— Ну, привет! — с энтузиазмом окликнул его задорный женский голос.
— Не смей… — мужчина засипел, но удержался на ногах, когда она так же радостно запрыгнула ему на спину, — залезать на меня верхом опять!
— Ты опоздал! — холодная рука нежно пережала ему шею, а слова зябко коснулись левой щеки. Женщина совершенно бессовестно скрестила ноги у него на поясе, и снять её без причинения обоюдного вреда здоровью представлялось затруднительным. Острый подбородок упёрся в надплечье, вьющиеся волосы защекотали загрубевшую кожу.
— Если не слезешь — пожалеешь!
— Слово охотника? — хмыкнула женщина без капли пиетета. У уха лениво лязгнули клыки.
Он сгрёб её за шиворот и совершенно невежливо швырнул через себя, не двинув бровью, когда она тяжело грохнулась на спину, прижал коленом к земле.
— Ой, да ну! — протянула она, обнажая крепкие зубы — и острые кончики клыков. Ещё немного — и шутка перестала бы таковой быть, поэтому Бах вздохнул и протянул ей руку, обхватывая за предплечье и поднимая её вверх. Вампирша фыркнула и начала отряхиваться.
— Знаешь, это обидно. Давно не виделись…
Сказано было с такой горечью, что Грюнфельд мгновенно ощутил себя последней скотиной. В конце концов, это же Лесса. И она не заслуживала такого отношения, словно к неразумному, едва ли прирученному зверю, который понимает только силу.
Особенно в свете того, как он при последней личной встрече её обидел. О чём начал жалеть уже через год, но было поздно. Пусть им получено прощение, подтверждённое проклятой не раз, до сих пор грудь теснил стыд вкупе с сожалением о собственной глупости.
— Извини, — покаянно опустил голову Бах.
— Ты… — она отступила на шаг, придирчиво смерила его взглядом и махнула рукой над его макушкой, — прямо-таки возмужал, хотя мужчины вроде как в двадцать с чем-то расти перестают.
Если бы не женские каблуки, то его ответная усмешка не достигла бы её ушей. Если при первом столкновении они казались ровесниками, то теперь сторонний наблюдатель заметил бы разницу. Ему недавно исполнилось тридцать, и Грюнфельд помнил, благодаря кому продолжает выполнять свой долг, пусть они не виделись так долго, как оба и не предполагали, пока младший Бах бился за официальную квалификацию. Их с отцом упорная охота на Лакруа совсем не помогала в продвижении по иерархии Инквизиции, а после полученных Гюнтером в результате поединка с врагом травм им пришлось вернуться обратно к собратьям, чтобы Грюнфельд набрался сил и принял знамя. Отец поправился, но работа в поле была ему заказана.
— За тобой стало гораздо удобнее прятаться, — Лесса перекинула косу вперёд, и охотник притянул бледнокожую женщину к себе, успев встрепать вьющиеся прядки у виска и на макушке.
— Куда идём гулять?
— В парк, конечно же, и, возможно, аттракционы: проверим, кто кого перестреляет? — улыбнулась Лесса, расслабляясь. — Кстати, тебе идёт гражданка.
— А как ты?
Вампирша начала болтать, ловко обходя все сверхъестественные нюансы, и Бах прикрыл глаза, позволяя плечам опуститься: здесь и сейчас они — просто двое обычных людей, и макияж Лессы достоверно скрывает мертвенную бледность и чёрные от не циркулирующей крови губы. Если не касаться сухой, холодящей кожи, то подвох не заметить. Всего одна демоница за его жизнь получила негласное вето на свою казнь — ровно до тех пор, пока её проклятие (с её точки зрения - болезнь) не возьмёт верх над её здравомыслием. Личная индульгенция от инквизитора, которому прочили без малого великое будущее. И поскольку он взял на себя ответственность за её существование среди живых, ему же и блюсти соблюдение их соглашения. Но не так, как в последний раз; теперь он понимал, почему она резко отстранилась и ушла в самую тень.
Лесса озорно дёрнула его за кончик низкого хвоста, отвлекая от анализа, которому он самозабвенно предавался, урегулируя свои внутренние конфликты.
— Ты меня не слушаешь.
— Я слышу, что ты в порядке, — и пусть она проклятая, чью не-жизнь он оборвёт лично, если возникнет неопровержимое доказательство, его пальцы инстинктивно сжались на её кожаной куртке. — Поэтому могу больше не волноваться.
— За меня или?.. — позволила додумать ему самому она мысль, саркастично скривив губы.
Бах остановился чуть в стороне от ларька сладостей, опустил обе ладони на её плечи.
— За тебя… дурашка, — и губы сами собой сложились в хитрую, давно забытую ухмылку.
— Ах, так?!
Распугивая гуляющих туристов, они играли в догонялки посреди праздной толпы, а потом ели шашлык в кафе, который Лесса сочла на запах самым правильным — что ж, благодаря её чутью Грюнфельд был уверен, что у него в тарелке не какая-нибудь собачатина. Сама вампирша утащила несколько кусков средней прожарки под его уже почти не удивлённым взглядом, нагло облизнулась, а потом достала непрозрачную бутылку со своим основным пайком.
— Ты ешь, ешь, не отвлекайся. Я ведь ещё отберу!
Если бы у охотника было желание, он мог вести дополнительный дневник: «Как много мы не знаем о вампирах: сотня полезных советов в двух томах». Доля истины в этом существовала, однако Лесса радикально отличалась от своих Сородичей. В ней продолжал жить человек, который вопреки всем предрассудкам мог похвастаться тем, что знал его ближе всех. Равно как и он являлся самым приближённым к ней, ведущей достаточно закрытый образ жизни.
Сражения бок о бок не на жизнь, а на смерть тесно сближают. Ему нужно просто привыкнуть к ней заново спустя почти шесть лет, за которые были только скупые телефонные разговоры. Инквизитор всё равно скучал по её компании. По ней самой.
Потом они даже потанцевали, и Лесса громко смеялась, делая вид, что опьянела от вина, густого, сухого, колючего. И он тащил её на руках до отеля, в котором их ждал двухместный номер, позволяя ей нарочито сопеть в беззащитную шею. Бах всеми отточенными инстинктами чувствовал будоражащую опасность, свернувшуюся у него на руках, представлял, как тёмные волны захлёстывают разум проклятой, и блестящие от слюны клыки по сантиметру плавно приближаются к коже, под которой частит пульс. Знал, что не успеет сделать ничего, боролся с исконным страхом — и смирялся в мыслях с возможным укусом. Им обоим предстояло играть в обычных людей до самого конца.
Лесса уже кусала его, в тех богопротивных катакомбах. С его согласия, притянутая его собственной рукой, чтобы дать ей кровь прежде, чем она в безумии жажды кинется на него — и уцелеет в лучшем случае один из заклятых врагов. Оставшись в одиночестве посреди подземелья, наполненного страданиями и смертью, гнилью и чудовищами куда хуже их обоих. Боль первых мгновений, онемение, растекающееся по шее, желание убить вампиршу — и смутное ощущение невнятного удовольствия, тягучего, накатывающего рывками, мешающегося с низменным, патологическим возбуждением. Вампирская слюна неплохо стягивала неглубокие повреждения, как когда Лесса вылизывала его раны, корча недовольные гримасы, сплёвывала яд, бередя края — и помогая восстановиться. Однако от серьёзных травм — тяжёлых, внутренних, по-настоящему смертельных — это не спасёт. Только кровь проклятого немёртвого.
Бах помнил её вкус, холодный, вяжущий, горьковато-приторный. Вампирша поклялась, что это не обратит его в монстра — с его-то Верой и самоконтролем! — но подобное можно допустить только дважды. Иначе никто из них не простит насильной наркотической привязки —
Уз, как она назвала состояние влечения и преданности человека чудовищу, дававшему ему свою кровь.
С тех нескольких суток в катакомбах Грюнфельд ни разу не жалел о принятом решении. Колебался, рассматривал ситуацию со всех сторон, даже ставил себя на место проклятой — но приходил к одному: они выжили только благодаря тому, что помогли друг другу. После того, как им посчастливилось выбраться оттуда, пусть не добравшись до главного врага, израненным, утомлённым, опустошённым, но живым. В ту встречу в таборе Лесса наутро отдала ему кусок газеты с нацарапанным номером телефона. Доверчиво и безрассудно. Он мог выследить её возмутительно легко, потешить охотничьи принципы, похвастать лёгкой добычей. Прийти в её логово в середине дня — и вонзить кол в небьющееся сердце.
Мог выбросить этот обрывок и забыть, освобождаясь и не позволяя случайному союзу выливаться в нечто оскорбительное Господу и Церкви.
Вместо этого он сохранил его в своей памяти, вызубрив и растерев в пепел единственное материальное доказательство их связи. Изредка звоня из случайного автомата и спрашивая: где она? Первый раз Лесса удивлялась и пыталась вызнать — зачем? Но после большой чистки сообразила сама — и молчала об этом, принимая в ответ сухое: «Там и сиди.»
Лишь раз слишком близко оказалась к предполагаемой зоне охоты, и он почти приказал: уходи на север.
Проклятая пропала на очень долгое время.
До абсурда, но именно это послужило тем, что он поспешил обзавестись личным портативным телефоном, в котором иначе бы ещё долго отказывал себе. Сообщения и разговоры учащались, позволяя им постепенно примириться и отойти от привычных ролей.
Прохладная макушка уткнулась в шею.
— Что-то мне плохо… — пробормотала вампирша, взаправду обмякая в его руках. — Надеюсь, я не накормила тебя паршивым мясом.
— Может, не стоило смешивать? — вкрадчиво поинтересовался Грюнфельд.
— Ну, раньше мне с этого ничего особенного не было…
Персонал отеля проводил их понимающими смешливыми взглядами, вот только Баху было совершенно не до этого: в вампирских недугах он не разбирался вообще.
Первым делом он смыл весь грим, тихо ругаясь и ужасаясь: вид у женщины определённо был отвратительным даже для немёртвой.
— Раздевайся! — приказал охотник, пряча собственную растерянность. Лесса слабо усмехнулась, шатаясь в его руках:
— Мне понимать это как намёк?..
Не договорила — её чуть не вывернуло на него же, поэтому Бах откинул крышку унитаза в совмещённой ванной, опустил вампиршу перед ним на колени и вышел в комнату, чтобы не смущать женщину и не видеть извергаемую ею кровавую массу самому.
Зашумела вода, и Грюнфельд вернулся. Лесса слабо водила руками по лицу, стирая кровь и болезненность, встрепенулась на звук его шагов.
— Раздевайся, живо, — надавил он, управляясь с ней как с куклой. — По крайней мере, я могу осмотреть тебя внешне.
Женщина что-то пробурчала и начала помогать стягивать с себя короткую кожанку, футболку и джинсы.
— Ну знаешь ли?! — возмутилась она, когда он дёрнул лямку нижнего белья.
— У демониц есть стыд? — подколол он, не отступаясь.
— У меня есть! — сипло гаркнула Лесса. — И… и! Тебе разве можно пялиться на голых женщин? У вас же целибат или что там?
— Мне можно всё в пределах дознания и компетенции, — сурово шикнул он. — Трупы меня не интересуют.
Вампирша захлопала ресницами, и в следующий момент инквизитор едва успел втянуть голову в плечи, прикрываясь левым локтём от оплеухи. Заслуженной любым мужчиной, в глаза назвавшим женщину непривлекательной. Однако странная слабость Лессы позволила ему довести дело до конца.
Одна часть его была совершенно искренна, когда сообщила об отсутствии сексуального интереса к проклятым, но другой половиной Грюнфельд по-мужски осознавал, что Лесса очень женственна и всё равно притягивает взгляд. Которым хочется, не торопясь, снова и снова обводить её фигуру; касаться мягче, чем профессионально ощупывая и ища любые повреждения, чтобы приласкать, укрыть и защитить.
— Ты на меня воздействуешь, — без вопросительной интонации констатировал он.
— Если и так, то совершенно не специально, — тихо, устало отозвалась Лесса. — И мне, наверное, нужно будет…
— Я понял. У тебя есть запас — нормальный, проверенный запас? — резко спросил охотник со спины. Если бы она была живой, то могла бы носить звание самой желанной женщины в мире. Своей. Родной.
Моя! — внезапно осознал Бах, невольно сжимая ладони на крыльях таза. —
Всё равно моя. Даже такая. Несмотря на пропасть, что между нами…
Если вампира напоить достаточным количеством крови, от живого не отличить. Кожа будет тёплая, сердце — стучать, и она будет чувствовать всё. Сейчас. Просто развернуть её к себе, встать и прижать к груди, наплевав на всё. Она не будет против тепла, никто не хочет быть один…
— Мой зад тебя так вдохновляет? — с неизменной иронией поинтересовалась Лесса. — Знаменитый инквизитор сбежал от братьев и молодняка отмечать назначение с голой вампиршей… Звучит же!
Против воли Грюнфельд усмехнулся — более компрометирующего положения найти практически невозможно. Больше в поддержание невесёлой шутки он провёл ладонями вверх и вниз — и ощутил неправильной формы бугорок под кожей.
— У тебя здесь при жизни опухоли были? — сжал он пальцами подозрительный участок.
— Нет, — Лесса напряглась как струна.
— Держи. Буду вырезать.
Подготовка заняла меньше минуты: короткий острый нож и перчатки — ему в руки, пакет с донорской из сумки — ей в зубы.
— Терпи.
— Давай, — когти скрежетнули по кафелю стены.
Нечто в чёрной вампирской крови зашевелилось, когда Бах пальцами ухватил подозрительное образование, не сращенное с окружающими тканями. Вампирша удивленно выдохнула и заскулила; охотник знал, что больше от страха. Оно задёргалось сильнее, противясь тому, чтобы его вытаскивали из плоти, цеплялось тонкими жгутиками, уходившими глубже.
— Я тащу. Ты делаешь по крохотному глотку, заживляя каналы ран, — проинструктировал Грюнфельд. — И больше не шляешься с голой поясницей!
Мерзкая дрянь оказалась похожа на жирную личинку овода с несколькими щупальцами. Плотные окончания грозили раскрыться новыми паразитарными нитями. Инквизитор скинул тварь в раковину и резанул ножом вдоль. Та дёрнулась и осыпалась в прах сразу же.
— Цимисхе… Так называются демоны-экспериментаторы на живом, я помню правильно?
— Да, — простонала Лесса, приканчивая пакет. Обернулась, глядя на абрис того, что пробралось под кожу почти неощутимо. — Господи, необходимо проверять все новости и жителей. Я не помню, с кем, но неудачно столкнулась на набережной. Скорее всего, тогда это и произошло.
Бах ещё раз внимательно окинул её взглядом, оценил безопасность обстановки и притянул женщину к себе. Этот паразит действует одинаково на всех, или организм вампира начинает реагировать на них быстрее? Всего несколько часов, а ему пришлось распороть кожу в пяти направлениях на значимую глубину. Хорошо, что у неё есть регенерация…
Дожил, радуется проклятью Лессы!
— Найдём и убьём, — пообещал охотник, поглаживая голую спину.
— Полная зачистка, — вздохнула вампирша, периодически крупно вздрагивая в его руках.
— Ты теперь в порядке? Тебе понадобится ещё?
— Мне надо просто отдохнуть.
— Закроемся изнутри. Утром постелю тебе в ванной.
— Спасибо, — носом она проследила артерию, коснулась губами кожи.
— Я пойму, если тебя ещё мучает жажда, но не доводи до греха.
Лесса сглотнула.
— Хорошо. Но какая же ты бука!
***
Утренние новости не сообщали ни о чём подозрительном.
Грюнфельд вздохнул, перенёс Лессу, уже впадающую из обычной дремоты в дневной сон, весьма глубокий, как за годы появилась возможность сравнить. Вампирша лишь инстинктивно принюхалась, зевнула и безропотно позволила отнести себя на руках в ванную.
Бах осторожно устроил её в гнезде из одеял и подушек, провёл рукой по волосам и бледному, уязвимому лицу, в очередной раз признал своё мягкосердечие и неразумность подобной привязанности и отправился на разведку.
Что ж, по крайней мере, потраченный день стоил того: он нашёл источник гадкой, вязкой, злобной ауры на окраине. В канализации, чтоб тварям пусто было! Видимо, Господь решил, что им пора исправить старое упущение прошлых лет и завершить свою охоту на Цимисхе.
***
— Как интересно! — проскрежетал старый вампир. — Человечный Гангрел и влюблённый охотник! Признаюсь, вы удивили меня. Мне почти хочется запереть вас вместе и посмотреть на дивное зрелище, чем приспособить в пользу исследований!
Когтистая трёхпалая лапа надавила между лопаток, и Лесса послала охотнику сожалеющий взгляд.
— Дитя Гангрела, тебе место среди нас, — Бах дёрнулся, когда отвратительное существо с отчётливой могильной вонью сцапало вампиршу за подбородок. — О, в тебе просыпается жажда! Это хорошо.
По его жесту Лессу вздёрнули, и вампир больно — даже Грюнфельд услышал хруст рёбер — оттолкнул её в сторону живого выступа, мгновенно раскрывшегося остями клетки. Охотник зарычал и рванулся из пульсирующих пут.
— Какой нрав! Ты уже не юнец, в то же время не замшелый старик. Зрелость в самом своём расцвете. Мне давно не попадались столь приятные экземпляры для операций.
— Нет! — взвыла Лесса, бросаясь вперёд. Дальнейшее слилось в её злобный вой — и Бах поблагодарил её за то, что она смогла смолчать об их именах и запасных ходах.
— Ты справишься, — охотник позволил голосу дрогнуть. — Я верю в тебя.
— Как приятно разбивать сердца, — острый коготь обошедшего вокруг проклятого процарапал кожу на шее. Грюнфельд стерпел, но чувствовал, как в нём закипает ярость. — Ты веришь уже не в своего Бога?
Последнее Цимисх выплюнул, как жгучий яд.
— Редко, но подобное случается. Они подкупают красотой, хрупкостью, — кровосос перевёл взгляд на обречённую Лессу, — или стремлением обладать и сломать. Что может быть слаще поверженного врага в самой его жалкой форме? Проверим твою слепую веру, охотник?
— Мы не станем твоими пешками! — вот так, наивно и стереотипно.
Оказавшись по одну сторону, Бах едва сдержал облегчённый вздох.
Играем? — сверкнули глаза Лессы.
Грюнфельд подарил ей тень улыбки.
— Эта клетка живая, но пустая, — немного отчаяния, немного рычания в голосе.
— Неважно, — нарочито сглотнул инквизитор. Отлично, именно это им и нужно. — Ты…
— Я… вытерплю, — этой фальшивой браваде мог бы поверить разве что круглый идиот. — Пусть это лучше будешь ты.
Цимисх заволновался, но Грюнфельд уже расстёгивал воротник, привлекая в объятиях вампиршу. Без поддержки она может тоже подвергнуться опасному эффекту. А им ещё предстояло прикончить давнего противника.
Старый вампир, несмотря на весь свой опыт и знания, не мог отвести глаз от столь завораживающей, дикой в своей страстности выживаемости индивидуальной Гангрел. Те, кто был почти Зверем, обычно не могли похвастаться высокими социальными навыками или интеллектом. Эта же заполучила в сети охотника, готового её защищать и кормить. Удивительно, следует исследовать…
Тесное объятие сплетённых тел, страсть, голод и желание, невольный стон и улыбка, полная облегчения, у мужчины. Дозозависимый эффект. Слишком быстро и снова скучно. Даже немного жаль… Хотя ей стоило бы испить досуха и обратить его, вот это будет уже представлять выборку. А после всегда можно соединить их в настоящее
единое целое…
Уйдя в размышления, Цимисх упустил, как Гангрел вытащила клыки и лизнула рану. Грюнфельд обнял её крепче и хрипло начал молитву, укрепляясь с каждым словом в обращении к Господу.
Тварь-прислужник взвизгнула и ломанулась прочь. Лесса съёжилась у груди Баха, борясь с неприязнью, но руки мужчины успокаивали.
Клетка дрогнула, тлея и рушась. Метнувшемуся к оказавшемуся непростым охотнику вампиру пришлось закрыться от яркой вспышки света: вдохновлявшийся всё больше Грюнфельд незамысловато сложил руки за спиной Лессы крестом, и мощь его веры дезориентировала Цимисха.
Что и позволило быстро добить врага освящённым серебряным кинжалом.
***
До восхода солнца они пробрались на станцию подачи воды для города, и Бах до полного изнеможения читал молитвы, благословляя воду, превращая её в оружие против слабой, нестойкой и потому — уязвимой нечисти, личинок, которые могли вырасти в подобие существа, извлечённого им из-под кожи вампирши. Те, как выяснилось, словно губки набирали кровь, превращали людей в беспомощных доноров.
Его автобус уходил через час, и они в предрассветной мгле пешком мерили расстояние до гостиницы в обнимку, истощённые и потрёпанные.
— Мы — хорошая команда, — устало протянула Лесса, улыбаясь, когда он уже собрал вещи и замер у порога. — Я буду скучать по тебе.
— Береги себя, — Грюнфельд попытался отразить улыбку, но ему не хватало её уже сейчас. На пути к выходу из канализации он, анализируя прошедшую охоту, неожиданно признался себе, что взаправду дорожил Лессой даже вместе с её проклятьем. Его ярость вобрала в себя ещё не просто страх за неё, но и долю ревности. Лесса дарила ему надежду, что люди способны бороться с богопротивным обращением. Что Свет Веры однажды поборет Тьму.
— Давай о себе знать почаще. Я рада видеться с тобой.
Они замолчали, глядя друг на друга с тоской и горечью. Враги по всем меркам, вынужденные союзники перед общим противником, заклятые…
— Я… действительно люблю тебя, Лесса. Не имею привычки врать себе и другим… теперь. Прости, что однажды поспешил…
Женщина обхватила себя руками, наклоняя голову к левому плечу, по-человечески тяжело вздохнула.
— Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо и правильно, Бах. Тебе вообще не нужно было никакое время. Никогда. Мне не место рука об руку с тобой. Пусть это не значит, что я бы этого не желала.
— У нас будет время. Обещаю. Поверь мне.
И Лесса кивнула, кутаясь в прежнюю куртку, которую ему так и хотелось одёрнуть снова, чтобы прикрыть уязвимую поясницу.
— Я верю.
Инквизитор плюнул на опоздание и окончательно сломанные границы, шагнул вперёд и обнял холодеющую проклятую, больше не прячась от себя.
— Ммм, какой ты тёплый! — вампирша зарылась пальцами за воротник, прижалась всем телом к крепкому торсу охотника, обожгла шею хриплым шёпотом. — Я буду скучать, Бах. А теперь… как ты там говорил, не доводи до греха? Иди, не опоздай на рейс. Я справлюсь дальше сама, связаться мы сможем.
— Береги себя, — снова повторил он, опуская руки. — Я напишу.
За спиной инквизитора тихо хлопнула дверь, а внизу оборачиваться на окна Грюнфельд не стал. Увы, Лесса не могла ему помочь выследить проклятого Лакруа, в том не было её злокозненного умысла или вины, а значит, после выхода из охоты отца эта участь целиком легла на плечи последнего действующего инквизитора из рода. Сколь было бы проще, будь Лесса живой! Но такова их судьба, предопределённая Господом: Он ни за что не позволил бы случиться их встрече и союзу, если бы в том не было смысла и блага для людей, которых они спасли много лет назад, и целого города сейчас. Она прекрасно находила следы и лёжки ополоумевших тварей, а он периодически помогал выжигать их Истинной Верой. И Бах был уверен, что это не последний раз, когда вампирское проклятье обращается против самих тварей.
Занявшееся небо слепило покрасневшие от усталости и бессонной ночи глаза, но солнечный свет грел его душу. Охотник закинул сумку в багаж и устроился у окна, прикрывая веки и проваливаясь в спокойную дремоту.
Его ждала Церковь и помощь в организации нового центра Общества. По последним сведениям, имело смысл устраиваться ближе к Лос-Анджелесу.
