Причина временной петли

То, что побудило на первый шаг, ни что иное, как нужда, переросшая в неподдельный интерес. Вопросы, занимавшие по вечерам, люди, словно тени, готовые отрицать своё существование, лишь бы не выдать какой-то важный секрет. Поддельное стечение обстоятельств, на самом деле тщательно спланированное убийство, пустота на новостных каналах и вишенка на торте – искаженные детали, небрежно вброшенные в массы. — Стойте на месте. Как вы здесь оказались? Свежевзрытая земля мягко проваливалась под кроссовками. Легкое дуновение скользнуло по вспотевшему лицу. Затылок, ощущавший тяжесть наведенного снайпером прицела, настойчиво обжигало скверное предчувствие. — Я хочу знать, за что убили моего брата. «Тип» не обладал природной красотой. От него тянуло безразличием; его сальное выражение лишено проблеска сочувствия к скромно одетой гражданской девушке – одна досада. Капельки пота блеснули на носу, усыпанном чёрными порами. Далеко расположенные друг от друга глаза сверлили напряженным взглядом. – «Прохожие» зашевелились, круг сужается, – хрипло осведомил дрожащий Машкин голосочек по ту сторону беспроводного микронаушника. Ощущая себя нагим актёром, застывшим в центре сцены оперного театра, было неловко вспоминать цену, выплаченную за беспроводное супер-устройство. Множество неудачных просчётов, отклонений от плана, десятки аспектов, выводивших его в разряд неосуществимого: от унизительной ограниченности во времени до фактора человеческой непредсказуемости. 12:59. Битва взглядов продолжалась – никто не понимал, как поступить. Никто не ожидал, что в их плане тем самым аспектом, тем самым фактором стану я. Сдвинув елозившую по шее прядь, ветерок присмирел, потушив слабую тревогу за косынку, которая, пусть и крепко навязана, могла ненароком сползти. Это разрушило бы всю мою уверенность в посмертной славе. — Почему вы здесь? Вы кто? — Я спрашиваю, почему вы убили моего брата. Он перешел дорогу какому-то депутату? — повторила я непреклонно. — Ну, кхм, — замялся тип, скованно похлопав ладонями по карманам бесформенной серой ветровки, — ваш брат был преступником. Он попытался сбежать от ответственности и был убит представителями закона. Будьте добры, проедем в отделение... — Не хочу, — представитель закона начал приближаться, а я инстинктивно отдаляться. — Скажите здесь, что было по правде, вокруг ни души, кроме ваших. А потом хоть пристрелите на месте, как сообщницу. Мне плевать. Просто насколько особо опасным преступником он был? Я не понимаю, почему про него не было сказано в новостях и ко мне не приезжали... — Ваш брат – убийца. Мы выслеживали его трое суток, потому что к нему не подобраться: он убивал без причины, он постоянно находился в разных районах. Что нам оставалось делать? Мы с трудом контролировали ситуацию. Если бы об этом узнали СМИ, его было бы не выследить, — неожиданно устало выдохнул мужчина, проводя рукой по стриженным до ёжика волосам. Нащупав что-то в левом верхнем кармашке, милиционер вытянул пачку «Марвел», пластиковую зажигалку и поджёг конец сигареты. — Он убил моего двоюродного брата и друга по работе. У меня едва не вырвалось облегченное «слава Богу», ведь в глубине души я на полном серьёзе переживала, что имею дело с мафиози или наёмными киллерами. Но нет... Нормальный мужик. Я вздохнула, что можно было спутать с немым соболезнованием. — Но всё происходит на виду. Как вам удалось замять всё так хорошо, что слухи не разошлись? Это же город. — Слухи пошли, — качнул головой мужчина, затягиваясь, — неподтвержденные. — А вы будете объявлять, что маньяк был убит при задержании? — подвела я к главному. — Семьи убитых были бы, наверно, рады услышать хорошую новость. — Ну... — задрав голову, милиционер ненадолго задумался. — Это не от нас зависит. Никто не хочет заморачиваться с лишней шумихой. Дело, походу, обстряпается под несчастный случай. Чего?.. Несчастный случай?.. Настал мой черед задумываться. Выходило так же нескладно: по городу орудовал психопат, положивший немало народу, но вместо того, чтобы прилюдно обнажить личность психа и сообщить о его смерти... всё обставят как очередное убийство, подливая масла в общую панику, ведь никто не узнает, что пятнадцатилетний подросток – настоящий преступник. Многие поверхностно зачислят его в список жертв «маньяка», когда слухи распространятся. Следовательно, проблема не решится. Ещё нюанс: они запарились со снайпером, ловушками и остальным, но для них заморочка – за пять минут успокоить общественность постом в фейсбуке или конференцией, на худой конец? Обычно чесать языками для них всегда оптимальный выбор. Я точно не в параллельной вселенной? Подозрения вертелись на языке, но произносить умозаключения вслух я не спешила. Непоняток прибавилось, радовало одно: исполнители, вроде бы, не особо осведомленные и представляют минимальную угрозу, если прикинуться невинной овечкой. — А вы не знаете, какой у него был маршрут или как он жил? — робко-робко подала я голос, напустив трогательных сестринских переживаний. — Я считала его заботливым братом, но после того, как он съехал, мы не встречались... Труп до разговора оперативно загрузили в бус, засыпав кровавую лужу слоем дёрна. Все ждали оперативника, ставшего моим собеседником. Он, кинув окурок под ноги, затушил огонёк и словно бы невзначай хлопнул по куртке, проверяя наличие содержимого в карманах. Да что за нервозность на ровном месте? Разве так ведут себя успешно отомстившие победители? — Как же вы заманили его сюда? — Не имею права разглашаться, простите. Проедете в отделение? — сменил тему мент. В отделение меня не тянуло от слова совсем. — Нет, я очень занята. Могу взять контактные данные, взглянуть на удостоверение? Как вас зовут? — Да, конечно... — спохватился бравый защитник слабых и продемонстрировал из соседнего кармана синенькое удостоверение. Почти уткнувшись в документ носом, я быстренько запомнила дату рождения (20 апреля 1988 года), звание и ФИО. — Дощицин Владимир Владимирович. Есть, где оставить рабочий номер? — Да-да, — зазубрить бы, раз на утро всё равно сотрётся... — От всей души спасибо, что не задержите. Сделаю вид, что меня здесь не было. Развернувшись, я поспешила убраться прежде, чем мент опомнится поинтересоваться моими данными. Нельзя давать показания, а то, как в фильме, утону в собственной лжи. На душе оставалось неспокойно. Разузнать, откуда началась спецоперация, не удалось, предостеречь «цель» за час-полтора до основого действа не получится, следовательно, времени на убеждение, спасение и побег критически мало. Камнем на плечи падает факт: за нами будет вестись профессиональная слежка, от которой, наверно, сложнее оторваться, чем от заурядного сталкера. Пусть ожидание и реальность, по поводу сегодня, разнились, – я вернусь в полуобморочном состоянии, то есть, всё-таки живой, а не в остывшем виде на кушетке, – меня беспокоило то, как именно придется мешать расправе над неадекватным маньячиной, не влипнув при этом по уши в уголовку или в гроб. Беленький, запачканный разводами луж, фургон отъехал и поторопился влиться в бурлящий поток автомобилей на проспекте, а поворотники, помигав, затухли. ...Будоражащий фантазию взгляд, от которого внутренние черти устремлялись в стихийный пляс. Полный лукавства, внимательно всматривавшийся, словно намереваясь прочесть наисокровеннейшее, он восхитительно долог и возбуждающе задирист. В какую-то редкую, желанную, непредвиденную случайность, – будь то ворот рубашки, неряшливо вздыбившийся, неосознанный жест, пересекший условные границы, или будничное подтрунивание, неожиданно переросшее в подобие флирта, – над его хозяином преобладало нечто, отражавшееся ярко-рыжими, словно огни фейерверков, мерцающими бенгальскими искрами, казалось, сиявшими в бездонной черноте зрачков. Мне нравятся эти случайности. Если бы променять быт случайностей, состоящий из огорчений и разочарований, на этот, разбавленный влекущими завитками пламени, было возможно, я бы исчезла для всех в ту же секунду, когда сделала свой выбор. Откровенная опрометчивость без грамма здравого смысла, наверняка в реальности столкнувшая бы на дно самобичевания – агонической расплаты за наивность, сравнимую только с детской глупостью. Но я не хочу уходить. Хочу остаться с тобой, там, где день неизменно сменяется днём. Пропускать издевательские шутки, печь по праздникам сахарное печенье, сбегать на ночные прогулки из своего же дома, – по-настоящему своего, – наслаждаясь безмятежностью сладкой, до хруста на зубах, грёзы, спрятанной в сердце так глубоко, что никому не под силам её отыскать. ...-з-з-з-з-з... Б-з-з... б-з-з-з-з... ...з-з-з-з-з-з-з-з-з-з... Б-З-З-З-З-З-З-З..! — Встаю. Встаю... — зевнула я, прокручивая события только-только покинутого сна, всё ещё принимаемого затуманенным рассудком за часть реальности. Ах, чудесно, в моём придуманном мире я и мой возлюбленный 2D-красавчик въехали в симпатичный домишко. Переезд справили... чёрт, скоро дети пойдут... интересно, как назовём? Хоть бы на отца были похожи, иначе я могу спросонку спутать подросших кровинушек с гоблинами. Кому понравится истерический вопль с утреца да пораньше? Вряд ли 2D-мужу: точно бы пожалел, что женился. — Стоп, — уже умываясь, я опешила: — а мы что, женаты?.. За рекордный отрезок времени добравшись до проклинаемой развилки, перед которой моя тушка, благодаря аморальному уроду, поделилась пополам, я спешно заправила выбившиеся из-под парика патлы. Парик среднего качества, от того прикрытый «вчерашней» косынкой (на самом деле, это половая тряпка). Среднего качества, в общем, была вся маскировка: растянутый свитер, давно собиравшийся на мусорку; заношенные шорты, взятые из пакета Марата, кеды оттуда же, потому что мои, как выяснилось, должны будут развалиться; от очков решено отказаться. На словах – несуразно, в действительности – непримечательно. Оттенки мрачные, костюмчик смахивает на одежду бомжа, зато практичный. Поколебаться заставила идея взять рюкзак со сменными вещами, – чтобы, переодевшись, не опасаться слежки, – ключами, водой и невесомым кошельком, на случай, если припечет что-то купить. Звучало вполне разумно, но я понимала, что помру от усталости на первых тридцати секундах, а валить предстоит далеко, надолго и петляя. Конечно, я подумала: что, если укрыться где-то в подъезде и сидеть там до ночи, пока дядькам не надоест? А рюкзак спрятать где-то заранее? Высчитать, предвидеть, продумать... Но на этом меня щелкнул по носу факт: я понятия не имею, как подступиться к маньяку. Сама мысль, что я спасаю маньяка, соблазняет бросить всё к чертям и бежать, бежать от ублюдка сломя голову. Как вообще представляться? «Привет, мой потенциальный убийца! Тебя с минуты на минуту прострелят, чему я рада и не рада одновременно! Я вытащу тебя из этого дерьма, при условии, что ты оставишь меня в живых. Шевели задом, разворачивайся, пока тот тип скрылся за поворотом! Поверь в чистоту побуждений за просто так, на слово!»? Как бы поступила любая уважающая себя героиня манхвы? С помощью силы сценариста шокировала психа, назвав что-то, о чём никто, кроме него, не знал, спасла, а затем наглядно показала, куда бы гений влип, не будь её рядом. Допустим, первые два пункта с горе пополам выполню... Как показать, что его убьют?.. Ага. Вот как. Придумала! Пиная рассыпанную по тротуару труху щебня, я загрустила. В 12:20 они должны влететь во двор, оставив развилку, значит, с минуты на минуту... Нервная оглядка. Справа отделявший территорию детского сада забор, вокруг – многоэтажки. Из-за лучей солнца, высунувшегося из рыхлого, лапатого облака, на крышах, в окнах и в пределах досягаемости не разглядеть милиционеров, в теории, притворявшихся декором на заднем плане. Пусто? А задница чует – хотя бы двое должно крутиться поодаль, контролируя ситуацию и докладывая о передвижении «цели» ребятам с проспекта Мира. Стёкла дома, протянутого вдоль тропы, отбивали тёплый дневной свет, рябивший на периферии зрения. В прошлый раз я не замечала отблесков, будучи озабоченной грядущим гостеваньем у Маши. Зайти к ней, может, вынудят обстоятельства и сегодня... Тогда почему ни волнения, ни неприязни не возникает? Даже представив их влюбленные взгляды, трогательные заигрывания и непрозрачные намеки, которые магическим образом объяснятся вечером «крепкими узами дружбы»? Знакомый шум за спиной достигает апофигея... Оборачиваясь, я вздрагиваю всей своей жалкой душонкой, каждой фиброй, всем естеством от дежавю: стреляющая тысячами игл боль, секундное замешательство и ощущение неконтролируемости, захватывающее пошатнувшееся, словно набитое ватой, тело. Тот же страх, ветер, будто проносящий «типа» мимо, солнце, заходящее за очередное облако и моя ледяная ладонь, сжимающая предплечье. Жжение, как от пролитого прямо на кости кипятка, ноет, нет: завывает. Грязно-серая куртка, помелькав за сетчатым забором, пропадает. — Бляха на ремешке, — в предыдущий раз воздержавшись от брани, в этот я без разбора нашептывала наипопулярнейшие маты по алфавиту, начав с «б» и закончив «х». — Вот же чёрт... .... Мать моя женщина... .... О, Господи... .... Немая сцена. Вместе с языком я, кажется, проглотила лёгкие. Целиком. «Ты-..!» – едва не ляпнув, сдержалась я и повернулась.

Рубины.

Глаза моего потенциального убийцы похожи на огранённые рубины. Драгоценным блеском переливались оттенки кроваво-алого, а чёрные, густые ресницы, подчеркивали аристократичную надменность полуприкрытого взгляда, привлекавшего издалека. Идеальный чёрный. Без проплешин, проседей, отросших другим цветом корешков. Без белых точек перхоти или отблеска серебра, выдавшего бы краску. Идеально чёрные локоны чёлки, так нереально, не по-настоящему лаконично и уместно обрамлявшие лицо, касались переносицы кончиками рассыпчатых прядей, разделенных пробором ближе к левому виску. Взъерошенные, словно у ожившего актёра, неровные волосы, выглядели эстетичнее лучшей фотографии западной модели: образ высокомерного красавца позволил бы парню заработать триллиарды на миллионах, подобных мне, глупых девочек, покупавшихся симпатичной мордашкой. «Псих», повышенный до «симпатичной мордашки», сдвинул тонкие, прямые брови к переносице. Я, подобрав с пола челюсть, закусила с дуру щеку. Опомнись, Саша, опомнись, он – психопат-вбивца. Только круглая идиотка все простит и отпустит лишь из-за внешности. Никогда не прощу пережитую по его вине смерть. — Чего вылупилась? — презрительно обратился тот заносчивым голосом. — Куда он побежал? Проскочившая первоначальная задумка заблеять, как овца, реагируя безвредно для жизни, была с ходу отклонена. Осмелев (или охамев), я ухмыльнулась: — Вылупилась, впервые увидев такое хамло. Слушай, никто тебе не верил, – самой с трудом поверилось, – но я знаю, что тебе тяжко пришлось в нашем мире... — как только проявились первые симптомы раздражения в виде сгущающихся красок на злой физиономии, я засуетилась: — Не смотри так. Для обычного человека я владею чуть большей информацией. Хочешь, покажу, что тебя ждет, если побежишь за типом? Хочешь, скажу, какой на дворе год? Или, может, думаешь, что с жалкими людишками не о чем говорить? Это рискованный поступок. Более рискованнее может быть прыжок с небоскрёба, с платформы в метро или пешеходного перехода прямо под несущуюся без тормозов фуру. Вываливать всё сразу было плохой идеей: уничтожив интригу в самом начале, мне нечем будет подпитывать её в ближайшее время. Корчить из себя «пророка» получится ой как не долго, если не найду выход. Второе проклятое дежавю: хмурая морда настигла меня и больно впилась пальцами во внутреннюю сторону локтя. Болевая точка, зажатая в тиски, полностью во власти морального урода, что означало: Хьюстон близок к провалу. На мгновение примерещилось, что радужки парня сверкнули кислотно-красными сгустками света. — Интересненько. Кто ты такая? Убеждая себя, что он не оторвет мне руку, а скорее-всего, милостиво снесет туловище целиком, я натянуто улыбнулась, перебарывая дрожь в голосе: — Представься первым, мне интересно, как тебя зовут. Парень вскинул брови, оставаясь раздраженным: — Ты же знаешь, кто я, так скажи сама. Или боишься? — Мы впервые видимся, и выводы я делала, опираясь на свои знания! Так вот. Сейчас за нами наблюдают, – я шагнула к нему (обреченно, как на эшафот) и шепнула на ушко: — если мы задержимся тут, то сюда приедут люди, могущественнее тебя, и убьют. Это будущее, которое я должна предотвратить. — Чушь. Отойди, воняешь потом. — Муд-... мудрец, у меня свои причины. Ты ничего не потеряешь, пойдя за мной, а не за типом. Если посчитаешь, что пошел за мной зря, я компенсирую ущерб. Я знаю, как найти того типа и на что надавить. У меня нет причин врать. — Конечно, нет, — пугающе улыбнулся он, — раз знаешь, кому соврешь. И откуда же у тебя информация? — От верблюда, — буркнула я, выдернула руку и взяла его, как можно естественнее, за кисть. — Поболтаем подальше отсюда. — Ты что, на них работаешь? — вогнал в оцепенение подозрительностью «красивая мордашка», не сдвинувшись с места. — Или ты заодно с тем сукиным сыном? Решила перебежать на выгодную сторону, как крыса? — Слушай, я знать не знаю, о чём ты, я не буду заводить тебя ни в какие переулки, умоляю тебя, давай просто спрячемся где-нибудь в безопасности, чтобы я могла нормально всё рассказать, — мой голос стал потихонечку срываться. — Быстрее! На мордашке нового знакомого произошли метаморфозы: злость неожиданно сменилась проскочившим недоумением на заинтересованность. — Откуда у тебя моя мана? — Чт-... — я заткнулась. Мана? Это «мана» из RPG-игр и фэнтезийных комиксов, единица измерения магической энергии? Так. Так. Так. Я глючу. Я торможу. Матрица сбоит? Ладно. Ладно, ладно, ладно. Всё потом, всё потом! — Вот это я и хочу выяснить, пошли, ну же, быстрее, быстрее! Иначе нас вдвоем здесь прикопают! — Если ты не оправдаешь мои ожидания, – а ты выглядишь среди всех амёб самой разумной, – я убью тебя, — бросил парень так буднично, будто говоря, что выбросит захиревший цветок с подоконника, замозоливший глаза. Ну нет, родной. Не сегодня, не в этот раз.