Иными словами

До конца урока десять минут. Жану нужно появиться в классе как минимум за две минуты до этого, потому что иначе недовольный задержками Рико заподозрит что-то неладное и начнет вынюхивать, а меньше всего на свете Моро нужно, чтобы он сувал свой нос, куда не просят. Соответственно, из каморки Жану нужно выйти за две минуты тридцать секунд до конца урока. Итого: у них с Джереми осталось ровно семь минут тридцать секунд. И отчет уже пошёл. Когда Жан влетел в каморку художественного класса, спрятанную под лестницей, Джереми уже был внутри и скучающе стоял, облокотившись о стенку, с телефоном в руках. Как только Моро захлопнул дверь за собой, пальцами подцепляя щеколду, чтобы ни одна живая душа в этой чертовой школе любопытных крыс их не побеспокоила, Джереми нажал кнопку «пуск» на заранее подготовленном таймере и отбросил телефон в сторону, освобождая ладони, чтобы иметь возможность держаться ими за Жана. Проверенная схема, чтобы остаться наедине хоть ненадолго. Самая рабочая из всех. Жан ведь просто выходит в туалет раз в день, в разное время и на разных уроках. Что в этом может быть подозрительного? Щелчок замка для них, как спусковой крючок. — Ты слишком долго, — беззлобно бубнит Джереми, протягивая руки к лицу Жана, что больше не дергается от них, а лишь ластится ближе, помещает собственные ладони на талию Нокса, позволяя себе нырнуть ими под рубашку, притягивает Джереми еще ближе, стирая всякое расстояние. Жан хочет помнить о том, как это ощущается, все часы: от встречи до встречи. — Это ты прогуливаешь тут все уроки, — в том же тоне парирует Жан, наслаждаясь тем, как ощущается кожа Джереми под пальцами: горячий, возведенный из крепких мышц, но такой мягкий, словно пластилин, разогревающийся в руках. — Одно и то же, — Нокс капризно морщит нос, но больше ворчаний с его стороны не поступает. В дни, когда у Жана нет подработки в мастерской, у них есть лишь десять минут в день. Время — ценный ресурс, который они собираются использовать по-максимуму. Джереми помещает ладони на щеки Моро, чтобы погладить, согреть вечно холодную кожу, убедиться, что на ней не появилось новых шрамов и ссадин, за которыми обязательно нужно будет приглядывать, ведь Жан никогда не сделает это сам. Как только Нокс убеждается, что все в порядке, он улыбается, как довольный кот, и потирается носом о бледную щеку, приступая к своему привычному обряду: серия коротких поцелуев, начинающаяся со лба, плавно стекающая вниз по уже порозовевшим к тому моменту щекам, затем к скулам и заканчивающаяся на точенной линии подбородка с парой точек-родинок. Как только Джереми останавливается, обдавая чувствительную шею горячим воздухом, Жан нетерпеливо фыркает. — Прекрати упрямится, — начинает было Моро, но тут же чертыхается, когда влажные губы прикасаются к коже. Джереми знает главное правило: никаких следов. Но это не мешает ему дразнить, покусывать до слабых красных пятен, мгновенно исчезающих с кожи, проводить языком по кадыку, наслаждаясь сбивчатым дыханием Моро в ответ. Эта игра раз за разом сбивает Жана с колеи, позволяя Джереми выигрывать победные трофеи: пожатые пальцы ног, прикушенные губы, учащенное сердцебиение — все тело Моро реагирует на него, так честно и открыто, что у Джереми в груди взрывается сотня счастливых фейерверков. Он ведь приложил немало усилий, чтобы соорудить эти прочные мосты доверия. Нокс аккуратно запускает пальцы в жесткие кудряшки, так, чтобы ни в коем случае не потянуть и не сделать больно; нежно массирует кожу головы, уставшей после бессонных ночей, изредко царапая тупыми ногтями, и не на секунду не отрывается от шеи. И Жан сходит с ума от осознания, что это те самые пальцы, картинами которых он так очарован, что это тот самый человек, что видит его насквозь и боготворит, как лучшую из муз, о чем Жан и мечтать не мог. Джереми даже зубами смог расстегнуть одну из верхних пуговиц белоснежной рубашки, чем заслужил тихий, приглушенный стон на самое ухо. Хорошо до мурашек. Обоим без исключения. — Джер, — зовет Жан, и Нокс послушно поднимает глаза. Там, в голубых радужках, плещется столько обожания и искреннего восхищения, не прикрытого светлыми ресницами, что Моро невольно тонет, замирая на несколько долгих секунд. Он мог бы жить там. На глубине этих глаз. — Поцелуй. Джереми бурчит на него за приказной тон, но когда Жан подхватывает его под бедра, прижимая к стене и извинительно целуя в нос, Нокс решает, что может закрыть на это глаза, раз уж такое дело. Все-таки тяжело противится сексуальности истинного атлетизма, а когда этот самый атлетизм прижимает тебя к стене, нашептывая на ухо какие-то незнакомые, но такие красивые слова на французском — и вовсе противится не хочется. Так что, все же разок поджав губы для профилактики, Джереми сцепляет руки в замок за уже изученной вдоль и поперек шеей и притягивает к себе, чтобы дышать одним воздухом на двоих, чтобы видеть, как трепещут веки Моро, с желанием смотрящего на него из-под опущенных ресниц. — И что? — шепотом хихикает Джереми, когда не дожидается первого шага со стороны Жана. — Никакой инициативы? — Я сейчас укушу тебя, — шипит Жан, прижимая Нокса еще ближе к стене. — Это должно быть наказанием? — прыскает Джереми, лишь на секунду прикусывая нижнюю губу Моро, чтобы отстраниться, как только Жан попытается сократить последнюю дистанцию. — Придумай что-то другое. Таймер пищит, оповещая об обратном отсчете последних пяти минут. Дерьмо. Слишком мало времени. — Ты можешь просто сказать мне, чего ты хочешь, знаешь, — цокает Моро. — Извини, — Джереми зажмуривается, и Жан наяву видит, как тот пытается скинуть градус подскочившего возбуждения. Моро осторожно ставит парня на пол, но не отпускает от себя ни на шаг, все также прижимает его к стенке всем телом и выводит пальцами успокаивающие круги на боках. — Извини. Ты прав. У нас мало времени. Жан знает, как Джереми нуждается в тактильном контакте, как плавится от каждого прикосновения и довольно вздыхает, если Моро делает это сам, а не по просьбе. Жан знает, что Джереми скучает по нему, что хочет обсудить последние новости, но когда на таймере десять минут, Нокс, такой жадный до поцелуев, всегда отдает предпочтение действиям. В последнее время им удается видеться все реже и реже, и Жан видит, как это гложет Джереми, хоть последний и наперекор пытается это отрицать. Сейчас, глядя на то, как Джереми медленно дышит, успокаивая сердцебиение, Жан решает, что определенно подвинет что-нибудь в своем привычном расписании, освобождая время для того, что действительно важно. Но потом Нокс вырывает Жана из мыслей — наконец притягивает его к себе по-настоящему. И целует. И все о чем может думать Жан — это Джереми, Джереми, Джереми. Каждую минуту каждого дня — это только Джереми, Джереми, Джереми.