошедший, заходя в комнату. Чтобы поставить поднос он подошёл к тумбочке у противоположной стороны кровати, на которой стояла лампа и расписанная в бело-голубых красках фарфоровая ваза со скромным букетиком сирени, наполняющим комнату своим легким, едва уловимым ароматом. — Вроде нормально, спасибо, — кивнул Итан, неосознанно кладя руку на забинтованные живот. Дворецкий поднял на него внимательный взгляд карих глаз под нависающими кустистыми бровями. Похоже, этот человек привык доверять только своим глазам. Мысленно оценив физическое состояние Уинтерса, вошедший кивнул самому себе. А затем мельком глянув на кучу вещей на кровати и видя среди них циферблат часов, дворецкий произнес: — Ужин состоится в семь вечера, Вас проводят. Разрешите удалиться, сэр? — Да — да, конечно… — быстро закивал головой Итан, а потом остановился. — Подождите секунду, а не подскажите, где я? Седой дворецкий посмотрел на него со скрытым недоумением, сложив руки за спиной. — Во владениях лорда Гейзенберга, сэр. Уинтерс угукнул и закусил губу, касаясь кольца на груди. Это был достаточно благородный поступок со стороны лорда, про которого не скажешь, что тот отличается альтруизмом и добросердечностью, забрать Итана в самый разгар жертвоприношения Миранде, а потом позволить, — ну хотя бы предоставить возможность, — пожить немного у себя. Тоненький голосок в сознании твердил, что тут обязательно будут подводные камни. Мужчина думал, что мог бы очнуться в стерильной палате, в окружении тех, кто принес клятву Гиппократу, в больнице, что наверняка была в городе, но он снова очнулся в не самом ожидаемом месте. Это уже закономерность какая-то! Дворецкий поклонился и покинул комнату со словами: «Приятного аппетита, сэр», предоставляя Уинтерса самому себе, на растерзание рефлексии и размышлениям. Он вытащил пистолет из кармана и аккуратно сложил оставшиеся вещи в саквояж, а потом, присев на кровати со стороны тумбочки, потянулся к остывшему чаю в кружке, вытащенной явно не из дешевого сервиза. От горячего напитка пахло мятой. Взяв кружку за ручку, Итан сделал аккуратный глоток. Приятное тепло разлилось по всему телу, даря спокойствие. Все мысли резко улетучились из головы, заменяясь вязкой пустотой от наслаждения. Он больше любил, когда напиток был только-только заварен, когда над паром можно было погреть озябшие руки. Чая становилось все меньше и меньше, хотя Уинтерс пытался растянуть удовольствие, как только мог. Однако организм, заурчав, потребовал более существенной пищи, чтобы ускорить регенерацию. Мужчина обратил внимание на супницу, стоявшую на подносе. В ней оказался остывший сливочный суп, в котором плавали поджаренные грибы, нарезанные дольками. Итан отчего-то даже и не задумывался, что в еде могут быть ядовитые примеси — он был настолько голоден, что готов был съесть все, предложенное ему. Закончив с трапезой, мужчина осознал, что его неуклонно тянет в сон. Мышцы с каждой секундой расслаблялись все больше и больше; боль отступала, словно от чудесного всесильного отвара. Спустив саквояж на пол, Уинтерс лег на прежнее место, натянув одеяло до подбородка. Итан ощущал сейчас уют и спокойствие, казавшиеся ему эфемерными, ими стоило насладиться по максимуму! С приятными мыслями он провалился в дрему после не столь длительного бодрствования.***
Итан почти подпрыгнул на кровати, почувствовав, как Гейзенберг пытается разбудить его легкими похлопываниями по плечу. Лорд был в бежевой рубашке, на которой были расстёгнуты первые две пуговицы, в обычных черных очках с круглой оправой и в коричнево-бежевых брюках. На его голове был собран низкий хвостик, вероятно, чтобы волосы не мешались. Конечно, это не тот человек, которого ожидал увидеть Уинтерс после сна, но, вспомнив о лесной тварюге, мог лишь молча порадоваться данному варианту. Из двух зол всегда нужно выбирать наименьшее, хотя на вопрос «кто опаснее?» мужчина до сих пор не мог дать четкого ответа. — Что ты здесь делаешь? — на автомате выпалил Итан, откидывая одеяло и опуская ноги на пол. «Кто вообще в помещение будет ходить в солнцезащитных очках? » — второй вопрос, но прозвучал он исключительно в голове. — Это мой дом, — фыркнул лорд в ответ, отворачиваясь и подходя к окну, за которым виднелось алеющее небо. — Не очень-то и хотелось тормошить твою сонную тушку! Вероятно, что комната находится в западной части дома — потому заходящего солнца не видно. Уинтерс провел ладонью по лицу, пытаясь отойти от отдыха. Ему так хорошо спалось… Сколько сейчас время? Часы он убрал в саквояж, хотя не мешало бы постоянно держать их на тумбочке, чтобы следить за временем. — Так что ты здесь делаешь? Гейзенберг, скрестив руки на груди, повернулся к мужчине. — Осмотреть пришёл. Бинты сменить нужно, — твердо ответил Карл, а затем тихо усмехнулся, подходя ближе. — а то всю жизнь так распоротым и проходишь! Ну если ты… так скажем, не хочешь вернуться на тот столик в лесу! Можем прямо сейчас тебя вернуть! Итан скептически посмотрел на лорда, без слов говоря: «Неудачная шутка». Гейзенберг, поняв немой намек, пожал плечами и сел напротив мужчине. — Дай посмотреть, — почти скомандовал лорд, а затем потянулся рукой к бинту. — С какой стати я вообще должен тебе доверять? Между бровей лорда появилась глубокая складка. Кольцо на груди Уинтерса отозвалось короткой вибрацией. Они смотрели друг на друга: Итан — с вызовом, а взгляд Карла был спрятан за затонированными стеклами очков. — Потому что мне пришлось тебя штопать, — оскалился Гейзенберг, аккуратно нажимая на место, где должен был быть шов. Уинтерс сглотнул от неприятных ощущений, вызванных прикосновениями. — Ладно, — Карл поднялся с корточек и стряхнул с штанин несуществующие пылинки. — Швы не разошлись, уже успех… Накинь наверх что-нибудь и обуйся желательно. — Куда … — не успел полностью задать вопрос Итан, как лорд перебил его. — Я же тебе сказал, бинты менять пойдем. Пришлось вытащить пиджак из саквояжа и накинуть на голую кожу. Итан чувствовал себя максимально не комфортно в таком виде. Гейзенберг, засунув руки в карманы, молча наблюдал за тем, как Уинтерс быстрым шагом ходил по комнате в поисках хоть какой-нибудь обуви. Мельком он заметил, что поднос с кружкой и супницей отсутствует. «Странно, » — пришел к подобному выводу англичанин. — В шкафу посмотри, — спустя несколько минут равнодушно произнес Карл. Он уже порядком устал наблюдать за суетящимся англичанином. Скоро ужин, а бинты нужно сменить. — А раньше нельзя сказать было? — насупился мужчина, открывая дверь шкафа и находя на нижней полке пару соломенных вьетнамок. — Серьезно? — он поднял их в воздух. — Тапки? — Да хоть босиком иди! Мне плевать, — пожал плечами лорд, выходя из комнаты. «Ты всегда будешь ждать, пока я побегу за тобой? Пунктик что ли? » — подумал Итан, запахивая пиджак на груди, надевая вьетнамки на ноги, и поспешил покинуть комнату, чтобы нагнать удаляющегося Карла. Обычный коридор, с выкрашенными в медный цвет стенами с графитовыми буазери на полстены. Холл был украшен редкими картинами в позолоченных рамах, где были то цветочные натюрморты, то пейзажи, изображающие леса, обширные луга, покрытые пшеницей и фруктовые сады в самый разгар плодоносного периода. К низким выбеленным потолкам, где висели такие же люстры с электрическими лампочками, как в комнате Итана, поднимались полуколонны, декорированные затейливой резьбой капителей. Вьетнамки неприятно шлепали по деревянному полу. По пути Уинтерс пару раз видел низенькие геридоны с расписанными вазами, где покоились маленькие букеты сирени, запах которой витал в воздухе. Коридор оказался не особо длинным. Гейзенберг резко свернул в сторону, мужчина — за ним. Оказался он на верхней площадке длинной изогнутой лестницы, выкрашенной тиковым маслом, ведущую вниз, и она была огорожена изящной металлической балюстрадой. Спускаясь за лордом по лестнице, Итан старался не беситься от того, как подошва тапок ударяется о пятки. «Действительно, лучше бы босиком пошел!» — промелькнула мысль в голове англичанина. Недолгая дорога за Карлом привела Уинтерса, постаравшегося запомнить маршрут от начала и до конца, к невзрачной двери, что, по идее, должна была вести в подвал. Гейзенберг вытащил из кармана брюк связку ключей и, щелкнув пару раз замком, открыл дверь. Первым заходить не стал. — После вас, — ухмыльнулся он, делая приглашающий жест. Итан с недоверием посмотрел на лорда, но все же первым шагнул в темноту. Карл зашел за ним, прикрывая дверь. Полная темнота. Гейзенберг шарит по стене в поисках включателя света. Щелчок. Маленькие лампочки на потолке загораются, освещая спуск вниз. Старые ступени скрипят при каждом шаге, напоминая лестницу в каком-нибудь действительно древнем замке или имении. Мужчина надеется, что они достаточно крепкие. Чем ниже — тем холоднее. Чем ниже — тем сильнее ощущается знакомый запах смрада и гниения. — Что там такое? — спрашивает Уинтерс, останавливаясь. Лорд цокает и толчком заставляет мужчину продолжать спускаться: — Увидишь, un englez curios! Внизу оказывается намного холоднее, а запах гнили, табака и крови забивает нос. От резкого аромата формалина слезятся глаза. Опять мрак. К горлу подступает комок тошноты. Гейзенберга, похоже, нисколько не смущает данный запах. Он лишь нащупывает на стене рубильник; зажигается свет. «Это что? Морг? Что здесь происходит? Чем занимается этот тип? Он меня убьет? » — мысли перебывают в панической лихорадке, бьются о черепную коробку, будто рыбы, выброшенные на берег. Вдоль стен расположены холодильные камеры. Рядом с одним из «холодильников» располагается умывальник, под ним — небольшая урна, а на полочке сверху — кусок мыла и сложенное махровое полотенце. Посреди огромного подвального помещения стоят две стальные кушетки с мойниками и подголовниками. Итан отступает назад; хочется поскорее покинуть это место. В углу «комнаты» стоял обширный письменный стол с записными книжками и кучей бумаг, лежавших в абсолютном хаосе. Рядом стоял шкаф со стеклянными дверцами, за ними были различные инструменты, колбочки с препаратами и реагентами, салфетки; у другой стены — стальной стеллаж с потрепанными папками, книгами в переплетах, с которыми обращались недостаточно аккуратно, и с разных размеров банками, где были законсервированные в формалине органы: мозг, неразвитые эмбрионы, плавающее сердце, печень, одно легкое. От одного вида внутренностей воочию Уинтерс почувствовал горечь желчи на языке. «Боже… Господи, куда я попал?! Лучше бы меня в лесу сожрала та тварь! » — подумал мужчина, скорее отворачиваясь от злополучного стеллажа. Карл заметив это, лишь хмыкнул. — Залезай на кушетку, — кивнул лорд, расстёгивая манжеты рубашки и закатывая рукава. — Нет. Ты на них мертвецов держишь! — сбивчиво проговаривает мужчина; звучит, как жалкая отмазка труса. Ему просто противно и страшно ложиться туда, где проводят вскрытия. — Я все обрабатываю, тут стерильно, — обвел взглядом все помещение Гейзенберг. Заметив, с каким ужасом озирается по сторонам англичанин, теребивший рукав пиджака, лицо лорда немного расслабилось. — Слушай, чем быстрее я сменю тебе бинт, тем быстрее уйдешь отсюда. Тебе ясно? Карл старался звучать как можно мягче и как можно убедительнее. Лорд подошел к одной из кушеток и похлопал по ней, призывая Уинтерса сесть на нее. Итану это стоило просто нечеловеческих усилий над собой, чтобы преодолеть отвращение. «Хорошо- хорошо, это дело десяти минут!» — пытался заверить себя мужчина. Гейзенберг подошел к шкафу со стеклянными дверцами, открыв его, вытащил несколько салфеток, полотенце, металлический поднос с медицинскими ножницами, парой медицинских перчаток, бутылочкой какой-то настойки, спиртом, початой упаковкой ваты, мотком бинта и рулон пластыря. За один заход он перетащил на кушетку все необходимые ему для перевязки материалы. Итан за это время снял с себя пиджак и положил его рядом. Тело пробирает подвальный холод. Поглаживает кольцо, успокаивается. Карл, оставив рядом с мужчиной инструменты, пошел к умывальнику. Эхо шума воды, бегущей из начинающего ржаветь крана, пугает Уинтерса. Лорд быстро моет руки с мылом, протирает их досуха полотенцем. Теперь Гейзенберг стоит рядом с мужчиной, натягивает перчатки. Отчего-то его движения настораживают англичанина. Карл берет в руки вату, смачивает ее спиртом, резкий аромат которого сразу бьет в нос, а затем быстро протирает ей ножницы. Четкими, наработанными, движениями режет бинт на туловище Уинтерса. Обрезки падают, и Итану открывается вид на огромный вертикальный шов от грудины до пупка. «Пиздец, » — думает он. Лорд с живым интересом осматривает заживающий шов. Берет в руки колбочку с настойкой и второй кусочек ваты. — Это настойка календулы, — невзначай произносит Карл, аккуратно проводя смоченной ваткой по шву. Уинтерс морщится. Вокруг шва кожа немного покраснела. — Типо антисептик. Гейзенберг накрывает рану сложенной вдвое салфеткой, похоже, тоже обработанной растительной настойкой. Просит Итана подержать, пока сам разматывает пластырь и отрезает нужную длину. Вскоре поверх салфетки оказывается пять длинных кусочков пластыря, захватывающих и здоровые участки кожи тоже. — Вот и все! — улыбается Карл, словно пытается поддержать Уинтерса, не туго обматывая бинтом его тело; фиксируя «конструкцию» из пластырей и салфетки. Мужчина пребывал в состоянии полной прострации, пустым взглядом пялясь на стену перед собой. — Эй-эй, trei degete , — пощелкал пальцами лорд перед лицом Итана, пытаясь вывести того из подавленного состояния. Уинтерс несколько раз проморгался, тряхнув головой и приходя в себя. Гейзенберга немного встревожило забытье англичанина. — Порядок? — Да-да, — быстро кивает мужчина, вновь дотрагиваясь до кольца, дергаясь от прохладного воздуха. — Пиджак накинь, — говорит лорд, левитируя поднос с инструментами в шкаф и дергая за стальные ручки, закрывает его. Перчатки вскоре оказываются в урне под раковиной. Карл вытаскивает зажигалку и самокрутку из портсигара, который неизвестным способом поместился в карман брюк — быстрыми движениями поджигает кончик сигареты и выпускает первый клубок сизого дыма изо рта. Итан покорно натягивает на себя пиджак, застегивая все пуговицы. Ноги тоже морозит. «Чертовы вьетнамки, » — очередная быстрая мысль в голове. — Ну пошли, думаю, уже шесть пятьдесят, — вытащил Гейзенберг из переднего кармана рубашки часы.***
За пределами подвала намного теплее. У тяжелой резной двустворчатой двери столовой, над которой блистал выкрашенный серебряной краской десюдепорт, лорда и англичанина встретил дворецкий, принесший Уинтерсу чай и суп. — Добрый вечер, лорд Гейзенберг. Добрый вечер, мистер Уинтерс, — поздоровался с каждым старик, клянясь. Затем он открыл перед ними двери, впуская Итана и Карла внутрь. — Добрый вечер, Костаке, — поприветствовал того в ответ лорд. «Костаке? Надо запомнить, » — отметил Итан, кивая дворецкому, проходя за лордом в столовую, что оказалась достаточно большой залой с высокими потолками. К кессонному потолку, с которого свисали две пышные люстры габаритных размеров, тянулись белоснежные пилястры. Гигантское французское окно, обрамленное бордовыми плотными шторами, наполняло столовую светом закатных оттенков солнца. На стене висел огромный групповой портрет. Высоченная белокожая леди в широкополой шляпе, странное существо, чем-то напоминающее рыбу, в темной накидке, женщина в черном платье и таком же головном уборе, похожем на паранджу, на коленях женщины сидела необычная синеватых оттенков кукла в белом свадебном платье, сам Карл и стоящая по середине женщина темном платье свободного кроя с идеально уложенными пшеничного цвета волосами, ее лицо было скрыто за позолоченной маской-клювом, а безжизненные глаза даже с картины забирались прямо под кожу и прожигали душу насквозь. — Кто это? — спросил Уинтерс у Гейзенберга, кивая в сторону картины. Женщину в маске он видел практически на каждом плакате в городе, с Карлом он находился в одном помещении, но вот остальных персон на картине Итану еще не довелось увидеть. — Цирк уродов, — отмахнулся лорд. — Семья, короче. В воздухе витал аромат мяса и специй. «Пахнет вкусно, » — принюхался мужчина, замечая какое-то движение в их сторону. Это была женщина в нежно-голубой рубашке с рукавами буш, на талии был повязан чистый передник. Ее отливающие золотом в свете люстр волосы были собраны в аккуратную шишку на затылке. Женщина добродушно улыбнулась, складывая руки внизу. — Добрый вечер, лорд Гейзенберг, — учтиво произнесла она, делая книксен, а затем перевела взгляд на Итана, повторив движение. — Добрый вечер, мистер Уинтерс. — И тебе, Габи, — ответил ей лорд. С прислугой он здоровался в обязательном порядке, Карл уважал их труд, потому что работа при чьем-то дворе лорду казалось достаточно тяжёлой. — Здравствуйте, — смущенно пробормотал Итан. Он лишь сильнее запахнул пиджак на себе, отводя взгляд. «Надо обязательно рубашку найти!» — Что сегодня на ужин? — поинтересовался Гейзенберг, подходя к столу и стягивая солнцезащитные очки. Длинный стол, рассчитанный на шесть человек, был накрыт на двоих. Посреди стоял зажжённый канделябр. Дорожки расплавленного воска наслаивались друг на друга, образуя силуэты, похожие на слизней. — Чорба из картофеля, дроб из куриной печени и чай, лорд, — пояснила Габи, учтиво кивая и удаляясь. Уинтерс нахмурился. «Опять румынские названия! Когда хоть я начну понимать, что поесть дадут?» — мысленно проворчал мужчина и внезапно почувствовал себя очень старым. — А что будет дальше? — англичанин посмотрел Карлу прямо в глаза, наконец-то не скрытые за стеклами очков. Серые с золотыми крапинками. А может, это была просто искусная игра света люстр? Лорд хмыкнул и задумался, вертя сложенные очки в руках. — Самый … такой вариант… — он вытащил тонко скрученную сигарету из портсигара, щёлкнул зажигалкой, прикуривая. — Оклемаешься здесь, а дальше сам. Других мыслей у меня пока нет.