Причина временной петли

      Тоска зелёная. Пусть удалось выполнить важные пункты плана, — меня приняли на работу в макдаке и дополнительно удалось устроиться промоутером в местном супермаркете, — выполнение наиважнейшего, ставшего с недавних пор основным, существенно затруднилось. То, что с такой скрупулезностью выискивалось в перерывах между ужасом от повторяющейся засады, оказалось почти бесполезным с появлением интересной новости почти во всех новостных телеграм-каналах города. — Медным тазом навернулись наши планы по покушению. Нас опередили. — Что? — Лукас, оторвавшись от связи с космосом. В последнее время мой убийца зачастил с провалами в некое третье пространство: доораться до него в таком состоянии невозможно. — Свидетелей нет? — Похоже на самоубийство, но чую подвох. Нашли в кресле, с пистолетом в руке и простреле в виске, в собственной квартире на десятом этаже. Двери закрыты, следов взлома, как и отпечатков, нет. Соседи не слышали шагов в тамбуре, но слышали выстрел примерно в три ночи. По версии следователей, мент совершил суицид. Только вот негаразд, посмотри, как застыла ладонь при смерти: по-киношному расслабленно. Вдобавок, я видела, как он вытаскивал правой рукой зажигалку, а пистолет вложен в левую, к тому же, очень аккуратно. Если бы он сжимал рукоять пистолета, то расположение пальцев было бы совсем другим: они обхватывали бы пустоту, а не вытягивались ровно на подлокотнике. Молчу про позу: его будто толкнули в кресло, потому что туловище как бы откинулось на обивку. Люди типа Дощицина, скорее-всего, прострелили бы себе череп, сев на край сидушки, сгорбившись и широко расставив ноги. В таком случае, тело бы не упало, максимум — обвалилось на пол. Не пойму, зачем пытаться что-то подстроить, если даже дилетанту очевидно: Володю грохнули. — сообщник странно, с каким-то недоверием, скосился на меня. — Слушай, а что, если попробовать запустить сутки заново? Ты вроде говорил, что проклятие никуда не делось? — Чтобы это сделать, тебе придется убить меня, расторгнуть контракт и умереть самой, — разухмылялся тот. — Всё-всё, — я засобиралась в универ, подскочив с постели, подумала было потянуться за телефоном, как обнаружила его в руках контрактора. — Отдай. Эта вещь опасна для твоего здоровья. — Да неужели? — чёртов гад состроил заинтересованную физиономию. Обсмотрев телефон так, как повертел бы неандерталец тончайшую металлическую пластину, явно выбивавшуюся на фоне динозавров и сородичей с дубинками, Лукас сузил глаза, по-моему, просёкши, что у меня существуют особые секреты. — Что-то не заметил, чтобы тебе вредила. Господь, я всё так же надеюсь, что он — ниспосланная мне копия неумелым автором на «Книге Фанфиков» интеллектом ниже оригинала. Прошу, внемли молитвам обречённой на погибель смертной, окажи услугу, оправдай ожидания. Аминь. — Хочешь, покажу чудо? Настоящее чудо? Ты с кресла выпадешь, гарантирую, — из-за того, что ты проел плешь бурчанием на «этот отсталый мир», отвергая науку и с нею связанное, на тебя затаено втрое больше праведного гнева Александры. — Это что-то похожее на… э-э-э-э… осколки… круги… как же называлось.? У вас были волшебные шары, на которых проецировались воспоминания. У нас точно так же, не в настолько буквальном смысле и многофункциональнее. Дай. Не успела подойти, как Лукас с лёгкостью нажал нужную кнопку, вполне уверенно провел пальцем по экрану и тут же скривился. Думал, всё легко и просто? Выкуси. Пароль! А-ХА-ХА-ХА-ХА! Твою направо, опаздываю! — Вот, смотри, — включив фронтальную камеру и тыкнув на белый кружок, было запечатлено легендарное фото убийцы и убиенной им девушки вполне себе в живом виде. Подавить улыбку, наплывшую от мысленного описания, не получилось: сияя ясным (очень, очень коварным) солнышком, я продемонстрировала кадр: — Потом можно материализовать эту фотографию и вставить в рамочку. — Это всё? — взглянул на меня, как на круглую дуру, маг, ожидав, видимо, чего-то потрясающего до головокружения. Ну смотри, найду БДСМ-фанфик с тобой в главной роли и «это всё» превратится в «это всё только начинается». — Нет, ещё в экране пляшут человечки, — сквозь зубы процедила я, открывая первый попавшийся ролик в «Ютубе». Ого, видео с названием «Каково это — убить человека»? Подойдёт! — Если у тебя появится телефон, мы сможем слать письма, фотографии и двигающиеся фотографии, — видео, — друг другу. Более того, этот маленький кусок инородного материала соединяет нас со всем миром. Сидя здесь, можно общаться с человеком из другого континента или наблюдать за видео, записывающимися в реальном времени. — Если эта вещица так хороша, то пусть найдет Атанасию. Внимание-внимание! Александра, вы наступили на мину! Ваше текущее положение неустойчиво! Воздух вокруг потенциально опасно сгущается. Объект переводит взгляд, полный мрачности и желания убивать! Критический урон! Вы теряете очки доверия! — Ты не расскажешь, почему ищешь её? Может, если узнаю побольше, смогу помочь? — неделю назад, вероятнее всего, я про себя добавила бы, что мне глубоко начхать, что да как. Мною двигало бы стремление выжить из нашего мира настолько могущественное (и психически нестабильное) существо, как Маг Чёрной Башни. Однако ознакомление с историей радикально сменило курс: стало распирать любопытство, что могло случиться с лучшим персонажем новеллы. Она понравилась взглядами на жизнь. По сравнению с типичными героинями, чьи «доброта», «наивность» и «непредвзятость» магическим образом атрофировали логику, здравый смысл, человеческий фактор и присущую людям многогранность личности, принцесса Обелии, — в прошлом офисный клерк, — действительно яркая особа, врезавшаяся в память не пафосом, а живостью. Даже успехи Атанасии объяснили не просто острым умом, а результатом усердной учебы и до, и после перерождения. Просчётливая, решительная, твёрдая, как гранит, девушка справлялась с трудностями ради банального выживания. Человек, подгоняемый обстоятельствами. Читатели любят сопереживать подобному, вряд ли можно за это упрекать. В дополнении шла часть, в которой параллельная версия Лукаса попала в Корею, в центр Сеула, предположительно туда, где жила Атанасия до реинкарнации. Интересный факт: попала случайно, при том полностью опустошив резерв и приняв оболочку десятилетнего ребёнка. Опираясь на эти данные, возникают вопросы, возможно, задаваемые вникуда. Почему этот чёрт принесся сюда с наглой рожей? В новелле он, бывало, жаловался на недостаток маны, но не похоже, чтобы тутошнего Лукаса мучило истощение… Вдруг он не впервые в нашем мире? Я не заметила как, поджав губы и сузив глаза, выдала нехороший уклон предположений. Сначала явился разведать, потом ушел набраться богатырской силушки для эффектного возвращения?.. Хотя, в части так же раскрывалось, что по тысяче измерений блуждают годами в поиске одного нужного. Не факт, что усталый маг не захотел воспользоваться удачей. Почему тогда на физиономии, как на транспаранте крупными буквами, написано: «НИЧЕГО НЕ КОЛЫШЕТ!»? В чём причина железобетонного спокойствия? Отвлеклась от диалога не одна я: Лукас думал. Отстраняясь от личности, следовало справедливо подметить, что напряженное личико поехавшего психопата привлекательно с эстетической стороны. Не в моменты жестоких умозаключений или продумывания кровавой расправы, нет, — в моменты обыкновенной задумчивости. При принятии решения, тщательном анализе неких опутанных мраком сведений, вынуждавших радужки темнеть, его правда можно назвать симпатичным. Проглядывало то, что ему абсолютно не пятнадцать (и не двадцать), и то, что существует что-то, что не даёт великому магу покоя. — Атанасия умерла, и я пришёл выполнить её просьбу. Я выпустила лямку — рюкзак соскользнул на пол, громко бряцая молнией, застежками и толстыми тетрадями. Как это — умерла? Но… но в новелле был счастливый финал. В манхве тоже… — Бляха на ремешке. Ты хочешь найти её перерождение или вроде того? — Господи, как объяснить, что не там ищет? Ему нужно в Сеул! В Сеул, в Корею! Пусть собирает чемоданы, берет меня и телепортирует, так и быть, совмещу приятное с полезным, выложусь на все сто, чтобы они встретились!.. Конечно, счастье поехавшего вызывает тошноту, но на данный момент счастье его равно счастье моё! — Дай примерные ориентировки. Ты знаешь, как она выглядит? Фамилию, имя, возраст, профессию, хоть что-то? Хоть бы не выглядело странно, что я так легко поверила творящемуся сумасшествию! Если бы не новелла и отсеченная магией голова, меня было бы трудно убедить. Волшебство люблю, но доверяю в реальной жизни, по большей части, научным исследованиям и тому, что вижу своими глазами… — Опаздываешь в универ, — он лениво поднял руку, и пока я недоуменно хлопала ресницами, щёлкнул пальцами. Земля словно провалилась из-под ног. Как идиотский переход между локациями, что-то невероятно быстро промелькнуло, вспыхнуло и тут же погасло. Невыносимо закружилась голова, будто у контуженного, а стопы, теснясь в летних кедах, ощутили глянцевую поверхность ламината, ровную и твердую, в отличие от домашнего линолеума. — Ка… ты зд…с… ок…лась? — улавливая куски фраз, я привалилась плечом к проёму и, обваливаясь посреди прохода, смазанным взглядом выловила бежевые обои, светлую аудиторию с длинными рядами столов, преподавательский стол, самого преподавателя, заполнявшего документы и мельтешащих одногруппников вокруг, собравшихся было зайти, но столкнувшихся с новоявленной преградой. — Материализовалась, — прошипела я, приподнимаясь. Что, думаешь, это взбесит, как взбешивало твою дражайшую Атанасию? Дурак, что-ли? Спасибо, Лукас, благодаря тебе мы (я) сэкономили (а)! Ты — чудо!.. Тьфу, ай да Лукас, ай да собакин с-… — Слуш, Сань, вы когда виделись с Маратом? — через какое-то время спросил закадычный дружок бывшего с заднего ряда, Валентин. Алкашья рожа. Как можно находиться рядом с этим индивидуумом? С кривой улыбкой, я хамовато поинтересовалась: — А что, его нашли мёртвым? — Дура! Трубку пару дней не берет, а тогда как раз ездил к вам домой, — как опух, да и помят здорово. — Вы ж встречаетесь, я думал, ты знаешь, где это … шляется. — Это «…», — смачно, с удовольствием начала я, — был выгнан из моего дома за плохое поведение. Мы больше не встречаемся. Сможешь оставить его шмотки под дверью? Знаю же, ты к нему скоро заявишься. — А-а-а. О тебе слух прошелся, будто Марат твой папик и ты у него на шее сидишь, — Валентин напоминал наркомана на стадии ломки дергаными, неестественными движениями, распахнутым, туманным взглядом и неконтролируемым языком. — Меньше верь. А насчет пропажи: он обожает вместе с тобой влипать, а потом вылезать за деньжата родителей. Может, в этот раз просто захотел влипнуть с кем-то другим? Задумайся. Извините, пусть сердобольными будут клишированные героини комиксов. Даже если это «…» отыщут плывущим по течению в реке, даже если в фаршированном, даже если в раздробленном или другом причудливом виде — не дрогну. Не знаю, кого ненавижу больше — убийцу физического или ментального, но тот, что убил физически, и то терпимее, чем тот, что пытался уничтожить душу. …Переживать беспокойство встреча за встречей. Узнавать по бликам на стёклах пору года. Едва проснувшись, едва почувствовав прогнавшуюся кровь по венам, торопиться. Вылетать в шёлковой рубашке босоногим призраком, не замечая ни развевающихся краёв, ни ветра, развевающего их, ни собственной невесомости. Гнаться, опережать время и нечто ещё, рушившее грань.       — Почему ты выбежала в таком-… Хотеть. Мечтать. Но хранить тишину.       — Что случилось? Сейчас я понимаю. Почти понимаю всё. Но совсем немного — и картина рассыплется.       — Всё хорошо. Ты смотришь на меня. Переживаешь. Не переживай. Ты делаешь невероятные вещи. Невозможные, невообразимые, просто потрясающие моё хрупкое сознание.        — Слушай, ты — свинья.        — Только проснулась, а уже разбрасываешься оскорблениями?        — Прости. Вообще, прости за всё. Так, к слову. Спасибо за то, что ты делаешь для меня. Я ценю это. Не желаешь слышать эти слова? Словно бы предсмертные? Забавно, разве искренним обязательно быть лишь на смертном одре?        — Я очень многое хотела узнать о тебе.        — Неужто?        — Да. Например, как тебя зовут. Предугаданная заминка. В саду пятнами распускались маки, словно мазки кисти на расписанном художником холсте. Ярко. И ясно. Воздух, пропитанный мягким запахом полевых цветов, наполнял лёгкие. Открытые плечи пробрала ранняя прохлада. Ломило. Тело неустойчиво качалось от растренированности мышц.        — Ты не помнишь моего имени?        — Скажи, почему мы вместе? Ты игнорируешь мои странности, проигнорируй и эту. Скажи. Я не вспомню имени. Но я хочу помнить, почему мы вместе. Переформулирую. За что ты любишь меня? Несу глупости, правда? Ответь. Пока вижу и слышу, пока могу коснуться, пока осознаю, не молчи, пожалуйста. Меня накрывает стыд, смятение, абсолютный ужас. Растерянность. Чистое замешательство, от которого забывается, как дышать.       — Переформулируй снова. Люблю, потому что хочу. Нужна причина? Надо открыть рот, чтобы уточнить, попросить, рассказать. Но…        — Вот и чудно. Как бы там ни было, постараюсь больше не быть странной. Пойдем поедим, хочу заварить чай с бергамотом… Какой там сегодня день?.. Обрушившись на кровать, я, как инвалид, глухо простонала. По ощущениям, конечности отваливались, мозг вот-вот провалился бы в глубокий сон без сновидений. Не хватало сил на то, чтобы стащить кеды, от которых в метро отслоилась подошва. Будто кожура выжатого лимона, тело гудело. Звон в ушах, болезненно выкручивавшихся от постоянного шума изнутри, не прекращался, всё нарастая и нарастая. Мигрени участились: самый незначительный резкий звук мог довести до нервного тика. Мучительная боль, копившаяся со дня на день, всё равно казалась мелочью по сравнению с копившимися с ночи на ночь побоями. С восьми до трех-четырех дня — универ, с пяти — раздача листовок до одиннадцати, в двенадцать или полпервого отъезд последней маршруткой. Затем занятия наперёд, заводится будильник, и через четыре часа всё начинается заново. Проклятый замкнутый круг, за неделю образовавший чёрно-синие синяки, легко спутываемые с безвкусно растушеванными тенями. Моё лицо не славилось привлекательностью: одноклассники говорили, что ломаные брови визуально заостряли черты, губы выглядели тонкими под прямым, но с закругленным кончиком, носом, а глаза — далеко посаженными, из-за чего я якобы «мрачно смотрю исподлобья». Одна знакомая заявляла, что оно «волевое» из-за резких скул, а в остальном, несмотря на тяжесть, — аккуратное. Что-ж, теперь оно не просто непривлекательное, а вообще вымученное, как у воскрешенного трупа. Поиски виноватых заглохли — контрактор шлялся непонятно где, а я растворялась на заработках во имя светлого будущего. Муженёк, — к образу выдуманного парня навек приелась эта кличка, — не снился. Просыпаться по отвратительному рингтону без сладкого послевкусия мимолетных обрывков повседневности с возлюбленным мечты угнетало. — Надо заниматься. Заниматься. Заниматься. За-ни-ма… — я зевнула, выдыхая с углекислым газом последнюю жизненную энергию. Клонило в дрёму. Веки не разлеплялись, намертво склеиваясь, а грубая ворсистая ткань одеяла казалась мягче пуха и воздушнее облака. — Не-е-… Подъё-ём… Встать… Встат-… Встатьб-тьб-у… нру-у… м-м-м-м… Вст-… рота пд-м… Моё бессвязное мычание крайне бессовестно прервали. — А храбрилась, что тебя хватит на полгода. — Да иди ты в задницу… — пробормотала я, долгожданно посапывая. Так. Не поняла. Я внезапно обрела ясность ума, приподнялась на локтях и обреченно обернулась. — Тьфу, ё моё. Напугал. — Разведала что-нибудь полезное? — равнодушно задал вопрос Лукас. На своей шкуре пришлось прохавать суть популярнейшего кредо 2D парней «насри и уйди». Звучит крайне некультурно, но типаж заносчивого эгоиста в симбиозе с вышеупомянутым кредо — убойная штука. Если бы она была средством для травления тараканов, после использования вместе с тараканами откинулись бы и люди. — В среду будет распродажа шампуня в «Пятёрочке»… Маг блеснул глазами, взглянув на меня свысока. — Атанасиями у нас давно никого не называют. Нужна конкретика. Искать здесь принцессу Обелии всё равно, что иголку в стоге сена. Учитывая, что Обелия — несуществующая империя… — на случай, если гад выкинет близкое к «твои проблемы», я прибавила, постепенно горячась: — Сам виноват, не говоришь ни имени, ни данных. Без начала нет продолжения. Уж извини, хоть триста раз убей меня, из ниоткуда сведения не появятся. И вообще, ты конкретно недоговариваешь! Чем ты занимался первые сутки в нашем мире? Чем не угодил полиции? Почему убил тех людей? Что украли у тебя одиннадцатого сентября? Что случилось с принцессой? Что ты сделал, раз мчался в другой мир, как чокнутый, но засомневался у самого финиша? Молчишь в тряпку, а я в итоге буду виноватой? Новое уведомление: Александра, вы впали в немилость легендарному Владельцу Чёрной Башни! Ваши очки доверия упали до нуля, ушли в минус и пробили дно! На вас обращен уничтожающий, пробирающий до наитемнейших углов души взгляд, сверкающий рубинами в чёрной комнатке! Система оценивания опасности для жизнедеятельности сломана и починке не подлежит! Усталость словно отслоилась грязевой плёнкой, либо сбросилась, как старая змеиная кожа. Неожиданно я широко зевнула, прерывая разговор. В следующее мгновение захватила восхитительная лёгкость, ощущение новизны, обновлённости и готовности к монотонной работе мозга. Настолько внезапный прилив сил обрадовал, одновременно сбивая с толку. Маг долго смотрел на меня, всё так же свысока и отталкивающе надменно. Стало неуютно под пристальным наблюдением. Неосознанно хотелось потупиться, как провинившийся первоклассник, но я мужественно приняла зрительный вызов. — Я не говорил, что обвинял тебя, — наконец раздраженно бросил он, то ли отчаянно сдерживаясь от безжалостного убийства, мата, крика и необдуманного слова, то ли снова задумываясь о чём-то не радужном. — Тогда прости, — пожала я плечами, поднялась окончательно, скрестила ноги и провела рукой по взъерошенным волосам, жестким, как солома, на ощупь. — Лукас, допустим, я соврала и узнала, что здесь нет Атанасии. На этом контракт будет закончен? — О чём ты? Лукас стал злиться; его голос был негромким, но выражение пугающе ожесточалось. — Первая жизнь Атанасии прошла совсем не здесь. Это не её мир. Вытянула негнущимися пальцами телефон из кармана джинс, разблокировала и забила в поисковую строку Гугла два простейших слова: «ати ОЯСП». Страшно подумать, что через несколько секунд случится с родной планетой. — Потому что… — вытягивая руку, я повернула экран, на котором во всю ширь растянулось изображение умопомрачительной красоты девушки с глазами-топазами и солнечной улыбкой. Белый свет озарил медленно меняющееся выражение парня. — в нашем вы всего лишь персонажи книги. Что произойдёт? Океаны выйдут из берегов? Над страной сгустятся тучи и ураган подчистую сметёт целый континент с лица земли, оставив меня плакать на обломках человечества? Великий маг способен на всё, особенно в ярости. — И что? Драматическая атмосфера схлынула, достигнув предельной точки. — Что? — не поняла я, поражаясь ледяному безразличию. — Какая разница? — сдвинув брови к переносице, волшебник почернел. — Плевал я с высоты на тонкости вашего вшивого мирка, существование этой книжонки не влияет на существование Атанасии. — Почему ты так в этом уверен-..? — Потому что моя Атанасия единственная, у кого нет альтернативных копий, — на тон выше заговорил Лукас, смотря с таким злым лицом, что я инстинктивно отшатнулась. Сказал «моя» глазом не моргнув… Она что, потерявшийся чемодан? — Но этого не может быть?.. — по версии фантастических фильмов, есть лишь одна основная временная линия, сродни толстой шерстяной нити. Все остальные возникают из неё — нить расслаивается на десятки других маленьких ниток, а те маленькие нитки на ещё более мелкие нити. Таково устройство всего в моём представлении. Исходя из ситуации, получается нонсенс: вселенная без параллельных реальностей. — Ситуация безвыходная. А если принцесса в книге всё-таки твоя знакомая? Там написано, что девушка жила в Корее и умерла от несчастного случая в восемнадцать лет. — Это кто-то другой. В воздухе повис вопрос. — Другой..? Неужели… она говорила тебе о прошлой жизни? Эмоциональный перепад Лукаса ввёл в новый ступор. Вместо взрыва я получила тягучее молчание. Неуверенность, не присущая образу самодовольного волшебника, сделала ядовитую, безжалостную сволочь на минутку похожей на обычного человека с близкими каждому приземлёнными чувствами. Неожиданное осознание подтолкнуло к желанию вдуматься. К желанию поддержать. С рождения этот парень был сам по себе. Родители считали подраставшего отпрыска чуть ли не антихристом. Будучи состоятельными дворянами, отдавали всё, кроме искренней заботы. В страхе, разбалованного, нахального ребёнка бросили, сдав на тот период Хозяину Башни в качестве приемника, к которому Лукас в конце концов привязался, как к отцу, передавшему многие знания. Но «отец» совершил самоубийство на глазах «сына», не сумев принять, что пережил семью и не сумев смириться с обречённостью на бесконечное одиночество до скончания эпох из-за собственного могущества. Эстафета была передана, а убежденность в том, что всё, абсолютно всё, — мир, солнечная система, планета, тысяча людей, леса, поля, пролетевшая мимо бабочка, — во власти Лукаса, пресмыкается у его ног, была противопоставлена цитате: «ты был рождён ни с чем и ни с чем умрёшь». Не копалась в психологическом росте персонажа, но, кажется, в новелле, полюбив принцессу, спустя несколько веков с момента смерти наставника, к нему пришло позднее понимание, почему тот был ослеплён какой-то там любовью, какой-то там женой и каким-то там сыном. Атанасия, по новелле, была той, кто открыл ему нечто новое – скрытое, с трудом постижимое для величайших из величайших. Но Атанасия погибла. И он остался совсем один. Не в целой Галактике, хуже — во всей Вселенной, безграничной во времени и пространстве. Вот так, едва осознав ценность обретённого, опять остался один. — Расскажешь, когда всё обдумаешь. Я на твоей стороне не только из-за контракта. Я верю, что мы найдём её.

— Что же делать?