«Кошмарный сон — это ведь в общем-то тоже всего лишь фильм, который крутится у тебя в голове, только это такой фильм, в который можно войти и стать его персонажем, » — Энтони Бёрджесс
Сунув склянку в карман, Итан вернулся в зал, пребывая в странном и даже неприятном возбуждении. Все детали, мысли начинали складываться в единый пазл, однако для полной картины не хватало ещё половины. Умиротворяющая музыка уже не ласкала слух, а наоборот — раздражала своим радостным мотивом, так действующим на натянутые до предела нервы мужчины. Алкоголь полностью выветрился после разговора с леди Беневиенто, теперь разум был ясен и чист. Ему нужно было срочно с кем-то это обсудить. Долго в себе Уинтерс держать ничего не мог. Он прав! Он оказался прав! Он знал! — Карл! — почти воскликнул Итан, стараясь не срываться на бег, когда заметил лорда, привставшего с резной козетки. Публика в зале оглядывалась на него с удивлением и даже неким презрением. Что он себе позволяет?! Так нельзя вести себя на балах! Какой бескультурный и необразованный сударь! — Ты в порядке вообще? — взволнованно спросил лорд, оглядывая мужчину. Обычно спокойным в их тандеме был англичанин, который в данной ситуации, казалось, помешался на какой-то идее, совсем растеряв всю сдержанность. — Нет! Вообще нет! Я был прав! Ты тоже был прав! Эта жидкость… — начал тараторить Итан, сжимая предплечье Гейзенберга. Он знал, что лорд ему поверит. Мужчине не терпелось поделиться своими догадками и размышлениями. Гейзенберг приблизился к мужчине почти вплотную, чем заставил того замолчать, замереть на месте. — Эта информация предназначена только для нас троих, а лишние уши нам не нужны! — прошептал лорд достаточно грубо. — Я предлагаю переместиться наверх, пока тебя не было, выдали ключи от гостевых комнат. — Будет слишком странно, если мы просто резко решим уйти, — нахмурившись, шепотом ответил Итан. — Поэтому мы уйдем не «просто резко»! — хитро улыбнулся Гейзенберг, кладя руку на плечо Уинтерса. — Сейчас твоя задача будет подыграть мне и делать вид, что это все неожиданно для тебя, а не стоять как истукан! — Ты мне хоть раз объяснишь свои планы до конца… — не успел выразить свои претензии мужчина, как лорд резко приник к его губам. «А вот это уже неожиданно!» — усмехнулся голос в голове. В нос вновь ударяет запах табака, сирени, но теперь к ним примешался и терпкий вкус вина. Итан, краснея, чувствовал, как на них оборачиваются люди и заинтересованно наблюдают за дальнейшими событиями. Ему сначала хотелось оттолкнуть Гейзенберга, потому что не очень любил афишировать отношения на широкую публику. Уинтерс терпеть не мог все эти любопытные взгляды в его сторону. Он любил уединение, где можно быть собой и не стесняться чуждых взглядов. — Теперь же… — отстранившись, прошептал Гейзенберг. — Постараемся сделать вид, что мы дохуя страстная парочка и хотим поскорее удалиться отсюда, чтобы предаться плотским утехам! — Гениально! — ответил Итан, тихо посмеиваясь. Всех сложностей можно было избежать, если бы они просто поочередно поднялись наверх. Но не самый рациональный и логичный план лорда понравился Уинтерсу. — И это твой план? Мог бы просто сказать, что надо поцеловаться в зале, перед твоими родственниками и гостями! Карл тихо усмехнулся, а затем его лицо резко посерьёзнело: — Люди любят додумывать различную хрень, если уж будут хоть какие-то основания и самые тупые догадки. А когда они видят это сами — домыслов и сплетен обычно намного меньше! Запретный плод сладок, Итан! А то, что очевидно, уже не так привлекает внимание. Всем нравится додумывать, что скрывается под маской. — Я же тебе говорил, что ты начинаешь меня пугать, когда говоришь умные вещи, — улыбнулся Уинтерс. Для незнающих людей они были просто двумя мужчинами, которые, держась за руки, взволнованно перешептывались. «Просто иди за мной!» — проговорил Гейзенберг и потянул мужчину за собой, к лестнице. Сердце в груди взволнованного Итана ускорило свой бег. Но из зала просто так никто не мог уйти. Не мог уйти незамеченным его хозяйкой, леди Димитреску, что сейчас, сидя с дочерьми на широком диване у лестницы, попивала вино и наслаждалась атмосферой вечера. Она была полностью спокойна. Слева от нее примостилась Даниэла, а справа — Кассандра, болтающая с Бэлой, у которой в руках был дорогой янтарный мундштук, подаренный на день рождения несколько лет назад после того, как Альсина узнала, что ее старшая дочь пристрастилась к курению. Но все же кое-что ее донимало и мешало полностью раствориться в празднике, позабыть о заботах, да и провести вечер с обожаемыми дочерьми, с которыми из-за государственной деятельности Альсина не могла проводить достаточно времени. Взгляд вампирши постоянно натыкался на брата, что был подобно бельму на глазу. Да еще и его спутник, этот Итан Уинтерс. Спокойный и воспитанный молодой светловолосый человек, но немного зажатый в себе. Где Карл вообще его нашел или … откопал? Итан не нравился леди Димитреску, но к нему испытывала симпатию ее младшая дочь, Даниэла, потому и высокая леди старалась понять объект воздыхания дочери. Весь вечер Альсина внимательно следила за Уинтерсом. Он представлялся хорошей партией для Даниэлы, но нужно было найти способ как-то поспособствовать этому. Не то, чтобы леди Димитреску сильно уж хотела «породниться» с мистером Уинтерсом, но, если уж он так понравился ее дочери — почему бы и нет. Иногда Альсине казалось, что она уж слишком избаловала своих дочурок и пора бы их уже приучать к самостоятельной жизни. Однако леди все никак не могла отпустить Бэлу, Кассандру и Даниэлу в свободное плавание. Она будет излишне тосковать, находясь одна-одинешенька в гигантском замке. Будет слишком пусто, прям как до рождения дочерей, в которых леди души не чаяла. Стены родного дворца вновь начнут давить на Альсину, заставят ее сомневаться в правильности своего поступка, хотя к решению всех вопросов леди Димитреску подходила основательно. Что же пошло не так в вечер праздника в честь сборки винограда? Все было бы хорошо, если бы чета Димитреску не стала свидетелем исполнения «гениального плана» Гейзенберга. «Вполне ожидаемо, что эти два чудика сошлись, » — отметила про себя Альсина, обнимая Даниэлу, сидевшую сбоку с понурым видом и готовую расплакаться. Она всегда чувствовала, когда ее дочери расстраивались— леди Димитреску была готова быть рядом, чтобы поддержать в трудные минуты. Но Альсина сама приучила их не плакать в общественных местах. Проявлять столь сокровенные эмоции можно было только в кругу семьи, когда поблизости нет никого постороннего. — Жучок, — наклонившись, леди ласково обратилась к дочери, сжимающей подол платья. — от мужчин ничего кроме разочарования ждать не стоит. Для счастья тебе мужчины не нужны… — Для счастья нужны лишь деньги! — вставила свои пять копеек Бэла, выдыхая облачко дыма. Она во всем пыталась подражать матери. Для Бэлы леди Димитреску была идеалом, к которому она стремилась. Это был самый дорогой и родной человек для девушки, ради которого она была готова буквально на все!***
Отперев гостевое крыло, мужчины начали дико смеяться от абсурдности ситуации. Что это вообще за спектакль они там устроили? Пока они бежали по анфиладе, у Итана от распирающего изнутри смеха сбилось дыхание. Стук ботинок по плитке разносился глухим эхом по длинным выкрашенным в цвет слоновой кости коридорам, вдоль другой стороны которых стояли то пузатые вазы с позолоченным растительным орнаментом, то невысокие консольные столики с изогнутыми ножками, на них стояли голландские изразцы или кобальтовые ароматницы. Освещался коридор висящими на стенах жирандолями из золоченой бронзы. Падуги были украшены обилием доломитовой лепнины, складывающейся в замысловатый пояс барельефов с сюжетами древнегреческой мифологии. К потолкам поднимались белоснежные каннелюры из каррарского мрамора. Над дверью каждой комнаты, идущими только по одной стороне коридора, красовался десюдепорт в барочном стиле с позолоченной лепниной, изображающей растительный орнамент. Гейзенберг останавливается напротив одной из комнат и, левитируя металлические ключи из кармана, открывает дверь. Итан быстро шмыгает в комнату и осматривается, пока лорд, зайдя следом, закрывает дверь на ключ. Комната достаточно большая, с высокими потолками. Стены обклеены светлыми обоями с изображением розовой лозы вперемешку с изогнутыми листьями аканта, а ближе к углам комнаты висели бронзовые жирандоли с низенькими восковыми свечами. Рядом с высокой кроватью с персиковым балдахином, располагавшейся в неглубокой альковной нише, располагалась прикроватная тумбочка с кабриолями, выполненная в стиле шинуазри, на которой стоял миленький абажур. На противоположной кровати стороне, на стене висел гобелен «Церера», вытканный на французской мануфактуре, в позолоченной раме с узорами занимал четверть стены. На гобелене изображена римская богиня плодородия с колосом в руке, окруженная двумя амурчиками. Слева стоял деревянный стол-бюро и венский стул, а справа — прямоугольное зеркало-псише, обрамленное в белую багетную раму. Напротив двери два панорамных окна, что можно открыть на проветривание или увидеть лесные дали и виднеющеюся кромку северных гор. Вероятно, что эти комнаты используются только летом, ранней осенью либо поздней весной, поскольку камина или хотя бы намека на средства отопления в помещении не было. — Ты ведь не любишь ночных посетителей, раз и свою комнату на ключ запираешь ночью, — усмехается Карл, оставляя болтаться ключи в замке. — Ты знаешь? — поворачивается к нему Уинтерс, немного нахмурившись. — Они металлические, — пожимает плечами Гейзенберг, проходя к окну и открывая форточку, за которой лишь черный небосвод, укрытый сереющими облаками, столь безмятежно плывущими в сторону дуновения ветра. Лорд вытаскивает портсигар и зажигалку. Движения, которые выполнялись десяток раз за день. Щелчок зажигалки. Спустя несколько секунд Гейзенберг уже выдыхает густые облака сигаретного дыма, что сразу рассеиваются, вылетев за окно. — Наконец-то и покурить можно… Так что ты хотел сказать? Не ради же интереса всех гостей я там такое шоу устроил, верно? — Я… В общем, — Итан, садясь на широкую кровать, пытался подобрать слова, потирая виски. Мысли беспорядочно вертелись в голове. — Донна… Она сказала, что «моя связь с этим миром очень слаба» … — С тобой что ни день — то какая-то хрень происходит. Я всегда знал, что ты не от мира сего! — хохотнул Гейзенберг, ненароком перебив Уинтерса. — Ладно. Продолжай. — И эта жидкость, — Итан выудил из кармана пиджака колбочку и вновь придирчиво осмотрел ее. — Она должна помочь «разорвать связь» между мной и этим миром. По идее, — задумался Уинтерс, дотрагиваясь до кольца. — если разорвать связь, я должен «выйти» из этого, по сути… Я смогу вытащить всех, если это будет возможно! Только представь… — Ну нихера ж себе! У меня… У меня даже слов нет! — внезапно прервав его, нервно усмехнулся Карл. — Слушай, я всегда уважал и буду уважать твои решения, потому что за них отвечаешь только ты! Но сейчас… Ты сам подумай, о чем говоришь, — лорд, выкидывая окурок в окно, потер переносицу. Для того, чтобы переспорить Итана нужно было приложить немало усилий — и Гейзенберг отчаянно старался. — Ты даже не уверен сработает ли эта штука! — он указал на склянку в руках мужчины. — С чего ты решил тогда, что у тебя выйдет что-то путное? — Это слишком слабые доводы, Карл, — ответил Уинтерс, пожимая плечами. — Я все равно попробую, и я уверен, у меня все выйдет… я должен хотя бы попробовать! — Ладно! Хорошо! — вспылил лорд, начиная активно жестикулировать и мерить шагами комнату. Итан видел, что тот нервничает: кольцо почти подпрыгивало на цепочке, дико дрожа. — Раз рациональные вещи на тебя не действуют… Что насчет меня? Что я должен чувствовать в этой ситуации? — Гейзенберг ходил по комнате туда-обратно, чрезмерно жестикулируя. — Твои шансы на успех равны шансам на провал. Предположим, что ты просто сдохнешь из-за этой поебени? И что? Я просто с нихуя потеряю лучшего человека в моей жизни, потому что ему резко ударил в голову героизм и все это ради благой цели? Да? — Карл… — Итан, оставив колбу на кровати, поднялся и попытался приблизиться к разбушевавшемуся лорду. Он редко видел Гейзенберга в таком расположении духа и сейчас действительно боялся за свою жизнь. Опасения разумны. Лорд все-таки не самый обычный человек, к тому же, с немного извращенным воображением… Но трудное не есть невозможное. — Что «Карл» , блять? — резко развернулся к нему Гейзенберг и, стянув очки, посмотрел Уинтерсу в глаза. Из-за света свечей на жирандолях создавалась иллюзия, что глаза отливают янтарем или жидким золотом. Итан старался сохранять спокойное выражение лица, но он боялся непредсказуемости момента. — Я понимаю, что тебе совершенно не нравится моя идея, но… это ведь мое решение, ты сам сказал, что за них отвечаю только я, — достаточно сдержанно ответил мужчина, осторожно приближаясь. Он надеялся, что сможет хоть каким-нибудь способом утихомирить Гейзенберга. Потому он достаточно быстро приблизился к лорду и обнял. — Спасибо тебе за все! — Оу, — нервно засмеялся Карл, обнимая мужчину в ответ. Он чувствовал себя максимально скованно, потому что это был первый раз, когда его кто-то обнимал. В семье проявлениями нежности были лишь редкие похвалы Миранды, а любимым — да и в принципе единственным — «семейным досугом» были драки, обычно проходившие между Димитреску и Гейзенбергом. Донна и Сальваторе предпочитали не лезть к старшим и просто молча стоять в сторонке, ожидая матерь, которая бы разняла двух буйных. — Звучит так, словно ты собрался свести счеты с жизнью! — К тебе вообще не прикасаться? — беззлобно произнес Уинтерс, вдыхая запах табака и сирени. Мысли начинают приходить в порядок, тяжелеть и оседать в сознании. Теперь легче. — Почему именно сирень? — Она расслабляет… да и вообще у нее много практических применений! Я помню, мы были в Германской Империи. Там этот цветок считался символом счастья… Ну у меня это как-то и укоренилось что ли! — усмехнулся Гейзенберг, а затем похлопал Итана по спине, достаточно нервно произнося. — Слушай, на сегодня нежностей и розовых соплей хватит! Карл отстранился и, взяв колбу с кровати, протянул ее Уинтерсу: «Я бы не стал рисковать с этой дрянью, хотя варева Донны никогда не подводили». Было видно, что лорд пересиливает себя. Он ведь тоже боялся. Боялся потерять единственное существо, которому доверял. Заснуть мужчине удалось только спустя час после того, как они легли спать, в то время как Гейзенберг отрубился после пятнадцати минут. Итану было непривычно делить с кем-то кровать. Он еще долго ворочался, пытаясь найти удобную позу для сна. Но не мог он заснуть из-за продолжающих идти в голове размышлений. Нужно хотя бы попытаться… Попробовать. Рука тянется к колбочке, которую мужчина поставил на прикроватную тумбочку. Уинтерс садится и вертит склянку в дрожащих пальцах, взвешивая все за и против. Почему он всегда так много думает? Почему он не беззаботный человек, что может сначала делать, а уже потом думать? С легким хлопком Итан откупоривает колбочку и принюхивается. Герань, бегония, барвинок и розмарин. «Думаю, одного хватит, » — кивает себе мужчина и делает глоток. На вкус просто немного забродившая растительная настойка, от которой перед глазами начинает плыть почти сразу же.***
Глаза непроизвольно закрываются от невообразимо яркого света. «Блять, » — сдавленно выдыхает Итан и, пересилив себя, открывает глаза, чтобы понять, где он сейчас находится. Под босыми ногами чувствуется холодная трава, покрытая утренней росой. На Уинтерсе лишь белая рубашка с закатанными рукавами и темные штаны. Мужчина осматривается. Он стоит на огромном поле, покрытом невысокой идеально выстриженной травой изумрудного цвета. Вдали не видно ничего кроме бескрайнего луга. Слух отчаянно пытается уловить хоть какие-то звуки фауны, но слышно только ускоряющееся дыхание Уинтерса. Ни одного — хотя бы слабенького — дуновения ветра. Морозная свежесть. Мужчина фыркает, растирая ладони и чувствуя, как бегут мурашки по коже. — Где я? — задав вопрос в пустоту, Итан поднял голову и увидел лишь невероятно чистую небесную лазурь, которую не смело тревожить ни одно белоснежное облако. Даже солнца нет. Отчего же так ясно? Мужчина ощущал, что зажат между двумя плоскостями, лишь создававшими иллюзию идеального поля в жаркое летнее утро. Уинтерс быстро идет по траве, внимательно осматриваясь и пытаясь найти хоть какие-нибудь изменения в местности. Но все то же самое. Поле, трава и пустое синее небо. Он не чувствует никакой паники внутри, хотя она давно уже должна была зародиться. Но в голове эхом звучал лишь вопрос: «Где я?» . Никаких эмоций и ощущений, кроме прохладной росы под ногами и пробирающего холода. Пустота внутри. Итан продолжает идти, обхватив себя руками, чтобы согреться. Мужчине казалось, что он идет уже несколько часов. Но у поля не было края. Похоже, тут даже нет времени. Вдруг в дали Уинтерс видит черный силуэт, неподвижно стоящий на месте. Он заставил Итана насторожиться, лишь когда тот несся навстречу чужаку. Сокращая расстояние, мужчина смог понять, что это женщина, повернутая к нему спиной. Уинтерс заставил себя ускориться, когда расстояние было порядком десяти ярдов. На незнакомке была нежно-розовая рубашка с широкими рукавами и длинная темно-зеленая юбка. Волосы женщины, струясь по спине иссиня-черными волнами, были чуть ниже лопаток. — Кто вы? — прервал тишину этого места Итан, делая ещё шаг вперед. Незнакомка медленно повернулась к нему. У мужчины сперло дыхание, а сердце пропустило пару ударов. Он вспомнил! Он вспомнил все! Он вспомнил ее! Те же мягкие черты лица и недоверчивый взгляд серо-зеленых глаз. — Мия? — Итан? — неуверенно спросила женщина, осматривая мужчину. Она выглядела взволнованной и удивленной. — Мия… — дрожащим голосом проговорил Уинтерс, сглотнув комок в горле. Он чувствовал, как глаза начинает застилать пелена, а вскоре по щеке пробежала горячая дорожка. А затем еще, еще и еще… Мужчина сделал еще шаг вперёд и вытянул руку, пытаясь прикоснуться к погибшей жене. Он снова повторил, делая осторожные шаги навстречу. — Мия! — Итан… Ты забыл о нас. А Роза уже заждалась тебя, — в напускной строгости голоса женщины слышались печаль и осуждение. Мия отступила назад, когда Уинтерсу оставалось сделать три шага, чтобы обнять ее. — Я… Я не хотел, Мия… Прости, — мужчина тянулся к ней, как слепой ребенок, что ползет за матерью, чуя ее запах и предвкушая тепло ее родных рук. Мия, печально глядя на мужа, все отступала и отступала — отдалялась от Итана. — Прости меня… Пожалуйста, Мия, остановись! Но женщина не останавливалась и делала шаги назад, как вдруг резко развернулась и побежала прочь, приподняв длинный подол юбки. Мужчина инстинктивно бросился за ней. Не мог упустить… Убегала Мия не так быстро, словно хотела, чтобы Уинтерс поймал ее. Сердце стучит быстро, предвкушая родные объятия, хоть и не настоящие. Догнал. Итан прыгает, цепляется рукой за плечи жены, и они летят вниз. Предчувствует скорое столкновение с землей. Но время резко замедляется, и Уинтерс чувствует, как они проходят сквозь землю и продолжают лететь вниз. Мужчине страшно. — Что происходит? — спрашивает он, держась за женщину. «Оно нас нашло!» — слышит он ответ Мии. Внезапно под ногами Итан чувствует ворс ковра. Мужчина бежит за Мией по узкому черному коридору, покрытому алым ковром, на котором еле различимы пятна чужой крови. — Бежим! Оно за нами! — столь резко ответив, женщина тянет Итана за собой. — Кто «оно» ? — спрашивает Уинтерс, совсем капельку отставая от жены. — Только не оборачивайся, оно любит внимание! — уже запыхаясь, кричит Мия, но она старается сохранить скорость. «Хорошо,» — тихо отвечает мужчина, умирая от желания оглянуться на их преследователя. Сзади не слышно ни единого звука. Впереди видится свет. «Почти!» — слышит Уинтерс громкий голос женщины. Он помнил, что Мия не очень-то любила занятия спортом и предпочитала сидеть в их семейной библиотеке, читая научную литературу или философские трактаты. Легкие уже горят, а дыхание сбивается через раз. Тридцать два ярда. Двадцать семь ярдов. Двадцать один ярд. Надо ускоряться. Бежать быстрее. Выжать из себя последние соки. Это почти конец! Пять с половиной ярдов. Ярд. — Пора проснуться, Итан, — оборачиваясь, твердо говорит Мия и резко дергает мужчину на себя. Они вбегают в свет. Последнее, что Уинтерс увидел — черные, похожие на толстые корни деревьев, щупальца, почти дотянувшиеся до его спины. Мужчина чувствует, как нагретая ладонь жены растворяется. Итан, загнанно дыша, открыл глаза. Он был вновь окружен непроглядной тьмой.«Если ты просыпаешься, проводя рукой по лбу, и говоришь: «Как хорошо, что это всего лишь сон!», и снова засыпаешь, значит, твой сон не был кошмаром. После настоящего кошмара ты сидишь на постели, глубоко дышишь, но сон, вылетев из головы, словно привидение, занимает всю комнату, привидений становится все больше, они прячутся за мебелью и занавесками и наблюдают за тобой. После такого кошмара заснуть невозможно, » — Рю Мураками