***
Сделав последний стежок, Ира перекусила нитку и вытянула перед собой юбку, рассматривая итог своей работы. Шва не было видно — уже хорошо. Примерив расшитую на размер юбку, Ира окончательно убедилась, что та больше не жмёт. Конечно, проще было бы попросить новую, но вопросы с формой сейчас решал Игорь, а общаться с ним лишний раз — то ещё удовольствие. Сразу надев форму дома, чтобы сэкономить время, Ира переключилась на макияж, но все попытки спрятать зарёванное лицо под плотными слоями тональника были тщетны. И если красноту стало менее видно, отёки скрыть никак не получилось. С большим трудом создав на лице видимость чего-то адекватного, Ира отправилась на смену. Всё утро её мысли метались между идеями о том, как вытащить Дениса, и о том, как сказать ему об измене. На работе легче не стало. Как всегда, с натянутой улыбкой, Ира встречала гостей, провожала их за столик и возвращалась обратно. Ей очень хотелось присесть. Ноги сводило судорогой от каблуков, грудь горела изнутри, а от приступов тошноты бросало то в жар, то в холод. Когда к обеду в ресторане появился один из постоянных посетителей, Ира успела смириться со своим состоянием. Тучный мужчина шестидесяти лет, приезжавший в Москву каждую среду, зашёл в вестибюль с привычной улыбкой до ушей. — Дмитрий Витальевич, — начала Ира, приподняв уголки рта, — добро пожаловать. Вы как всегда пунктуальны. — Ирочка, солнышко, — улыбался мужчина, целуя руку симпатичной хостес, которая годилась ему во внучки, — ради тебя летел на всех парах. Он положил на стойку небольшой подарочный пакет. — Презент из Тулы. Заглянув внутрь, Ира обнаружила тульский пряник и маленький магнитик в виде подковы. Лицо девушки украсила ухмылка. — Спасибо. На Ваш столик через две минуты подадут блюда. — Я тебе уже говорил, что ты лучше всех? — Сегодня ещё нет. В перерыве, разместившись на сломанном стуле в подсобке, Ира смотрела в телефон, с волнением ожидая сообщения от Юры. Как одержимая, она снова и снова перезапускала аську. Пальцы двигались сами, она ими уже не управляла. Юра молчал. Сейчас надежда была только на него, ведь своими силами ей никак не вытащить Дениса. Когда Ира уже собиралась вернуться в вестибюль, телефон завибрировал. Входящий от Юры. — Ну что там? — Пока ничего, — говорил голос в трубке, который Юре не принадлежал. Узнав Дениса, Ира невольно издала смешок облегчения. — Как ты? — спросила она, заранее зная ответ. — Не пятизвёздочный отель, но жить можно, — отшутился Денис. На мгновение повисла тишина. Взгляд Иры задержался на откусанном прянике, который оказался сухим и приторным. — Прости меня. — Ты не виновата, — Денис пытался её успокоить, но Ира знала, что она и только она была виновата в этом, и не только в этом... — И вообще, — продолжал Драгункин, — я тут как в отпуске. Кормят три раза, работать не надо. — И что говорит адвокат? Когда этот отпуск закончится? — Мы ждём следователя, но не переживай, сегодня-завтра я буду дома. — Я очень жду тебя, — прошептала Ира, и на глаза выступили слёзы. Чёртовы гормоны. От разговора с Денисом стало легче, но ненадолго. Возвращаясь в вестибюль, Ира получила несколько сообщений подряд от Паши. «Ты уже что-то решила?» «Ты приедешь сегодня?» «Я жду тебя после работы». Сжав телефон в кулак, Ира не стала ничего отвечать. Чувство вины и отвращения к самой себе вернулось. Противнее, пожалуй, было лишь только от того, что ей почему-то не стала чужда жалость к Паше. Ира знала, что он не был подлым или злым человеком. Паша умел любить. Умел быть заботливым и добрым, но его ревность перечёркивала все эти качества. С ревностью приходила жестокость, и эти два дьявола меняли его до неузнаваемости. Он не мог себя контролировать, не мог предугадать приступы и остановиться. Когда он после своей агрессии чуть ли не на коленях просил прощения, Ира прощала. Сама она почти не умела говорить ему «нет». Не умела обижаться на него долго. Даже ненавидеть его не научилась, хотя весь последний год убеждала себя, что это не так. Ира решила для себя, что лучший выход — просто всем врать, а потом, непонятно в какой момент, и сама поверила в свою ложь. Только сейчас, после слов Дениса: «А может, ты любишь его до сих пор? Или тебе просто нравится, что он тебя избивает и насилует?», она снова встретилась с правдой.***
Январь 2006-го. Запах зимы всегда ассоциировался у меня с детством. С тёплыми колготками, которые бабушка нагревала на батарее, с мандаринами, от которых у меня выступал диатез, и с запахом свежей ёлки, которую отец покупал на базаре после работы, принося в дом волшебство нового года. Хотя уже был конец января, настроение так и оставалось праздничным, только недавнее расставание с Пашей тяготило, я по нему скучала. Порой, когда совсем становилось трудно, я набирала ему сообщение, без намерения его отправлять. Так было легче жить. Можно было вообразить, что у нас всё хорошо. Я представляла, что он снова уехал в командировку, и наше общение просто перешло в руки аськи. Глупо, но действенно. Сегодня, закончив этюд с натуры на подготовительных, я не особо спешила домой, к тому же, меня изо всех сил уговаривали остаться. Одногруппники решили устроить посиделки с викторинами и танцами в честь наступившего нового года. Ребята купили много дешёвого вина в коробках, шпрот и хлеба, и эти ароматы меня соблазняли. Бедный, студенческий ужин, но зато какой вкусный! И я уже была готова остаться, но меня сдержало грядущее обследование у кардиолога. Объяснив ребятам ситуацию, я с грустью покинула их. И если бы я только знала, что это моё решение станет переломным в жизни… На выходе из корпуса я заметила Пашин БМВ, но решив, что на фоне расставания у меня начались галлюцинации, пошла в противоположную сторону, к метро. Но как оказалось, зрение меня не подвело. В двадцати метрах от главного входа стоял сам Паша с сигаретой во рту, держа обе руки в карманах. По его заснеженному пальто стало ясно, что пробыл он тут долго, ожидая меня. — Поехали, я хочу поговорить. Вместе с паром, изо рта Паши вырвался резкий запах перегара. — Ты пьян? — спросила я, но вопросительная интонация здесь была лишней. — Нет. — Но я же вижу. — Я выпил пару рюмок водки и хорошо закусил. Давай поговорим. Я хотела дать ему шанс, хотела поговорить, но алкоголь и Паша были страшным сочетанием. — Проспись, завтра поговорим. — Сегодня и сейчас, — объявил Паша, больно схватив меня за руку. Я знала, что вырываться бесполезно, но, почему-то, всё равно одёрнула руку, не раздумывая. Паша не любил отказы. Он не умел их принимать. Придя в ярость, он не сдержался, и прямо на улице ударил меня по лицу. Щека моментально загорелась, из губы брызнула кровь. Я на автомате прижала ладонь к месту удара, ловя на себе сочувствующие взгляды прохожих. — Вы что делаете?! — закричал какой-то дедушка, кинувшись мне на помощь. Но алкоголь в Паше полностью убил в нём здравомыслие. Толкнув заступника в плечо, он снова схватил меня за руку и потащил к машине. — Отпусти, — шипела я от ужаса, не найдя в себе сил на крик. Он молча, на глазах у всех, тащил меня по улице как свинью на убой, но всё, что я смогла сделать — упасть на землю. Пашу и это не остановило, он продолжил тащить, а я, уже чуть громче, простонала: — Пусти! Я отчётливо слышала, как кто-то вызывал милицию, но машина Паши была припаркована слишком близко, его хватка была сильна, моих сил не хватало на противостояние с ним, а прохожие мужчины были то ли слишком трусливы, чтобы вмешиваться лично, то ли и вовсе не хотели лезть в чужие разборки. И если милиция всё-таки приехала на место происшествия, то нас она не застала…