***
— Ну что там? — спокойно спросил отец, будучи уверенным в отрицательном ответе. — Было что заслуживающее внимания? — Было, — прохладно отозвался Грюнфельд и показал измазанную в пыли портупею с ножами. — Но больше нет. — Хм, неплохие экземпляры, — дёрнулся рассмотреть поближе старший инквизитор. — Я так полагаю, в живых хозяина уже не было? Это кто-то из наших? — Там не нашлось останков, — пожал плечами младший. — Сказать не могу. И ни слова лжи, старался, как мог, цени, Лесса. Заглянешь завтра в местный паб? Ну, а вдруг?***
Лесса следовала за ними тенью, принюхиваясь и контролируя обстановку. Судя по запаху, с Бахом был его близкий кровный родственник, хотя пах он даже не в половину так приятно, как её охотник. Что за странное чувство? Что за тяга к врагу, к опасности, к тому, чтобы снова заполучить его довольно рискованное общество? Как уверял Сир и прочие вампиры, единственное, имитирующее человеческую привязанность, ощущение для вампиров — это Узы. Обмен кровью через Поцелуй. Но Бах не стал её гулем, как она и предполагала, и искренне радовалась этому: он интересен и важен ей самим собой, и лишать человека свободы воли — гнусно и гадко. А она просто выпила его кровь, разве может та обладать схожим эффектом? Разве может обычный человек быть регнантом для вампира? Её сущность, Зверь, постоянно находились в напряжении: скрыть своё присутствие от охотников, не пропустить опасность, подстраховать вопреки разуму и логике. И любопытство, разумеется, куда же без него? Подвести Баха не хотелось, если её заметит любой другой охотник, прикрыть её он не сможет, и ей останется только его укоряющий, сочувствующий взгляд. От воспоминаний, как он нашёл и разбудил её — крайне тактично для инквизитора — мёртвое сердце пыталось изобразить подобие биения. Где-то глубоко внутри звериные инстинкты довольно урчали: заметил оставленный след, обеспокоился, пришёл — не скрылся, не пустил на самотёк, не сдал. Сородичи предостерегали от влияния дикого, кровожадного Зверя — Гангрел же, разочаровавшись довольно быстро почти во всём, чем запудривал ей голову Сир, предпочла не культивировать в себе страх, а договориться со своими же порывами. Это оказалось сложно, долго, муторно, а поначалу и больно (когда Сир засветил ей кулаком в лицо за попытку остановить его от убийства человека), но она искренне гордилась тем, что никого из людей за бытность свою вампиром не прикончила. Вот нанесение физического или морального вреда, когда на неё нападали отморозки, место имело быть. Но никакого Безумия, Ротшрека и прочих нарушений личного кодекса, который с лихвой перекрывал Маскарад и правила Камарильи. Звериное начало виделось ей импульсивным, но наивным, ведомым животными инстинктами. И с ним вполне можно было договориться о приоритетах. Правда, кажется, Баха она определила для него в спешке с нецелесообразным, мягко говоря, статусом. А Зверь с какой-то пришибленной радости с её опрометчивой отмазкой согласился. Теперь Лессе оставалось мучиться с тем, что её звериная, как положено любому Гангрелу, ипостась приняла охотника на вампиров в качестве Партнёра. На минуточку — охотника, инквизитора, Истинно Верующего, принципиального и живущего во свете дня. Так, для осознания глубины её падения в бездну безнадёжности. Зверь порыкивал в азарте незримого арьергарда, и приводил собственные аргументы, распробованные на прошлом опыте. Сильный — о да; честный — без сомнений; осторожный — в меру; хищный — тут Зверь забил хвостом, вспоминая, как Бах без колебаний уничтожал их общих врагов; защищал, в отличие даже от Сира, — глубокое Звериное одобрение; не покушался на её свободу — ещё один плюс в карму. Дал свою кровь — эту приятную, мягкую и чуть солоноватую влагу, не заставляющую её терять голову, — просто бесценно. От Баха не нужно было скрывать свою истинную сущность, как и точку зрения — к нему хотелось подлезть под руку и проводить все ночи вместе, с тем, кто, казалось, был готов её принять. Пока охотники разбирались с каким-то озверевшим вампиром — одичавший, потерявший всякую Человечность, Гангрел, какой позор для клана! — Лесса сцапала нескольких прислужников, рванувшихся на зов хозяина, из тени, не позволяя подобраться к занятым инквизиторам. После затаилась в потайной нише на месте одного из них и дождалась, пока более-менее целые мужчины вернутся по своим следам. На мгновение ей почудилось, что Бах подозрительно глянул ровно в её направлении, но даже если он понял, что она ослушалась, вампирша всё равно испытывала довольство собой.***
Грюнфельд протиснулся между местных, не толкнув и не заставив расплескать выпивку, снова вытянул шею, выглядывая знакомую макушку в укромных уголках. Нашёл — у окна, сжавшуюся за маленьким столиком, под зачахшим растением. Она вертела в руках грязный стакан с чаем и откровенно страдала от шума и суеты вокруг. Лесса вскинула голову, когда ему оставались пять ярдов до неё. Не поверила сначала своим глазам, узнала, отогнала от чуткого носа едкий дым. Бах отстранился от пьяной женщины с искусственными светлыми кудрями, невольно задержал дыхание от застарелого запаха пота и рвоты, тянувшегося за ней шлейфом, и решительно махнул рукой, подзывая вампиршу к себе. — Вряд ли здесь понравится хоть кому-то из нас, — негромко сообщил он, зная, что она услышит, и Лесса сорвалась с места, не теряя времени. Юркнула между завсегдатаями, прижалась к тёплому боку, недовольно фыркнула в шею (что за привычка такая?) и позволила себя увести. — Что за дрянь? — прокашлялся на свежем воздухе инквизитор. — Я не знала, какое ещё может быть приметное место, при этом полное безразличных к окружающим людей, — шикнула проклятая. — Нет, это не место моего прокорма, но я подумала, что тебе так будет спокойнее! Ты… не против немного поговорить? — Совсем нет, но в закусочной у нашей гостиницы кормят куда лучше. — Хорошо, — на удивление легко согласилась Лесса, даже не став предъявлять подозрения, что он заманивает её поближе к своим в ловушку. — Вы возвращались в те пещеры снова? — Разумеется, — он проигнорировал её попытку подстроиться ближе к нему. Зачем это? — Забрали погибших, собрали гильзы и прочие доказательства бойни, дошли до конца, но никого не нашли. — Лабораторию видели? Я была там через четыре дня, и уже было пусто… относительно, но приготовилась я лучше. Только остатки экспериментов, ничего, полезного для выслеживания. Хитрая старая тварь… — Ты всё ещё боишься этого демона? — Я боялась последствий, те, кто долго живут, имеют очень хорошую память и с возрастом только набирают силу. Не хотелось бы стать объектом мести Изверга. — И всё же его спугнули одна вампирша и молодой охотник, — попытался разрядить обстановку Грюнфельд. Настороженный, готовый к атаке проклятый — та ещё взрывная смесь. Лесса, как ни странно для вампира, на прикосновение охотника при исполнении среагировала на удивление разумно, даже потянулась ближе к нему, и совсем по-человечески вздохнула. — Его спугнул ты и твой орден, организация — я не знаю, как правильно называется? Но точно не только-только оперившийся птенец. — Прошло уже почти полтора года, — мужчина потёр пальцами твёрдое плечо Лессы. Ему показалось, или она тихо заурчала? — Жаль, но шансы наткнуться именно на ту тварь равны обнаружению любого иного гнезда. Бах скосил глаза на уже откровенно прильнувшую к нему вампиршу, едва слышно мурчащую, — по иному назвать эти звуки не получалось. — Что с тобой? Лесса ответила не сразу. — Мне… хорошо, что ты рядом. Я же жуткая трусиха, как ты знаешь? — Ты не трусиха. Иначе не сунулась бы за нами в логово, благо, отец списал сдохших порождений проклятого демона на смерть их создателя. Лесса сделала вид, что всё — навет и заговор, Грюнфельд лишь покачал головой. — Значит, с тобой был отец? Вы часто охотитесь вместе? — попыталась перевести тему она. — Пришли, — охотник открыл дверь и тактично пропустил вампиршу внутрь здания. — Давай сначала сядем и закажем — я закажу — еду, и потом обстоятельно поговорим. Обещаю даже ответить на несколько вопросов. — Конечно, — она потупила взгляд и направилась к угловому столику, прикрывая спину и не светясь у самого окна. Себе Лесса выбрала небольшую порцию стейка средней прожарки с овощной нарезкой, Бах заказал горячее и жаркое. Чай взяли формально на двоих. — Мы выслеживаем одного вампира, который убил моего деда ещё в Африке. Отец взял длительную командировку в Англию, но, несмотря на былые заслуги, здесь мы чужие, да и задержаться на одном месте, сойтись с местными, толком не получается. Поэтому вдвоём сподручнее, а уж после той пещеры… Мне не поверили сразу. Дорога, которую ты нашла, — сама знаешь, простой человек едва ли бы обнаружил. Я еле успел спихнуть остатки разбитого фонаря ногой в проток, пришлось врать, что в воде он ещё продержался какое-то время. — Я не стала трогать то, что не относилось к моему пребыванию, — извинилась Лесса. — Могла сделать хуже. Грюнфельд кивнул, соглашаясь. — В общем, в вампиров местным пришлось поверить, но признавать, что не так далеко от их вотчины разрослась такая мерзкая сеть… Нас мягко попросили поискать нашу цель подальше оттуда. Лесса презрительно хмыкнула, прекрасно поняв всё, что он подразумевал в сжатом изложении. — Они — идиоты! — принесённый ей заказ подвергся особо жестокому расчленению на тончайшие ломтики. — Ваши навыки не пришлись по вкусу верхушке или к ней приближённым, не так ли? И сколькие из них, интересно, владеют Истинной Верой? Пусть Бах и старался никогда не держать зла и обид, долгожданная, хоть и резкая, моральная поддержка словно утихомирила засевшие в глубине разочарование и боль от действий английских инквизиторов. — Не поверишь, ни одного. Вот так вырождается славная Инквизиция. Скоро будешь спокойно гулять по улицам хоть самого Лондона, а тебе и слова не скажут. Лесса автоматически наколола ломтики на вилку и положила в рот, но от услышанного подавилась и закашлялась. Замахала руками на попытку Баха встать и постучать её по спине, откашлялась и поспешно глотнула горячий чай. Жалобно скривилась и достала флягу, по-видимому, с основным пайком. Охотник стоически претерпел, пока вампирша удовлетворит острую потребность в специальном пайке. — Ну, я бы просто предпочла спокойную жизнь где-нибудь на окраине. Удобства в виде горячей воды и электричества в лесу не сыщешь. — А ты там оказалась снова по следу из слухов, так? — Да, как видишь, я тоже пока кочую. Прости, но если ты надеешься на мою помощь в выслеживании социального вампира, я — одиночка. Не знакома, не участвую, почти не пересекаюсь. И моё присутствие в нашем своеобразном обществе тоже часто… нежелательно, если я не хочу ввязаться в то, от чего бегу. — Как много общего на разных сторонах, — уколол охотник, отдавая должное похлёбке. — Не больше, чем свойственно разумным, подверженным страстям и соблазнам, — хмыкнула Лесса, оценила нарезку в своей тарелке и рискнула попробовать снова. Бах наблюдал за ней с тщательно скрываемым интересом и любопытством. — Но не к столу болтать о том, на что повлиять мы не можем. — И часто ты вспоминаешь про полноценный завтрак, обед и ужин? — изогнул бровь охотник. — По желанию, — на него зашипели, обидевшись на подколку. — Мы, вроде как, договорились, что я — не твой обыкновенный типаж? — Разумеется, Лесса. Мои типажи обычно кончают быстро, — молодая разносчица, менявшая блюда, из таинственной женской солидарности едва не стряхнула на него грязную тряпку. — Кто ты и куда дел моего невинного охотника? — захлопала ресницами — длинными и тёмными, кстати, не то, что в их роду, — изумлённая до крайности вампирша. — Не всё же тебе надо мной издеваться, — губы сложились в неловкую усмешку. — Ладно, прости, это действительно не к месту. Грюнфельд примирительно поднял ладони в мирном жесте. Лесса успокоенно выдохнула — ей не пришёлся по нраву такой поворот, обескураживший и её, и даже её инстинкты. — Ты назвала меня своим? — спустя пару минут всё же прицепился к словам Бах. Лесса действительно смутилась, заёрзала на стуле. — Это… довольно странно, но я не испытываю к тебе неприязни. Даже твоя Вера меня, конечно, цепляет, но заставляет чувствовать себя живой. Может, это последствия пережитого в катакомбах вкупе с довольно едким одиночеством ночи — но ты для меня… партнёр. По охоте, — спешно добавила вампирша. — Но, я так полагаю, наши дороги разойдутся вновь уже сегодня. Жаль, нельзя держать связь на расстоянии. — Мы не бываем дома годами, — покачал головой Грюнфельд. — А на базах тайна переписки — красивая сказка, — закончила Лесса. — Может, я что-то ещё могу сделать для тебя? Инквизитор глянул на вампиршу поверх кружки. Молодая женщина, но о возрасте он спрашивать не будет, чтобы не огрести закономерно. Проклятая вечной жаждой, на грани срыва — как он не разглядел раньше? Господи, как же вовремя ты свёл их пути! — Лесса, мы справились вместе. Больше ты мне ничего не должна, — осторожно заговорил Бах. — Я могу просить тебя только об одном: береги себя, помни о себе, как о человеке, не поддавайся пагубным влечениям и греху. А я буду верить в тебя и молиться за твою душу. Оказывается, вампиры могут плакать, тонкими, мучительными, кровавыми слезами. Охотник вскочил, поспешно отыскивая платок в карманах, дал безмолвно содрогающейся всем телом Лессе. — Я так устала, — пробормотала она, вжимаясь лбом в надёжное плечо инквизитора. — Я так завидую тебе, я скучаю по общению, по солнцу… — Эй, Лесса, — он потеребил её по волосам, обнял. — Расскажи мне, что ты любишь? Что тебе нравится? — Я… я любила читать, сказки, приключения, про Средиземье тоже… — глухо пробормотала она в его плащ. — Ещё вязать меня бабушка учила, и мне нравится музыка, без неё вообще паршиво… А вот рисовать я не умею, только не людей. Хочешь, могу нарисовать дракона, как Смауг? Могу быстро печатать, но кому нужны машинистки в ночную смену? Старый-то диплом вообще ничего не значит, когда ты мёртв. — Это уже неплохо, Лесса. Остановись, вспомни об этом, попробуй жить хоть немного, как раньше, — попытался он её как-нибудь подбодрить. — Вот только я всегда помню о том, кем стала. Забавная болезнь — вампиризм, правда? — Так, пошли, прогуляемся. Брось! — он шлёпнул её по руке, потянувшейся за кошельком. — Ай! — Плачу я.***
Охотник потёр усталые глаза. Лесса сидела тихо, как мышка, но мужчина видел, что её уже отпустило. Её голова покоилась на его плече, и вампирша жалась к нему в поисках тепла. Он знал, что многое она не договорила, однако значения это не имело, когда Лесса успокоилась и прекратила излучать тяжёлую ауру отчаяния и смерти. — Куда вы дальше? — Хочешь пойти следом? — взъерошил он её распущенные волосы. Охотник полагал, что она солжёт — даже не ему, а себе; тем не менее, ей удалось его удивить. — Хочу. Рядом с тобой мне легче выносить свою вечность. Находятся цель и смысл. И я бы без сожаления отдала несколько десятков лет за возможность быть рядом. Ох, чёрт!.. Женщина съёжилась и стыдливо отпрянула, но Грюнфельд лишь удивлённо смотрел на неё, не предпринимая попыток сбежать. — И что же тебя влечёт больше: моё тело, кровь или душа? — Я не хочу пить тебя, не беспокойся, — буркнула она, продолжая прятать взгляд. — Лесса… — Нет, не нужно извиняться или объяснять… Я знаю! Ты ни при чём. Я уйду и не буду преследовать, правда! Он поймал прохладное запястье, и вампирша уставилась на крепкое кольцо его пальцев, сжимавших с той силой, что не вырваться, но и не причинить боль. — Лесса, посмотри на меня, — убедительно попросил он, и проклятая послушалась. В её глазах можно было прочитать и страх, и смущение, и вину, и желание провалиться под землю. — Я не злюсь на тебя. Не жалею. Но и той взаимностью, которой тебе бы хотелось, ответить не могу, потому что тебе в моей жизни — смертельно опасно. Ты красивая, сообразительная, смелая и сильная, но уязвимая и одинокая из-за вампирского проклятия. Я не гоню тебя и не хочу оставлять на произвол судьбы — лучше пусть ты будешь под моим присмотром, чем шляться среди демонов, теряя свою душу. Партнёры, доверяющие друг другу, — тебе хватит этого? Её напряжённая в его хватке рука расслабилась. — Да, хватит. Это больше, чем я могла получить. Спасибо, Бах. Лесса послушно потянулась и обняла в ответ, пряча лицо в его воротнике. На тот момент они оба верили в это.