Он помнил, с чего всё началось.
...Из многовекового сна Лукаса разбудил ребёнок. — Эй, больно же... Прекрати тянуть меня за волосы! — с воплем обрушившаяся незнакомка вытаращилась на него своими ясными сапфировыми глазами. Чёрт, сколько же проспал? Спину ломит. — Бляха на ремешке, и тут есть бомжи?.. — пролепетала под нос опешившая девчонка и торопливо поднялась, озираясь по сторонам. Раз здесь отпрысок монарха, это – королевский двор? — Кем-кем ты меня назвала?.. А эта мелочь тяжелая... — маг вцепился пальцами в шерсть шипевшего животного, смахивавшего на дикого кота. — Похоже, ты носительница императорской крови? Когда это у Кайлума появилась дочь?.. Тебе сколько лет? Девчонка явно озадачилась. Тупая, что-ли? Тормозит на ровном месте. — Ментально или физически? Допустим, мне семь. Кто ты? Что ты тут делаешь? Культурно отдыхаешь? — на языке, видимо, вертелось что-то ещё, но вместо слов она потянулась поправить пышные золотистые волосы, затянутые в хвост. — Ловлю его, — подняв левую руку, продемонстрировал вырывающийся шерстяной комок. — Ух ты! — собеседница заинтересованно приблизилась на полшажка. Под детскими бордовыми туфельками зашуршали сухие ветки. Солнце слепило, пробиваясь сквозь густую листву. — Твой? — Так ты впервые видишь нечто подобное? Некстати диалог едва не прервал приближающийся голос: — Принцесса! Принцесса уже открывала рот, чтобы заявить о себе, как Лукас щелкнул пальцами. Из-за деревьев вышел мужчина в рыцарской форме, невидяще посмотрел на неё, бросил «куда же она ушла?», повертел головой и побрёл дальше. — Мать моя женщина... — Будет много проблем, если нас обнаружат. Девочка шокировано глядела то на Феликса, то на Лукаса. — Эти Обелийские подонки всегда впадают в бешенство при виде людей, — не скрывая раздражения, заговорил Колдун Чёрной Башни. — Так что я тихонько себе лежал здесь, но тут меня нашла ты. Что же делать. Он долго рассматривал невинно улыбающегося ребёнка, затерявшись в размышлениях. Что за мельтешащая чёрная аура? Пойманная добыча продолжала вырываться из цепкой хватки. — Какое странное чувство... Это ты сделал? — Всего-лишь избавился от кое-чего раздражающего. Однако это странно. Не ожидал, что мои мана и чувства так ослабли. На личике принцессы произошли кардинальные изменения: она медленно вдохнула, прикрывая рот рукой, и просияла до блеска в зрачках. — Жизнь невероятна. Ты – маг? Самый что ни на есть настоящий крутецкий маг? Очешуеть. — Что, агрх, ты впервые магов видишь? Что за слово «крутецкий»? — Настоящих – да, а не кретинов, которые пытались всучить всем идиотский фокус с отрубленным пальцем, — собеседница наглядно показывала упомянутый фокус, не переставая искренне сверкать от счастья. — «Крутецкий» – значит «потрясающий»! А можешь ещё что-то показать? В замешательстве, Лукас уставился на неё как на восьмое чудо света, не зная, улыбнуться или выразить соболезнование, и махнул рукой. Пора заканчивать с ней. — Противное слово. Он создал стаю огромных мыльных пузырей, полетевших от леса ближе к полянке, рассчитывая на то, что девчонка побежит с ними играть. Но девчонка осталась рядом, рассматривая ловушку издалека. Странно, разве детская реакция не предсказуема? — Не будешь играть? — Нет. Мне жаль их трогать. Это слишком восхитительно, — она любовалась не то с восторгом, не то с промелькнувшей грустью. — Я никому не скажу, что ты здесь был. Если хочешь гарантий, заключим какой-нибудь договор или типа того... Как же красиво. Это совпадение или семилетняя девчушка поняла, что на уме Лукаса крутится мысль об убийстве? Не похоже, судя по ней, поглощённой удивительным пейзажем. Придумать альтернативу маг не успел: притихшая на мгновение животинка вдруг взбунтовалась и больно вгрызлась в кисть, протяжно рыча. — Это ещё что такое? Вздумал мешать? Мне что, прикончить тебя? — шерстяной ком тоненько запищал, а незнакомка, оторвавшись от пейзажа, подошла вплотную. — Что за отношение к братьям нашим меньшим? — мрачно скривилась она и вытянула руки. — Мы в ответе за тех, кого приручили. Не обижай его! Или он не твой? — Она так-то твоя. — Ну, в принципе, кто первый встал – того и тапки... Отдай! — Впервые видишь мага, священного животного... В какой ты глуши живешь? Ты точно дочь Кайлума? — Понятия не имею. Скорее-всего, моего отца зовут уро-... — она закашлялась и странно засмеялась: — Клод. Ах, какие созвучные слова, хи-хи-хи. — Это имя нынешнего императора? — Лукас звонко захохотал. Имя «Клод» означало «хромой». — Мир на уши встал, пока меня не было?.. А. Погоди-ка. Ему показалось? Маг дотронулся до задумчивого детского лица, заглядывая прямо в глубину её естества. Зверёк вывернулся на траву. Надо же, если не врут ощущения, оболочка отторгает душу гораздо старшего возраста, чем семи лет. Любопытно. К тому же, здесь всего половина. Осколок. Где-то остался второй. — У меня на лице написано, что я странная? — Не то слово. Никогда не видел подобного раньше. В последнее время было скучно, но становится интереснее... Стоит ли просто оставить тебя в живых? Необычный экземпляр широко улыбнулась, дипломатично помалкивая. — Ладно. Я в хорошем настроении, — он популярно объяснил, зачем нужно священное животное и собрался уйти, забрав его, но девчонке это не понравилось. — Отдай МОЁ животное! Отдай! Засужу! Издеваться над маленькими – всё, что ты можешь?!! Отдай животное! Оно тоже хочет жить! — даже попыталась отчаянно кинуться на защиту. — Оно не может «жить». Это просто твой резерв маны, принявший форму животного. Не заставляй меня снова повторяться. — Чхала я на эти тонкости! Сам виноват, что в спячку залёг! Я за гринпис! За защиту флоры и фауны! Ты выглядишь крутым, но не можешь пошевелить мозгой и найти другой выход?! А я вот могу! — Ну давай, блесни остроумием. Несешь какой-то бред. — Я забираю Кисика домой, а ты преспокойненько реабилитируешься подальше от него! — Ты уже и имя ему дала? — фыркнул Лукас, держа новоиспеченного Кисика высоко над землей. — Может, съесть его прямо тут? — Ах... ах... Так, да? Так? — лишилась дара речи девчонка, а маг присел, сравнявшись на один уровень. Она вросла в место, где стояла, и только сжала челюсть, не выдерживая пристального взгляда. — Если бы ты был обычным человеком, я бы давно съездила тебе по ноге. — Ты правильно рассудила, записав меня в число необычных людей, — улыбнулся Лукас, подумывая, не сменить ли милость на гнев. — Что-ж, есть второй выход, хотя он займет больше времени и раздражает. Ты заверила, что от тебя не будет много проблем. Стоит ли оставить всё как есть?Некоторые вещи по-настоящему поражали. По большей степени, она была нормальной, а в меньшей – слегка чудаковатой. Сложно объяснить, что такое «нормальность» без примера «ненормальности».
— Я отказываюсь. Пустите меня в кухню, мне приятно готовить самостоятельно. — Но принцесса, для этого есть повара и горничные! Вам они не нравятся? Нам сменить персонал? — Вы хотите пойти против безобидной воли своей принцессы? — ого, милая девчушка владеет и таким тоном? — Дайте всем выходной. Следующие два дня я хочу просто побыть в тишине. — Нет, что вы, как вы можете так говорить! Мы заботимся о вас! Вас кто-то обидел? — Лили, я никому не позволю обидеть императорскую дочь. Пожалуйста, пусть кухня освободится прямо сейчас. Я понимаю, что это необычно, но не вижу в этом ничего плохого. Мне исполнилось девять, я знаю правила поведения в кухне и читала кулинарные книги. — Ох... Но с чего такое резкое решение? — Истинный аристократ может и шелк носить, и глину месить. Лили, прошу тебя. — Как пожелаете, принцесса... Как я могла засомневаться в вашем благоразумии... Когда в кухне воцарилась тишина, Лукас подумывал выйти из-за угла и снять заклинание невидимости, но не стал, услышав нечто очень смешное: — Вот же надоедливые. Вот, вы вообще понимаете, какую ошибку совершаете, с раннего детства пихая детям все блага под нос? Я мечтала о золотой ложке восемнадцать лет, но будем честны: если бы родилась в подобной семейке, где батя псих, дом – дворец, а денег – хоть купайся, я была бы той ещё тварью. Сумасшедшие. Фух, слава Богу, как приятно. Так, ну, пусть я буду собой, а моим собеседником будет Лериана из той популярной манхвы. Эй, Лериана, потрепала тебя жизнь, да? Как ты выжила? — она жестами изображала чье-то присутствие около мешка картошки. — Я заключила контракт с герцогом и предотвратила свою смерть, а ты? А моя пока под вопросом. Почему? Потому что я плохо понимаю этот мир и каждый кусок... кусок этого дебильного сюжета, одним местом чувствую, хочет моей смерти! Тот беленький хрен, блондинчик-отец, тьфу, господи, что один батя... Что второй... Моральные уроды. Все, кроме Лили и Феликса, здесь моральные уроды! — Что-ж, спасибо за комплимент, — выпал Лукас на стул, перепугав до смерти повернутую спиной Атанасию. — Ты теперь всегда будешь проводить демагогию окрестным кастрюлям или только в этот раз? Атанасия развернулась, схватила фартук, нацепила и выложила у разделочной доски овощи. — А, я всегда так делала раньше, — пожала она плечами, чересчур привычно нарезая помидор тонкими кругами. — Когда «раньше»? Ты сегодня впервые нож в руки взяла, — казалось, они играли в игру, где каждый стремился как можно больше блефовать. — Это трудно объяснить. Кое-что сделать в том «раньше» я не могла, но сейчас – почему нет? — Хах, да уж, ты плохо косишь под золотую молодежь, — наблюдая за спиной девочки, заметил Лукас. — Я ни разу не слышал ту дурацкую фразу про шелка. — Книжек больше читай. Если знаешь, что будет дождь, надо взять зонт, — Ати хмыкнула и ловко подбросила нож, поймав за рукоять. — Запущу свой стартап в этом фэнтези-мире, стану миллионершей и построю свой дворец. — Чем тебе этот не угодил? — иногда маг вообще не понимал то, что говорила принцесса. — И откуда ты берешь эти странные слова? Я что, пропустил новую моду? — Наоборот, я опережаю время. Лет на сто. Будь со мной в тренде, — Атанасия подмигнула, смеясь так, будто сказала уморительную шутку. — Это не мой дворец. Тут в принципе нет ничего моего. — Почему это? По закону всё, как и ближайшие земли, принадлежит тебе. Нарезанный перец, огурцы и помидоры полетели в миску. Нежные руки аристократки добрались до лука и замерли. — Не важно.Говорит в кухне, и ладно. Мало ли у кого какие тараканы в голове, может, её в детстве уронили? Впрочем, надо быть придурком, чтобы не взять во внимание факт, что «императорская дочь» не отсюда. Лукаса разбирал неподдельный интерес, но каждый раз, только-только раздразнив его непонятными вещами, Атанасия замыкалась, возможно, боясь, что скажет лишнего.
С тех пор раз в месяц вся прислуга освобождалась на три дня – оставался личный телохранитель Феликс Робейн и няня Лилит, не более того.
— Считаешь ворон? А ведь хвалилась, что тянешься к знаниям, как подсолнух к солнечным лучам, — подначивал Атанасию, уронившую голову на стол, Лукас. — Я бы сожгла на костре всех гребаных математиков как еретиков, если бы не знала наверняка, как они полезны человечеству, — когда дело заходили до математических предметов, она была серьезна как никогда. — Блин, история и языки... Давай поговорим на английском, а? — Английском? — поедая пироженки на кресле, откликнулся он. Атанасия оживилась, выровнялась и захлопнула пыльный учебник. Волосы были заплетены в неаккуратную толстую косу, а глаза сияли. — Hello. My name Ale-.. Athanasia. Привет, я – Атанасия. Я думаю, что тебе подошла бы фразочка: «I'll be back». — И что она значит? Ты меня эффектно прокляла? — отложил пирожное маг. — Похвалила.В «махнве», которую Лукас подробно изучил, время шло одинаково: мало что отклонялось от «изначального» хода событий кроме незначительных перемен.
— Принцесса! — Принцесса! — Принцесса! Четыре десятка лучших учёных, собранных в одной комнате по воле подростка, лебезили, абсолютно не признавая его уровня в области науки, в чем-то превышающего их, старых или немолодых, седых или бородатых, в бесформенных одеждах с кучей свитков наперевес. Лукас, ставший придворным магом, снова заметил в Атанасии то, чего не замечал. — Препятствуя, вы проявляете неуважение ко мне, как к члену императорской семьи, а значит, идёте против воли императора, — ровный мелодичный голос моментально погасил чужие. Девушка расположилась в кресле, постукивая рукой по какому-то коробочку на столе. Сидя на одном из удобных диванов, ему довелось видеть лишь осанистую спину, зато лица учёных, сухие и сморщенные, видел чётко: им было не по себе. — Соблюдайте рамки приличия. Я собрала вас здесь не для того, чтобы пропускать воду через сито. — Пропускать-..? Для чего же, о Солнце Империи? Приносим глубочайшее извинения за наше невежество... — тот, что был впереди толпы поклонился, сняв шапку. — Мы запатентуем лампочку. Кто бы мог подумать, что девчонка, нывшая три дня подряд про то, что цивилизация «отстой», сама решит взять дело в оборот? — Представьте, что мы сможем зажигать свет, просто сделав вот так, — из центра плоской коробочки торчал бумажный квадрат. Она почти полностью вдавила его к земле. — Это называется «кнопка». После презентации наступило затишье – в опустевшей приемной остались трое, умники сгинули по повозкам. Феликс, контролировавший ситуацию, уговаривал доложить его Величеству о вопиющем пренебрежении, но Атанасия спровадила телохранителя. — Недоумение обоснованно. Двенадцатилетка учит жизни взрослых лбов, смешно же... — в своей манере откинулась на мягкую спинку, оборачиваясь к Лукасу. — Я подумала чуток. Быть гением для понтов – скучно. Какая разница, сколько языков я выучу, если людям от этого легче не станет? Раз уж на меня обвалилась обязанность опекать Обелию, я внесу минимальный вклад в начало индустриализации, и только потом отгрохаю себе домик на берегу моря. Решено. — Что по этому поводу думает твой отец? — Чем бы дитя ни тешилось. Эх, Лукас, однажды ты искупаешься в горячей ванне без ведер и горничных. Вода будет течь уже нагретой! Обещаю, что проложу нам путь в светлое будущее. А хотя, ты долгожитель, при любом раскладе застанешь момент. — Оно тебе надо так заморачиваться? Сидела бы слюну пускала, притворялась идиоткой. А впрочем, у тебя и так неплохо получается. — Не зли меня!Другие поправки в сфере медицины и образования были открыты, запатентованы и доработаны. Забавно, что с помощью императорского влияния и пары уловок удалось убедить всех в посредничество принцессы с «коалицией учёных, разрабатывающих новые устройства для народа».
Кроме императора Клода.
— Папуля. Есть то, что я хочу тебе сказать. Дело в том, что я... кажется, помню немного из своей... ну... прошлой жизни. Мне снились очень необычные сны. — Что? — Там удивительные вещи. Я хочу, чтобы мы процветали так же, — Атанасия с восхищением заводила ту же песню про эру великого, пусть не без изъянов, прогресса. Назвать это хорошей идеей Лукас не мог – переплетать два мира между собой как минимум глупо, а как максимум – грубо. Подобное вмешательство могло запустить необратимые процессы. Маг плюнул на пустые сомнения. Ну придет «великая эра» быстрее на пару веков, кому от этого будет плохо?Гордая, но не упрямая: Атанасия чувствовала, когда остановиться, когда настоять, а когда сознаться в незнании. А не знала Атанасия многого, о чём открыто заявила на собрании:
«Я не являюсь квалифицированным физиком, химиком или инженером. Моя роль – задать вопрос и дать горсть подсказок. Процесс поиска ответа лежит на вас, ведь вы – гениальные умы Обелии. Моя вера и уважение к вам не имеет границ, и я убеждена, что доверила судьбу нашей страны в хорошие руки. Постарайтесь!».
Обладая информацией, которой обладала она, другие монархи давно бы продали себя с потрохами или возвели культ дешевого поклонения. На вопросы от чужих людей были подготовлены типичные патриотичные ответы, однако на вопросы близких они звучали иначе.
— Лукас, я представляю возможные последствия и не считаю себя вершителем судеб. Честно? Человечество не станет лучше с появлением телефона, машины или газа. Ему просто станет удобнее жить. В какой-то степени, удобство запустит моральную деградацию и только всё усложнит. Но удобство придет – это дело времени. И представь, сколько людей будет спасено от нелепой смерти, если удобство придет хотя бы на пару лет раньше? Бедные и богатые будут всегда, нашу природу не перестроишь. Но если можно изменить что-то к лучшему – я хочу попробовать. — Это не мои открытия. Впишите в историю, что императорская семья лишь продвинула их. — Мы начинаем пробную разработку «водопровода». — Да здравствует принцесса! Да здравствует император! Ура Обелии! — Вы потрясающая, принцесса! За четыре года вашей реформы число смертности снизилось на восемь процентов. Вы показываете пример всей Империи: жители, смотря на вас, как вы и планировали, стали уделять больше внимания чистоте. Вы проявляете удивительную близость к народу! — Феликс, а что по поводу указа распространения образовательной информации о чистоте: причины, последствия, методы? — Распространены. Вы поразительны! Я даже не подозревал, что без тщательного ухода можно умереть!С появлением Атанасии, прославившейся ранним реформатором, среди разных слоев общества поднималась немалая шумиха.
И Атанасия не была в восторге от навешенного ярлыка «наследницы престола».
— Папуля, а если захочу, смогу отказаться от трона? — Ты не хочешь править Обелией? — Не уверена, что смогу. — Ты прекрасно справляешься со своими обязанностями. — Папа потрясный. А я боюсь, что не справлюсь и мной будут помыкать, как... как... как бесхребетным человеком. — Не будут. Не беспокойся.Никто не подозревал, что Атанасия была тяжело больна.
Лукас и сам был изумлен.
Изредка маг навещал девушку по вечерам. И в одну из них...
Лукас мягко ступил на открытый балкон, сразу увидев рассыпанные на подушке локоны с золотистым переливом в мягком свете свечи, стоявшей на прикроватной тумбе. Он сел на край постели бесшумно, обдумывая, когда уйдет искать Мировое Древо – ворчливую корягу из сказаний, на которой раз в пятьсот лет вызревали магические плоды. Восстановиться, поглотив их, было главной задачей. Пока взгляд не упал на спавшую принцессу. Занятый мыслями, он не обращал внимания на то, как в её теле совсем-совсем слабенько мерцал огонёк души, размытый, едва приметный даже для зоркого зрения Мага Чёрной Башни. Душа, словно жидкость, обязана растекаться и заполнять силуэт до краёв, а душа принцессы размером с ноготь. Нерушимый покой королевской опочивальни приобрел нагнетающий окрас. Лукас рассматривал дрожавшее естество довольно долго. Похоже на маленького светлячка или «лампочку» рыжеватого оттенка. В просторной комнате тьма рассеивалась вокруг человека, сохранявшего жизнь методом, не поддающемуся объяснению: нежное лицо выглядело умиротворенным, а в кулаках были зажаты рюши встрёпанной ночной рубашки. Волшебник проверил ладонью пульс на шее, – размеренный, – температуру, – будто бы ниже обычной на пару градусов, – и дыхание: глубокое, спокойное. Днём в оболочке ровно половина Атанасии. А ночью – десятая часть.Куда девалось остальное?
Для того, чтобы проверить, маг подождал рассвета. Идти некуда, заняться нечем, ошиваться неподалеку показалось здравым решением. Стул, раздражающая тишина, сверчки, как назло время ползло, «тело» мало того, что не двигалось – одеревенело. Когда спят, переваливаются на бок. Храпят, сипят, дергают пальцами от легких судорог, чмокают губами, перекладывают ноги, морщатся и инстинктивно жмутся к подушке. Атанасия была похожа на труп. Каждую ночь. А утром, как по мановению волшебной палочки, оживала.Дела в Империи улучшались – показатели постепенно увеличивали отрыв. Сколько прошло лет с их знакомства? Одиннадцать? Какой пустяк, но магу хватило одиннадцати лет, чтобы осознать, чего он хочет.
— Хочешь пожениться? — без перехода спросил Лукас, а Атанасия как стояла с чашкой чая – так и села. Как мило она удивлялась всяким неожиданностям. — А если не хочу? Заставишь? — Заставлю. — Тогда не хочу, — и рассмеялась, выплескивая чай из чашки, да так громко, что задрожали стены спальни. — Погоди, мне надо подумать, не совершу ли я ошибку, ответив «да» или «нет»... А если поженимся, то без помолвки? Ты серьёзно? — Как тебе вздумается, мне начхать на обременительные формальности. Ты не собираешься выронить посуду для пущего эффекта? Это было бы кстати. — Если бы я знала тебя чуть меньше, я думала, что тебе нужен престол и денежки, — продолжала девушка, уже сгибаясь пополам. — Что смешного я сказал? — Это... в общем, не объясню... не объясню... Ахаха!.. Мне не смешно... Это-... ХАХАХАХА! — невеста опустилась на колени от нового припадка, объяснив потом, что представила Лукаса в розовеньком фартушке, с черпаком и кастрюлей борща. Лукас поклялся, что припомнит троекратно и фартук, и борщ.А что было, когда она ударила его от злости?
— Надо же. Никто не бил меня в детстве, даже родители... — стоило ему проговорить это под нос, как она закрыла рукой, будто увидев диковинную зверушку. — Нифига себе, — тонким голоском, удерживая хохот, протянула Атанасия. Ярость разом схлынула. — Так ты из «этих»? — Каких это «этих»? — наверное, он никогда не заставал такого беззастенчивого катания по полу с сумбурным пояснением, захлебнувшимся в смехе, целых пятнадцать секунд. На двадцатую принцесса с трудом поднялась, тяжело дыша. — Ну «этих», — от уха до уха улыбаясь и хихикая, подчеркнула Имперское Солнце, театрально приложила кулак к груди, ладонь – ко лбу, и трагически, с придыханием, прошептала: — «Она была первой, кто меня ударил!» — Прекрати. — АХАХАХАХА! Бляха на ремешке, твою направо, телефон бы сюда, у тебя такая гримаса... ой не могу... как я до этого докатилась... АХАХАХА! И издевалась оставшуюся неделю.Не успели въехать в коттедж – ей становилось хуже.
— Сколько принцесса не просыпается?
— Уже два дня, — шептались слуги, пока Маг Чёрной Башни глотал литрами ощущение собственной беспомощности, ночуя около постели Атанасии, бледневшей, всё более похожей на мертвеца.
Она проснулась. Открыла свои топазовые глаза, блестевшие, как водная рябь, и смотревшие на Лукаса отрешенно, потерянно, без промелька осознания, где находится, словно маленький несмышленый ребенок. — Я снова здесь, — закашлялась – в горле пересохло. Лукас подал стакан воды. — Ты была здесь всё это время, — он коснулся худой руки, накрыл её ладонью и сжал, — скажи уже, куда ты попадаешь, засыпая? — А что это изменит? Над горизонтом возвышалось солнце, утренний птичий щебет доносился из распахнутого настежь окна. Светлый интерьер, выбранный ими, пах новизной и обработанным деревом, едва прижившись в стенах небольшого пятикомнатного особняка, отстроенного чуть ли не неделю тому назад. Они молчали. Они смотрели друг на друга. Атанасия – испуганно. Лукас – раздавлено. — Атанасия... Ты считаешь, что видишь сон? — тихо спросил он, ощущая исходившее от тонких пальцев тепло. — Ага. Счастливый сон, — она улыбнулась с нежностью, безмятежно-безмятежно, и столько обреченной грусти источали её глубокие глаза, сколько не вместил бы в себе ни один треклятый океан. Его накрывало отчаяние, облепляя сердце липкой зыбучей трясиной. Мысленно Лукас обрушился в карьер.«Ты вот-вот умрешь».
Но он не мог этого сказать. Он сидел рядом. Сжимал руку. Слушал птиц. Хотел уничтожить что-нибудь, смести континент или сразу всё живое, кроме их ещё не успевшего образоваться семейного гнёздышка, окунуть мир в череду смерчей и спалить эту жалкую планетишку дотла. Он, великий Лукас, пробит ледяным потом, покатившимся по спине и рукам, потому что его величие перестаёт что-то значить. Наблюдать за тем, как кто-то подходит к обрыву, зная, что подходит, чтобы упасть, хочет того тот «кто-то» или нет. Почему этот кто-то – Атанасия? — Не расстраивайся. Мне больно видеть, как ты расстраиваешься. Это чересчур реально. Я почти поверила, что это правда. — Что тебя останавливает поверить, что это реальность? — запирая за тремя засовами ядовитый гнев на обстоятельства, устало усмехнулся Лукас. — Потому что сон слишком сладкий. До скрипа зубов сладкий. В хорошем смысле. Прекрасный сон. Я, кажется, мало что помню, когда просыпаюсь «там»... Лукас... Я что... скоро проснусь? Лукас перестал соображать, что делать. Ухмыляться, сообщить правду, взвыть от бессилия, убедить, что окружение реально? Выпытать информацию, послать к чёртовой бабушке приличия и пойти искать жену во второй жизни? А хватит силёнок, если её мир слишком, слишком далеко? Притвориться, что действительно снится? — Ты уже не спишь, дурёха. Пошли завтракать. — Я испеку блины, — Ати быстро встала, зашаталась, и маг незаметно придержал оголённое плечо. — Сегодня чудесный день! Чудесный день.С того разговора прошел месяц, неделю из которого она спала.
Жена проваливалась в дрёму чаще и чаще.
На втором месяце могла задремать прямо на улице.
На третьем бодрствовала всего трое суток из тридцати.
Мышцы слабели, «светлячок» души, питавший пустую оболочку ночами, угасал. Лукас не отходил от полумёртвого тела, подпитывая в нём природное тепло собственной маной. Он долго опекал Атанасию сам, уволив надоедливых слуг, и лишь в середине сезона наладил связь с императорским дворцом.
Набежали рыдающие родственники, превратившие молчаливое горе одного Лукаса в общественное, в котором для него не было места.
Издалека замаячило белое пятно, перепрыгнуло через роскошное крыльцо и направилось в сады. Атанасия вылетела в шёлковой рубашке босоногим призраком, будто не замечая ни развевающихся краёв, ни ветра, развевающего их. Очнулась? Он развернулся и сделал четыре шага вперёд, не веря своим глазам. — Почему ты выбежала в таком-… — Лукас напрягся, когда изрядно похудевшая фигура прижалась к нему, утыкаясь носом в тёмно-фиолетовый плащ. — Что случилось? — Всё хорошо. Ложь. Она наверняка догадалась. — Слушай, ты — свинья. — Только проснулась, а уже разбрасываешься оскорблениями? — краем губ улыбнулся маг. — Прости. Вообще, прости за всё. Так, к слову. Спасибо за то, что ты делаешь для меня. Я ценю это. Горло душило нечто когтистое и жестокое. — Я очень многое хотела узнать о тебе. — Неужто? — Да. Например, как тебя зовут. В саду пятнами распускались маки, словно мазки кисти на расписанном художником холсте. Воздух, пропитанный запахом полевых цветов, выжигал лёгкие лучше самого мерзкого яда. — Ты не помнишь моего имени? — совладав с собой, произнес супруг. — Скажи, почему мы вместе? Ты игнорируешь мои странности, проигнорируй и эту. Скажи. Я не вспомню имени. Но я хочу помнить, почему мы вместе. Переформулирую. За что ты любишь меня? За что любит? Лукас выругался бы от переизбытка морального истощения, мысли, заживо вырывающей внутренние органы, и желания поставить на кон всё, включая собственную жизнь, чтобы добраться до Александры. «Я живу в России, в городе Санкт-Петербурге. Мне восемнадцать лет. Меня зовут... Александра. Волошина». Блуждать по параллельным мирам сотни лет. Решиться на полную авантюру, имея мизерный шанс на успех легче, чем можно подумать. Но как можно бросить её сейчас? А вдруг она проснется и не увидит его? А вдруг что-то изменится, а Лукас в это время будет далеко, возможно, канув в пучине альтернативных реальностей безвозвратно? А она останется одна? — Переформулируй снова. Люблю, потому что хочу. Нужна причина? — Атанасия, будучи на голову ниже, выглядела мило. Её белобрысая макушка до сих пор смахивала на детскую. — Вот и чудно. Как бы там ни было, постараюсь больше не быть странной. Пойдем поедим, хочу заварить чай с бергамотом… Какой там сегодня день?.. — попыталась отстраниться девушка, но Лукас надежно сцепил руки. — Эй? Всё хорошо?.. — Постой так молча ещё чуток. Взамен едкости, жена покорно ответила тем же. — Давай почаще так делать. У тебя плащ тёплый. — Я тёплый и без плаща. Можешь самолично в этом удостовериться. — Да иди ты, — буркнула она в одежду, похоже, с усмешкой. — Я тебя люблю.Это был их последний разговор.
Атанасия де Эльджео Обелия скончалась следующим утром в своей постели.