Иными словами

Командный автобус трясется и подпрыгивает на каждой кочке. Почему-то асфальтоукладчики решили, что укладывать асфальтом нужно только главную дорогу, а ту, что ведет непосредственно к морю, — можно не ремонтировать. Длинная, слегка витиеватая из-за многочисленных рек, отходящих от основного водоема, каменистая дорога расстилается прямиком через лес, окружающий ее с обеих сторон непроглядной стеной. Высокие многовековые стволы возвышаются над землей, кронами прикрывая автобус от палящего солнца, стучащего в распахнутые окна и создающего парилку на колесах. Безусловно, решение поехать на море всей командой — было отличным. По мнению большинства. Когда Реманн, — тренер «Троянцев», — предложил всей командой отправиться в отпуск на несколько недель, куда-нибудь к прохладному морскому бризу, деревянным домикам с скрипящими от каждого шага половицами и удивительной красоты небосводу, — самое активное согласие высказал Джереми. Парень восхищенно делился историями о поездках на пляж со своей огромной семьей, — даже слишком огромной для понимания Жана, — и предлагал тысячи идей различного времяпрепровождения: от плавания на надувных матрасах до хороводов вокруг костра. Как будто кто-то мог в нём сомневаться. Калифорнийское солнце никогда не отказывалось от поездок куда-либо с друзьями — это во-первых. А во-вторых, Джереми был убежден, что Жану нужно познать всю прелесть долгих поездок, песен под гитару и купаний в соленом море. Альварез тут же прихватила Лайлу, Кейли и Саманту под руку, и девушки умчались выбирать себе новые купальники, футболки и средства от загара, не обделив новенькими приобретениями и Моро, которому, с его на то согласия, понапихали всяких баллончиков в полупустую сумку. Жан успел разглядеть только гель алоэ и несколько флаконов спрея от комаров. Даже Тревор, — их новенький-голкипер, вступивший в команду относительно недавно, — что все дни в основном отмалчивался и избегал многолюдных мест всеми силами, предпочитая общаться исключительно с Майком, вице-капитаном «Троянцев», — одобрительно ухмыльнулся, а после и вовсе явился к автобусу с надутым кругом под мышкой и натянутыми на нос солнцезащитными очками. Однако самым большим удивлением и, по совместительству, поводом лишний раз посмеяться — стал тренер, пришедший в розовых шортиках с хеллоу китти, безразмерной футболке «Глава семейства», открывающей вид на его накачанные бицепсы, и большим стаканом с трубочкой, испещренным символикой университета. Лайла, счастливо смеясь, накинула ему на голову разноцветную панамку с кошачьими ушками, и Реманн был ужасно доволен столь восхитительным и подходящим его образу подарком. Глядя на своих сокомандников, радующихся предстоящему путешествию и строящих грандиозные планы, Жан чувствовал себя отвратительно виноватым. Желудок скручивало от одной только мысли о песчаном пляже, на котором не будет никого кроме них и прочих экси команд, а в голове постоянно пульсировала мигрень. Страх животным чувством сковывал онемевшие конечности и вынуждал Моро по несколько часов за ночь задыхаться от кошмаров, учащающихся с каждым днем, приближающим его к поездке, от которой, учитывая общий азарт, отказаться было просто невозможно. Вновь увидеть черное одеяние «Воронов» казалось Жану самой страшной пыткой, однако столкнуться лицом к лицу с Дэем и бывшим Веснински — пугало еще больше. Прошлое, от которого он так отчаянно прятался за слепящим глаза золотом «Троянцев» и их спинами, ограждающими Жана от СМИ, бывших сокомандников и разъяренных фанатов «Воронов», вламывалось к нему в жизнь, выламывая двери с ноги. Вот и сейчас, сидя на мягком кресле мчащегося вперед автобуса, Жан чувствует приближающуюся трагедию, прячущуюся где-то в тени, как прячутся расплывчатые очертания фантомов за широкими ветвистыми деревьями, виднеющимися за окном. Протяни руку, и они сожрут ее по локоть, даже не подавятся. «Троянцы» должны будут прибыть на место последними, — если судить по словам Реманна: все остальные уже подъезжают к месту назначения. Значит, «Лисы» здесь уже проезжали. Прошерстили ловкими лапами территорию и притаились в роще, выбирая грамотный угол для нападения. Жан не верил им. Ни одному человеку. Кевин бросил его, зная о парной системе, плюнул на все обещания, данные Жану в черных, покрытых мглой коридорах. Натаниэль договорился с Ичиро, с которым не мог договориться даже его младший брат. Кроме того, он сын одного из ужаснейших маньяков Балтимора, а также племянник Стюарта. Рене вытащила Моро из Эвермора, только вот Жан не верит в безвозмездность и самопожертвование ради малознакомых людей. Что уж говорить о Эндрю Миньярде, сущность которого напоминает самый настоящий капкан, захлопывающийся с металлическим лязгом, стоит только на него наступить. Пот тонкой струйкой стекает со лба, затекая за шиворот; волосы уже давно промокли и слиплись, даже без помощи долгожданного командой моря, а в глазах слегка плывет, словно вся эта жара, охватившая автобус, превратилась в физически ощутимый пар. Моро вздрагивает всем телом, а после прикрывает глаза, пытаясь унять ускорившееся сердцебиение. Прерывисто и часто дышать в такую-то духоту — сродни самоубийству. Благо Джереми нет рядом, — он ушел к девочкам минут так тридцать назад, чтобы обсудить то, что они хотят сделать в первую очередь. Ведь если бы Нокс сидел поблизости, определенно заметил бы предсмертное состояние Моро и взбаламутил всю команду, предложил бы сделать остановку посреди этой глуши, заставил бы всех ждать, просто чтобы Жан мог немного передохнуть, размять ноги. Всегда такой искренний и до одури наивный в своей заботе, дружбе и даже любви Джереми Нокс… Парень, рядом с которым просто хочется быть, дышать, чувствовать. Который не просто вытащил Моро из мглы, а подарил ему повод более в нее не возвращаться, стал его личным персональным солнышком. И как Жан мог ему отказать, когда Джереми глянул на него своими сияющими глазами, молчаливо спрашивая: «Поедешь?». За ним Жан, кажется, и в Ад бы отправился, потому что негоже ангелу там одному ошиваться. — Скоро приедем, — кричит тренер откуда-то спереди, и автобус взрывается от счастливого крика команды. Жан вдыхает через рот, выдыхает через нос и откидывается на спинку сидушки, проглатывая ком в горле. В мозгах как будто пищит таймер, обратный отсчет которого подходит к концу, как бы парень не умолял его остановиться. Нога, неподвластно хозяину, начинает подпрыгивать на месте, нервозно стуча пяткой по полу, пока Моро глядит в окно на деревья, что с каждой минутой становятся все реже и реже, пока не пропадают вовсе, заменяя себе на широкое травяное поле, за коим уже виднеются море, голубое небо без единого облачка и четкая линия горизонта. В горле пересохло, неимоверно хочется пить, но в руках нет достаточного количества силы, чтобы поднять даже бутылку. Да и вода в ней, наверное, отвратительно теплая. — Что тебя тревожит? — тихий голос Джереми, плюхнувшегося рядом, раздается почти над самым ухом. Жан вновь невольно вздрагивает, не ожидая чужого присутствия, а после расслабляется, когда Нокс кладет свою ладонь ему на колено, останавливая нервный тремор. Джереми большим пальцем выводит одному ему понятные линии на покрытой шрамами коленке Жана, осторожно гладит бугристую кожу пальцами, боясь ни то поджечь ее своей горячей, покрытой солнечными поцелуями рукой, ни то спугнуть зашуганного зверька, коим Моро сейчас и является. Иногда Жан по-глупости забывает, каким эмпатичным бывает Джереми, как легко чувствует, что сейчас нужно его близким людям, как заботливо отгоняет все переживания своими легкими прикосновениями и точными словами. — Мы и раньше пробовали что-то, чего ты никогда не делал, — едва слышно начинает Джереми, примостив голову на плечо Жана и протягивая к нему вторую руку, чтобы переплести их пальцы. — Но ты никогда так не переживал до этой поездки. Золотистые пряди, слегка завивающиеся из-за влажности, щекочут подбородок, и Моро не может подавить в себе желание прислониться к ним щекой, поцеловать Нокса в висок, такой же вспотевший из-за жары, и просто любить его так сильно, что в груди давит от необъятности всех ощущений. С ним теплее, комфортнее, безопаснее. От Джереми пахнет чем-то цитрусовым и исключительно летним, а новый набор мистов для тела с блесточками подсвечивает смуглую кожу и приковывает к Ноксу все внимание. Просто сидеть и смотреть, как маленькие сияшки переливаются на солнце, окружившем автобус своими палящими лучиками, — оказывается, всё, что Жану нужно было, чтобы успокоиться. — О чем ты? — спрашивает Моро, не желая предполагать. Джереми уже давно понял, как это работает: Жан дает ему право первым назвать причину, затем тут же соглашается с ней, даже если это на самом деле вовсе не то, что его тревожит. Моро не хочет портить «Троянцам» отдых, который они определенно заслужили неоднократными победами во время сезона, своими паническими атаками или грустным видом. Он с удовольствием исчезнет с радаров, как только ситуация позволит ему сбежать из замкнутого пространства; сольется с тенью и пропадет где-то в окрестностях собственного замка, который он возводил долгие годы, чтобы прятаться за его стенами от громких шагов приближающихся пыток. Стены, отрезающие Жана от остального мира, усыпляющие его разум и позволяющие телу принимать удары на себя. А потому Джереми, прекрасно понимая все это, не спешит делать какие-либо выводы, принимая правила игры: — Возобновившиеся кошмары, бегающий взгляд, бешеный пульс, — только сейчас Жан замечает как пальцы Джереми, ранее переплетенные с его, сошлись на линии пульса. Маленький хитрец. — Что-то тебя беспокоит, — заявляет Нокс, приподнимая голову, чтобы взглянуть Жану в глаза и продолжить шепотом: — Я же вижу. «Ты видишь меня насквозь», — думает Моро, целуя парня в лоб, просто потому что. — Мне кажется… Это странное ощущение… — Жан пытается подобрать слова, но не находит тех, что смогли бы описать его чувства. — Как будто ты ударил кого-то на улице, а теперь ходишь и оглядываешься, ожидая ответного удара, — тихо говорит он, выдыхая все скопившееся в теле напряжение. Выговариваться, делиться с кем-то — это все еще ужасно тяжело, но Жан старается. Консультации с психологом и то, как внимательно Джереми слушает, как никогда не отмахивается от его слов — все это очень помогает раскрыться и доверится. — Словно прошлое… так… близко, что ли? Я не знаю. — Страх последствий? — уточняет Джереми, хмурясь, как он обычно делает, когда задумывается. — Это из-за «Лисов»? Кевин и Нил, да? Ты ведь знаешь, что тебе не обязательно с ними общаться? Никто из них не подойдет к тебе, если ты не захочешь. — Это не только «Лисы», наверное. Просто у меня плохое предчувствие, — честно делится Жан, утопая во взгляде Джереми, как в своем личном море. — Но я очень благодарен тебе за все, что ты для меня делаешь, ты ведь знаешь, да? — слегка передразнивая Нокса за его последние слова, Жан улыбается краешком губ, едва сдерживая себя от очередного поцелуя. — Я люблю тебя, — шепчет он по-французски, запечатлевая эти слова на влажных из-за клубничного блеска губах Джереми. — Я тоже тебя люблю, — с счастливым прищуром отвечает Нокс, оставляя липкий след от этого самого блеска на щеке Жана, что пытается оттолкнуть от себя ощущение, словно это все схоже на трагичное и до ужаса болезненное прощание. Моро еще учится жить, а не выживать, а потому привычка считать каждый день последним все еще не выветрилась из головы. Иногда это тяжело — планировать будущее, знать, что оно у тебя есть, а не просто ждать последнего вздоха. Бывают дни, когда Жан не может уснуть, просто смотрит на умиротворенное лицо Джереми рядом и каждую минуту проверяет, что тот дышит. Что он не истекает кровью. Еще одна привычка, выработанная годами «парной» жизни с Кевином в Эверморе. Еще один повод для Нокса притянуть Моро к себе на грудь и начать вырисовывать эти самые линии на его спине, просто чтобы тот наконец успокоился и поспал хотя бы несколько часов. Еще один повод для Жана ценить Джереми, желать быть рядом с ним подольше. Автобус останавливается, позволяя счастливым спортсменам вываливаться из него один за другим. Пробегая мимо парней, Альварез шутит про «милующихся голубков», а Лайла даже делает их снимок на висящий у нее на шее полароид, и теперь небольшая фотокарточка прячется у Джереми под прозрачным чехлом телефона. Жан, удобно устроившийся под боком у Нокса, в свою очередь, не спешит выходить, лишь смотрит в окно на остальные автобусы, стоящие странным полукругом, и на команды, копошащиеся рядом с ними: несколько парней из «Шакалов» с большим удовольствием хлещут воду прямо из литровых бутылок, слегка обливая ее на себя, а затем и на своих товарищей; рядом громко смеются с чего-то «Львы», облаченные в красивые ярко-красные командные футболки; «Вороны» вытаскивают чемоданы из своего автобуса, а их новый тренер пытается разнять двух вцепившихся друг в друга придурков; «Лисы» же расположились поодаль от остальных. Жан видит, как Натаниэль, — или Нил, как его называют остальные, — уселся на ступеньках автобуса рядом с Миньярдом и неторопливо курит сигарету, беседуя о чем-то с стоящим рядом Кевином, кажущимся таким же дерганным и зашуганным, каким сейчас выглядит сам Моро. Джереми наклоняется вперед и вытаскивает из сеточки, прикрепленной к сидению, флакончик с кремом от загара. — Повернись ко мне, — просит Нокс Жана, выдавливая белую жидкость на пальцы. Осторожно размазывая крем по бледному и, по его словам, «быстросгорающему» лицу Моро, Джереми рассказывает о планах, недавно обговоренных с девушками, и несколько раз целует Жана за дурацкие подшучивания с его стороны, после чего кривится из-за горького вкуса от жидкости на коже. Моро же расслабленно прикрывает глаза и не открывает их даже тогда, когда руки Джереми осторожно переходят на плечи, продолжая массирующими движениями втирать крем. Хочется развернуть автобус и уехать отсюда и от нервного чувства, кусающего душу, куда-нибудь подальше. Увезти отсюда Нокса. Спрятать куда-нибудь, обхватить руками и ногами и увезти. Главное — подальше. Увезти, увезти, увезти… — Будешь снимать майку? — интересуется Джереми, оставляя особенно большое количество крема у Моро на носу и под глазами. Жан предполагает, что Нокс в этом разбирается, а потому не возникает. — Наносить тебе крем на спину? — Давай уедем, — вдруг предлагает Жан, распахивая веки. Молчать сейчас кажется невозможным. Чувство, что вот-вот должно случиться нечто ужасное перекручивает внутренности, вызывая тошноту. — Вызовем такси и уедем. Я знаю, что далеко, но- — Жан, милый, посмотри на меня, — прерывая, шепчет Джереми, соединяя их лбы. — Если случится что-то плохое или если тебе тут не понравится и будет не по себе, мы соберем вещи и уедем в ту же секунду, хорошо? Сейчас все в порядке, мы в порядке. Дай этому месту шанс. Мы просто выйдем из автобуса, поздороваемся с остальными или не будем здороваться, если не хочешь — в тихую пробежим к тропинкам, ни с кем не сталкиваясь. Пойдем в домик, включим кондиционер и завалимся на кровать отдыхать, потому что в ближайший час никто ничего не планирует. Хорошо? Только ты и я. Что думаешь? — Ладно, — произносит Моро, кажется, беззвучно. Горло словно наждачкой протерли. Стоит только Джереми, слегка пошатываясь на затекших ногах, подняться со своего места, чтобы проследовать к выходу и исполнить их с Жаном мини-план, как в автобус поднимается Кевин, от лица которого отлили, кажется, все краски: чистое белое полотно с двумя стеклянными грязно-зелеными глазами, направленными исключительно на Моро. За ним развязно следует Эндрю, что останавливается в самом проходе, опираясь спиной на сложенную открытую дверь. И хотя Натаниэля нигде не видно, Жан уже сейчас чувствует себя загнанным в клетку зверьком, что в скором времени отправится на скотобойню. Агрессия — как самый знакомый из защитных механизмов — просыпается в Моро быстрее, чем Дэй успевает открыть рот и что-либо сказать. — Кевин Дэй, — недовольно, но все еще достаточно доброжелательно здоровается Нокс, загораживая проход к Жану. — Мне нужен Жан, — отрезает Кевин совершенно пустым тоном. Обычно при виде Джереми у Дэя коленки в вибро-режим переходят, что же такого ужасного должно случиться, что он игнорирует своего кумира? И где чертов Веснински? — Мы как раз собирались выйти и отдохнуть, укачало немного. Может, потом поговорим? — Джереми пытается сгладить ситуацию, пока Моро мучается с тошнотой, подступающей к горлу от одних только трех слов, произнесенных Дэем. — Говори, — поднимаясь со своего места, резко выдает Жан, глядя Кевину прямо в глаза. Моро давно не вел себя так агрессивно и резко, а потому Джереми слегка дергается, не ожидая подобного. Волнение шипастыми лианами обвивает шею, пока Нокс крутит головой то в сторону Жана, поджавшего челюсти до боли в желваках, то на Кевина, едва не падающего в обморок от перенапряжения. Джереми прекрасно знает, что происходило в Эверморе — Моро не раз делился подробностями в ночной темноте, а потому подобного рода общение между бывшими сокомандниками не просто напрягает, а пугает до мурашек по коже: вряд ли они оба заговорили бы друг с другом на добровольном начале. В голове болезненными молоточками стучат навязчивые мысли: «Жан был прав», «Был прав», и Джереми прикусывает губу, чтобы не сказать лишнего и не распалить ситуацию до критической. В воздухе уже практически витает горький запах пороха. — Ton père a contacté la famille Moriyama. Il a fermé toutes les dettes, est sorti en plus et a l'intention de vous racheter. Lord n'est pas content, — со сталью в голосе выдает Дэй, пока руки на автомате сжимаются в кулаки так сильно, что оставляют на покрасневшей коже лунки от ногтей. — Ton père m'a contacté quelques heures avant le voyage et m'a demandé de le transmettre, — продолжает Кевин, протягивая Жану маленькую визитку с номером телефона. — J'espère que tu sais quoi faire. — Жан? — тихо зовет Джереми, не разобравший ни одного слова, кроме злополучной фамилии. — Что происходит? — Что будет, если господин откажет? — уточняет Моро, привыкший говорить о себе, как о вещи, не имеющей права голоса. Он протягивает руку вперед и практически вырывает визитку из рук Дэя. Жана не пугает, узнает ли Нокс суть их диалога, поймет ли смысл, заключенный в одной-единственной фразе, в любом случае в скором времени Моро для Джереми не станет. Он не позволит Ноксу подвергать себя столь неоправданной опасности, как пребывание рядом с мясом для растерзания. — Кто-то помрет, круассанчик, — подает голос Эндрю, блеск ножей которого отражает от себя солнечные лучи. В свежем, пахнущем морем воздухе летают, кружась, пылинки, видимые из-за палящих лучей. За стенами автобуса слышится радостный смех команд, переговоры тренеров и плеск волн, разбивающихся о песчаный берег, по которому Жан должен был ходить, наслаждаясь тем, как проваливаются ступни во влажном песке и как их обвивает теплая вода моря. Чайки кричат что-то на своем, никому кроме них не понятном языке, пока солнце еще воцаряется посреди небосвода и греет им перья. Поворачиваясь лицом к Джереми, Жан видит в его глазах нескончаемое беспокойство и тревогу, кроющуюся в блеске радужки и расширившихся зрачках, заботу, которую Ноксу никогда не нужно было выражать словами, ведь Моро всегда чувствовал то, как она обволакивала его от одного только присутствия парня рядом. Джереми, пробравшись Жану под кожу, стал его вторым шансом на нормальную жизнь, а теперь его вырывали оттуда, оставляя лишь ободранную кожу и бесконечные кровоподтеки. За прозрачным чехлом телефона, валяющегося на кресле экраном вниз, виднеется их общее фото, а с краю снимка можно даже заметить пальцы Альварес, показывающей сердечко. Таймер, ранее пиликающий в голове, подошел к концу. И все же, неужели это и вправду было прощание? Оказывается, слезы умеют душить.