I Hate You

***

Просыпаться по утрам рядом с Луи может легко войти в число любимых вещей Гарри. Томлинсон был теплым, домашним; они лежали на раскуроченной кровати, и их ноги во сне сами собой сплелись, и Стайлсу не казалось это чем-то неправильным. Он теснее прижался к спине Луи, цепляясь за ускользающие ниточки сна, что совсем недавно так приятно окутывали его, но на периферии сознания мелькала пульсирующая боль, которая не давала заснуть. Мышцы ныли, в теле чувствовалась усталость, нос и глаз опухли, и, наверняка, пара синяков украшали лицо. Игнорируя боль, Гарри уткнулся носом в местечко за ухом, стараясь спрятаться от раннего утра, что вступало в силу. Нервные окончания обострились, и ноющая боль превратилась в острую, от чего парень судорожно вздохнул, поднимая голову. Глаза неприятно защипало - ну да, может быть ввязываться в драку было не самым верным решением. Стайлс прикусил нижнюю губу, борясь со стоном боли, который не по-мужски рвался наружу. Герой, твою мать. Лоб коснулся прохладной кожи шеи, и парень стал считать вдохи, подстраиваясь под спокойный ритм Луи, успокаивая беснующееся сердце и паническую атаку, что неприятным холодом расплывалась в груди. Он чувствует, как Томмо дергается, как тяжело поднимается и опускается его грудная клетка, а затем парень поворачивается, оказываясь лицом к кудрявому, толкает того локтем, устраиваясь на груди Гарри. Кончики пальцев касаются ключиц, а дыхание щекочет шею, от чего предательский румянец ползет вниз по груди кудрявого парня. Стайлс смущенно кашлянул, отвлекаясь на спящего Луи, забывая о разбитом носе, но лицо все еще болело, и, похоже, левый глаз сильно отек. Господи, да он тот еще красавчик. Томлинсон едва ли может нормально смотреть на него в обычное время, что же будет сейчас, когда почти все его лицо украшают синяки? Да, вчера они занимались сексом, но Гарри все время казалось, что вот сейчас Луи возьмет и уйдет, не в силах смотреть на Стайлса, а точнее на его лицо, которое походило на маску какого-то языческого Бога. Волосы Томмо щекотали скулы, дыхание ласкало кожу шеи, словно легкие поцелуи, губы были слегка приоткрыты... По шее бегали приятные мурашки, но лицо болело. Эта жгучая, пульсирующая боль. Эти противоречивые желания, когда не знаешь, чего хочешь: чтобы Луи проснулся, или чтобы он все так же мирно спал здесь, рядом с ним, всегда. Вечно. Томлинсон решает за него, медленно потягиваясь, слегка выгибаясь, прижимаясь к Гарри сильнее. Руки Стайлса сползают на бедра Луи, сжимая, дыхание учащается, и слишком громкий выдох слетает с губ. Либидо кричит ему, чтобы он взял того, кто так прижимается к нему, взял то, что принадлежит ему, но мозг протестует, настаивая на том, что самое необходимое сейчас - обезболивающее, потому что нервные рецепторы на пределе. Луи расслабляется, сворачиваясь калачиком у него под боком, бормоча что-то про горячий шоколад и радугу, и Гарри соврет, если скажет, что это не самое милое, что он когда-либо видел. Стайлс закусывает губу, чтобы не рассмеяться, и лицевые мышцы сразу же отзываются болью на это движение. Луи еще что-то бормочет, зевает, и, наконец, открывает глаза, сонно моргая, сгоняя остатки сна. Ему хватает секунды, чтобы резко, даже слишком резко оказаться на другом конце кровати. В еще не до конца проснувшемся организме зарождается паника, когда до парня доходит, с кем он сейчас обнимался абсолютно голый в кровати... И как он оказался у Гарри в кровати?! Голубые глаза находят зеленые, в которых плещется испуг и боль, Томмо отмечает все синяки, ссадины, и события прошлого дня обрушиваются на него. Луи с облегчением выдыхает, придвигаясь ближе, но не так близко, как раньше, но достаточно, чтобы они могли лежать на одной подушке. - Доброе утро, - бормочет Луи. Его голос был хриплым ото сна и чересчур серьезным. - Прости, забыл о том, что произошло прошлой ночью. - Да, - отозвался Гарри, не понимая, что происходит, - прошлой ночью... Было. - Ничего не хочешь сказать? - прошептал Томмо. Не хотелось нарушать то, что творилось сейчас вокруг них, неоправданно громкими словами. Гарри отвернулся, не зная, что сказать этому человеку. Этому прекрасному парню, что поселился в его мыслях, сердце, душе; который прицепился, как банный лист, желая выведать все необходимое. Как он объяснится с человеком, который никак не показывает свои чувства? - Не знаю, - отозвался кудрявый, - это просто случилось. - Хорошо, - выдохнул Луи, и этот невинный жест сквозил разочарованием. - Как ты? - Лицо болит, - Гарри наконец-то посмотрел в голубые глаза напротив, - устал. Руки болят и костяшки сбиты. - Ты уже выпил что-нибудь? - спросил Луи, и кудрявый едва заметно покачал головой. - Принести тебе что-нибудь? - Почему ты так добр ко мне? - пробормотал Стайлс, вместо того, чтобы ответить. - Если это из жалости или сочувствия, то не надо, ладно? Мне этого не надо. Я этого не хочу. - Почему ты решил, что это из жалости? - Томлинсон был смущен и озадачен одновременно. - Ты подрался из-за меня. По-твоему, как еще я должен вести себя? Я прекрасно знаю, что ты ненавидишь меня, но, пожалуйста, позволь мне позаботиться о тебе. - Я не ненавижу тебя, - пробормотал Гарри, отводя глаза, чувствуя, как румянец ошпарил его щеки. - Ты придурок и иногда раздражаешь, но это не ненависть. - Что ж, - Луи не знал, как реагировать на эти слова, - спасибо? - Тебе не за что благодарить меня, - отозвался Стайлс. - Хорошо, - согласился Томмо. - В таком случае... Я тоже не ненавижу тебя. - Рад слышать, - Гарри не смог сдержать улыбку, что сама собой появилась на лице, обнажая такие притягательные ямочки. Парень болезненно зашипел, чувствуя, как синяки и ссадины начинают болеть еще сильнее, что не могло укрыться от Луи. - Ты идиот, - хмыкнул Томлинсон, вставая с кровати, и в словах не было и толики сарказма, - принесу тебе обезболивающее. - Отличная задница, - крикнул Гарри, чувствуя, что необходимо что-то сказать. Уже в дверях Луи обернулся, показывая кудрявому средний палец, на секунду скрываясь в ванной. - Сядь, - скомандовал Томлинсон, появляясь в комнате с парой таблеток. Стайлс прислонился к спинке кровати, задерживаясь взглядом на ягодицах, что маячили вот совсем рядом. - Эй, смотри на меня, любитель отсасывать. - У-у-у, как грубо, - дразнил его Гарри, - больше такого счастья тебе не доставлю. - Говорю как есть, - Луи пожал плечами, протягивая кудрявому таблетки и стакан воды, - давай, пей. Стайлс закатил глаза, проглатывая лекарство и осушая стакан, оставляя его на стол, находящийся рядом с кроватью, позволяя Томмо забраться под одеяло. Они опять лежали на той же подушке, что и пару минут назад, смотря друг другу в глаза. - Ты же знаешь, что я благодарен тебе, - выдохнул Луи, скользя взглядом по лицу кудрявого паренька, - за то, что ты сделал. Раньше... Раньше никто не дрался... И я действительно ценю это. - Не за что, - прошептал Гарри, не зная, что еще сказать. Неловкая тишина повисла в комнате, и Стайлс чувствовал, что нужно что-то сделать. Решение пришло само: кудрявый наклонился и оставил легкий поцелуй на губах Томмо. Луи вздохнул, притягивая парня ближе к себе, зарываясь пальцами в волосы, чувствуя, как Гарри обнимает его за талию, прижимая к себе, сокращая до минимума расстояние между ними. -Что вы делаете? - Стайлс посмотрел на дверь. На пороге комнаты стоял... Лиам с газетой в руках и безумным взглядом. - Что тут происходит? - Что ты здесь делаешь? - спросил кудрявый, и получилось уж слишком истерично. Внутри опять просыпалась паника, и руки сильнее обняли Луи, стараясь защитить. - Тебя никто не учил стучаться? - Вообще-то, я стучался, но вы не открыли. Пришел сказать, что твоя драка во всех газетах. А теперь потрудитесь объяснить, какого черта вы голые в постели, да еще и целуетесь?