Иными словами

В гостиной уже горит теплый, приятный для слипающихся глаз свет: улица за окном погрузилась в объятия ночи еще несколько часов назад, и если отодвинуть шторы, то можно заметить, как ярко светятся фонари, наставленные вдоль дороги, и как неторопливо гуляют старички, наслаждающиеся летней погодой. В этом году летние ночи действительно выдались удивительными: небо как будто стало чуточку ближе, позволило рассмотреть себя и завораживающие глаз звездные скопления, несколько раз даже порадовало звездопадами, а легкий ветерок, дующий откуда-то с юга, разбавлял жару, делая ее более или менее сносной. Казалось бы — самое время идти спать, однако люди, смеющиеся и разговаривающие в доме, вовсе не спешат уходить. С кухни доносится заливистый хохот тетушки, игривая и наполненная анекдотами речь мистера Вирса, что, судя по всему, являлась тостом, а после громкий, сопровождаемый шипением шампанского звон бокалов, столкнувшихся посреди стола. Бабушка Эрика — миловидная старушка Шайн — пробегает мимо них с Ники через всю гостиную, пыхча себе под нос и хихикая на посланные ей от парней улыбки, забирает с кресла-качалки, так любимого Хэммиком, вязанный плед, и, на последок искренне улыбнувшись внуку и его возлюбленному, вновь скрывается в стенах кухни, соединенной с обеденной. — Я люблю твою семью, — шепотом произносит Ники, продолжая медленно качаться в объятиях Эрика. Клозе приподнимает кончики губ, крепче сжимая талию парня рядом с собой. Хэммик счастливо щурится, ощущая долгожданное тепло и прикрывает глаза, полностью отдаваясь неторопливому танцу. Спокойная музыка, доносящаяся из старого, купленного папой Эрика на какой-то винтажной барахолке проигрывателя, обволакивает их, словно в невидимый кокон, и дарует то умиротворение, которого Ники так не хватало последние несколько лет: близнецы, спорт, в коем он ничего не смыслит, полное игнорирование со стороны родителей и кажущееся бесконечным ожидание от встречи до встречи. Он не жалуется, — вовсе нет. Если бы ему выпал шанс вернуться в прошлое, Ники ничего бы не стал менять: по правде говоря, он без раздумий отдал бы жизнь ради близнецов, какими бы невыносимыми иногда они не были. Потому что теперь у Ники есть семья, и больше всего на свете он хочет, чтобы она была и у них. Вне зависимости от обстоятельств и трудностей. — Они тоже тебя любят, — отвечает Эрик, потираясь носом об нос Хэммика, чтобы вновь заставить того смеяться. И Ники смеется. По-настоящему.