«Кажется, что происходящее всего лишь страшный, быстротечный сон и стоит щелкнуть пальцами, как он закончится. Но кошмары преследуют даже в реальности.»
— Харпер Маверик В лицо дует теплый летний ветерок, несущий за собой аромат трав и цветов, растущих на огромной клумбе посреди площади перед дворцом. Солнечный свет опускается на кровли невысоких домов, стоящих вдоль идеально ровных вымощенных камнем улиц, по которым стучат копыта лошадей, впряженных в кареты с открытым верхом. До ушей доносилось звучание инструментов уличных музыкантов, заряжающих людей, проходящих мимо, энергией от заводной мелодии. Но она совершенно не заряжала Итана, задолбавшегося по самые не хочу. Рядом шел Гейзенберг, опасливо подглядывающий на прихрамывающего Уинтерса, чье состояние ему не нравилось. — Мне жаль, что я тебя сюда притащил, — признался мужчине Карл, нарушая затянувшееся молчание между ними. — Что, прости? — Итан удивленно посмотрел на него, приподнимая бровь. Он чувствовал, что лорд волнуется — кольцо вновь подрагивало. Чтобы понять состояние Гейзенберга много ума не надо было: все металлические предметы начали дёргаться, если тот волновался или злился. — Просто говорю, как же, блять, жаль, что мои племянницы не сожрали тебя! — саркастично произнёс лорд, отводя взгляд. Мужчина поспешно занял место на первой попавшейся скамье, за которой благоухала цветочная клумба. Облегченно выдохнул, ставя потрепанный саквояж на колени и обводя взглядом площадь, величественный силуэт дворца. Итан испытывал странную неловкость при мысли, что он признается Карлу в своей усталости, которая буквально косила его с ног. Лорд лишь хмыкнул, наблюдая за Уинтерсом, но садиться не стал на скамью; стоял, держа руки в карманах плаща. — Жди здесь, скоро буду, — кивнул мужчине Гейзенберг, а затем поспешил удалиться и затеряться среди толпы, хотя внешность у лорда была, мягко говоря, нестандартная. «Черт бы тебя побрал! » — насупился Итан, мотнув головой. Хотелось заснуть прямо на скамье. Но боль на месте шва на животе, множество мелких ранок от осколков стекла и отвратительные ощущения в ноге держали его сознание ясным, хоть и уставшим. Последний месяц вымотал его сильнее, чем вся его предыдущая жизнь, не считая службы на флоте. Раскрыв саквояж, Уинтерс вытащил из него толстенький дневник и откопал стержень карандаша среди вещей, коих было не столь много, как раньше. Первая запись в дневнике датировалась восемнадцатым сентября. Чернилами на странице быстрым, размашистым почерком выведено: «Розмари сделала первый шаг. Как же я рад!» — Розмари… — нахмурившись, произносит Итан, проводя подушечками пальцев по желтеющей странице. — Роза? — тихо спросил самого себя мужчина, пытаясь вспомнить, кто это. Память отвечает, что это ребенок, годовалый ребенок. Переворачивает страницу, там вложенный черно-белый снимок. Улыбающийся Уинтерс на нем с зачесанными назад волосами в темном костюме-тройке, рядом, склонив голову, сидит черноволосая женщина с длинной жемчужной ниткой поверх платья свободного кроя без рукавов; на руках спал укутанный ребенок. Волосы женщины черными волнами спадали на оголённые бледные плечи. Она нежным взглядом смотрит прямо в камеру. «Я их знаю, » — вглядывается в лицо черноволосой женщины на фото. Он определённо с ней знаком. Спустя несколько минут бурной умственной деятельности, мужчина вспомнил и на автомате прикоснулся к кольцу на цепочке. Это были его жена и дочь. Если бы память была домом, то в сознании Итана определенно точно была бы одна комната, посвященная Мии и Розмари. Но каждый раз, когда мужчина туда заглядывал — кто-то выносил оттуда все больше и больше мебели; воспоминаний становилось все меньше и меньше. «Что происходит?» — спрашивает себя Уинтерс, листая дневник, вчитываясь в собственные записи, словно пытаясь закрасить белые пятна в памяти. — Штанину катай, сейчас бинтовать тебя будем! — Уинтерс и не заметил, когда вернулся Гейзенберг. Лорд держал в руках белый целлофановый пакет, Итан до сих пор пытался найти, куда же «вынесли всю мебель из комнаты» . — Прям здесь что ли? — мужчина убрал фотографию и дневник в саквояж и начал поднимать пропитанную кровью штанину. — Ну да, а что нет — то? — Карл поставил пакет рядом с саквояжем на скамью, вытащил из него небольшой бутыль с поблескивающей в солнечных лучах золотистой жидкостью. — Антисептик? — Лучше. Виски, — улыбнулся Гейзенберг, откупоривая сосуд и делая первый глоток. Оценив напиток, он протянул бутылку Уинтерсу. — На, хлебни. Ты заслужил! — Действительно, — ухмыльнулся Итан, принимая бутылку и делая первый осторожный глоток. Суховатый грушевый вкус разлился на языке. Не вода, конечно, но сейчас сойдет! «Хорошее виски!» — отметил про себя мужчина, делая быстрые глотки. — Ты это… Притормози! — лорд выхватил бутылку виски из рук Итана. Тот обиженно хмыкнул, Карл лишь улыбнулся, вытаскивая из пакета и рулон бинта. Гейзенберг присел на корточки перед мужчиной и потянул его ногу на себя, чтобы иметь доступ к ране. — Я понял, что ты заебался, но мне ещё этим промывать тебе рану! — Бухлом? — Ну естественно! Не пропадать же добру! — Обычная колотая рана. Правда, меня напрягает вероятность заражения, — серьезно произнес лорд, а затем, глотнув виски, начал лить алкоголь на рану. Уинтерс сцепил зубы от больного жжения. Кроме боли он ощущал смущение от всей ситуации. Он сидит посреди главной площади перед королевским дворцом, а Карл обрабатывает ему очередную рану. Итан привык наблюдать за этим процессом в импровизированной операционной; где они одни, где пахнет формалином, кровью и разложением. Как только последняя капелька виски упала на рану, Гейзенберг кинул бутылку в урну рядом, а затем размотал начало бинта, но Уинтерс протянул руку: — Я сам. — Как знаешь, — кивнул лорд, кладя в раскрытую ладонь мужчины бинт. Выпрямившись, он осмотрелся и вытащил портсигар, левитируя зажигалку из другого кармана. Пока Итан самостоятельно пытался забинтовать раненую конечность, лорд выдыхал облака дыма, не отрывая от мужчины взгляда, спрятанного за тонированными линзами очков. — Ну все, — сказал Уинтерс, оценивая свою работу, а затем аккуратно опустил штанину, стараясь не задеть бинты. Спирт ещё немного щиплет кожу, но на душе странное спокойствие. Гейзенберг угукнул и, докурив, кинул сигарету на асфальт, размазав бычок носком ботинка. Итан поднялся со скамьи, взяв саквояж за ручки, стряхнул несуществующие пылинки с пиджака. — Пойдем? — Тебя на ручках до машины нести или ты сам дойдешь? — Отвали! — усмехнулся Уинтерс, уверенно, но, слегка прихрамывая, шагая вперед. Карл кинул пакет из-под алкоголя, бинтов в урну и последовал за Итаном, держа руки в карманах. Мужчина до сих пор не мог привыкнуть к тому, что каждая проблема, в которой оказывался Уинтерс, заставляла встретиться его с лордом. Судьба или совпадение?***
Машина стояла там же, где Гейзенберг ее и припарковал. Солнце отражалось на отполированном капоте. Итан собирался уже садиться вперед, но лорд кивнул в сторону задних сидений. Уинтерс просто заколебался, а если сейчас начнется очередная перепалка — крыша уже точно поедет. — Это еще почему? — нахмурившись, спросил он. — Спать ложись, — твердо ответил Карл, не отрывая взгляда от Уинтерса. — Мои жмурики в морге лучше тебя выглядят! — Покорно благодарю за комплимент, — демонстративно откланялся мужчина и недовольный сел на заднее сидение, скрестив руки на груди. Он просто устал. Нервы натянуты до предела. Итан уже всей душой возненавидел этот день. Просто за то, что они сюда приехали. В салоне было душно из-за того, что машина долго стояла под солнцем. Лорд полностью опустил стекла, давая возможность свежему воздуху циркулировать внутри салона, повернул ключ зажигания — раздался рев двигателя. — Забавный ты, когда злишься, — ухмыльнулся Гейзенберг, поправляя зеркало заднего вида, а затем снял шляпу и кинул ее на заднее сидение. «Как же хочется выкинуть ее в окно! » — подумал Итан. — Слушай, — необычно мягко обратился к нему Карл. — Поспи пока едем. — Избавь меня от своей опеки! Хоть на секунду! — раздраженно произнес Уинтерс, чувствуя, как кольцо начинает бешено трястись. Тяжелое молчание. Мужчина начинает понимать, что ляпнул чушь. Он не привык, что о нем заботятся. Но тут был и еще один нюанс: лорд далеко не из тех людей, кто стрессоустойчив или способен контролировать эмоции. А возможность Карла контролировать металл делало напряженные разговоры в несколько раз опаснее. «Почему я просто не промолчал? » — вздохнул он, пялясь в окно и продолжая ругать себя за сказанное. А Карл, нервно постукивая пальцем по рулю, вытягивает сигарету из портсигара и закуривает. — Прости… — Итан виновато посмотрел на Гейзенберга. Тот лишь тяжело вздохнул, несильно ударяя раскрытой ладонью по рулевому колесу, с дымом выдыхая что-то похожее на «Doar taci!» . Курит он нервно, быстро, а кольцо на цепочке у Уинтерса дрожит. Докурив за рекордные пол минуты, лорд выкинул окурок в окно и твердо сказал: — Поехали.***
Всю дорогу Итан только и делал, что спал под рычание двигателя и слабый аромат сирени. Усталость спасла мужчину от нескольких часов поездки наедине с собственными мыслями и тяжелым молчанием лорда. Но выспаться по итогу не вышло. В сознание врезались черные когти кошмаров. Побег по замку, страшная морда существа в лесу; женщина с языками пламени, вырывающимся из ее глаз и рта; полоумные жители глухой деревни в лесу. Все эти образы не давали насладиться сном, необходимым Итану больше, чем вода или еда. Он несколько раз просыпался, хватая воздух открытым ртом, а затем снова проваливался в беспокойный сон. — Давай поднимайся! — достаточно бодрым тоном растормошил мужчину Гейзенберг. Разлепив глаза, Уинтерс заметил, что Карл уже не выглядит таким мрачным, скорее — уставшим. Салон вновь пропах табаком, хотя Итану казалось, что всю дорогу окна автомобиля были открыты. Выбравшись из машины, мужчина потянулся и перевел взгляд на лорда; тот снова курил и, похоже, принципиально избегал визуального контакта с мужчиной. Кольцо на цепочке отозвалось мелкой дрожью. Уинтерс вытащил из саквояжа механические часы, чей корпус подрагивал от силы Гейзенберга. Пятнадцать минут девятого. «День так быстро пролетел, » — подумал Итан, чувствуя подрагивание часов в ладони. Солнце было близко к горизонту, чтобы скрыться за черной каймой леса, что был так близко. Так опасно, но и чувствуешь себя в безопасности за высоким стальным забором. Персиковые лучи, словно краски под кистью небесного художника, ложились на поверхности, до которых дотягивались. Где-то в кустах сирени или раскидистых кронах деревьев насвистывали красивую, но понятную только им мелодию, птицы. Вся природа, казалось, утомилась под лучами июньского солнца, а ночь — это пора для нее, чтобы отдохнуть и остыть перед новым световым днем. Докурив, лорд выкинул окурок сигареты и, сунув руки в карманы плаща, направился в сторону дома, который правильнее было бы назвать поместьем или усадьбой. В саду им встретилась Габриэла, поливающая растения. — Добрый вечер, лорд Гейзенберг, мистер Уинтерс! — в своей обычной радостной манере поприветствовала их экономка, отвлекаясь от поливки. — Привет, Габи, — вымученно улыбнулся ей Карл, ускоряя шаг. Кольцо на цепочке у Итана дрожало, что говорило о не самом благополучном состоянии лорда в данный момент. Мужчина хотя бы выспался, но вот за рулем поспать невозможно. Может быть, раздраженность лорда была вызвана лишь усталостью. И Уинтерс его прекрасно понимал. Он сам, когда раздражен может многое ляпнуть сгоряча, а потом долго думать об этом и рассуждая над тем, как мог развиваться их диалог, не скажи Итан тех слов. — Добрый вечер, — улыбнулся ей в ответ мужчина, поднимая руку в приветственном жесте. Женщина дружелюбно кивнула ему и вернулась к своему занятию. Уинтерс, прихрамывая, поспешил за лордом, быстро шагающим по садовой тропинке, усыпанной мелкими камушками. Дверь резко открылась перед Гейзенбергом, впуская его на свою территорию, где тот ощущал себя в безопасности — Итан почувствовал это из-за того, что кольцо почти перестало дрожать. «Уже лучше, » — отметил про себя Уинтерс, проходя внутрь дома. У входа стоял Костаке, сложив руки за спиной. Солидный. В черном фраке, под которым была белоснежная рубашка и повязанная на шее галстук-бабочка. Если бы Итан впервые увидел его на улице, а не в доме Карла, он бы принял дворецкого за какого-нибудь знатного чиновника. — Добрый вечер. Ужин уже накрыт. Не желаете- ли пройти в столовую? — учтиво спросил он. — Добрый вечер, Костаке, я наверх, — твердо отрезал лорд и быстро взбежал по лестничному пролету на второй этаж. Итан тяжело вздохнул, ощущая внутри гаденькое чувство вины, сжимающее горло. Дворецкий с недоумением проводил Гейзенберга взглядом, а затем обратился к Итану: — Ciudat. Ei bine, atunci…Не желаете поужинать, мистер Уинтерс?***
Трапезничая в одиночестве, Итан с некой грустью смотрел на пустое место за столом, предназначенное для Гейзенберга. Еда не казалась такой вкусной, какой мужчина привык ее ощущать спустя больше десяти часов без пищи. Он был рад, что никто не стал его спрашивать о состоянии лорда, потому что Уинтерс попросту не смог бы дать внятный ответ из-за душащей вины и стыда. Итан до сих пор считал, что задел Карла своим «Избавь меня от своей опеки! Хоть на секунду» . Закончив ужин, Уинтерс решил самостоятельно спуститься в подвал, дабы уже нормально обработать раны. Потому что нога продолжала болеть, а из-за маленьких царапин казалось, что в тело втыкают несколько тысяч игл. В подвале витал привычный аромат крови, формалина и спиртовых настоек. Это место уже не вызывало у Итана животного страха, как при первом спуске в операционную — морг Гейзенберга. Сейчас мужчину уже не пугали консервированные органы и запах разложения, который, словно с радостью, впитывала одежда. Поставив саквояж на кушетку, Уинтерс направился к шкафам, где были все необходимые инструменты. Первым делом, надо было разобраться с самыми крупными ранами и сменить бинты на туловище. Пальцы больше не тряслись, когда Итан обрабатывал раны или обматывался бинтом. Самым болезненным оказалось вытаскивать осколки из маленьких ранок, к тому же надо было зацепить инородные тела пинцетом. В основном, раны были на плечах и пару осколков пришлось вытаскивать из щеки. «Хорошо, что больших нет, » — почти с облегчением думал мужчина, когда, сжав зубы, вытаскивал осколок пинцетом. Кусочек окровавленного стекла со звоном приземлился к собратьям на металлической подложке. Все ранки Уинтерс смочил настойкой календулы, которой в операционной было очень много, словно Гейзенберг делал ее на досуге, пока не проводил эксперименты над преступниками, пока не консервировал органы или пока не сматывался на работу. Запирая за собой подвал, Итан подумал, что хорошим решением будет навестить лорда, тем более, что тот жил буквально в соседней комнате. Но пока мужчина поднимался по лестнице, его одолевали сомнения насчет правильности поступка. «Может, лучше дать ему время отойти?» — спрашивал себя Уинтерс, приближаясь к комнате Гейзенберга. Сознание твердило, что, чем быстрее Итан сможет извиниться, тем быстрее конфликт будет улажен и тем быстрее он сможет избавиться от чувства вины. Аккуратный стук в дверь. Уинтерс прислушивается к звукам за ней. Тишина. Мужчина сглатывает широкий ком в горле, касаясь кольца сквозь ткань рубашки. Оно висело неподвижно. Итан вновь стучит, надеясь получить ответ. Мужчина побаивался состояния Гейзенберга, когда тот молчал. Было непривычно и оттого — страшно. — Я войду? — громко спрашивает он, обращаясь к лорду. Вновь мертвая тишина, ни одного звука движения или признака жизни. Толкает дверь от себя. Еще раз предупредительно спрашивает. — Карл? Комната оформлена точно также, как и Уинтерса. Только в правом углу, что ближе к окну стоит большой письменный стол с кучей бумаг, настольной лампой и множеством различных карандашных зарисовок, висящих над рабочим местом. К шторам никто не притронулся. Свет предзакатного солнца спокойно проникал в помещение. На полу лежали шляпа плащ, которые небрежно скинули с плеч, как ненужные атрибуты одежды. А на кровати спал Гейзенберг, который даже не удосужился переодеться домашнюю одежду. Лежит, приобняв подушку, на мятых простынях в ботинках. Черные очки лежат рядом с пустой пепельницей на прикроватной тумбочке. В Карле Итан сейчас увидел самого себя. Первый месяц после гибели Мии, — о которой он прочел в дневнике, — он ни о чем кроме работы не думал, а приходя в новый дом порой также сваливался на кровать без ног. Усталый и злой на судьбу. Это Уинтерс помнил… Он поставил саквояж у входа и несмело вошел в комнату. Табак и сирень. Аккуратно поднимая плащ с пола, Итан внимательно следил за мирно посапывающим Гейзенбергом — вдруг проснется, хотя маловероятно. Верхнюю одежду лорда мужчина повесил на спинку стула, а шляпа теперь лежала на столе. Внутри Уинтерс чувствовал странное волнение. Это вроде неправильно — заходить в комнату человека, пока то спит. Но… Аргументов в пользу своих действий Итан больше не нашел. Задернув тяжелые шторы, мужчина заставил комнату Карла погрузиться во мрак. «Теперь можно идти» — оценивая проделанную работу, подумал Уинтерс. Прикрыв дверь в комнату лорда, Итан с облегчением выдохнул, подхватил саквояж и направился в свою комнату. Это был слишком тяжелый для него день, который Уинтерсу удалось пережить, хоть и получив увечья. Мужчину буквально трясло от пережитого. Сердце казалось слишком медленным, хотя удары представлялись Итану похожими на стук молота по наковальне. В комнате он мог расслабиться и, откинув голову к стене, тяжело дышать, ощущая полную пустоту в голове. Все слишком сложно. — Боже… прибежище наше в бедах, дающий силу, когда мы изнемогаем, и утешение, когда мы скорбим. Помилуй, нас, и да обретем по милосердию Твоему успокоение и избавление от тягот. Через Христа, Господа нашего. Аминь, — тихо бормотал молитву Итан, лишь бы заглушить пустоту в голове. Обращение к Господу иногда помогали ему справиться с душевной болью. Он верил. Он верил и надеялся, что когда-нибудь его жизнь перестанет быть похожей на Ад.