На другом конце провода

Аякс рассказал практически обо всем. Как он познакомился с Лютер, как начал с ней переписку, как волновался о первом откровенном диалоге. Он не утаил даже свое дикое смущение, с которым ожидал ответов на заданные вопросы. Более того, парень показал часть переписки, продемонстрировав свое девиантное поведение. Кэйа, как ни странно, слушал все это внимательно и задумчиво улыбался, однако ничего смешного или обидного так и не сказал. Понимание ситуации выудило из него того простодушного комика, который выбивал из колеи чувствительных личностей. Когда Тарталья рассказывал свою историю такому хитрому человеку, как Кэйа, он чувствовал, будто сидит на пороховой бочке: стоит пустить искру, как бочка по имени Кэйа взорвется и выпустит миллиард неуместных шуток. За время разговора лазурь небосвода успела приобрести грязные оттенки, а грохот вдалеке свидетельствовал о начале ливня. — У тебя появилась интернет-подружка, а я узнаю об этом только сейчас? — с наигранной обидчивостью пролепетал Кэйа, играя на нервах своего друга. По лицу, умело скрывающему все изумление, было видно, что история его знатно удивила. Его отсеченный подбородок вздрогнул в попытке сказать слова поддержки, но он остановил себя, словно спасая от ожога. Меланхоличный взгляд на долю секунды смягчился, но Кэйа высек всю чувствительность, словно ограждая себя. — Таких слов и действий от Барбары я не ожидал. И что, никто даже не поднял эту щепетильную тему? Не думал, что такие грязные выражения останутся без внимания общественности. — Подняли, — резко ответил Аякс, поднимаясь с насиженного места и приглашая Кэйю в здание, чувствуя, как капли дождя огревали кожу и приносили не самые приятные ощущения. Кэйа любил дождь, — это Аякс знал с первой встречи. Альберих не боялся простудиться, наблюдая за тем, как насквозь промокает его одежда. Однажды Тарталья следил за этим, ежившись от каждой падающей капли, но был заворожен настолько хладнокровным лицом. Иногда ему казалось, что Кэйю высекли из мрамора, придав великолепной скульптуре шанс на жизнь. — Но Барбара сказала, что им послышалось, и она выкрикнула что-то более безобидное. Не знаю, как можно было так выкрутиться, но у нее это вышло. Кэйа усмехнулся, поддерживающе хлопнув Тарталью по плечу, и поплелся в здание, снова высиживая длительные лекции и пары, на которых хотелось только застрелиться. Кэйа не любил попадать под дождь в присутствии кого-либо. Вода облачала все его слабости, вскрывала запекшиеся раны и возрождала в нем тот мятежный дух. Вода напоминала Кэйе мягкость ее тела, а молния — всхлип понимания, вырвавшийся из уст Альбериха. — Барбара всегда была странной и чересчур идеальной, как ее сестра. Но она реальная, а не через интернет. Ты видишь ее, чувствуешь передаваемые эмоции. А Лютер — сборище пикселей. Кто знает, вдруг там мужик сидит? Маньяк и гей. — Отвратительно, — отозвался Чайльд, ускоряя шаг. Ливень начался. Однако крыша университета спасла парней от природного катаклизма. И они оба выдохнули. Кэйа еще половину занятий пытался обсудить с Тартальей прошедший диалог, однако Аякс усердно увиливал, понимая, что не может найти решения. Альберих старался помочь, выпутав его из этой ситуации, но сам и не осознавал, что делал только хуже. Аякс абстрагировался от реальности; достал свои любимые наушники и ощутил пульсацию ритмов, совершенно позабыв про все проблемы. Неосознанно взглядом пробежался по Барбаре, которая невзначай ему подмигнула, а потом переметнулся к окну, исследуя белоснежные лилии и макушку Люмин — девушки, которая, казалось, смотрела туда же, куда и Чайльд. Она прерывисто вздыхала, как-то потерянно поворачиваясь к подруге. Розария. Девушка, силе духа которой может позавидовать каждый. Та, которую Аякс уважал больше, чем кого-либо. Тот единственный человек, который действительно нравился Кэйе. Дождь усиливался, заставляя Аякса нервничать. Хоть он и любитель вечно таскать зонтики, ливни никогда не приносили ему удовольствия. Он чувствовал себя сумасшедшим: когда каждый мечтал о прохладе и запахе дождя, Аякс нервозно кривился и вздрагивал, осознавая, что ему потом сушить этот зонтик, мыть пол, сушить обувь и пальто, а также снова мыть голову. И это он умалчивал о головной боли, преследующей его все эти дождливые моменты. А грязь, провожающая его до дома? Отвратительно. И вот, когда все занятия подошли к концу, Аякс ощутил свою ненависть в полной мере. Ливень не прекратился, а довольные и подготовленные ученики выбегали с зонтиками первыми. У Аякса тоже был зонтик, однако он покидать университет не спешил, стараясь избавиться от огромной толпы студентов. Лишь спустя двадцать три минуты он позволил себе подняться и пойти в гардероб, дабы достать верхнюю одежду и незабытый зонтик, который он носил ежедневно. Даже под зонтиком он не чувствовал себя защищенным. Капли дождя уничтожали его, портили настроение, опуская его до Марианской впадины. Хотелось просто уснуть и очнуться в момент, когда все это закончится. Однако у входа его ждала довольно-таки неожиданная встреча: Люмин тяжело вздыхала, стоя у распахнутых входных дверей, и не собиралась выходить. Аякс подошел медленно, шаркая подошвой, дабы не спугнуть и оповестить о своем присутствии, однако Люмин так и не повернулась. Сначала вздрогнула, услышав, как кто-то подходит, но тут же выдохнула, когда в нос ударил запах мяты и растворимого кофе. — Ждешь Сяо? — тихо проговаривает Чайльд, распахивая свой старый зонтик. Люмин наконец-таки обратила на него внимание и отрицательно покачала головой. — Чего тогда не выходишь? Дождя боишься? Она утвердительно кивнула. — А Сяо что, за тобой не спешит? — в глумливой манере спрашивает тот, выводя Люмин на легкую озлобленность, но она тут же отворачивается и скрещивает руки на груди. — Болеет, — отрезает она в своей грубоватой и чересчур четкой манере, отрезвляя мысли Аякса своей словесной пощечиной. — Не придет. — Собираешься не выходить, пока дождь не закончится? — усмехается Аякс, но тут же замолкает, когда Люмин смотрит на него чересчур серьезно. — Кхм, тебе до остановки надо, да? Тут до нее минут пять, поэтому ты точно насквозь промокнешь. Она снова утвердительно кивает головой, не понимая, к чему ведет Аякс, но когда он дружелюбно протягивает ей зонтик, она строптиво пятится назад, будто чего-то испугавшись. На данный жест Аякс лишь закатывает глаза, будто совершенно не удивившись. Он смотрит на нее, как пантера на запуганного кролика, но тут же выпускает смешок, заставляющий ее расслабиться и успокоиться. — Я не кусаюсь, — спокойно пробормотал он, все еще держа зонтик чуть протянутым, и выдавил из себя слабое подобие улыбки. — Подходи ближе и бери меня за руку, иначе промокнешь. Я провожу тебя до остановки. Люмин пару секунд не двигалась, будто переваривала информацию, исходящую от Аякса. Парень, явно не умеющий разговаривать с девушками, слега опешил, думая над тем, что он не так сказал, однако тут же успокоился, когда почувствовал, как девичьи пальцы впились в толстую ткань его верхней одежды. — Так-то лучше, — усмехнулся тот, проходя вперед и слушая звук капель, — Я бы отдал тебе зонтик, но сам не ярый любитель дождей. Как я погляжу, ты тоже не любишь это природное явление, да? Она молчит. Снова и снова, подстраивая Аякса в самое неудобное положение. Однако теперь он понимает, что Люмин не самый сговорчивый человек. Это он знал еще в прошлом году, когда девушка только-только появилась на пороге университета. Кто-то твердил, что она получила психологическую травму, из-за чего ей сложно разговаривать, а кто-то утверждал, что она просто иностранка. Первое было глупым, второе — неправдивым, ибо акцент в тех словах, которые она отпускала в гарь диалогов, не проскальзывал. — Люблю, — тихо, как будто стараясь, чтобы Тарталья не услышал, бормочет она, и голос ее сливается с шумом дождя, заставляя Аякса прислушаться. Но он услышал. Каждый звонкий слог, слетевший с тонкой полосы губ, снова намазанных каким-то блестящим бальзамом. — Но не любишь промокать, да? Она фыркает, а Аякс усмехается. Она казалась до ужаса хрупкой, готовой рассыпаться от порыва ветра, но уверенность ее голоса, серьезный, как у взрослого человека, взгляд воссоздавал из нее образ валькирии. И если Барбара была создана из цветов и чего-то сладкого, то Люмин — девушка из стали и гвоздей, вбитых силой. Да, она не могла отказать никому, но эта девушка никогда ни на что не жаловалась. И никто, даже сам Скарамучча, не мог сказать ей что-либо отвратительное. Они идут в тишине, прерываемой громкими вздохами и раскатами грома где-то вдалеке. Это могла быть уютная атмосфера, но осознание того, что дождь сейчас не за окном, а прямо над ними, исхищал весь настрой. Аякс невзначай поворачивается к притихшей Люмин и осматривает ее состриженные наспех волосы с неровными и забавными прядями, чуть ниже — слегка оголенная шея, покрытая синяками. Не засосами, не жаркими поцелуями. Точечными кровоподтеками, скрывающимися под тканью тонкого шарфа. И когда ее слегка изумленный взгляд поворачивается к его заинтересованному, внутри цветет неясная тревога. Хотелось поскорее добежать домой. И когда они наконец-таки прибыли на остановку, Аякс довольно выдохнул, когда им встретился требуемый автобус. — Успела... — пробормотала Люмин, наблюдая за тем, как отворяются двери транспорта. Она повернулась к Аяксу и заметила, что тот начал закрывать зонтик. После секундной манипуляции, он всучил ей эту вещь и затолкал девушку в автобус, довольно помахав. — А я вызову такси, — все, что он успел ответить прежде, чем двери закрылись, увозя изумленную Люмин подальше. — Надеюсь, телефон еще живой... Доставая гаджет с кармана, Аякс уже предчувствовал закон подлости, понимая, что всю зарядку он растратил на прослушивание музыки. И даже последний процент, который был припасен на отчаянный случай, исчерпал себя из-за потраченного на Люмин времени. — Блять, — протянул Аякс, хлопнув по карманам и осознав, что ему все-таки придется промокнуть. — Надо было зонтик не отдавать. Конечно, от остановки до дома было чуть ближе, чем от самого университета, однако дождь не пощадил парня. За порог Аякс уже входил полностью промокший, проклиная этот день и свою альтруистичность, с которой он всучил Люмин свой единственный зонтик. Пришлось полчаса потратить на сушку одежды, развесив ее по всем батареям. Еще минут двадцать ушло на принятие душа и помывку головы. И вот, спустя практически час, Аякс обхватывает промерзшими пальцами горячую кружку с заваренным кофе и, укутавшись в плед, наблюдает за тем, как смеркается и как гроза становится все ближе. Пришлось даже свет выключить, поверив в байки о том, что молния может ударить и в окно. Телефон стоял на зарядке возле Аякса, поэтому тот сразу включил его и заметил несколько новых уведомлений. И все они были от одной лишь Лютер. <Сегодня у меня грустно и дождливо, не против снова пообщаться?> Аякс усмехнулся. <Только за>

***

На следующий день дождь не прекратился, а, казалось, лишь усилился, заставляя парня громко взвыть от несправедливости. Он не смог надеть свою излюбленную одежду, поэтому принес в свой гардероб немного новизны, укутавшись в то, что было еще сухим. Он иллюстрировал себе улыбку Посейдона, который обрушил на него тонну страданий, и представлял, как расправляется с этим злым Богом, лишая весь мир промозглого дождя. Такси в этот раз приехало еще быстрее, чем раньше, и в университет он отправился под смешки своего друга, который расспрашивал парня о его вчерашнем приключении. На своем месте он встретился с высушенным зонтом и усмехнулся, замечая письмо с благодарностью и двумя мятными конфетами. Это была Люмин. Точно она. Дни превратились в серую рутину, сопровождаемую нескончаемым дождем и отвратительным настроением, которое испортилось именно из-за головной боли. Благо, хоть зонтик вернули — это было единственная вещь, которая радовала Аякса на протяжении этих проскальзывающих дней. Он снова слушал анекдоты от Кэйи и меланхолично вздыхал, отворачиваясь от заинтересованного взора Барбары. Пришлось даже пережить простуду, с которой его организм как-то плохо справлялся. Однако вскоре и это сменилось: на больничную койку, на вечные осмотры и на серость за окном. Зато хоть дождь закончился. Пришлось временно покинуть учебу по уважительной причине — осмотр в больнице. Аякс, относящийся к своему здоровью сверхсерьезно, был сам не против каждые полгода проверяться в больнице, дабы все его болячки не проснулись. Ежедневно приходилось бегать по специалистам и с замиранием сердца ждать окончательных результатов. Что удивительно, об этой традиции Кэйа не забыл, названивая своему другу ежедневно и напоминая о своем существовании. В среду и в четверг он даже навестил своего товарища, притащив ему его любимый клубничный коктейль и пачку мятных жвачек. Аякс всегда проводил эту скучную неделю в одиночестве, но теперь, когда Кэйа вцепился в него, как в единственную опору, стало не так пусто. Родители отписывали редко, расспрашивая о самочувствии, но и этого хватало, чтобы насытиться разговорами с ними на весь последующий месяц. Однако Аякс настоятельно попросил присылать видеоотчеты о самочувствии Тевкра, которые получал во время пребывания в больнице. Однако поистине его шокировало сообщение Лютер, которое пришло в субботу. <Привет, ты не занят?> Аякс даже невзначай улыбнулся. Лютер не знала о нахождении Аякса в больнице, поэтому продолжала вести с ним обыденную переписку, что раззадоривало парня на протяжении всей этой недели. Но сообщение, пришедшее днем, а не после шести вечера, слегка ввело его в ступор. <Привет, вообще нет. Умираю от скуки уже шестой день ;3> Аякс не собирался раскрывать ей о том, что сейчас лежит в одиночной палате, поэтому пресек все ее последующие вопросы насчет скуки, ожидая какое-нибудь забавное сообщение. Такое, которое может написать только Лютер. То сообщение, от которого засвербит в груди. <Меня пригласили посмотреть комедию, и она... Скучная. Твои шутки куда лучше.> Аякс тихо посмеялся, поплотнее укутавшись в одеяло, будто прячась от смущения под куполом. Запах медикаментов впитался даже в его кожу, отчего становилось тошно, но стоило вспомнить о Лютер, как в нос ударил аромат растопленного шоколада, и внутри теплилось приятное чувство уюта. Аякс понял: ему действительно комфортно с ней. <Я рад, что ты соскучилась по моим шуткам! Неужели, в той комедии все так плохо? ;3> Она прочитала моментально, видимо, не собираясь даже вслушиваться в телевизор. Тарталья представлял это досконально: она, укутавшись в теплое одеяло, держит в руке горячее какао и телефон, а рядом с ней сопит ее соседка по комнате. На фоне играет какая-то дешевая комедия, а шторы завешены для уюта и воссоздания атмосферы. <Отвратительный сортирный юмор. Мне надоело терпеть этот ужас, но подруга запретила мне переключать, ибо ее парню это нравится. Как такое вообще может кому-нибудь нравится?> Аякс хмыкнул, понимая по сообщению, что Лютер действительно умирает от скуки, ибо она никогда не писала настолько длинное сообщение с жалобой. Однако в голову Аякса пришла очень гениальная идея. <Тогда предлагаю сыграть в игру, которую я только что придумал!> Только что, конечно. Тарталья думал над этой игрой еще с первого их откровенного диалога, устав вытягивать из Лютер информацию, как из преступника на допросе. Хотя он сам откровенничал с особым энтузиазмом, миллион раз спрашивая, не достало ли это Лютер. <Звучит любопытно. Рассказывай.> Клюнула. <Поиграем в факты. Я называю любой факт о себе, а ты в ответ о себе. Пойдет?> Здесь ему пришлось ждать несколько минут, прежде чем Лютер решится ответить. Но она все-таки смогла. <Пойдет, если мои условия будут приняты: факты должны быть равноценными. И никакой интимной информации!> <Ах, за кого ты меня принимаешь~ Пойдет! Я начинаю> Все шло точно по плану. Аякс даже придумал несколько фактов, которыми сразит Лютер наповал и сможет хоть что-то узнать о ней. Но стоит начать с чего-то простого. <Мне не понравился молочный шоколад> Лютер ответила сразу же. <А у меня аллергия на клубнику.> <Ты ранила мое сердце!> В ответ пришли подмигивающие смайлики, будто насмехающиеся над Аяксом. <Ладно-ладно. Хм, у меня рыжий цвет волос> Процесс запущен. Пора начинать игру. Аякс даже сел поудобнее, ожидая ответа от Лютер, которая, видимо, слегка опешила от такой откровенной информации. Они даже имена друг-друга не называли, но Тарталья не делал первый шаг, страшась, что так она вычислит его и разочаруется. <Я блондинка с цыплячьим цветом волос.> Тарталья даже прикусил одеяло, стараясь не засмеяться от такой информации, но был тут же перебит собственными мыслями, которые подгоняли его продолжить разоблачение Лютер. <У меня есть татуировка> Пожалуйста. Только не спрашивай о ее появлении. <У меня нет татуировок, но есть один большой отвратительный шрам. Вопросы будут игнорироваться. Недостаточный уровень дружбы с персонажем ;3> От смысла сообщения стало слегка грустно, но смайлик, вырванный из его манеры общения, слегка раззадорил. Стало лучше. <А я вот...> Их общение продлилось до самого вечера, и это знатно обрадовало Аякса. Он узнал, что Лютер имеет не очень много друзей, а поведение подруги ее слегка настораживает. Также, он выпытал из нее то, что она в недо-отношениях, которые боится разорвать, но хочет, ибо они появились спонтанно. Также он понял, что Лютер не может отказать из-за того, что плохо знает английский. Что насчет английского, так она переехала в другую страну на учебу, но о причине не оповестила — о таком, как она сказала, очень опасно рассказывать. В воскресенье Лютер ему снова написала. И стало немного легче. Выписывался Аякс очень довольным, получая результат обследования на руки. Ничего не было выявлено, кроме лейкоцитоза. Врачи сказали, будто организм борется с какой-то болезнью, вырабатывая огромное количество лейкоцитов, однако болезни никакой найдено не было. Возможно, этому послужила пережитая не так давно простуда, поэтому внимание на это врачи не заострили. В университете никто не заострил внимание на возвращение Тартальи; даже Барбара, ни разу не написавшая ему за время пребывания в больнице, делала вид, что ничего не произошло. Это слегка огорчило Аякса, но в то же время он сразу же плюнул на этот фактор, увидев радостное лицо Кэйи, который чуть ли не умер от ожидания. — Я скуча-а-ал, мой любимый, — слезливо протянул Альберих прежде, чем к ним подошел раззадоренный Скарамучча. Брови того снова были сведены к переносице, но уголки губ подскочили вверх, будто задумывая что-то отвратительное. — Вернулся наш мажоришка, — довольно, не в обидчивой манере протянул он, — Тут без тебя Барбара извелась, не знала, на кого свои феромоны выпустить, но не об этом. Мучча быстро умолк, когда узрел подходящую к нему Мону. Она заботливо положила свои ладони ему на плечо, из-за чего парень даже не дернулся; а ведь Скарамучча, по воспоминаниям Аякса, был не самым тактильным человеком. Он ненавидел чужие прикосновения, находил в них какую-то угрозу, желание принизить. Мучча боялся прикосновений. Всех, кроме мягких касаний Моны. — Ах, Тарталья, ты ведь не забыл про вечеринку в честь Хэллоуина? Она будет в субботу, как хорошо, что Хэллоуин выпал на выходной, — Мона довольно проговаривала будто заготовленную речь, на что Скарамучча лишь молча фыркал и позволил себе вскоре отойти. — Да, помню, я приду, — ответил Тарталья и легко помахал уходящей парочке рукой. — Кэйа уже сказал мне, что оно будет проходить в кафе неподалеку. Это же кафешка родителей Чжун Ли? Он, значит, организатор. Не успели Мона и Скарамучча скрыться из поля зрения парней, как на их место тут же пришли Розария и Люмин. Вторая, в отличие от первой, как-то стушевалась и смущенно помахала ладонью Тарталье, из-за чего он пропустил смешок, не заостряя внимание на Розарии. — Я помню про шляпу, я отнесу ее тебе сегодня. Надеюсь, ты еще не переехал? — хладный тон Розарии смягчался только в присутствии Кэйи, который, наоборот, как-то напрягался и старался выглядеть более уверенно на ее фоне. — А... А-ах, да, помню, — ответил с легким запинанием он, сощурив свой лисий взор. — В принципе, только шляпы мне и не хватало для костюма. А ты пойдешь в том наряде из секс-шопа? — Да, — отрезала та, даже не улыбнувшись, но Кэйа расценил это, как шутку. Потому что ее он знал куда лучше, чем остальные. — Ого, весьма рискованно, — пробормотал Тарталья, вспоминая свой глупый костюм. Да уж, храбрости Розарии можно только позавидовать. — А ты, Люмин? В чем пойдешь? Она снова опешила, строптиво закусив обветренные губы. — Она не пойдет, — за нее ответила Розария, будто защищая девушку. — Она не любит такие праздники. Вздох вырвался из уст Тартальи, который знаменовал окончание полилога. Все разошлись по своим местам. Осталось продержаться одну неделю до окончания октября. Сам месяц, признаться, прошел довольно-таки быстро именно из-за серых будней и запрограммированной рутины. Хотелось немного отдохнуть, хотя бы на той вечеринке. Признаться, Тарталья никогда не был любителем чего-то подобного, но умоляющий Кэйа заставил его присоединиться и заказать с алиэкспресса нужные детали к костюму. Дни, до среды, проходили довольно-таки быстро. Понедельник, из-за отвыкшего от напряжения разума, пролетел незаметно, а вот вторник заставил немного поднапрячься. Вечера пришлось провести в погоне за пропущенным материалом, благо, его оказалось не слишком много. Однако за всю неделю Тарталье запомнился лишь один день — среда. День, в который он стал на шаг ближе к Лютер. Теперь между ними не пропасть. Протоптанная дорожка, которую осталось снова пройти. В этот день снова появилось желание прикупить клубничного коктейля и приобрести мятных жвачек, однако вместо того, чтобы идти в круглосуточный, Аякс выбрал магазин подальше — нужно было купить специй и паприки, которая не продавалась в круглосуточном. Но была одна загвоздка — он общался с Лютер, а на улице — ужасный мороз. <Слушай, у меня сейчас отмерзнут пальцы, а прерывать беседу не хотелось бы... Ты не против... Звонка?> Он подумал, что она воспримет это за шутку, но тут же опешил, узрев ответ. <Не против, но я буду молчать.> Аякс даже взвыл от несправедливости, ощущая, как замерзают пальцы. Наушники с микрофоном спасли бы его от этой ситуации, однако он все же решил пощадить свою кожу. Правда, он сам был довольно шокирован ее ответом, однако условия оказались не самыми приятными. <Ладно, тогда я звоню~> Он не успевает нажать на вызов, как видит новые уведомления. <Стой, подожди.> <Я пошутила.> Однако он звонит. И она поднимает. — Первое слово дороже второго, — тихо проговаривает в микрофон он, спрятав в карман телефон и замерзшие руки. На другом конце провода послышалась гробовая тишина, а после лишь тихий вздох и усмешка, — естественно и-за того, что голос Аякса неестественно вздрагивал, как у смущенного ребенка. — Ты собираешься молчать? Из-за акцента? Было чрезвычайно неловко, но он услышал утвердительное мгканье, от которого тут же стало смешно, из-за чего Аякс стал пропускать смешки и, видимо, Лютер совершала то же самое, грубо выдыхая прямо в трубку. Он никогда не ощущал себя настолько загнанным в угол, слушай спертое дыхание и стараясь разговорить своего оппонента. — Тебе неприятно со мной говорить? Послышалось отрицательное мгканье. — Это все из-за акцента? Ты стесняешься? Теперь утвердительное. — Мы в тысячах милях друг от друга, и ты стесняешься какого-то ноунейма из интернета? — как будто промурлыкав, задал вопрос Тарталья, переходя дорогу по пешеходному переходу, пока не услышал утвердительный звук. — Боже, ха-ха, я как будто разговариваю с ребенком. Послышалось недовольное хмыканье и звуки обиды, но Аякс тут же исправился, заходя в магазин, из-за чего шум улицы сменился на какую-то незамысловатую музыку. — Ладно, давай снова сыграем, только в новую игру, — протянул Тарталья, беря в руки корзину для продуктов. — Чтобы нам было одинаково стыдно, я расскажу тебе свою самую позорную историю, а ты продемонстрируешь свой акцент. Историю, кроме тебя, знает только один человек! Согласна? Тишина длилась достаточно долго. Аяксу даже показалось, что он прослушал отрицательное мгканье. Но тут же послышалось утвердительное. — Значит согласна? — воодушевленно пробормотал Тарталья, даже подпрыгнув на месте и поправив воротник пальто. — Да, — тихо прошептал девичий голос, и по спине Аякса пробежал табун мурашек. И еще один. От неловкости. — Боже, черт, мне теперь так стыдно это рассказывать, ах, — протянул Аякс, замямлив, но тут же собрался с мыслью. — Короче, помнишь, я рассказывал тебе про то, что у меня есть татуировка? — Да, — снова послышался тихий шепот. — Так во-о-от, — стал протягивать тот. — У меня на месте татуировки был шрам от падения с велосипеда... Потом мне за него стало стыдно, и в 14 лет я умолял отца о татуировке... Он слегка затих, слушая дыхание Лютер и ее заинтересованное мычание, требующее продолжения. — Однажды я настолько его достал, что он согласился, но с учетом того, что татуировку выбирает он... И я с дуру послушался. Тарталья снова затих, но Лютер от заинтересованности стала клацать пальцами по экрану. — Ах, ему показалось, что шрам был очень похож на тарталетку... Ах. Не буду тянуть. Теперь у меня на копчике татуировка тарталетки с клубникой, поэтому в школе я ни разу не посетил бассейн до этого. Раньше я считал это гордостью, пока меня не засмеяли в школе. Но ник Тарталетки в игре остался... Его нельзя сменить. Послышалась гробовая тишина. Даже дыхание не прослеживалось. — Можешь смеяться, я не обижусь. Спустя одну чертову секунду, которая длилась дольше, чем половина жизни Аякса, он услышал звонкий, будто детский, смех, который пыталась заглушить его обладательница. В груди сразу же потеплело от осознания, что она выполнила условия игры. Только вот сам Тарталья от стыда раскраснелся, запрятав розовые щеки за длинные иссохшие пальцы. — Ладно-о, — послышался мягкий голос с таким милым французским акцентом. — На фоне-е твоей истории мой а-акцент не проблема. Она проглатывала окончания и смягчала буквы, будто разговаривая на французском, но некоторые слова все равно неосознанно, но были проговорены идеально. Аякс никогда не питал ненависти к акцентам, но что-то в ее голосе заставляло улыбнуться. Это было чересчур мило: она пыталась говорить четко, но слегка вздрагивала от волнения. — Знал бы я, что ты стесняешься такого милого и безобидного акцента, то не рассказывал бы ничего, — протянул наигранно обиженный Тарталья, закинув в пустую корзину пару пачек клубничного коктейля. — Я уж думал, там голос сорокалетнего мужчины. — Огорчила-а? — глумливо произнесла Лютер, будто насмехаясь над Тартальей. — Наоборот, — ответил он, пытаясь придавить Лютер ее же оружием. — Это слишком мило, что заставляет меня улыбнуться. Он услышал тихое ойканье. — А через трубку-у ты куда более смелый, — произнесла она, пытаясь то ли похвалить, то ли ранить его. — А ты наоборот, смелее кажешься в переписке, — усмехнулся тот, вклиниваясь в ее игру. — А теперь вопрос на засыпку: какой производитель приправ лучше? И она ответила, выбрав все на свой вкус. А он ее послушал.