«Всё страньше и страньше! Всё чудесатее и чудесатее! Всё любопытственнее и любопытственнее! Всё страннее и страннее! Всё чудесится и чудесится!»
— Льюис Кэрролл
Начало сентября. Дни начинают постепенно становиться короче, однако особо резко это пока не ощущается. На рыночных прилавках появляются свежие овощи с огородов приезжих торговцев из провинций. Ранее безоблачное небо омрачается серыми кучевыми облаками, что проливают на землю свои холодные слезы, скапливающиеся в лужи в редких дырах на мостовой. Итан был рад, что теперь он не будет постоянно сидеть дома. Еще в июне он заявил, что собирается найти работу. Нашел. На заводе. Стал инженером-конструктором. Радовало, что теперь свободного времени стало в разы меньше и множество вопросов не лезли в мысли ежесекундно. Каждое утро, ровно в шесть, он встречался с лордом у парадных дверей, а затем они вместе шли на завод, иногда за всю дорогу, не выронив ни слова, либо оживленно обсуждая новый проект. Ради работы пришлось отвыкать от вылеживания в постели до семи или восьми утра. Но общество Карла подбадривало Итана, заводило. Чем-то напоминало идиллию. Мужчины шли по тихим улицам, когда еще не проснулись остальные жители города. На пути они могли встретить почтальона или извозчика, тоже выходивших на смену в ранние утренние часы, что, учтиво приподнимая козырьки, здоровались. Лето пролетело почти незаметно. День сменялся ночью, а ночь — новым днём. Гейзенберг в начале каждого месяца ездил в столицу на «совещание», но Уинтерса брать с собой уже не рисковал. Лорд объяснил, что хочет избежать новых инцидентов, да и вообще нервничать не хочет. Однако Карл потом в шутку признался Итану, он не горит желанием тратить деньги на хорошенькое бухло, которое толком и не опробует, если мужчина опять успеет куда-нибудь вляпаться. Три месяца. Три. Этого времени хватило, чтобы привыкнуть и привязаться к друг другу. Теперь Уинтерс мог достаточно спокойно назвать дом Гейзенберга и своим домом тоже. Мысли о переезде он бывало озвучивал, когда на него снисходило озарение в виде чувства вины, но Карл мог достаточно спокойно прервать поток неприятных мыслей мужчины: «Нравишься ты мне, так что останься. Мне вообще без проблем, что ты живешь со мной. Если хочешь уйти — пиздуй, я не собираюсь отговаривать тебя. Это будет лишь твоим решением», а затем лорд бы спокойно закурил, словно разговора и не было. У мужчины бывали и дни, когда ему хотелось задушить весь мир в своих объятиях, а бывали дни — когда просто хотелось всех задушить. И чаще всего первое состояние появлялось лишь на выходные. Тело больше не отзывалось тупой усталостью в ногах, натруженных после очередного рабочего дня. Итан вскочил с кровати и резко раздвинул шторы, позволяя лучам утреннего солнца заполнить комнату, всегда находившуюся в полном порядке. Мужчина мог не волноваться за свою жизнь пока отдыхал — всегда закрывался изнутри и оставлял ключ в скважине, — он всегда чутко спал, потому любой негромкий шум, скрип мог с лёгкостью разбудить. Толкнув двери, Уинтерс вышел на балкон и повернул лицо к солнцу. Свежий утренний ветерок и сентябрьское эфемерное тепло. Детство. В голове лишь мелькают полуразмытые картинки, больше напоминающие плохие фотографии, но Итан помнил, какие ощущения были во время обычных детских забав. Где-то в далеке звенит по чугунным рельсам ранний трамвай или гигантские часы на площадях отбивают пройденный час. Один момент. Он с привязанным к одежде колокольчиком пытается сбежать от товарищей, у которых завязаны глаза. Он помнил чувства и эмоции, да события, как мимолётные видения, оставили после себя слабо различимый след в памяти. — Замечательно! — с улыбкой вздохнул Итан, окидывая взглядом, раскинутый ковер темного леса, где может быть только проснулись те твари, если они, конечно, ложатся спать. О них он уже перестал вспоминать. Они остались ярким кошмаром лишь во снах мужчины. — О, — послышалось с соседнего балкона. — Проснулся! Бодрый ты сегодня. Повернувшись, Уинтерс встретился взглядом с Гейзенбергом, спокойно сидевшим на стуле с чашкой кофе и дымящейся сигаретой в руках. С ним Итан вчера не виделся, потому что лорд уезжал в столицу. Седеющие волосы были собраны в обычный низкий хвостик, с которым мужчина привык видеть лорда в домашней обстановке. Мятая рубашка и брюки. Но с недавнего времени, когда Карл начал, словно больше открываться и доверять, Уинтерсу пришлось привыкнуть к виду Гейзенберга в обычных очках панто. Однако от взгляда за прозрачными линзами, который лорд мог бросить на Итана во время перепалок, становилось жутко. — Было что-нибудь интересное на собрании? Кажется, этим вопросом он каким-то образом поставил Карла в тупик. Тот откашлялся, после сразу же сделав затяжку. — Во-первых, тринадцатого числа, как обычно, мы планируем отмечать день сборки винограда, ну и во-вторых, — лорд, помявшись, продолжил. — моя мамаша хочет с тобой на этом мероприятии «познакомиться поближе», — изобразив кавычки, хмыкнул Гейзенберг, выкидывая докуренный бычок за балкон. Итан с серьезным и озадаченным видом обдумывал все сказанное Карлом, скрестив руки на груди. Фигура Миранды была для него окутана мраком, основанным лишь на рассказах лорда, который несильно то и жаловал «матушку». Чопорность и вечный холод, исходящий не только от ледяных, бесстрастных глаз, но и от самой королевы. Даже после того, как Итан разбил окно замка, она оставалась такой же надменной и непоколебимой; без каких-либо претензий она отпустила его восвояси, словно у нее был заготовлен известный лишь ей план, где все остальные играли свои роли, как бедные актеры на сцене, освещенной лишь собранным наспех прожектором. Миранда была лишь безликим режиссёром, которого не видно из-за ослепляющего света. — И еще… Думаю, тебе стоит знать, что нам придется ехать к высоченной сучке, — лорд укоризненно посмотрел на Уинтерса, а затем лукаво улыбнулся. — В последний раз твое знакомство с маленьким плотоядным инсектарием моей дорогой сестрицы не прошло удачно. — Спасибо, обрадовал! — саркастично произнес Итан, отводя взгляд. От одной мысли о девушках с серпами, бешеными янтарными глазами и звонкими голосами, предвещающими скорую гибель всем, кто им попадется, мурашки побежали по коже Уинтерса. Он слишком любил жизнь, а расставаться с ней только из-за одной неудачной поездки или помешанных на крови вампирша мужчина не собирался. — Да не боись ты. Полезут — пиздюлей от меня отхватят, — засмеялся Гейзенберг, допивая кофе и поднимаясь со стула. Мужчина с кривой улыбкой посмотрел на него. Он уже понял, что в такой шуточной форме лорд пытается выражать заботу. Соседи же. Хотя однажды Габриэла явно в шутку сказала, что мужчины похожи на старых супругов, которые любят «подтрунивать» друг над другом. После этой фразы Карл с Итаном лишь нервно посмеивались, переглядываясь, делая вид, что ни черта не понимают. — Иди завтракай, а потом прогуляемся выйдем. — Зачем? — Любишь ты тупые вопросы задавать, Итан Уинтерс. Мне сигареты нужны, бумаги, да и много чего еще, — перечислял Карл, а затем окинул мужчину пристальным взглядом. — Ты не похож на тепличное растение. — И к чему это сейчас было? — поднял брови Уинтерс. Ему просто хотелось закрыть лицо ладонью, да больше и не видеть Гейзенберга, который даже не удостоил Итана ответом и преспокойно удалился с балкона, прихватив стул. «Как всегда, » — хмыкнул мужчина, провожая Карла взглядом. Уинтерса раздражала привычка лорда постоянно уходить от ответа, когда Итану приходилось додумывать смысл сказанного Гейзенбергом «философского изречения» самому. Руки сами тянутся к кольцу. Кажется, тело помнит больше, чем разум. Оно знает, узнает все ощущения, что в мозге были укатаны сероватой призрачной пеленой забвения. И это чувство пугало. Вопрос, на который сам для себя так долго не мог ответить Уинтерс «Как я здесь оказался?» , начал самостоятельно находить ответы в голове. Отчего-то мужчине казалось, что он переехал в Румынию несколько лет назад… Тогда резонный вопрос — почему. Похоже, вспомнить и не удастся. Мужчина поднял лицо к небу, то щурясь от солнца, то разглядывая вальяжно плывущие по небу облака, чьи тени напоминали силуэты мифических чудовищ, готовящихся сожрать Мир целиком. Легкие обжигал каждый вдох, каждые прохладные литры воздуха с запахом дыма фабрик и заводов города, ароматной вечнозеленой хвои леса, доносимых ветром. И все — таки утренняя погода в сентябре бывает чудесна.***
Тринадцатое сентября является национальным праздником на территории всей Румынии. Более трех тысяч лет благодаря сухому и жаркому климату фермерам удается получать отличный урожай, из которого производят потрясающего качества вино, что и прославило страну. Более семи миллионов литров вина позже выдерживается в огромных бочках в подвалах у именитых жителей с огромными собственными плантациями винограда. Итан предполагал, что празднование этого дня будет чем-то напоминать Весенний выходной день, что каждый год отмечали в последний понедельник мая. Все улицы украшали благоухающими гирляндами весенних цветов, проводились пышные карнавальные шествия, а потом устраивались долгие народные гуляния. Похоже, что необъяснимая волна забытья не тронула эту часть сознания. «Интересно, чего я еще не помню? » — спрашивал себя мужчина, поправляя новый пиджак, стоя перед купленным зеркалом в полный рост в металлической раме. Гейзенберг просто отказался покупать другие, хотя деньги то были из зарплаты Уинтерса. Спорить из-за зеркала… Прекрасная идея! Только потом до Итана дошло, почему именно металлическая рама. Сам он никак не утащит зеркало, а вот его «сосед» может спокойно, даже не касаясь зеркала. На этом и сошлись. Не сразу, но сошлись. Из вещей, что мужчина взял с собой, были лишь механические часы — вновь убегать от дочерей Димитреску он не планировал. Хотя там уже как повезет. Вероятно, придется весь вечер торчать рядом с лордом. Итан молился и упрашивал всех известных ему богов о том, чтобы этот вечер прошел без различного рода инцидентов. В противном случае, ему будет так жаль и новый пиджак, и рубашку, и брюки, и оставленные дома старые ботинки с набойками, которым мужчина предпочел лакированные туфли. Уинтерс встретился с курящим прямо в доме Карлом у парадного входа. Это был первый раз, когда мужчина видел лорда, выходящим на улицу без привычной мятой шляпы, что должна была почти срастись с хозяином, так часто он ее носил. Волосы были аккуратно уложены назад. Гейзенберг теперь был похож на типичного сановника. Под отглаженным плащом — темный костюм тройка, который появился благодаря теске лорда в 1666 году. От «образа поехавшего инженера-хирурга», к которому так привык Итан, остались только тяжелые ботинки, перчатки, круглые черные очки и болтающиеся на груди вместо галстука легированный безмен и складной компас. — Замечательно выглядишь, — отметил лорд, докуривая сигарету и глядя на Уинтерса, пока тот резво спускался по лестнице. — Взаимно! — улыбнулся тот, чувствуя, как алеют щеки. Почему его просто смущают обычные комплименты от мужчины, которого он считает близким товарищем, с которым делит крышу над головой? «Все. Хватит!» — остановил поток вопросов и хаотичных мыслей в голове Итан, подходя к Карлу и надеясь, что тот не увидит некого смущения на лице Уинтерса. — Что по времени? — спросил Гейзенберг, по обычаю засовывая руки в карманы. Мужчина вытащил из нагрудного кармана пиджака часы и назвал время: — Почти три часа дня. — Отлично. Вовремя и будем, — пробормотал Карл и направился к выходу. «Надеюсь, » — подумал Итан. День сборки винограда выпал в этом году на среду, потому улицы были оживленные, хоть выходной день. Но пробок на трассе не должно было быть. Перед выходом Уинтерс изучал карту. Владения леди Димитреску были, примерно, на половину пути дальше от столицы, соответственно — около семи часов в дороге. Лорд говорил, что сам «бал» в честь сборки винограда, по традиции, начинается не раньше десяти вечера. Вспоминая о «родственниках» Гейзенберга, мужчина представлял больше собрание темных сил в Самайн на тридцать первое октября, когда грань между реальностью и миром нечисти стирается до тонкой корочки, которой покрываются лужи при наступлении первых стуж. Уинтерс уже представлял, как при каждом взгляде то на королеву, то на страшную куклу в свадебном наряде, то на свиту бледнолицых кровопийц Димитреску будет беспрестанно креститься. — Ты излишне драматизируешь, — сказал ему Карл, не отрывая взгляда от дороги, когда Итан поделился с ним опасениями. В окно стучал мелкий осенний дождь, под которым оказаться было бы неприятно. Небо посерело достаточно резко и несправедливо начало заливать землю скопившуюся внутри тяжелых облаков воду. За время пока они ехали Гейзенберг еще не выкурил ни одной сигареты. Может, понимал, что, если откроет окно — запустит в теплый, нагретый разговорами салон прохладный сентябрьский ветер. Уинтерс лишь наслаждался привычным запахом бензина, табака и легкого аромата сирени, от которого теплело в груди. — А что мне еще делать? Радоваться жизни?! — саркастично произнес Уинтерс, глядя в окно и постукивая по колену. — В прошлый раз меня пытались сожрать! — Я понимаю, что моя «семейка» не вызывает у тебя особого доверия. Впрочем, как и у меня! — пожал плечами лорд, усмехнувшись. — Это еще мягко сказано… Но почему у тебя-то? Семья же, — с непониманием посмотрел на него Итан, переставая стучать по колену. — Семья… Это понятие, как по мне, полностью основанное на воспоминаниях. Его невозможно понять из словаря или со слов других. Каждый раз, когда я вспоминаю детство, я не верю памяти. Это похоже на высококлассное наебалово, понимаешь? А как верить «семье», если ты не веришь памяти о событиях, связанных с ней, и, если люди или кто, с кем ты живёшь, больше похожи на артистов цирка уродов? — раздражённо отвечал Гейзенберг, начиная отстукивать в такт падающим на лобовое стекло каплям дождя пальцем по рулевому колесу; Уинтерс чувствовал, как подрагивает кольцо на подвеске, но старался не отводить от Карла взгляда; пытался вникнуть и понять. — Весь этот мир не настоящий. Сплошная фальшь! … Помнишь лес? Ну что это за ебучий барьер? — взмахнул рукой лорд, вздыхая, а затем еле слышно пробормотал. — Просто блядский сюрреалистический пиздец! — Ты меня пугаешь, когда начинаешь говорить умные вещи, а так я полностью согласен с тобой, — кивнул Итан, обращая взгляд к окну. Та же пасмурная серость неба, те же тяжёлые облака, те же поникшие под нагрянувшим ливнем деревья с зачинающейся желтизной крон. Монотонный стук капель по стеклу. Теперь мужчина не чувствовал себя сумасшедшим. Он был не одинок в догадках и действительно был рад, что не был единственным в сомнениях насчёт этого места. — Просто плохой спектакль с отвратительными декорациями. — Здесь ты прав. Над задним планом какой-то бездарь работал. Столько несостыковок и в сценарии, — пожал плечами Гейзенберг, заворачивая на очередном съезде.