…убей во мне забвенье,
и все мои цветы
распустятся, как будто
никогда ещё не видели солнца, неба, рассвета.
Андер хотел бы сказать, что он проснулся от звонка матери, начисто забывшей о разнице во времени, но это было бы ложью. Он просто не спал. Поначалу после прихода домой пребывал в странном возбуждённом состоянии — нервно стучал пальцами по бедру, отбивая ритм въевшейся в мозг мелодии, выкуривал сигарету за сигаретой, пока они не кончились. Он не знал, чем обеспечено подобное настроение, но спать с ним решительно не хотелось. Андер ворочался с боку на бок, скидывал одеяло на пол и поднимал, много раз поправлял подушку и все тщетно. Сна не было ни в одном глазу, а вот мыслей — в каждом по маленькому морю. И если ещё вчера они норовили схватить его и утащить поглубже в свои темные заросли, то сейчас, будто волны в безоблачную ночь, спокойно бились на краю сознания, но не укачивая его, а наоборот не давая заснуть. И Андер чувствовал, что не тонет в них, а плывет, отталкиваясь от одной и передвигаясь дальше к другой. Их было так много, так много — минимум море, максимум — всемирный океан. Андер не мог отделаться от лёгкого налета заинтересованности в новом знакомом, что так странно повел себя в их первую встречу и показал себя с неожиданной стороны во вторую. Не мог он избавиться и от его голоса, настойчиво повторяющегося в голове. Не то чтобы он раньше не слышал красивого пения — та же Лукреция в детстве грезила стать певицей и имела все ее задатки, пока вдруг не выросла и не потеряла к этому интерес. Даже сам Андер когда-то ходил в музыкальную школу, но особых надежд на будущее артиста не возлагал, как и его учительница. Музыка и он разошлись также быстро, как и сошлись. Как выяснилось только для того, чтобы встретиться снова. Голос Патрика… Андер прикрыл глаза и вспомнил то ощущение завороженности, дрожь по рукам, мурашки… Никогда с ним такого не было — и вот опять, хотел бы сказать он, однако такого и вправду не было. О привлекательности его голоса Андер думал все то время, что безуспешно пытался заснуть, а вот о привлекательности самого певца он старался не задумываться. Это все ещё казалось ему предательством Омара, что уже давным-давно забыл о нем и, не взирая на их отношения, пошел налево. Он не мог так быстро обратить внимание на кого-то другого, не хотел делать этого, ведь если бы такое произошло, то это бы означало, что его отношения с Омаром были серьезными лишь на одну тысячную от того, какими они их вообразили. Это означало бы перечеркнуть их отношения красным маркером и забыть о них так же, как это сделал Омар. Его просто в один миг не стало в жизни Андера — пропали вещи из квартиры, опустел маленький магазинчик, а вслед за ним и Андер. Вот так возбуждённое состояние перетекло в то, что он больше всего ненавидел — в состояние мыслей об Омаре. Они не были подобны мыслям о Патрике, они не едва-едва касались пальчиков его ног и тут же растворялись, став пеной, охлаждающей кожу. Мысли об Омаре штормовыми волнами поднимались над песчаным брегом, над Андером, что не знал, где от них укрыться. Они с силой разбивались о камни и сбивали Андера с ног, поливая солёной водой раны на сердце. Они уносили его дальше и дальше, глубже и глубже, не слушая просьб оставить его в покое. Море — не человек, оно не слышит тебя, оно не может тебя послушаться. И даже если это море всего лишь в твоей голове, то законы там действуют такие же. Ты либо тонешь, либо — учишься плавать и самостоятельно выбираешь на берег. Только для того, чтобы тебя снова накрыло волной. *** Андер подскочил на кровати, заслышав звук будильника и не сразу соображая, что за тысячи километров от дома никакого будильника нет. Зато звонящий телефон — есть, как и неприглядно горящее там «8:04 AM». У человека, заснувшего в шесть, эти цифры вызывают ни больше, ни меньше отвращение и желание упасть обратно в подушку, но вот горящая на экране надпись о том, от кого звонок, заставляет его все же неохотно поднять трубку. — Да, мам, — Андер трет глаз и безуспешно пытается не зевать, когда по другую сторону слышится взволнованный голос матери. — Ох, Андер! Я уже начала переживать. У тебя там все в порядке? — Асусена говорит все это так быстро, что ещё пару секунд Андер просто пытается разобрать, что она там сказала, и ещё пару придумывает ответ. У него тут все в порядке? Даже лучше! Он опять думал о своем бывшем и не мог из-за этого уснуть до шести утра. Прогресс на лицо, да, мам? Раньше он вообще не мог уснуть. — Все нормально, мам, но сейчас, вообще-то, восемь утра, — он неохотно вылазит из кровати и, не накидывая ничего поверх себя, в нижней белье выходит на крылец маленького домика вместе с новой пачкой сигарет. — Я совсем забыла, — ее тон извиняющийся, но даже если бы это было не так, Андер не смог бы на нее обидеться. Она была единственным человеком в его жизни, который оставался с ним в самые счастливые и горестные моменты, и он был способен простить ей гораздо большее, чем звонок в восемь утра. — Ну, чем ты там занимаешься? Андер ставит телефон на громкую связь, пока пытается поджечь сигарету во всю отказывающейся это делать зажигалкой. Он раздражённо отбрасывает ее в сторону и слышит, как она стучит по деревянному покрытию крыльца, пока Андер заправляет сигарету за ухо и снова берет в руки телефон. — Гуляю. Думаю сходить сегодня на пляж, — он решил, что если будет вечно опираться на свое настроение при выборе дел на день, то в итоге просидит все две недели дома. Ему нужно было развеяться, нужно было что-то делать, как-то жить дальше, чего ему не сильно хотелось. В этом и есть проблема всех «нужно» — они не учитывают твои желания. — Отлично! — мама сказала это куда более радостным тоном, и Андер был готов спорить на то, что она улыбается. Ей было важно, чтобы он вернулся к прежней жизни, той, что была у него до рака — беззаботной, полной каких-то мечт и надежд на будущее. Сейчас Муньос даже под пытками не смог бы вспомнить, чего раньше так страстно желал. Но даже если бы и вспомнил, он сомневался, что захотел бы того же самого. — Ну а как у тебя… С друзьями? Она поинтересовалась аккуратно, так, будто точно могла почувствовать едкий угол в груди Андера при слове «друзья». Потому что со словом друзья у него всегда ассоциировалось ещё два слова — Поло и Гусман. И если второе слово и его обладатель пусть и явно не счастлив после разлуки с любимой, но стремиться к этому, то первый больше никогда не сможет стремиться ни к чему вообще. Андер покатал горечь на языке, обдумал со всех сторон мысль «Поло умер» и в очередной раз спрятал ее дальний ящик. Когда-нибудь он осознает это, осознает по-настоящему. И даже богу неизвестно, как сильно его сломает в этот момент. — Какие друзья, мам? Если бы я захотел их завести здесь, это было бы дружбой со сроком годности, — ещё одна причина, почему он позволял себе думать о голосе Патрика, но не о самом Патрике — именно это. Ему не хотелось заводить знакомств только ради того, чтобы скрасить свое пребывание здесь и на следующий день в самолёте уже забыть о них. Андер был не таким. Он слишком быстро привязывался к людям, что вообще не умели вязать. Что уж говорить о том, что найти здесь кого-то, кто подходил бы под такое лёгкое на вид и серьезное на деле слово «друг». Думать о поисках кого-то даже большего, чем это, ему даже не хотелось. Все это по итогу окажется бессмысленным, напоминал он себе каждый раз, когда вспоминал добрую ухмылку старика Рика и игривый взгляд Патрика. — Андер! Если я не слишком сильно отстаю от нынешних технологий, то я прекрасно знаю о том, что сейчас люди спокойно могут общаться через интернет. С этим поспорить Андер не мог. Как-никак, отношения или дружба на расстоянии были частой практикой в его дни, да что уж там, даже Гусман с Надей решились на такой шаг в попытках сохранить то, что у них есть. Так что да — люди могут спокойно общаться через интернет, да, но хотят ли? Смогут ли? Это уже были другие вопросы, которые Андер, дабы не расстраивать мать, оставил при себе. — Ладно, я… Попытаюсь найти здесь друзей, — Андер поморщился от того, насколько по-детски это прозвучало. Словно первоклассник даёт обещание себе и своим родителям перед первым походом в школу, где он никого не знает, но горит желанием узнать. Только вот Андер не горит — ни желанием, ни в принципе. — Вот и хорошо! — довольным тоном отзывается она и замолкает на какое-то время. Андер и сам молчит, не зная, что ещё сказать. Тогда Асусена нарушает тишину первой. — А что там… С ним? Андер вздрагивает, как от неожиданной пощёчины, вдруг выбившей весь дух. Сильнее сжимает тонкий корпус телефона в руках и бросает короткое: — Нет, — он слышит ее попытки сказать что-то — извиниться или продолжить тему? — и игнорирует их. — Нет, я не буду об этом разговаривать. Андер сбрасывает телефонный звонок и только через десять минут и два пропущенных от матери чувствует укол вины. Он пишет ей короткое «прости» и скрывается в доме, оставив телефон на беззвучном режиме и вернувшись в постель. *** Андер остаётся верен своим словам и около четырех все же идёт на пляж. После нескольких часов, когда он то засыпал, то просыпался с его именем на губах, настроение у него не самое лучшее и не самое бодрое, поэтому по пути на пляж он берет в местной кофейне какой-то модный кофейный напиток. Все, что его привлекает в нем — наличие кофеина и льда. Однако он не может не признать то, что привкус ванили довольно приятно ощущается на языке, да так, что на пляже он оказывается почти с пустым картонным стаканчиком. Несмотря на то, что время медленно, но верно движется к вечеру, народу на пляже все также много, что и вчера днём, когда Андер проходило мимо них. Люди занимают лежаки, некоторые устраиваются прямо на золотистом песке, другие предпочитают проводить время не на суше, а в море. Дети кричат и радуются, выделяясь в воде за счёт цветных купальников и ярких массивных кругов, а их родители радуются вместе с ними. Солнце печет так сильно, что кожа Андер в районе плеч розовеет к тому моменту, как он проходит мимо всех них, не имея сил оторвать взгляда от этой картины. Люди смеются, люди плавают, люди живут. И после несколько месяцев анабиоза это так странно ощущается и так странно выглядит, что оторваться практически невозможно. Андер впитывает в себя эту жизнь, эту радость и беззаботность людей и чувствует, как дышать становится немного легче. Но ему приходится оторваться. Когда ты идёшь, повернув голову в сторону и не замечая происходящего перед тобой, то рано или поздно ты обязательно столкнешься с кем-либо, особенно в столь многолюдном месте. Вот Андер и сталкивается, в последний момент подхватывая девушку за талию и плечи в попытках удержать в вертикальном положении. Удержать ее у него получается, а вот почти пустой стакан — нет. Он приземляется где-то у ног незнакомки, оставляя несколько липких капель на ее коже. — Извините, я… — Да не парься, — она ловко снимает полотенце с руки и быстро вытирает капли и улыбается так, будто ничего не произошло. Андер и сам не может сдержать лёгкую улыбку, глядя на нее. Она отступает подальше от того места, где стакан продолжает извергать из себя непонятно откуда ещё взявшийся кофе и похлопывает его теплой ладошкой по плечу, будто они знакомы не две минуты, а два года. — Это всего пара капель, а на мою одежду даже и не попало, так что причин извиняться нет. Под «одеждой» она явно подразумевает раздельный купальник яркого красного цвета. — Если бы я был внимательнее, мы бы не столкнулись, — настаивает Андер под смех девушки. Она все также дружелюбно улыбается ему и явно не понимает, почему он раздувает из мухи слона. — Может и не столкнулись бы. Но я верю в судьбу и в то, что она сталкивает нас с нужными людьми в нужное время, а ещё верю в то, что те, кому суждено столкнуться — столкнуться несмотря ни на что, — она протягивает ему руку, пока он пытается осмыслить ее речь. Девушка, заметив отразившийся на его лице мысленный процесс, снова смеётся. — Слишком много разных вариаций глагола «столкнуться»? Прости. Я, кстати, Менсия. — Андер, — пожимает он ее руку, неуверенный, согласен он с ее точкой зрения или нет. Андер никогда не задумывался о том, во что он верит и предпочитал жить сегодняшним днём без оглядки на все. Раньше. Сейчас он находит долю истины в словах Менсии. Как-никак, судьба свела же его с Поло и Гусманом, и с Омаром свела. В свое время они были нужны ему, или он был нужен им, и судьба их свела. — Приятно познакомиться, — она встряхивает его руку несколько раз и выпускает, глядя на него снизу вверх. — Ты куда-то шел? — Просто гулял, — уклончиво отвечает Андер. Да и как он объяснит этой Менсии, что он не просто гулял, а, словно энергетический вампир, взглядом выпивал жизнь из окружающих? Это даже в его голове звучит чертовски странно, что уж говорить о том, как на это отреагирует практически незнакомая ему девушка. — Не против просто прогуляться со мной? — Менсия заламывает руки перед собой, будто ей одновременно неловко предлагать ему такое и не хочется гулять одной. Андер щурится, пытаясь понять, флиртует ли она с ним. — Я гей, — на всякий случай предупреждает он, чтобы в случае его согласия она не подумала о том, что это свидание. Меньше, чем заводить здесь друзей, ему хотелось заводить себе врагов в лице разъярённых его отказом девиц. Менсия пусть и создавала впечатление девушки, что к подобному не склонна, но Андер предпочитал быть перестрахованным. Тем более, если вдруг она — гомофобка, то это сразу оттолкнет ее и лишит Андера разочарования в будущем. Менсия моргает, как будто пытается понять, не ослушалась ли, а затем просто пожимает плечами. — Ладно, — ее взгляд едва заметно меняется, будто даже теплеет слегка. — А я лесбиянка. Это можно считать нашим вторым знакомством? А то мне так и хочется снова сказать «приятно познакомиться». Андер не сдерживает смешок, как и Менсия. Не может сдержать он и иррационально быстро вспыхнувшую симпатию — в этой мелкой девчонке проглядывается то, что в последний раз он увидел так давно, что уже и забыл об этом — в ней проглядывается Марина. Менсия обладает той же непосредственностью, что и сестра Гусмана, слишком рано покинувшая этот мир. У нее такая же широкая улыбка и отсутствие присущего всем в его окружении снобизма. А ещё Менсия чем-то похоже на Ребе — такая же бойкая и умеющая быстро влиться в компанию. Невольно Андер даже жалеет, что встретился с Менсией здесь, а не в Лас Энсинас — там у них был бы шанс стать друзьями не на один вечер и не на пару недель. — Давно ты здесь? — мимоходом интересуется Менсия, пока они отходят от пляжа все дальше и дальше. Она натягивает короткие шорты, когда они выходят в оживлённый город. Андер, не знающий мест помимо пляжа, оглядывается по сторонам, рассматривая многоэтажные здания. — Всего пару дней. — Отлично! — Менсия широко улыбается и за руку тянет его за собой. Андер не сопротивляется, на каком-то интуитивном уровне доверяя девчонке — она не похожа на человека, способного подло обмануть. — Смогу показать тебе местные достопримечательности. И Менсия не соврала. Начала она свой показ с местных ресторанчиков, про которые рассказала о том, какие стоит посетить, а какие лучше обходить стороной, но чем дальше в город они шли, тем все больше поражался его красоте Андер. Он был далек от культуры и едва ли был в двух музеях в Мадриде, — да и то в детстве — однако за Менсией, чьи глаза горели неподдельным интересом ко всему, о чем она рассказывала, он следовал как послушная собачка за хозяйкой. Когда они осмотрели все в пределах ближайших пяти километров, Менсия заказала такси и отмахнулась от предложения Андера расплатиться, аргументируя это тем, что ее отцу все равно некуда тратить деньги, так что пускай тратит на культурное просвещение детей. У них завязался короткий спор, по итогу которого Менсия вышла не только с победной улыбкой, но и с победой. На такси передвигаться по неожиданному большому городу оказалось в разы проще, чем путешествовать пешком. Как и осматривать достопримечательности. Они то и дело просили услужливого таксиста остановиться то у Культурного Центра, окружённого субтропическим леском, по которому они прошлись; то у Брисбанского моста, с которого, по словам Менсии, открывался вид на весь город; то у Рома-Стрит-Паркленд, где они провели особенно много времени. Андер блуждал по дорожкам садам и не чувствовал себя умиротвореннее, чем сейчас, когда рядом раздавался тихий голос Менсии, откуда-то знающей буквально все об этом городе. К тому моменту, как Менсия попросила отвезти их обратно к пляжу, где они встретились, ночь уже давным-давно легла на город, укрывая его плотным куполом, подобным тому, что образовался над Андером. Рядом с Менсией — такой живой, такой горящей жизнью и энергией, — он чувствовал, как отгородился от всех мыслей и переживаний. Со странной смесью страха и восторга Андер осознал, что у него получилось. Получилось жить настоящим, не прошлым и не будущим. И теперь ему хотелось ещё. Это чувство было словно наркотиком — попробовав однажды, ты не мог остановиться. Андер не мог и не хотел. Сидя в тесной машине и прижимаясь лбом к прохладному стеклу, Андер впервые за последние полгода, если не за всю жизнь, захотел жить. Понял, как мало времени у него было и как много времени у него теперь есть. Он смотрел на пролетающие мимо дома и дороги, а видел упущенные возможности и желание наверстать. Боже, Андер, тебе едва ли восемнадцать! Твоя жизнь только-только началась, а ты уже поставил на ней крест. Но, знаешь, если посмотреть под другим углом, то крест превратится в плюс. Андер скосил глаза на притихшую Менсию, что едва заметно улыбалась уголками губ, устало привалившись плечом к двери и также, как и он, наблюдала за пейзажем. Андер подумал, что она и сама не догадывается, что сделала для него. Неосознанно, нехотя этого она вернула ему то, чего ему так долго не хватало — желание жить. Не существовать, а жить. Она дала ему осознание того, что он может жить, причем жить без оглядки на прошлое. Он может забыть рак, может забыть Омара. Он может снова смеяться, может ходить на вечеринки, заниматься сексом, он может влюбляться. А значит когда-нибудь обязательно сделает это снова. — Спасибо, — его голос был не громче шёпота, когда он протянул руку к Менсии и нежно сжал ее ладонь. Она удивлённо выпучила глаза и, сжав в ответ его руку, хотела сказать, что не за что, но так ничего и не сказала. Просто с приоткрытым ртом смотрела на то, как Андер опустил голову, и с его подбородка сорвалась одинокая слеза. *** — Самое сладкое я оставила на последок, — Менсия вылезла из такси и встала на носочки, потягиваясь. Порыв теплого ветра заставил ее блаженно прикрыть глаза, а Андера, стоящего напротив слегка повести плечами. Он оглянулся через плечо, туда, где виднелся пустынный пляж. Было что-то такое в том, как разительно он отличался от дневного, насколько спокойнее там было по сравнению с дневным. Андер удивлённо приподнял брови, когда из всех мест на планете Менсия повела его по неожиданно знакомой тропе. Вчера он шел ровно этой же дорогой, чтобы дойти до того самого бара на окраине, проходил между этими же клубами. Ещё больше он удивился, когда именно к «Лагуне» Менсия и направилась, улыбаясь при этом так, будто собиралась посетить минимум лучший во всей Австралии бар, а не то место, что ещё чуть-чуть и можно будет назвать забегаловкой. — Итак, представляю тебе лучший бар Брисбена, — и она с гордостью, с которой обычно смотрят на своих детей, а не на заведения, указала на знакомую Андеру вывеску. — Здесь, может, не такое большое меню и всего полтора метра для танцев, но атмосфера куда дружелюбнее, чем где-либо ещё. Андер не посмел перебить ее и сказать, что он здесь уже был, когда она повела его внутрь. И только сейчас Андер вспомнил о том, что не давало ему покоя ночью. Патрик. И его голос. У него бежали мурашки от одной только мысли о том, что он услышит его снова, а от странного предвкушения встречи пересыхало во рту. Андер впервые сталкивался с таким, сталкивался с такой сильной тягой к незнакомому человеку, о котором он знает всего две вещи — у него просто потрясающий голос и его зовут Патрик. Он не знал, пугало его это ощущение или наполняло неведомым желанием понять причину этой тяги. И он так и не узнал, потому что когда они вошли в бар, там было тихо. Ну как сказать тихо — гул голосов и популярная сейчас попсовая песня едва ли позволяли слышать собственные мысли, но вот того самого звука, того самого голоса не было. Андер мимолётно посмотрел на сцену и почувствовал небольшое разочарование, не увидев на ней никого, но все же послушно потащился за Менсией к бару. — Эй, Рик, — девушка улыбнулась старику, что вежливо кивнул ей, намешивая что-то очередному посетителю. — А ты не видел Патрика? — Я видел, — прежде, чем Андер успел удивиться тому, что Менсия знает Патрика, у него над ухом раздался знакомый низкий голос. Мурашки побежали по его рукам, когда Андер немного повернул голову влево и едва ли носом не уткнулся в нос Патрика, что хитро улыбался ему и, поймав его взгляд, подмигнул, отстраняясь. — Привет, сестричка. Менсия, до того с непонятным выражением лица наблюдавшая за ними, радостно кинулась к парню на встречу, пока Андер пытался связать в своей голове последние два слова Патрика и тот факт, что Менсия его знала. — Вы… Родственники? — хриплым голосом спросил он, тут же прокашливаясь под довольным взглядом Патрика. Андер ненавидел людей, что могли заставить покраснеть тебя одним взглядом, а Патрик, как он успел понять за эти два вечера, был именно таким. — Брат и сестра, — сказал Патрик, по-доброму потрепав волосы Менсии, что тут же возмущённо вскрикнула и отпрыгнула от него. Андер бы очень хотелось, чтобы она оставалась на месте, так как Патрик, потеряв к ней интерес, тут же повернулся к нему. — Андер, да? Рад тебя видеть. И он наклонился вперёд и оставил пару медленных поцелуев на его щеках, от чего Андер снова вздрогнул. Рядом с этим парнем он чувствовал себя одновременно так, будто стоял на тридцатиградусном морозе голышом и не мог не дрожать, и так, будто стоял под палящим солнцем в пустыне и не знал куда деваться от этого вездесущего жара. — Это твой новый способ соблазнения или…? — поинтересовалась Менсия, когда Патрик отстранился. — Это так принято здороваться в Испании, — с невинным видом пояснил он, а затем в притворном недоумении повернулся к Андеру, что ни на секунду не поверил ни первой его эмоции, ни второй. — А что, Менсии ты про это не рассказывал? — Наше знакомство исключило вариант с поцелуями, — ответил Андер, стараясь глядеть прямо в глаза Патрика. Игра, в которую тот играл с ним, была ему не знакома, но он умел быстро ориентироваться в подобных вещах. — Ага, мы влетели друг в друга на пляже, — подтвердила Менсия. — И я облил ее кофе, — добавил Андер. — Всего пара капель, — отмахнулась Менсия, бросив при этом такой взгляд на Андера, что тот невольно смутился, пусть и постарался этого не показать. Глаза Патрика сузились, но вскоре он снова улыбнулся как ни в чем не бывало и отвернулся к Рику, оставив Андера размышлять, почему они так отреагировали на его фразу. — Эй, старик-Рик, — мужчина пробормотал что-то про наглую молодежь, но все равно послушно протянул Патрику какую-то банку, наполовину наполненную монетами. Патрик запустил руку в карман и вскоре вытащил оттуда целую горсть и закинул туда. — Твоя доля. — Ты платишь ему за то, что сам поешь? — поинтересовался Андер, стоило им выйти из кафе. Ночная прохлада здорово остужала голову и позволяла дышать в разы легче, чем в забитом битком баре. Патрик, умудряющийся одновременно идти и высматривать в небе созвездия, опустил голову и, потерев шею, ответил: — Мне все равно не нужны эти деньги, — Андер на это просто кивнул, припоминая слова Менсии об ее отце. И пусть этот ответ породил только больше вопросов, — раз не из-за денег, то почему ты выступаешь там? как у тебя выходит настолько потрясающе? почему мне настолько нравится это? почему мне начинаешь нравится ты? — так и не произнесенных за всю дорогу. Андер согласился проводить Коммерфордов — их английская фамилия удивила Андера, и Менсии пришлось пояснять, что родом они из Лондона, мысль о котором заставила обоих помрачнеть — до их дома, что в разы был больше маленькой лачужки Андера и выглядел больше похожим на неприступную крепость, огороженную трёхметровым забором, чем на частный домик у моря. Менсия, попрощавшись, быстро скрылась за эти огромными дверьми, заставив Андера сглотнуть, когда он увидел, что Патрик уходить не торопится. — Я тут почитал в интернете, — не спеша начал он, подходя ближе. — Просто, знаешь, из интереса. Оказывается, у вас в Испании целуются и на прощание. Он подошёл совсем близко, едва ли не вплотную, и указательный пальцем правой руки начал играться с расстегнутой пуговицей на рубашке Андера, у которого сердце едва ли изо рта не выскочило от такой близости. Патрик наклонился ниже, так, что его теплое дыхание коснулось щеки Андера, чье дыхание перехватило. Муньос отдаленно подумал о том, как давно у него не было секса, и как он бы ответил на поцелуй, если бы Патрик захотел поцеловать его. Но губы Патрика не столкнулись с его губами. Они лишь едва заметно коснулись мочки его уха, когда Патрик с придыханием прошептал: — Как жаль, что мы не в Испании, — и отстранился так стремительно, что Андер только и успел моргнуть. А в следующую секунду Патрик уже стоял у приоткрытых ворот, улыбаясь так широко, что в любой другой ситуации Андер бы забеспокоился о том, как у него ещё не треснуло лицо. — До встречи, Андер. И он скрылся за воротами, оставив Андера наедине с ветром и далёким шумом прибоя. Второй раз за два дня. Андер, не сдерживаясь, засмеялся. Он и сам не мог сказать, что смешного в этом было, однако ситуация казалась ему сейчас донельзя забавной. Как и ловкий прием Патрика, одурачивший его. Ничего, он обязательно поплатится. Андер уж точно придумает, как ему отомстить. Именно с этой мыслью он шел до дома, не замечая косых взглядов редких прохожих, что взволнованно поглядывали на чудаковато улыбающегося паренька. Как им объяснить, что сегодня он впервые за последние несколько месяцев чувствовал что-то. Что это что-то до сих пор отдает сладким привкусом на языке и заполняет все его мысли. Он подумал, что, возможно, в идее его матери завести здесь друзей — и все же это звучит очень по-детски — есть смысл. Возможно, смысл есть не только в этой идее, но и в его жизни, а даже если и нет, то он может постараться сделать так, чтобы он все же появился. Эти мысли одухотворяли его. Заставляли чего-то хотеть, а не просто бессмысленно ждать того, что рано или поздно произойдет. Заставляли брать себя и свою судьбу в свои руки. Они вселяли веру в то, что однажды он проснется и ни разу не вспомнит о том, что ему пришлось пережить, и будет думать только о том, что происходит с ним здесь и сейчас, о людях, что рядом с ним здесь и сейчас, а не в далёком прошлом. Эти мысли не прожили и час. Андер обессиленно опустился на порог своего скромного жилища и спустя день, проведенный в оффлайн режиме, разблокировал телефон. Он удивился, увидев несколько новых сообщений и пропущенный звонок, и только потом вспомнил, что сегодня утром поставил беззвучный, а потом и вовсе забыл о мобильнике. Разблокировав телефон, Андер прошёлся взглядом по уведомлениям. Два сообщения от Гусмана. Три сообщения от матери. И один пропущенный звонок. От Омара. *** Патрик прислонился спиной к железным дверям массивного забора и с силой прикусил губу, сдерживая улыбку. Андер… В нем определенно что-то было. А чего только стоил его ошеломлённый взгляд, когда Патрик отстранился. — Долго там стоять будешь? — Патрик тут же стёр все следы радости со своего лица, когда услышал голос Менсии. Она стояла всего в нескольких метрах, сложив руки на груди то ли в оборонительном жесте, то ли в раздражённом. Патрик отзеркалил ее движение и двинулся к ней, остановившись в метре от нее. — А ты долго будешь такой беспечной? — парировал он, наблюдая за тем, как злость вспыхнула на лице сестры. — Я не беспечна! Ничего ведь не случилось. — Но могло, — резонно заметил Патрик под ее гневным взглядом. Менсия была как зажигалка — стоит лишь надавить, и она вспыхнет. — Раз уж на то пошло, — она вытянула руку и с силой тыкнула Патрика в грудь, так, что он почувствовал неприятный укол боли. — То сейчас беспечно ведёшь себя ты. Коришь меня за мои ошибки, а сам ничуть не лучше. Патрик замер, понимая, на что намекает сестра. — Это разное, — не так уверенно и едко, как ему бы того хотелось, ответил он. Менсия, тоже услышав неуверенность в его голосе, совсем не по-доброму усмехнулась. Эта ухмылка была соткана не из злорадства и даже не из ехидства и желания поглумиться, а из искренней боли, которую она не желала испытать ни Патрику, ни кому-либо ещё. — Разве? — одно слово, одно покачивание головой, и момент не абсолютного, но счастья, разбивается. — Знаешь, я тоже так думала. И к чему это в итоге привело? — Я — не ты, — сжимая кулаки что есть сил, сдерживая порыв ударить то ли стену, то ли Менсию, что всегда умела доводить его, он обходит ее, но так и замирает, не сделав и пары шагов, когда слышит ее последние слова. — Но ты уверен, что он — не она? — Патрик слышит, как негромко перестукивают босоножки Менсии, слышит, как открывается одна из многочисленных дверей и также закрывается. Слышит, и что есть сил бьёт по гладкому бетону гаража. Руку прошибает болью, да так, что у него едва ли из глаз слезы не брызгают, но он держится. Бьёт ещё и ещё, до тех пор, пока на месте некогда красивых музыкальных пальцев не остаётся кровавое месиво. Патрик смотрит на свою израненную ладонь, что пульсирует от кончиков пальцев до локтя, и вместо того, чтобы отправиться на поиски аптечки, обходит дом. Останавливается у бассейна, подсвечиваемого изнутри. Обессиленно плюхается на бортик и опускает ладонь в воду, не в силах сдержать болезненный стон. Он не смотрит на то, как вода бассейна окрашивается в красный, не смотрит, как дрожат его пальцы под водой. Он поднимает голову и смотрит на луну. Ждать полнолуние ещё месяц. А жаль.