На другом конце провода

Аякс раскидывает руки вперед, захлебываясь в пучине собственного отчаяния. Спертый воздух покидает легкие вместе с кроветворным страхом, заставляющим замкнуться в себе эмбрионом. Он не видит ничего; его окружает беззвездная черная мгла, пустота, в которой он обессиленно одинок. Жалобно взывает подмогу, царапая громким гласом собственную гортань. А никто не отзывается. Потому что он больше никому не нужен. Свет, помогающий не потерять рассудок, погас в пучине взбухших вен. Аякс будто затерялся в чужом организме, стараясь выкарабкаться из желудка монстра. Измозоленные пальцы, поврежденные до мяса, сжигались в алой влаге, циркулирующей по чужеродному организму. Он затерялся. Не было сил больше взвывать, скулящими выкриками напоминая о том, что он еще жив. — Аякс, прекрати... — шепчет до боли знакомый голос, пронзающий и перекрывающий все его крики. Однако, монстр, в котором затерялось тело Аякса, не усмиряет свою ненависть. Чайльд чувствует, как вместе со звериной яростью горит и его кожа, подвергаясь денатурации и плавясь, как яичный белок. Ему чертовски больно. И страшно. Настолько страшно, что неумолимо болит сердце. Страшно не за себя. А за кого-то столь родного и близкого. — Аякс, прекрати... Снова этот голос. Близкий и сладкий, пронзающий мглу. Этот глас вызывает у него спорадический приступ бешенного сердцебиения. Расщепляет на атомы и тут же собирает воедино, позволяя совершить первый вздох. Клетка из ребер разрывает белесую кожу, будто выбираясь из крепкой скорлупы. Призрачно стенают израненные чувства, вспарывая в его нутре болезненные шрамы. — Путешественница... — вырывается из уст самостоятельно, из-за чего сердце трепещет в каком-то приятном томлении. Как будто крепкий замок, сконструированный бесстрастием, разламывается под гнетом эрозии, вызванной приливом эндорфина. Сверхъестественная сила будто выталкивает его со дна этой пучины, давая возможность на выживание. И вскоре он видит свет. А после прямо возле уха раздается надоедливое дребезжание. — Аякс, прекрати спать! И Аякс просыпается. Будильник с фразой матери, так заботливо записанной на диктофон, шел уже по пятнадцатому кругу. Голова болезненно раскалывалась, знаменуя не самое хорошее пробуждение. Особенно Аякс это понял, когда неприятно заныла спина и шея, ударяя нервными окончаниями и в сердце. Болезненно разогнувшись с сидячего положения и отключив будильник, парень тут же оценил обстановку: кровать не расстелена, геншин все еще включен, а сам хозяин квартиры восседает на стуле с допитой чашкой кофе и открытым диалогом с Лютер в игре. События прошлого вечера застряли в голове. Он прекрасно помнил, как Лютер написала сообщение о том, что ей надо на пару минут отойти за чашечкой чая. Тарталья пожелал ей удачи и принялся ждать, положив голову на стол и о чем-то задумавшись. А после... Уснул. В таком положении. Рука механически потянулась к мышке, проматывая диалог с последнего сообщения Аякса. <Ну что же, прости за ожидание. Чайник долго не свистел. Оказалось, там много воды.> Аякс усмехнулся, подмечая, что это сообщение было написано спустя двадцать три минуты с ее ухода. <Но я рада, что ты дождался. Ты тут?> Вот с этого момента понемногу становилось неловко. Аякс даже подпер ладонью лицо, чтобы от смущения и стыда не встретиться лбом с дубовой поверхностью стола. Он проматывал сообщения дальше, где Лютер отчаянно пыталась достучаться до парня, спрашивая, не умер ли он. Даже сощурился немного, осознавая собственную вину и борясь с желанием выключить компьютер, так и не дочитав угрозы. Но он справился. Последнее сообщение было наполнено беспокойством и пожеланиями спокойной ночи. <Я действительно надеюсь, что ты просто отрубился, хотя это очень странно... Пожалуйста, напиши мне, как проснешься, я удостоверюсь в том, что ты жив. Сладких снов.> Сердце сильно сжалось от осознания собственной вины. Тарталья и сам подумать не мог, что настолько сильно устанет, уснув прямо за рабочим столом. В одно мгновение он разблокировал телефон и проверил мессенджер на наличие сообщений и там. Пусто. Но Лютер настоятельно рекомендовала написать ей сразу, как он проснется, — это Аякс запомнил на всю жизнь. И точно не забудет. Перед тем, как начать утренние процедуры, он быстро клацнул по клавиатуре свободной рукой. <Прости пожалуйста, не думал, что усну прямо за рабочим столом. Ты не обижаешься? ;3 > Снова заглянул в телефон Аякс уже после того, как вышел из такси. Выпитая кружка кофе достаточно взбодрила его, а холодный душ избавил от тяжелых мыслей. Он снова нацепил пропахший мятным одеколоном шарф, накинул пальто и вышел на улицу, наслаждаясь тем, как ветер игриво обдувает лицо и играется с непослушными прядями. В этот раз он пришел на пять минут раньше. Успел спокойно скинуть пальто, зайти в аудиторию и усесться на место. Из-за резкой смены температур легкие будто обдало кипятком, засаднило в груди. Сердце в очередной раз болезненно сжалось, будто трепыхало в предсмертной агонии. Кэйи на месте не было; Аяксу пришлось терпеть наскучившие лекции одному, наслаждаясь сердечной болью и недовольными физиономиями одногруппников. — Аякс! О нет. Даже спокойно посидеть не дадут. Стоит только достать наушники с портфеля и спрятать их под ворот рубашки с расстегнутым вязанным кардиганом, как его спокойствие прерывается недовольным щебетанием Барбары. Она мчится к нему, как ураган, и своей энергичностью рассеивает всю утреннюю апатию. — Где Кэйа? Он не оповестил о своем отсутствии. Разве нельзя было предупредить заранее, чтобы я не бегала? Аякс знал: беспокойство на лице Барбары наигранное, однако ее миловидное личико запрещало не подыгрывать. Она свела брови к переносице и не убирала взгляда с заспанного Аякса, который, в свою очередь, не понимал, какие к нему претензии. — Староста, откуда я должен знать? Если он не написал тебе ничего, то и мне тем более. Разводя руками в немом жесте, Тарталья быстро отвадил от себя обеспокоенную Барбару, которая тут же побежала к следующим индивидуумам. Что удивительно, сегодня был практически аншлаг: пришла вечно болеющая Фишль, снова ушедшая в свои рисунки; появился даже Беннет, которого впервые не сбила по дороге машина. Чун Юнь и Син Цю шептались о чем-то своем. Кадзуха намертво прилип взглядом к собственной тетради, Эмбер с Сян Лин снова что-то жевали и подзывали к себе Ноэлль. Пришла даже Сахароза, которая смущенно села возле Альбедо и наслаждалась обществом такого же умного человека, как и она. Однако Розария обеспокоенно клацала по телефону и смотрела на свое пустующее место. Аякс знал точно: Люмин сегодня снова опоздает. Дребезжащий звук оповестил о начале лекции, и Аякс благополучно запихнул наушник себе в ухо. Пальцы сами нажали на контакты, а после, напечатав фамилию Кэйи, быстро вызвали этот надоедливый абонент. Прошло семь гудков прежде, чем этот раздолбай поднял трубку. Еще пятнадцать секунд ушло на то, чтобы Кэйа понял, что от него хотят. — Позвоните через три часа, когда я буду в духе, — сонливо пробормотал Альберих, и Аякс тут же подметил, что припухлость на щеке уже успела исчезнуть. — А, это ты Аякс... А почему я тебя вижу. Ты где? — В Раю, — отозвался тот, пытаясь привести друга в чувства. Однако Кэйю долго ждать не пришлось. — Ты почему еще спишь? Мне приходится страдать в одиночестве. Барбара уже успела вынести мозг. — У меня беда приключилась, — начал стенать тот, давя на жалость. Кэйа часто пропускал занятия, отмахиваясь занятостью или ленью; каждый раз у него находились какие-то любопытные отговорки. Из-за этого он вечно получал от дедушки, но умалчивал, потому что знал: скажи он что-то личное — это тут же расползется по всему университету. Альберих лишь задумчиво приподнял брови и клацнул по экрану, переключаясь на заднюю камеру. — Ну, как тебе? Взору тут же предстала опухшая и немного посиневшая нога, аккуратно обвязанная бинтами и блестящая от растертых мазей. Аякс даже немного съежился, будто прочувствовал все неприятные ощущения, от которых страдал Кэйа. — Отвратительно, где ты так? — негромко проговорил Тарталья, замечая, как Кэйа переключает камеру обратно. И вот оно — заспанное лицо друга, из-за которого хочется громко зевнуть. — Видимо, я действительно позвонил не в самое подходящее время. — Да, не в самое. Я только смог уснуть, но нога снова заныла. Договаривай, пока она совсем не разболелась, — горделиво закинув голову, выпалил Кэйа, снова состроив из себя жертву обстоятельств. — Вчера вечером встретился с твоей подружкой, которая разукрасила тебе лоб. Хотел отомстить за тебя, но не смог увернуться от заключительной атаки. И да, синяк замазан просто отвратительно. Ты как будто упал лицом в пудру. — Отвали, я красился впервые, — злобно процедил Аякс, переключая камеру, чтобы Кэйа не видел его лица. — Еще одно слово в сторону моей травмы — и я буду доставать тебя звонками все утро. Кэйа издает хриплый смех, поправляя растрепанные волосы. Он лишь пробегается взглядом по всем присутствующим и громко присвистывает, заставляя Аякса цыкнуть. — Поверни к Розарии, — приказным тоном выпалил Кэйа, и Тарталья послушно выполнил его приказ. Он даже немного увеличил ракурс, чтобы ее было лучше видно. Взору тут же предстали растрепанные малиновые пряди, заспанный взгляд, болезненный цвет кожи и синяки не только под глазами, но и на теле. Она была истощена. Казалось, если до нее дотронуться, то она тут же исчезнет. Однако, грозный взгляд, устремленный на пустующее место рядом, показывал всю суть ее личности. Было понятно, почему она злится: Розария была соседкой Люмин не только по парте, но и по комнате в общежитии. Однако Люмин, по ее словам, всегда вставала на пятнадцать минут позже, из-за чего и попадала в вечные пробки. — Все, я насмотрелся. Можно и прощаться. Аякс усмехнулся, переключив на фронтальную камеру. Кэйа лишь благодарственно помахал рукой и сделал вид, что уже хочет спать. — Ладно, выздоравливай, — выпалил Аякс, но был перебит возгласом вошедшей дамы. — И до следующей встречи, что ли... Он не успевает завершить звонок, как девушка, что секунду назад вошла в аудиторию, подает голос: — К сожалению, преподаватель приболел и сегодня не появится, — чеканит она, поправляя прядь фиалковых волос. — На замену не нашлось свободного преподавателя, поэтому данную лекцию проведет старшекурсник. Баал, будем знакомы. Баал. Старшекурсница из элитной группы, в которую входят такие личности, как: Чжун Ли, Венти, Сяо, Нин Гуан, Бэй Доу, Дайнслейф — и то, это одни из самых популярных имен во всем университете. Они были не только красивы внешне, но и имели богатых или влиятельных родителей. Эти люди преуспевали в учебе и спорте, завоевывали медали для университета в различных видах спорта. Например, Дайнслейф, как и Венти, увлекался стрельбой из лука. Нин Гуан была лучшей в математических конкурсах, Сяо — в атлетическом спорте, Чжун Ли же был умен во многих сферах. Что касается Баал, она с легкостью решала задачи из любой науки и поражала своим нестандартным мышлением. — А ну-ка стой, не сбрасывай! — дребезжит в наушнике голос Кэйи, из-за чего Аякс даже немного щурится. — Быстро переключи камеру. Знаешь, я решил посетить эту лекцию. Знания сами себя не получат. Аякс не улыбнулся — настолько была предсказуема реакция Кэйи. Парень лишь закатил глаза, переключая камеру, и снова увеличил ракурс, чтобы Альберих поподробнее рассмотрел Баал. Она была привлекательной. Черт, что греха таить. Она была слишком привлекательной. Всегда носила эту юбку-карандаш, расстегивала пиджак и первые пуговицы рубашки, вторя, что, хоть и начало октября, все равно было чертовски жарко. Но самое восхитительное, что в ней было — ухоженные длинные волосы, в которых Кэйа всегда мечтал удушиться. — Еще камеру приближай, — воодушевленно вторил тот, наслаждаясь фигурой старшекурсницы. — И почему, когда я не прихожу на занятия, всегда творится что-то интересное? Аякс лишь пожал плечами, совершенно позабыв о том, что Кэйа его не видит. Он приблизил камеру к Баал на максимум, запечатлев ее вечно недовольное лицо. Как бы Кэйа не умолял чуть опустить камеру, Аякс не соглашался. Альберих быстро перенес все в шутку. — Личико у нее то, что надо. Умная и красивая, — протянул Кэйа, засматриваясь на внешность Баал. — Я бы хотел пропустить пару сексистских шуток, но не думаю, что жизнь меня за это похвалит. — Ага-а... — протянул в ответ Аякс, сам засмотревшись в собственную камеру. Однако спустя несколько секунд молчания в кадр влезает опоздавшая Люмин и ее неестественно темные круги под глазами, будто бы она не спала большую часть ночи. Это было настолько неожиданно, что Тарталья и сам немного подскочил. — Ох ты ж... — А вот и наша опоздавшая Спящая Красавица. Люмин молча махнула головой Баал и побежала к своему месту. Небольшой портфель был расстегнут, рубашка успела немного помяться, но зато юбка была старательно выглажена, как и всегда. Единственное, что Люмин отличало от ее обычного образа — странная рассеянность и паника, из-за которой девушка уже успела пару раз споткнуться. Да, она была привлекательной — это подмечал даже Аякс; однако ее замкнутость и странная манера речи слегка отталкивали всех, кроме Розарии. Ведь только с ней Люмин, по рассказам самой Розарии, могла говорить без какого-либо стеснения. Еще в свиту Люмин входил и ее друг детства — Сяо, из элитной группы. Он знал о ней абсолютно все и, видимо, не давал ей даже подышать в одиночестве. Проводит на учебу он, проводит с учебы тоже он. Ходит на обед вместе с ней он. Это вызывало небольшую настороженность у Тартальи, но он тут же успокоился, когда увидел мягкую улыбку Люмин в присутствии Сяо. Вместе с опоздавшей Люмин в аудиторию забежала и Мона. Она взмахнула своими хвостиками и отчаянно выискивала кого-то. Аякс даже на нее внимание не обратил, — она, как и всегда, быстро прибежит к Скарамучче и, обняв его руку, уснет на первой же минуте. Однако сегодня у Моны другие планы, поэтому она, найдя взглядом Аякса, уселась на пустующее место Кэйи. — У меня к тебе серьезный разговор... — прошептала Мона, и от неожиданности Аякс даже схватился за сердце, моля Господа его больше так не пугать. Один факт того, что Мона села с кем-то другим, а не Скарамуччей, навязывал не самые приятные мысли. — Да успокойся ты. Где Кэйа? Тарталья тут же продемонстрировал ей телефон с заспанным Кэйей на фоне, а тот, растянув губы в чеширской ухмылке, помахал ей. Мона недовольно фыркнула. — Получил травму, — отрапортовал Аякс. — Я хотела тебе сказать, — Мона тут же тыкнула на экран, включая фронтальную камеру. — Что твои слова были не самыми приятными и красивыми. Следи за языком. По тебе сразу видно — настоящий Стрелец. Мона была без ума от астрологии, из-за чего часто приравнивала все недостатки людей к неправильному расположению звезд. Из-за этого Кэйа часто ее подначивал, повторяя, что в его жизни звезды вечно где-то шляются в загуле, а у Скарамуччи вообще весь Млечный Путь передох. — А по Скарамучче сразу видно — истинный осел, — хрипит Альберих, давясь прозаичными вздохами. — Что он говорит? — тут же переспросила Мона. Тарталья из вежливости не очень хотел передавать весь посыл Кэйи, из-за чего на несколько секунд умолк, уворачиваясь от испепеляющего взгляда Моны. Она не сразу поняла в чем суть такого смущения, из-за чего сбавила напор, ожидая, когда Аякс решится наконец заговорить. — Кэйа сказал... — начинает он, неловко почесывая затылок. — Что хотел любым способом усмирить Муччу, поэтому выпалил первое, что попало в голову. И извиняется перед тобой. — Эй, я не это сказал, — грозно выпалил Кэйа. — Ох, славно. Я прощаю его, — добродушно процеживает Мона, горделиво вскидывая подбородок. — Но в дальнейшем надо быть осторожнее. Кстати, насчет этого... Ее самовлюбленность будто бы испарилась за одну долю секунды. Вместо гордой Моны, которая во всем винила одни лишь звезды, появилась смущенная любящая девушка, отстаивающая честь своего мужчины, как жена декабриста. — Я хотела бы извиниться за Скарамуччу. Он довольно вспыльчив, язвителен, не следит за языком. Да, он очень противный и гадкий человек. Да, он может наговорить глупостей... — начала было она, но поняла, что если продолжит называть все недостатки Скарамуччи, то не закончит еще минут тридцать, поэтому тут же прекратила, переходя к сути: — Но на самом деле он боится, что его ранят. Просто... Не воспринимайте его слова всерьез. Даже если он говорит отвратительные вещи, то игнорируйте. Я поговорю с ним об этом. Он действительно некрасиво поступил. Мона тут же умолкла, заметив на себе грозный взгляд Баал. Это же сделал и Аякс, осознавая, что ему скоро прилетит вот тем древним учебником, которым вечно подпирают ножку профессорского стола. — И как у такого придурка такая адекватная девушка? — Кэйа, казалось, задал вопрос в пустоту, так как Аякс больше не обращал на него внимание. Баал вцепилась в него взглядом, как гадюка в новую добычу, и от этого становилось не по себе. Мурашки пробежались по телу трижды, притаптывая всю уверенность парня. — Ладно тогда уж, давай, удаче тебе там не умереть. И вскоре послышались гудки. А Аяксу даже было страшно пальцем шевельнуть, чтобы снова не нарваться на гнев старшекурсницы. Вот и поговорили, блин. Дальнейшая лекция была довольно-таки скучной. Без привычных шуток Кэйи все приобрело ахроматические тона, из-за чего Тарталья тут же оказался окунутым в серые беспросветные будни. Вскоре он наконец-то позволил себе включить музыку в наушниках и заняться своими делами, что-то записывая в блокнот. Все молчали. Более того, даже язвительный Скарамучча, фыркнув, не издал ни одного звука, пока дребезжание в коридоре не оповестило о конце лекции. — Все свободны, — протянула Баал и вышла первой. А аудитория наконец-таки наполнилась хоть какими-то звуками. Все эти скучные будни продолжались до момента обеда, когда Аякс наконец-то позволил себе встать с насиженного места и, разогнув спину, вылететь первым с кабинета. В буфете он приобрел свежую булочку и чашку кофе, которой насладился в полном одиночестве. Хорошо, что он успел прибежать одним из первых, — ему досталась самое свежее и вкусное. Если бы он задержался хоть на секунду, то пришлось бы двадцать минут тратить на поход в кафешку неподалеку, в которой работал уже известный ему Дилюк. Есть в одиночестве оказалось не очень приятно; кофе горчил, а булочка была чересчур сладкой, а ведь она его любимая — с клубничным джемом. Больше ничто не отвлекало его от полного погружения в процесс поедания, поэтому Аякс справился куда быстрее, чем справлялся раньше. Он даже закупился батончиками на закуску, чтобы не скучать во время остальных лекций. Покинул буфет он тоже один из первых, невзначай решая прогуляться по дороге. Выйдя на улицу без пальто и шарфа, Тарталья понял, что уже значительно похолодало, однако назад заходить он не решился; взгляд его сапфиров, искусно омытых перламутровым сиянием, зацепились за декоративные лилии возле университета, которые никогда не увядали. Они развивались так плавно и грациозно, что Аякс невзначай потянулся к телефону и проверил сообщения. Все еще пусто. Он щелкнул на камеру. Навел ее на прекрасные цветы. И сфотографировал. Мозг тогда не думал; казалось, кофе ударил ему в голову с такой силой, что разум отключился окончательно, махнув на этого самоубийцу рукой. Он прикусил губу, давясь собственной усмешкой. Открыл диалог с Лютер и написал первое, что попало в голову: <Я не могу подарить тебе настоящие цветы, поэтому держи виртуальный букет. Когда я увидел эти лилии, то сразу вспомнил о тебе ;3> Палец дрогнул, застряв у кнопки отправления. Уголки губ, казалось, разорвали щеки в клочья. Внутри что-то грузно осело, наполняя голову Аякса каким-то нечеловеческим смятением. Он простоял так около пяти минут, но в голове, заполненной мыслями, прошло всего лишь три секунды. Опомнился он лишь когда похолодало настолько, что у Тартальи покраснел нос и кончики пальцев. Он все же решился. Отправил, не забывая прикрепить фотографию развивающихся на ветру лилий. <Не думаю, что лилии все еще цветут, поэтому я сфотографировал искусственные. Надеюсь, они все равно тебе понравятся> В одно мгновение стало настолько неловко, что Аякс тут же выключил телефон и закинул его себе в карман, даже не проверяя, отправилось ли сообщение. Он быстро забежал в здание и смерчем направился обратно в аудиторию, стараясь стереть со своего лица эту чертовски уродливую и глупую улыбку. Неприятное ощущение поедало его внутренности, сладостно пережевывая. Он боролся с желанием ударить стену и громко крикнуть, выпуская всю свою неуверенность вместе с паром необъятного гнева. Но сдержался. Забежал в кабинет, чуть не снося двери, и сел на излюбленное место, наслаждаясь тишиной. Он всегда сидел у стены, высматривая забавные картины на ней или отвлекаясь на преподавателей, разговаривающих с Барбарой. Однако сегодня, именно в этот момент, когда неловкость поглотила все его естество, он возжелал впервые посмотреть в окно и осознать, что отсюда эти лилии видно куда лучше. Они будто смущенно выглядывали из окна, пугаясь каждого шороха. И от этого стало тепло. Приятно. Настолько, что эта глупая улыбка снова наползла на уста, а ладонь подперла уставший подбородок. — Интересно, ей нравятся цветы? — вырвалось с уст раньше, чем Аякс осознал сказанное. Он тут же смущенно выпрямился, кашлянув кулак, и осознал, что в кабинете уже не один: Барбара снова разговаривала с только что вошедшим преподавателем, объясняя причины отсутствия каждого. Но это его уже не волновало. — Ах, Аякс, ты уже тут, — заверещала Пейдж, подбегая к изумленному Тарталье и присаживаясь рядом. Она быстро достала с кармана юбки зеркальце и какой-то странный тюбик, заставляя Чайльда повернуться к ней лицом. — Я тебя искала. Ты замазал этот синяк просто отвратительно, позволь мне поправить. Как будто белое пятно. Аякс усмехнулся, расплываясь под добродушной улыбкой Барбары. Он лишь как-то глуповато зачесал волосы назад и позволил девушке управлять своим лбом. Она, не издав лишнего звука, принялась размазывать прохладное вещество по его коже. Это было настолько приятно и мягко, что Аякс даже на секунду прикрыл от наслаждения глаза, боясь, что вот-вот замурчит. Он посмотрел на нее. На аккуратные блондинистые хвостики, на изящные черты лица, на намазанные блеском губы. Клубничным блеском, — тут же подметил Тарталья, угадывая по запаху. Ее глаза были голубыми, как и радужки Аякса. Только вот собственный оттенок он сравнивал с пучиной, мглой, в которой умирает все живое; ее цвет напоминал журчание летнего ручейка, будящего всю живность в лесу, приносящего живительную прохладу и какую-то необъятную радость. Она была плацебо для умерших, Аякс — сама Смерть. Уста открылись самостоятельно, а сам Аякс как-то неосознанно придвинулся к Барбаре поближе. — Тебе нравятся белые лилии? Да, они бы определенно ей подошли. Чертовски подошли. Только когда он заметил, как щеки Барбары алеют, то сразу осознал сказанное, неловко отодвигаясь обратно. Пейдж лишь прикрыла лицо небольшим зеркальцем, позволяя Тарталье в него заглянуть. Он подметил, что на этот раз тон кожи был равномерным, и синяка точно уже не было видно. Из-за неловкой ситуации он лишь кивнул головой в знак благодарности. — Я... Люблю цветы. Они очень красивые, кхм, — на выдохе произнесла Барбара, отвернувшись от объекта смущения. Да, значит и Лютер они понравятся, — мысленно выдохнул Аякс. — Ты милая, — резко произнес Тарталья, не осознавая силу своей фразы. Казалось, еще хоть слово — и он убьет Барбару смущением. — Ну, я имею в виду, ты очень мило реагируешь... Ну-у, то есть, я-я... А-ах, просто убейте меня. Он никогда не умел разговаривать с девушками. И это снова подтвердилось. Всю ситуацию спасла выглядывающая блондинистая макушка. После показалось лицо, практически не отличающееся от лица Барбары. Высокая статная девушка выглянула с коридора и позвала Барбару пальцем, заставляя ту моментально вздрогнуть. В одно мгновение настроение Барбары сменилось из окрыленного в какое-то приземленное, полное необъяснимой ненависти. Она встала с насиженного места и вышла в коридор, стараясь игнорировать возгласы преподавателя. — Ах, Джинн Пейдж, это ты, глазам своим поверить не могу, — воскликнул преподаватель, заставляя Джинн неловко улыбнуться, а Барбару лишь сильнее уйти в себя. — Наша лучшая студентка! Как твои дела после выпуска? Ты теперь управляешь бизнесом отца? Так вот, та самая Джинн, о которой без умолку болтает каждый профессор, вспоминая ее с какой-то оттепелью на лице. Та самая ответственная девушка, которая была идеальна во всем, — любое упоминание о ней вызывало у Барбары странное противоречие эмоций, от которого она не могла избавиться. Казалось, Аякс тоже не очень полюбил ее образ, однако, стоило ему только взглянуть на это искреннее и серьезное лицо, как вся нелюбовь тут же улетучилась — она правда казалась идеальной. — Да, все прекрасно, спасибо за беспокойство, — ее голос разбился о стены и одарил Тарталью каким-то смущением. — Однако прошу меня простить, я пришла поведать свою сестру, поэтому не смогу с Вами поболтать. И они обе исчезли. А Аякс так и остался смотреть на преподавателя. Следом же зашла и Люмин, как-то смущенно сгорбившись. Тарталья ее заметил тоже не сразу; лишь когда пшеничные локоны попали в поле его зрения, он позволил себе опомниться. Синяки под глазами так и не исчезли, но зато уставший вид практически полностью пропал. Следом за ней шел цепной пес по имени Сяо, который активно ее о чем-то расспрашивал, а она лишь утвердительно или отрицательно качала головой. Тарталье даже показалось, что она хотела что-то сказать, но, заметив заинтересованный взгляд Чайльда, тут же умолкла. Сяо тоже был не особо рад присутствию Аякса, из-за чего лишь крепче прижал запуганную Люмин, что-то активно ей повторяя. — Увидимся после занятий, я буду ждать тебя у главного входа, — единственное, что донеслось до Аякса прежде, чем Сяо исчез. Люмин кивнула ему в след, а после смущенно посмотрела на Тарталью. Он слабо улыбнулся, пытаясь не спугнуть Люмин, и приподнял руку, дружелюбно помахав девушке в знак приветствия. Она будто бы не поняла добродушный жест и отвернулась, но спустя несколько секунд снова устремила свой взор на Аякса и помахала ладошкой в ответ, слабо улыбнувшись. А ее глаза — палящее солнце, обжигающее каждого, кто посмеет к ней приблизиться. Обычно солнце такого оттенка в дни, когда от жары животные готовы были сдирать собственную шкуру. Очень жестокое сравнение. С Люмин даже зрительный контакт не бывает долгим; Аяксу кажется, что она вечно занята. На девушку всегда взваливают какие-то пустяковые обязанности просто потому, что она не может отказать. Более того, она и сказать-то ничего не может. Розария пыталась защитить подругу от этих ежедневных заданий, однако преподаватели додумались вылавливать Люмин в моменты, когда она находится одна. Внимание тут же переключилось на Скарамуччу, недовольного, казалось, всей его жизнью. — Чертовы пары, меня все так заебало! — выпаливает он, совершенно не страшась гнева преподавателя, а тот, в свою очередь, будто бы и привык к этим ежедневным ругательствам. — Еще и Мона со своими нравоучениями, сука! Ей повезло, что я не могу долго на нее злиться. А вот это Аякс сам старательно игнорирует, пытаясь не замечать, как Скарамучча медленно подходит к нему, а после, будто передумав, как ошпаренный отскакивает и садится на свое место, где его, что удивительно, уже ждала Мона. А она когда успела появиться? Собственно, подтянулось уже много народа, поэтому Аякс снова заглянул в телефон, чтобы проверить время. До начала лекции оставалось две минуты. Барбара зашла в аудиторию сразу, как Аякс запихнул телефон обратно в карман. Она будто отчаянно пыталась найти свое место, но была перебита возгласом Тартальи: — Садись ко мне. Потому что ее было жаль. Она сидела с Беннетом, которого никогда не было. И даже сейчас он умудрился отравиться и лечь в медпункт до окончания всех лекций. Барбара будто и ожидала предложение Аякса. Довольно махнула головой и уселась рядом, о чем-то ему довольно распевая. Однако это продолжилось до начала лекции. Дальше Барбара сидела молча, не позволяя себе разговаривать во время занятий. Она выглядела чересчур задумчивой. И это было в какой-то степени мило. Учеба заканчивалась очень медленно; естественно, в этом была вина Кэйи, который решил проспать весь день и порадовать университет своим отсутствием. Тарталья долго боролся с мыслью снова набрать своему другу, однако понял, что тому пока нужен отдых и тревожить его во время подобных мук — не очень по-дружески. Смирившись, Аякс достал ключи с кармана и отворил дверь собственной квартиры, вваливаясь в нее. Квартира встретила его осенней прохладой, и Аякс понять не мог, где же холоднее: на улице или в его квартире? Мысли тут же испарились, стоило поставить чайник и сделать себе новую порцию растворимого кофе. Все же, дома находиться куда приятнее, чем в каких-то учебных заведениях. Он развалился на диване, укрывшись старым пледом и поставив кружку растворимого кофе на стол. Включил телевизор, чтобы на фоне был хоть какой-то звук, позволяющий не ощущать себя одиноким, и заглянул в телефон, подмечая новые уведомления. Первым был открыт диалог с матерью, которая поздравляла его со всемирным днем трезвости и борьбой с алкоголизмом. Усмехнувшись, он поздравил ее в ответ. Второе сообщение было от Лютер, которая наконец-таки вышла на связь. Внутри Тартальи все снова сжалось. Он вспомнил, что отправил чересчур милое сообщение, от которого и сам пока находился в шоке. Он не был готов к ее жестокому ответу, но спустя три минуты все же решился прочесть содержимое. <Ладно, ты меня раздобрил... Тебе повезло, что я люблю цветы. У меня есть заколка с белыми лилиями... Поэтому ты угадал.> Аякс выдохнул настолько громко, что даже заглушил шум телевизора, прижав нагретый телефон к груди. Аж от сердца отлегло — настолько он был доволен ответом. Незамедлительно пришло еще одно уведомление. <Но сегодня я не смогу поиграть, навалилось очень много дел, поэтому хочу уснуть пораньше. Тебе тоже стоит отдохнуть, знаешь ли.> Вот она — забота, хоть и довольно своеобразная. Аякс пристыженно прикусил губу. <Ты собираешься спать прямо сейчас?> Ответы как от него, так и от нее приходили незамедлительно. Это была их первая беседа, которая не окончилась спустя четыре минуты и не была зациклена на игре. <Нет, пока что. Я жду соседку по комнате, она придет через полтора часа.> Внутри Тартальи засела одна гениальнейшая мысль, от которой он даже сжал плед, в нетерпении набирая очередное сообщение. <То есть ты свободна эти полтора часа? Я сегодня тоже бы не смог поиграть — у меня уже в глазах немного плывет ;3> <Да, свободна.> Отлично, — тут же пронеслось в мыслях парня. Но руки слегка дрожали и потели, боясь совершить главную ошибку в его жизни — опозориться перед Лютер. <Тогда ты не против немного поболтать? Чтобы скрасить... Ожидание ;3> Был бы Аякс девушкой, то тут же влюбился бы в свою храбрость. Сделать первый шаг — это подвиг для каждого мужчины. <Я не против. О чем?> Пальцы уже сами набирали различный текст, пытаясь развлечь Лютер в этот одинокий вечер. Их первая переписка по душам. И от этого становилось куда волнительнее. Но сообщение, тут же пришедшее от Лютер, застало его врасплох. <Ладно, начну я. Какие девушки тебе нравятся?> Чт-т, Что?