С помощью других паралингвистических средств — и не только

Кэйя видит их краем глаза, за дальним столиком в самом углу. Это происходит случайно — он бы и не глянул в ту сторону, если бы Розария не ткнула его локтем промеж рёбер в ответ на какую-то шпильку в её адрес. На самом деле Розарии нравятся колкости Кэйи. Она находит их остроумными, иногда — и тогда они поднимают ей настроение. Кэйя об этом знает и заранее продумывает те или иные речевые обороты, лишь бы она усмехнулась. Усмехается — прямо по-настоящему усмехается, так, чтобы уголок губ приподнялся — она всё-таки не слишком часто. Наверное, для Кэйи это своего рода игра. Получится сегодня или нет. Сегодня она не усмехнулась, только ткнула его под рёбра. Но Кэйя испытывает разочарование всего полсекунды. В самом тёмном углу трактира сидят Альбедо и Дайнслейф. Странно. Не то чтобы эти двое — завсегдатаи каких бы то ни было публичных заведений. — Я ухожу, — заявляет Розария, опрокидывая в себя остатки того, что у неё на дне бокала. Кэйя, в общем-то, смирился с тем, что Розария себе на уме, поэтому её неожиданное заявление его не удивляет. — Давай, — кивает он и косится на Дилюка. Тот игнорирует их, как делает в большинстве случаев, когда удаётся застать его за барной стойкой, но Кэйя всё равно абсолютно уверен в том, что их с Розарией посиделки его, как минимум, интересуют. Скорее всего, потому что ему нравится, что она всегда так себя ведёт. Розария уходит, и сразу после этого Кэйя обнаруживает, что Альбедо и Дайнслейф интересуют Дилюка куда больше, чем их с Розарией регулярный обмен колкостями. Он замечает его короткий взгляд, брошенный в их сторону. Почти неуловимый. Наверное, во всём Мондштадте один лишь Кэйя умеет и заметить такой взгляд, и определить, что интересует Дилюка, потому что он знает, как и куда смотреть. Вероятно, Дилюка просто интересует всё необычное внутри его трактира, а вовсе не конкретные посетители. Загадочная парочка сидит в углу и тихо о чём-то беседует. Кэйя молча пьёт и думает. Дилюк посматривает по сторонам. И продолжается это довольно долго. В каком-то смысле Кэйя хотел бы, чтобы Дилюк бросил свою индивидуалистичную манеру держать себя в стороне от происходящего и, ну, например, обсудил с ним свидание Альбедо и Дайнслейфа. Кэйе совершенно точно любопытно, почему эти двое здесь. Они с Дилюком могли бы объединить усилия, когда те решат уйти. Кэйя пошёл бы за Альбедо, а Дилюк — за Дайнслейфом. Или наоборот, неважно, но это превратилось бы в приключение. Дилюк мажет взглядом по Кэйе и равнодушно отворачивается, будто это «нет» на невысказанное предложение Кэйи о том, чтобы действительно проследить за Альбедо и Дайнслейфом. Кэйя раздражённо цокает языком. В конце концов, когда дело касается его, Дилюк тоже знает, куда и как смотреть. А когда Альбедо и Дайнслейф наконец-то поднимаются со своих мест, выясняется, что покидать заведение по одному, как думал Кэйя, они не собираются вовсе. Более того, они даже смотрят на Кэйю и Дилюка, выходя из трактира, словно бы демонстрируя, что и не думали ни от кого прятаться. Альбедо, узнав Кэйю, даже слегка кивает ему в знак приветствия. А Дайнслейфа его присутствие, видно, не интересует. Может, он и не узнаёт Кэйю. Не то чтобы они были так уж хорошо знакомы. Кэйя знает его фактически только из-за того, что принадлежит ордену рыцарей Фавония и является капитаном. Ему положено знать, какие люди находятся в городе. Особенно если это странные люди. Конечно, в Мондштадте это не запрещено: сидеть вдвоём в трактире Дилюка и разговаривать. А потом вставать из-за стола и уходить. И не обращать при этом внимания на Кэйю. Это даже не странно, если уж на то пошло. Только… Кэйя задумчиво отпивает из своего стакана. Даже распробовать не успел толком, что Дилюк ему намешал. В самом деле, почему его вообще интересуют Альбедо и Дайнслейф, которые просто разговаривали друг с другом в углу трактира? Тем более, почему они его интересуют больше выпивки? Бросив плату на барную стойку и не обращая внимания на внимательный и явно осуждающий взгляд Дилюка, Кэйя поднимается и кидается вдогонку за ушедшими спустя полминуты после того, как за ними закрылась дверь. Всё-таки выпивка интересует его сегодня в гораздо меньшей степени, чем эти двое. На улице темно. Ни Альбедо, ни Дайнслейфа, разумеется, не видно. Как в самых типичных книжных историях, думает Кэйя, из тех книг, что он иногда берёт в библиотеке. В основном, чтобы продемонстрировать Лизе расположение, лояльность, если угодно, потому что с ней лучше быть в хороших отношениях, чем в плохих. В этих историях из книг преследуемые тоже глупо пропадают за полминуты, если главный герой просто отворачивается в другую сторону. Кэйя быстро заворачивает за угол, рассуждая так, что если они где-то и скрылись настолько быстро, то наверное уж точно только за ближайшим углом, потому что больше негде. За ближайшим углом он натыкается на группу монахинь и вовремя прикусывает язык, чтобы не выругаться вслух от неожиданности. Затем старается поскорее обойти, чтобы окинуть глазами всю улочку. Но что-то словно дергает его за полу одежды, за край плаща: может быть – интуиция, может – запах. Кэйя тормозит и резко оборачивается. С одной из монахинь разговаривает Альбедо — он не заметил его из-за светлого плаща, теряющегося на фоне их, таких же светлых, ритуальных одежд. Кэйя прищуривается. Что вообще такое количество благочестивых девиц делает на одной из самых крохотных улочек Мондштадта, расположенной напротив питейного заведения, да ещё почти посреди ночи? — Я могу чем-нибудь помочь? — врывается он в разговор, не подумав, и, пожалуй, чересчур порывисто, позабыв даже произнести вежливые слова приветствия. — Капитан, — шелестит испуганным шепотком среди монахинь. Они рефлекторно отступают и сбиваются кучкой в первый момент. Альбедо переводит на него удивлённый взгляд. — Кэйя? — задумчиво тянет он, будто забыл, что только что видел его в трактире Дилюка — и даже кивнул на прощание. — Мы с сёстрами возвращались обратно в собор, — улыбнувшись, подаёт, наконец, голос одна из девушек, должно быть, самая смелая. Кэйя, гипнотизирующий Альбедо, усилием воли заставляет себя посмотреть на неё и тоже улыбнуться. Замечает улыбку и на лицах остальных монахинь, осознавших, что капитан кавалерии не пытался их напугать, просто он всегда такой экспрессивный. — Они, оказывается, проводили сегодня какую-то благотворительную акцию, — ровным голосом уточняет Альбедо, — и это затянулось. — А вас не было, — пеняет ему одна из монахинь, — хотя вас приглашали. — Сестра, — одёргивает её та, которая заговорила первой. — Впрочем, мы действительно задержались из-за этого. Позвольте, мы поторопимся обратно. Нет-нет, сопровождать нас не нужно, у вас обоих, должно быть, много важных дел. Она торопливо оглядывает Альбедо, бросает пронзительный взгляд на попенявшую Альбедо девушку, отчего та стремительно краснеет, и в завершении кивает Кэйе перед тем, как увести монахинь за собой. Альбедо остаётся стоять, и Кэйя чувствует себя теперь дураком. Альбедо молча разглядывает его, будто ему не понравилось, как тот себя вёл. Хотя, возможно, так только кажется, потому что с Альбедо всегда так: если он удостоил кого-то своим вниманием, этот кто-то вполне может оказаться такому вниманию не рад. Слишком уж пронзительного цвета у него глаза, думает Кэйя и пытается выдать какой-то разряжающий напряжение смешок. Обычно у него такие хорошо получаются. Обычно у него вообще хорошо получается управлять течением беседы, на какую бы тему она ни велась. Но с Альбедо всё как-то не так. Альбедо будто полностью вне этой системы — разговоров и вообще любых взаимодействий между людьми. И поэтому Кэйя, привыкший в этом деле опираться на интуицию и не совсем понимающий, как работает здесь логика Альбедо, выдаёт после смешка совсем не ту фразу, которую думал выдать. Он хотел придумать какую-нибудь шутку про неожиданность столкновения с целой толпой монахинь неподалёку от трактира, но вместо этого говорит вдруг: — А где же Дайнслейф? Вы вроде вдвоём выходили. — Вон он, — проигнорировав смешок, лёгким кивком головы указывает Альбедо направление, куда смотреть. Дайнслейф отделяется от стены и делает пару шагов им навстречу. Кэйя чувствует себя уже не просто дураком, а полным идиотом. Он совершенно не понимает, каким образом не чувствует этих двоих так, как обычно чувствует всех остальных людей. Чувствует выработавшимся за годы чутьём, что всегда подсказывает ему: как говорить, как себя вести с тем или иным человеком, как наблюдать — и, да, как замечать тех, кто наблюдает за тобой, прячась на самом видном месте. Как Дайнслейф сейчас. — Кэйя, — задумчиво произносит Дайнслейф, будто силится припомнить что-то, — капитан. Кивает на последнем слове, словно это приветствие такое. Вообще, ведёт себя так, будто и не прятался, а просто стоял ждал у стены, когда Альбедо окончит свой разговор. Кэйя почти злится на этих двоих. Слишком непонятные. Ему нужно действовать как-то иначе, но вместо «иначе» — он действует опрометчиво и нагло. — И о чём же это вы так мило ворковали посреди ночи в трактире Дилюка? — улыбается он самой безмятежной улыбкой. Ни Альбедо, ни Дайнслейф, кажется, не считывают ни ехидства, ни сарказма. Или не придают этому никакого значения. Впоследствии у Кэйи складывается впечатление, что в тот момент они отреагировали на его неуверенность от того, что он не знал, как себя толком с ними вести, а вовсе не на то, что он пытался изобразить интонациями, чтобы заставить их говорить. — Обсуждали Каэнри'ах, — без улыбки и очень ровным серьёзным тоном отвечает Альбедо. Если бы Кэйя что-нибудь пил, он бы точно поперхнулся. Но он оставил свой стакан на барной стойке, а потому может только вытаращиться на Альбедо и на секунду потерять дар речи. Кэйя не верит своим ушам. Альбедо так спокойно об этом сказал, будто это самая обычная тема для беседы. Если, конечно, его тон не был подобран нарочно для того, чтобы замаскировать какую-то ловушку, что странно, потому что в этом случае пришлось бы предположить, будто бы и в трактир Дилюка они явились именно ради Кэйи, чтобы подстроить ему эту ловушку. Но ведь Кэйи могло в трактире и не оказаться. Да и в такие сложные схемы Кэйя всё же не верит. И на всякий случай очень старается ничем не выдать своей ажитации по поводу упоминания Каэнри'ах, для чего кривит губы в насмешливой ухмылке: — Ага, красиво звучит. А я могу присоединиться к обсуждению? Вроде как шутка. Кэйя старается подать вопрос как шутливый. Но для него это совсем не шутка. — Уже поздно, — замечает Дайнслейф. И это не «нет». Кэйя мог бы испытать облегчение, но испытывает растерянность. Они говорят и ведут себя не так, как он привык. Заговаривать им зубы не пришлось. Кроме того, у него потихоньку начинает складываться впечатление, что их можно атаковать прямыми вопросами — и, скорее всего, обратно он будет атакован не менее прямыми ответами. После чего вынужден будет признать своё поражение, потому что у них это получается гораздо лучше, чем у него. В конечном итоге Кэйя идёт за ними. Он сам толком не понял, как это произошло. У него ощущение, будто он идёт за ними как телёнок, потерявший маму-корову, которого поманили из-за угла какой-то кисточкой на верёвке, напоминающей коровий хвост. Хотя, разумеется, никто из них двоих не заставлял за ними идти. Они даже и не приглашали за ними идти. Но Кэйя всё равно идёт. — О, — говорит Кэйя несколько разочарованно, когда они добираются до места, — это твоя лаборатория. Альбедо косится на него, и Кэйя всё-таки чувствует лёгкое осуждение с его стороны. Действительно, а чего он, собственно, хотел? Нет, на самом деле Кэйя знает, чего он хотел. Он хотел ответов на все незаданные и даже неоформившиеся вопросы. Но вместо этого Дайнслейф и Альбедо просто садятся в мягкие симпатичные креслица в одном из углов лаборатории и выглядят так, будто присели отдохнуть. Кэйя колеблется. Оглядывается. Кажется, он если и был хоть раз в лаборатории ордена, уже этого не помнит толком. Обычно тут работают и другие алхимики, ассистенты Альбедо, но не сейчас — слишком поздно. Альбедо, вероятно, единственный, кто может здесь… ночевать? Кэйя всё больше склоняется к мысли, что эти двое и впрямь пришли сюда спать, а не ставить извращённые эксперименты под покровом ночи. На что Кэйя, быть может, краем сознания действительно надеялся, когда увязался за ними и понял, в какую сторону Альбедо сворачивает. Лаборатория ордена большая. Ряд смежных подвальных помещений, Кэйя не помнит, сколько именно. Он сюда никогда не спускается, ему здесь делать нечего. Сейчас, впрочем, ему где бы то ни было нечего делать — и даже Эфир не взял его с собой в Ли Юэ. — Вина? — неожиданно предлагает Дайнслейф, уже давно не подававший голоса. Он действительно предлагает вино. Кэйя, пока крутил головой по сторонам, не заметил, как у него в руках оказалась бутылка. Поколебавшись, Кэйя тоже присаживается в креслице. Возле его — маленький резной столик. Напротив креслиц Альбедо и Дайнслейфа — столик побольше. Вино хорошее. Кэйя не может понять, что это за вино. Оно не с винодельни Дилюка, но определённо хорошее. — Зачем же вы сидели в трактире, если у вас есть вино здесь? — совершенно искренне изумляется Кэйя, потому что он всё не может взять в толк, как умудрился наткнуться на этих двоих у Дилюка, если даже вино их не от Дилюка. — Меня не было в городе, — легко откликается Дайнслейф, — и я забыл дорогу. Мы договорились встретиться там, куда дорогу я ещё помню. — А что от Альбедо хотели монахини? Это же не обязанность капитана следствия — присутствовать на благотворительных мероприятиях. — Я не только капитан, я ещё и хороший алхимик, — Кэйе кажется, Альбедо чуть ли не обиделся. — Они варили какие-то целебные снадобья весь день, но Сахароза справилась и без меня. Ужасное расточительство — перетаскивать инвентарь из лаборатории на всеобщее обозрение только ради того, чтобы устроить спектакль на потеху праздной публике. Кэйя отмечает про себя, что теперь Альбедо ведёт себя интересно. Более вовлечённо, чем обычно. Теперь, когда речь зашла о том, что его волнует. К несчастью, этот предмет дискуссии не волнует и совсем не увлекает самого Кэйю. Он вздыхает: — Ну, ладно. Тогда Каэнри'ах. Что же вы обсуждали, пока сидели в трактире? — А мы на допросе? — Альбедо усмехается. Кэйя наконец-то мысленно выдыхает. Ну, конечно, никто из них не собирается так запросто выдавать ему свои тайны. Может, они вообще сказали о Каэнри'ах только для того, чтобы отпугнуть Кэйю и заставить его оставить их в покое. А ещё нет никаких гарантий, будто им хоть что-нибудь известно о том, что известно самому Кэйе. Он не знает, почему первая же фраза Альбедо, которой тот увильнул от прямого ответа, так быстро и легко его успокаивает, но снова чувствует себя в своей тарелке — чувствует азарт. В противовес досаде, которую вызывало и продолжает вызывать непривычное для него поведение этих двоих. — Кэйя, — просит Дайнслейф; его голос неожиданно усталый, — уже поздно, — он повторяет то, что сказал на улице. — Быть может, мы продолжим этот разговор — ну, допустим — завтра? Кэйя покачивает бокал с вином в руке, любуясь красивого цвета напитком. — Вкусно, — говорит он Дайнслейфу и ставит бокал на столик изящным жестом. — Меня очень интересует тема вашего разговора и я хочу в нём участвовать. Значит — завтра. На этом же месте. Уже на пороге он бросает быстрый взгляд через плечо перед тем, как уйти. Ничего не понятно с этими двумя, но Кэйя считает, что они всё же договорились. Даже если Дайнслейф подразумевал под «завтра» — никогда. В этом случае Кэйя повторит ему его же фразу назавтра, дословно. Нужным тоном. Очень убедительным. Уж это Кэйя умеет. И если необходимо будет развязать языки Альбедо и Дайнслейфу ещё какими-то аргументами, он сможет сделать и это.