За ухмылками – тревога.
— Я хочу где угодно, как угодно... оставаться рядом. Подольше. За остывшим ужином, купленным на неделе сервизом, за разговорами с риелтором, походом в кафе или прогулкой в парке сокрыта бесконечная череда размышлений; за выцветающей листвой, похожей на разводы ржавчины в треснутой раковине, – сигнальные выстрелы; за вечерней сменой наволочек – ужас, стихающий в миг, когда по однушке разливается ехидный смех. — Но каждое решение может оказаться фатальным. Что случится завтра? Как на пороховой бочке – содрогание от малейшего шороха, инстинктивное переплетение пальцев, тысяча и одна фобия будто колпак – завтра настанет? Завтра принадлежит мне? Худшее позади? Мимолетный шёпот в полудрёме: ничего не кончено. Вглядываясь в глаза, сбросившие обманчивый прищур, своими, внимательными, спокойными, от части усталыми, Лукас вкрадчиво произнёс: — Тц. Боже, ты такая вдумчивая. Послушай тебя, всё начинает усложняться. Поглощенные друг другом, мы лишь молча смотрели, отчаянно пряча жадное желание упиваться мгновением – хрупким, мимолётным, непередаваемо ценным. — Я не буду ждать утра, в котором не проснусь, — к нашему удивлению, я подластилась к ладони, прижимаясь сильнее, и отстранилась не сразу. — Лукас, в манхве Атанасия – перерождение корейской девушки. Но я не перерождалась, а заняла тело. Чтобы его занять, нужно, чтобы владелец умер, – получается, настоящая принцесса погибла? Может, ещё в зародыше? И в оригинале у Атанасии переизбыток маны. То есть, предрасположенность к магии зависит от оболочки. Это значит, что если вернусь в то тело, то смогу прожить дольше, ведь маги – долгожители. Но это проблематично, правильно? — Владельцу тела не обязательно умирать. Помнишь, как Аетернитас использовал тела, как сосуды, за определенными критериями? — маг-цундере отдалился, наверняка пряча довольную физиономию. — Вероятно, твоя техника работает идентично. Неизвестно, что случится с душой, если попробуешь вернуться. Я временно его запечатал, но гарантий нет. Лирическое отступление. Жили-были в императорской семье любящие братья – старший и младший. Младшего много хвалили, старший возненавидел младшего, посчитав, что он возвысился над ним, и крупно насолил... и был им убит. Младший брат занял трон, став новым Солнцем Обелии. Выделите в истории убитого старшего престолонаследника – Анастасиуса. Упростим до «Насти». А теперь жил-был давным-давно сын императора той же страны, Обелии. Хотел стать магом. Император попросил Лукаса обучить сына, ведь сын – способный ребёнок. Но Лукас, глянув на дитя, как на мусор, послал обоих. Малыш затаил обиду на Лукаса. Казалось бы, в чём связь? В том, что малыш, будущий император Аетернитас, оказался действительно могущественным парнем: дожил до эпохи кровавой расправы братьев, отыскал тело умиравшего Насти и предложил контракт: я мщу Лукасу, ты – мстишь братику, с меня магия, с тебя – тело. Дело в том, что брат Насти – Клод. Клод де Эльджео Обелия, в частности, отец Атанасии. Сюжет вкратце: дуэт обиженных придурков спелись против любимчиков аудитории. Но суть в том, что Аетернитас свободно перескакивал с одной оболочки на другую, как блоха. Или как я. — Ну да, всё равно, что оживить трупа... Если подумать, я там – инородный субъект. А Аетернитас – часть мира, вдобавок, сильный маг, «злой дух», — логическая связь упирается в тупик из-за проблемы, как именно я управляю магией, раз не приспособлена к ней... — Не поняла. Использую волшбу для входа в астрал, но при этом нахожусь в мире, где её не существует. Не складывается... — С чего ты взяла, что магии тут нет? — скосился волшебник, незаметно телепортировав ношу домой – белый шелестящий пакетище испарился. — Ты мне так сказал... И зачем телепортнул вещи?! Мы договаривались экономить ману! — я переметнулась налево, пристыдить гада, но пакет возник справа. — Что за цыганские фокусы? Не траться на глупости! — Кто из нас маг? Печешься о моём резерве больше меня самого, — не корчись, морщины появятся, восьмиклассник с шилом в заднице! Налюбовавшись праведным негодованием, он лениво отмахнулся: — Такой пустяк на нём не отразится. Ох, куртка расстегнулась... Замерзшими ладошками я довела молнию до конца, отметив, что пуховик, подаренный Лукасом, походит на спальный мешок: не облегает, приличный оверсайз, миленький цвет... Тепло, уютно, хорошо. Видно, что за плечами одиннадцать лет дружбы. Черствый сухарь прекрасно помнит, что я люблю сладости и всё, что с ним связано, раз выбрал оттенок чёрного шоколада. Ещё чуть-чуть, и открою новеллу удостовериться, относился ли он подобным образом к «оригинальной» Ати. С другой стороны, тяжело представить, как владелец Башни адаптируется к обществу. Сволочь, грохнул незнакомку из-за косого взгляда (хотя, в тот момент Лукас был без памяти и не контролировал ману, банально забыв, как это делается?)! Пройдет ли экзамен на социальность? О его поведении я наслышана от ранобэ, персонажей и исходя из типажа, при этом застать вживую не представлялось возможности. Вдруг из меня вышел отличный преподаватель, заставивший обезьяну работать, а дерево – очеловечиться? Учитывая то, что мой Лукас немножко разнится с альтер-версией, кто знает, вдруг персонаж продвинулся в развитии? Кхм... мой Лукас... — И что вызвало у тебя такую улыбку? — наблюдал маг за фэйспалмом. Что, Саша, падаешь в пропасть? Маскируешь постыдную попытку восстановить душевный покой, раскрошив нотки обреченности здравомыслящей половины себя об нотки необъяснимого логикой предвкушения второй? Походы к психологу безрезультатны. Надо бы проконсультироваться у Валерии Сергеевны, мучаюсь ли я подростковыми или взрослыми терзаниями, ибо не владею обширным опытом для самолечения. Ладно, всё познается в сравнении, хрен с ним, поживём – увидим. В любом случае, мне нравится. Мне нравится и куртка, и край рукава пальто, ухваченный мной словно бы неосознанно, и сегодняшние тучи, сгустившиеся над городом. — Да вот, думаю, сдвинулось ли твоё умственное развитие с мёртвой точки, — на полном серьёзе заявила я, разыгрывая напряженную работу мозга. — Проведем позже тест. Хочется верить, что ты умнее параллельных копий. — Хочешь сказать, что открыто презираешь уровень моего развития? — подвёл Лукас, нахмурившись. Не мешай скрывать смущение! — Агрх, за кого меня держишь? Думаешь, спущу с рук эту наглость? — За персонажа манхвы. Многие бы держали за ожившую картонку, но я верю – ты способен изменить установку, — про уверенность загнула, конечно, но негоже демотивировать злодея на пути исправления, даже если он давно пересек стартовую полосу. — Став лучше, покажешь, что способен увидеть дальше своего носа. — Мы говорили об этом до свадьбы, не грузи глупостями по новой, — ничего себе, я добровольно проводила с ним воспитательную беседу? Выпытаю детали на досуге. — Говоришь, магия есть и у нас? — откатилась я к более важной теме. Мы быстрым шагом миновали рынок и свернули во двор, на тротуар, где по обочинам рядами высажены деревья, чьи ветки походили на корни, а стволы – на палки. Особенно раздражали «ограждения» в виде шин, с которых слезла краска, уступив налету грязи и старости. Неужели скоро съезжать из сирого-убогого райончика на отшибе планеты? Неужели станет проще добираться в универ? Появится квартира, я окончу учёбу, открою дело..? Нет, смогу найти себя, заниматься творчеством? Купить, например, краски и поводить кистью по бумаге? Или писать книги? Да, я собиралась настрочить фанфик... было бы потрясно. Из нашей истории вышел бы отличный рассказ. — Ваш мир подчиняется своим законам, но это не значит, что у него нет чего-то наподобие магии. Возможно, у вас она имела другое определение или в процессе формирования человечества просто-напросто была заменена технологиями. «Мир поменялся, в новой ты эпохе будешь жить, без всего этого...» — Моя бабушка была гадалкой, — выпалила я, осекшись. — Предсказывала по картам будущее и прошлое, принимала кучу клиентов, чтоб накопить на ипотеку! С пяти лет часто ходила с ней по гостям, она на моих глазах делала удивительные вещи! У неё даже валялась бумажка об окончании школы экстрасенсов. Просила следить и запоминать, правда, я отказывалась верить, полагалась на науку... — Я же говорил, — пожал плечами колдун. — Ты сказала, будущее? Любопытно, если она не была уличной пройдохой. — Я тоже предсказывала. На картах, — на ум пришла загадочная колода, приковывавшая внимание с детства – чем-то упаковка, неподвижно лежа на столе, завораживала. — Кстати, карты... Странные. Крупнее стандартных, с ладонь, рисунки напоминают иконы из-за золотого фона. Это отдельные картины в миниатюре. Стиль непонятный: вроде непропорционально, а вроде тени и кожа отрисованы реалистично. Нет меток, материал не глянцевый, пожелтевший, края чуть ли не крошатся... Ты сам видел ту жуткую карту со скелетом с косой на лошади и кучей девиц в древней одежде. — Пережиток прошлого, — прагматично ответил колдун. — Похожей дребеденью кичился для вида всякий сброд. — В интернете они есть... Карты тысячи шестисотого года. — И? — ах, точно, для тебя возраст – всего-лишь цифра. А тюрьма – просто комната... Я остановилась, решив, что не вынесу невыносимости партнёра. — Наталкивает на размышления. Мать никогда не рассказывала о родственниках. Ни фото, ни вещей – ничего. Бабка мельком упоминала, что прадед погиб, едва ему исполнилось двадцать, а ей – двадцать три, и что он завещал карты, чтобы она продала их, как антиквариат, и обеспечила дочери будущее. А прабабка так не поступила, одна с ребенком, не вышла замуж, а впахивала, пока не слегла от усталости! Почему бабушка, которая регулярно выпивала, не сдала раритет в ломбард и прятала до последнего? Почему отмалчивалась? «Мама, помнится, рассказывала, что папа был чудаковатым, но хорошим... Переживал, что не увидит того, как я вырасту, поднимусь, встану на ноги..! что внучку не увидит... Ну, может, и хорошо... у меня бы сердце разорвалось, доживи папа до сегодня...» «Ты очень его любила?» «Его рано не стало, Сашка, мне и двух годов не было...» — Скажи, в каком возрасте я умерла? Лукас перестал идти, смекнув, какой оборот приняли размышления. — Месяц как девятнадцать. Предполагаешь, что события связаны? — я двинулась вперед, вдохнула полной грудью тошнотворный запашок дохлятины, и нырнув в подъезд, взбежала по лестнице. Не заметив матов, выведенных огромными мазками алой краски на соседской двери, проскочила мимо. — Допустим, прабабуля влюбилась в парня из другого мира: он или захватил тело, или пришел, как ты. У них родилась бабушка, унаследовала «дар», и унаследовала на ином уровне, не зависимом от оболочки. Бабушка вышла замуж – случилась маман, а от маман – я. Но по какой-то причине «дар» не открылся у неё одной, — залетев в прихожую, я со звоном бросила на тумбочку ключи. — Должна быть причина. — Что-ж, когда он открылся у тебя? — колдун бесстыже кинул пальто на диван, зайдя прямо в обуви, выпал в кресло, взявшееся позавчера из ниоткуда. Спинка и сиденье обиты бордовым бархатом, подлокотники – кожей. Громоздкий предмет роскоши смотрелся нелепо в антураже тотальной бедности. Отнеслись к этому по-философски, без заморочек. Когда сапоги были стащены, вещи аккуратно развешены, чайник вскипячен, я прислонилась к порогу. Никто не додумался купить вместо кресла стул, за что мы активно расплачиваемся, по-прежнему или стоя, или сидя на кровати при диалоге: скрипевшее, находившееся у рабочего стола, списали в утиль во вторник. Свет отключили – квартира тонула в темноте. Как... начать... Стоит ли... вообще... завести речь о том, что надеялась забыть?.. Наверное, это неизбежно. Слова забились птицей, выцарапывавшей горло замахами когтей. Воцарившаяся напряженная тишина напомнила о моменте, в котором правда была поздно признана вслух. И боль в нём пронзила не от пощечины, а от понимания, что ответственность за безвольность, страх и слепое отрицание лежит на мне. Признавать вслух страшно. Кажется, что за пару лет молчания разучилась вести монолог. Саша, а ведь фальшивым было всё: начиная от мысли о привычности к такому существованию, заканчивая верой в то, что ты перешагнула прошлое. — В прошлом году... перед днём рождения меня изнасиловали. — помолчала, неслышно сглатывая. — В тот день шёл снег. Я хотела выброситься из окна. Убежать босиком по снегу. Но меня избили. Ногами. Не знаю, сколько, после десяти сбилась со счёта. Сломали нос, выбили зуб. Мудрости. Ха... до окна было рукой подать... но они держали меня. Пока не надоело. Я не знаю, как позвонила в скорую... или как заперлась в ванной и как замок не выбили... но на рассвете я поехала в милицию. Меня запугивали органами... но я выучила Конституцию. Я мечтала засадить всех. Но менты сказали: нет тела – нет дела... и я испугалась попытки настоять на их вине... даже снимая побои в больнице. Я боялась, что они убьют меня. Я верила... — в носу зажгло, острое лицо напротив размазалось, но я продолжала, словно ребёнок на табуретке в новогоднюю ночь, говорить, говорить, говорить, даже когда Лукас, оттолкнувшись от подлокотников, поднялся и медленно подошёл ближе. — ...я верила, что когда-нибудь они просто убьют меня. Рано или поздно... Руки с длинными изящными пальцами легли на плечи и потянули к себе. Я отрешенно уткнулась носом в чёрный свитер. — И осталась в больнице. Вслушивалась в покой палаты, понимала, что бояться в ожидании завтра уже бессмысленно. Мне уже заехали стопой по лицу, меня уже поставили на четвереньки, уже толкнули в осколки разбитых бутылок, я уже не умею спокойно спать... Я захотела окунуться в милую сказку. Почитать манхвы. Весело же, когда героиням за красивые глаза всё падает с неба, хотя «бедные-несчастные» попаданки ничего не ценят. Только пользуют. Тормозят, не замечая штампов. Вешаются на 2D-красавчиков. И в итоге сами становятся одним огромным штампом, — сдавленный смешок. Ворсистая ткань впитала слезу, покатившуюся по щеке. — Перед сном я решила, что хочу сбежать. Как можно дальше. Заграницу. Умом – в хорошо знакомую манхву. Держать рядом адекватных маньяков и убийц, уважающих меня, показалось приятнее, чем держать поехавших маньяков и убийц, желающих моей смерти. Прокручивая законченный монолог, вырвавшийся невольно, прониклась сомнением: я, как и шаблонные персонажи, получила счастье просто так? Ни за что? Любовь Лукаса. Его поддержку. Брак. Заслужила ли я это? Я же ничего не сделала. Не приложила усилий. Не стремилась. — Мне убить их? Или забыла, что стремилась? — Я размажу их прямо сейчас. Сукины дети захлебнутся собственной кровью, умирая медленно и мучительно. Просто попроси меня это сделать. У Лукаса приятный аромат. Душистый, словно у чая с лимоном. Я чувствую по ледяному тону, как заживо он сгорает от злобы, похожей на ту, что до сих пор трепыхается где-то на углу сознания. — Ответь уже что-нибудь. Достаточно подготовиться, разучив знания и умения, что выделят на фоне прошедшей эпохи, заострив внимание на талантах и том, что затрагивает современность, чтобы «изобрести» достояния человечества исключительно ради нас – и путь к «новой жизни» немного прояснится. Оставшись здесь, сбегу от «Атанасии», от памяти, шанса жить припеваючи... От возможности обрести отца. Сколько бы локаций не менялось, то, что внутри, неизменно. Поэтому добейся чего-то самостоятельно. Узри многогранность, неповторимую красоту этого мира. Прими себя как Александру. — Пообещай, что не будешь таким, как они, — сквозь слёзы я засмеялась, унимая рефлекторное желание замкнуться. — Им наплевать на всех, кроме себя. Они не слышат никого, кроме себя. Им всё равно, избивают они чью-то жену, друга или брата. Они опускаются до мерзостей, потому что им захотелось. Убить, унизить. Изнасиловать. Как тупой скот.Молчишь?
Осмысливаешь?
Вот-вот разозлишься?
— Так, с твоей стороны я выглядел не привлекательнее твари? Понятно, – без проблеска негодования. Разлилась сокровенная тишина, со звоном отбиваясь от стен. — Значит, хочешь, чтобы я не скатывался до уровня отбросов, устраивая побоище? Замерло само течение времени, растворившись развеянным в языках пламени пеплом. Тени деревьев, будто пятнистые брызги в оранжеватом свету, закатившееся за горизонт солнце, дождь, тихо шелестевший по крыше – исчезли. За очерченными пределами комнаты... пределами прямой фигуры, гревшей, словно батарея, Вселенная перестала существовать. — Агрх, меня выводят твои слёзы. Перестань... Как иначе тебя успокоить?.. — Обещанием. — Ладно, пойду на небольшие уступки, но перестань плакать, иначе просто уничтожу весь район и принесу тебе их обгорелые остатки. Не хочу поднимать головы, отрываться от свитера, кашлатого, севшего на Лукаса ужасно; не хочу сводить слова, не свойственные мне, в дурацкую шутку, и оглядываться вокруг, возвращаясь рассудком обратно к черноте хрущевки, гудению лифта и остывшему чаю на краю кухонного стола. А впрочем, всё в порядке, если в отблесках фонаря я увижу мерцающие алым глаза. Для удобства план разбит на колонки: пункты, перечисленные под вопросами; теории и факты. Для начала неплохо, но запутаться проще всего на стадии разработки, потому четыре раскрытых тетради образовали внушительное поле для черчения. Восстанавливать картину произошедшего следовало постепенно, попутно выискивая пробелы, на чем я сосредоточилась. Итак, «особенность» могла передаться от прадеда, влюбленного в прабабку. Предположение натянутое, нельзя забывать, что бабуля могла о чём-то умолчать. К тому же, не понятно, каким боком примешаны карты... Одно знаю: я предугадала в них свою гибель. Далее. Почему «особенность» пробудилась? Ответ прост: она напрямую зависит от душевного состояния. Бабуля, в отличие от матери, вытерпела немало, застав девяностые, потерю мамы, смерть мужа... запила ближе к старости от разочарования в дочери. У маман такого не было: жила обеспеченной, потом подалась в алкашки. А я, испугавшись в «тот день» до истерики, инстинктивно запустила необратимый процесс... Лукас говорил, душа раскололась на три части: по две поддерживали оболочки, в то время как третья, наибольшая, «путешествовала». Вытекает ряд необъяснимого: как была подменена Атанасия? Что привело к кончине? Каким образом я распоряжаюсь магией? Ладушки. Каким методом опровергались или выдвигались теории? Экспериментальным, верно. Мало начиркать график на бумажке, учёный проверяет правдивость опытным путём. Разделим «особенность» на спящую фазу и осознанную. В «спящей», длившейся год, меня носили черти по всей вселенной, может, носят и сейчас; а «осознанная» проявилась только после гадания на картах, и я помню всё, что в ней случилось. Это – не единственная отличительная черта: в осознанной я вижу воспоминания. Похоже, что и чужие: меня не было при диалоге Дощицина и Марата, но прямо посреди видения я увидела его. Приоритет – неразбериха с расколом души, нераздельно связанная с потерей памяти. Лукас рассказал, что частичка в Ати, – «огонёк», – угас меньше, чем за сезон. Оболочка запечатана вне пространства и времени, но так как сердце остановилось, шанс невелик... ведь когда меня похитили, я пришла в мир духом впервые, что косвенно значило: оживить мёртвого невозможно. А если возможно – долго не протяну, тело разложится и ослабеет (о том свидетельствует исход Анастасиуса). К слову, тогда можно допустить, что я, как Аетернитас, заключила с Атанасией сделку, раз заселение в трупа нереально? И исходя из того, что в «осознанной» фазе я просматриваю воспоминания даже из предыдущих временных линий (это – настоящее чудо!), приходим к выводу, что мне подвластно отсмотреть пережитые душой (не оболочкой!) события. Подвластно-то да, но было бы всё так просто... В общем, убью обеих зайцев, правильно распорядившись информацией. — Лукас, надежда на тебя, — я сосредоточенно перебирала колоду, не глядя на мага. — Я попытаюсь увидеть то, как именно подменила реальную принцессу. Думала, подмена произошла случайно, но что-то подсказывает, что без моего непосредственного участия ничего бы не вышло. Следи тщательно. — Что я за это получу? — зевнул во весь рот Лукас, подпирая рукой подбородок. Странно, почему он вымученный и не выспавшийся? Синяки на пол физиономии, того гляди, задремает... Весь помятый, как бродячий кот, взъерошенный, нечёсаный... Устраивал под покровом тьмы Варфоломеевскую ночь? В задумчивости я заправила локон чёлки, елозившей по щеке. Аха-ха, надо же, вчера на неё легла ладонь 2D парня... Хоть бы нервный смех не вышел за рамки внутреннего голоса. — Что совесть позволит. — Не имею представления, о ком ты, — опять заразительно зевнув, маг скользнул взглядом по колоде. Пять минут кануло в лету, из которых выяснилось: просить Саша не умеет, зато угрожает, злится и невербально ненавидит отлично. — Хорошо, если в гости завалится Марат, разрешаю открыть дверь полуголым и натравить на него каких-нибудь адских тварей, только помоги! Хватит прощупывать грань, я убила человека сковородой и могу убить снова, втрое изощрённее! — Ложкой? — фыркнул колдун, нарываясь на непечатные обращения. — Этой ночью будешь спать со мной! Прослежу, чтоб выспался, ибо видок у тебя тот ещё. Доволен? — собеседник показательно погрузился в раздумья, как бы издеваясь. А затем, взвесив «за» и «против», бросил благосклонное «да» и затих до начала ритуала. ...Смех, сочившийся злобой, раскатился по выжженному полю, раскатился по степям, эхом откликнулся в дремучих лесах и близлежащих средневековых городах. А возможно, смех отчаянного безнадёжья достиг лишь моего сердца, сердца марева, отстраненно наблюдавшего издали за пейзажем, как за сценой, на которой разворачивался трагический финал чьей-то судьбы. — мой труд с рождения напрасен. не было смысла всё ставить на упорство и удачу. никогда мне не принадлежали ни жизнь, ни Чудо. проклятое Чудо. вы умерли. все до одного. Ровная фигура, словно нить, готовая от натяжения вот-вот порваться, растворялась в смрадных клубах вместе с речью, хриплой и нескладной, заглушаемой потрескиванием костров. — матушка, батюшка, простите. сестра. простите. умоляю. простите. простите. простите. из-за меня... Размытый силуэт содрогался сильнее и сильнее, слово за словом, будто стеной выдерживая невидимые удары. — из-за меня... вы сгораете заживо! если бы я был умнее, если бы я был одаренней, я стал бы Святым! я обуздал бы Чудо! я бы подарил его людям! чума бы остановилась! я бы... спас вас! вас, родных, монахов!.. из-за бесталанности, из-за бестолковости, успех не благословил даже Господь... Оказавшийся на руинах человечества, незнакомец был морально истощен – единственным наклоном головы выразилось то, насколько он устал. Обрушившись на колени, прадед сдавленно прошептал:— я хочу зарыться и уснуть.
Белена окончательно затянулась, растворив в себе его очертания... ... — я был счастлив встретить тебя в этом мире. — не неси ерунду! врачи обязательно помогут! люди летают в космос, думаешь, они не изобретут лекарство? умоляю, продержись, мы продадим квартиру, я выйду на три ставки, я уже заняла денег... — а ребёнок? моё солнышко, не нужно... — Эширель! Я не хочу без тебя жить. я не хочу без тебя просыпаться. не говори ерунды! Маша не будет счастлива без отца. ты должен увидеть, как она пойдет в школу, как повзрослеет, как найдет призвание и любимого человека! я отдам всё, только, прошу, не сдавайся! не смей! — марина... — Не смей опускать руки! От пронзительного крика задрожали стёкла. На железной советской койке, улыбаясь, нерушимо лежал парень, накрытый по плечи покрывалом, тряпьяным, схожим с простыней. Полосы сумеречного света просачивались сквозь тюль, сотканный узорами-паутинками, обливая точёный профиль, выбеливали виски и кончик прямого носа. Голова проваливалась в громоздкую подушку, белизна постельного разбавлялась тёмным интерьером. Деревянная мебель блестела лаком. — Марина! Тон неожиданно окреп и поднялся выше голоса девушки, впившейся пальцами в юбку. Стянутые в бабетту локоны переливались, а раскосые глаза, словно два малахита, настойчиво пылали. — Я вернусь к тебе в следующей жизни. Гневная гримаса оцепенела, но по щеке скатилась слеза. Зрачки блеснули вырвавшимся наружу потрясением, и леди в устарелой одежде внешне напомнила «портрет женщины» Климта. — На похоронах не плачь. Если мы не встретимся – я пришлю тебе то, что значило всё для меня. Милая, что бы там ни было, то, что вышлю – продай, а письмо сожги. То, что будет в письме... не рассказывай детям. Лукас отвечал машинально, ментально улетев далеко-далеко. Она не была с ним откровенна ни как знакомая, ни как подруга, ни как жена. Возможно, она бы додумалась унести пережитое в могилу, предпочев помнить о «чудесах современности», ежели об истине. Видимо, Александра убедилась, что он достоин доверия. Или испытывала, проверяя реакцию? При любом раскладе, она наверняка догадалась, почему Лукас смертельно вымотался. Ради неё маг ударился в тонкости и обставил всё так, чтобы правда никогда не всплыла на поверхность. Да, убил. Пусть подозревает: убил зверски. А то, что под проклятием отребье раскаялось, умоляя о виселице, останется закулисьем. Не хватало ей чувствовать вину за сдохших отщепенцев. Кого, в принципе, загрызала вина, так это самого Лукаса. Беспочвенно: при наиневероятнейших обстоятельствах колдун не попал бы в «тот день», не предотвратил его и не исправил. Осознание бесполезности угрызений подбешивало. За треклятый месяц устоявшееся понимание вещей опрокинулось к чертям. Сколько бы подозрений не возникало в прошлом, – неужели у категоричности Атанасии есть серьёзная причина? – он списывал желание «вправить мозги» на невинную правильность, требование «разговаривать» – на странность, а замалчивание – на разграничивание личного пространства. Наставления про пацифизм слушал вполуха, потому что видя стержень, не догадывался, откуда он рос. Если поступки Лукаса равноценны поступкам подонков в глазах Александры, Лукас попытается свести их на нет – наглядный пример позволил примерно понять, почему нужно... проявлять терпение к низшим формам эволюционной ветви. Хорошо, убил в последний раз. Пренебрег людьми в последний раз. В последний раз проигнорировал её просьбу. «Сдвинулось ли умственное развитие с мёртвой точки?..» — прокрутил шутливую фразу колдун, всерьёз засомневавшись в интеллекте. Как Великий владелец Чёрной Башни может не возвышаться на вершине человечества, когда всё безоговорочно указывает на его могущество?«Живете в иллюзиях и в иллюзиях подохнете, считая, что магия или бабки – показатель»
«Клетка, в которой вы неосознанно загибаетесь»
«Они не слышат никого, кроме себя»
«Они опускаются до мерзостей, потому что им захотелось. Убить, унизить»
«А что изменится, если мне будет больно! Что, ты бы этого не сделал, зная, что это – я?»
«...чью-то жену...»
«Изнасиловать».
«Не надо, не надо, пожалуйста!»
«им наплевать»
«Тупой скот».
«Любить морального урода – аморально!»
«Я хочу жить счастливо».
Где он прошлялся целую тысячу лет? — Лу-укас? — перед носом раздался щелчок. Пальцы с неровно стриженными ногтями нагло потрогали лоб, вырывая из вакуума. Какого она так обыденно нарушает черту?.. Лезет, когда заблагорассудится!.. Ха, прямо как в былые времена. — Начинаем. Девушка, подвязав волосы, что-то бубнела. Лукас пристально наблюдал за силуэтом души, плотно заполонившим оболочку. Силуэт обдавал огненно-жёлтым свечением, тусклостью подтверждая отсутствие предрасположенности к магии. Обладай супруга маной императорских потомков, светилась бы ярче лампочки, изначально имея насыщенный, ослепляющий цвет. Заметить трещину, отделившую от общей массы кусок размером с кулак не под силам недоучкам, вроде сборища из магической Башни. На смертном одре Атанасии только метушились и размазывали сопли по одежде, провоцируя разъяренного мага преподать букашкам небольшой урок. — Помоги, Закат, — неожиданно отчётливо прошептала Александра. «А. Снова обращается к выдуманному божку?» — однажды жена вслух попросила у «Заката» солнечной погоды; от балды колдун уточнил, кто тот тип, и надменно усмехнулся: человек, минуту назад восхищенно расписывавший основы тёмной материи, противоречил идеалам, заявляя, что верит в Солнце, ведь, в сравнении с ним, оно вечно. Чушь. Могла бы обращаться к Лукасу: в отличие от блика на небе он реален и всесилен. — Что за... — силуэт колыхнулся и, словно медленно разросшееся пламя костра, просиял. Торопливо покинув кресло, маг приблизился к постели и наклонился, щурясь от яркого света. — Не похоже, чтобы объём маны увеличивался... Чудеса, предугаданные супругой, происходили прямо под носом: душа пропитывалась магией, одновременно не владея для такого количества энергии соответствующим резервом. Равноценно тому, что смотреть на прозрачный стакан, в котором вроде бы есть вода, но заглядывая на дно, видеть пустоту. «Я что-то упустил? — вероятно, мышление в твёрдых рамках препятствовало раскрытию феномена. — Окрестная мана зашевелилась, душа активно втягивает её.. но, чёрт побери, куда?» Сам факт вбирания энергии в чистом виде невозможен. А будь возможен, встречи бы попросту не случилось: Лукасу было бы вломы заниматься сложностями типа поглощения священного зверя... А, плевать. Вбирается – аксиома. «Напоминает течение реки», — колдун рассуждал, не отрывая пронзительного взгляда от тысяч точек, выделявших голубые искры – те притягивались к душе, будто железо к магниту, или проваливались в неё, как в бездонную воронку. Может, энергия не просто вбирается, а направляется? Подвески на сережках мерно покачивались от наклона. Лукас перебирал варианты. Механизм отличен от общепринятой концепции «мана – вода, тело – чаша, чаша переполнится – мана выльется из краёв». Приближен скорее к «мана – поток воды, душа – проводит поток, направляя его в нужное русло». По общеизвестной версии, применение заклятия возможно при наличии необходимого объема маны в теле. Происходит резкий всплеск, мгновенно формирующий заклинание и опустошающий резерв. Однако Александра «проводник», резкому всплеску неоткуда взяться: энергия из окружения медленно, постепенно образует заклинание, накапливаясь. — Это как если бы я не брала рыбу из сетки, а ловила удочкой? — по окончанию опыта уточнила супруга, стараясь разыгрывать собранность, но Лукас заметил, как с момента пробуждения она прятала дрожащие руки и долго отводила глаза.***
— Сразу видно, как тебе осточертел этот фильм. Меня от него чуть не стошнило, — скривился Лукас, умудрившись разглядеть в полумраке помещения мою мрачность. Идея пригласить друзей для теста на социальность провалился. Выход из положения нашелся – мы со зловредным магом притащились в кинотеатр на первую подвернувшуюся картину и «любовались» богопротивной постановкой киноделов. Справился социопат неплохо, не нагрубив посетителям. — Если скажу, ..., не побежишь проклинать? — в контексте мирного просмотра, витавшего запаха попкорна, отстраненности зала и легкого удушья от спертого воздуха вопрос прозвучал крайне неожиданно: избранник даже перестал жевать. — А... Аха-ха-ха! — он расхохотался, заливисто, бесконтрольно, вызвав переполох у зрителей с соседних рядов, – то есть, отовсюду, раз мы посередине, – ибо в затылок дрожащему от смеха магу угодило зерно покорна. — Хватит ржать, не анекдоты травлю! Утеревший слезу придурок не унимался: — Тц... Да было очевидно, ...! Тугодумка или совсем запамятовала? — потешался колдун, а я припомнила, как час в пункте ожидания заглазевшиеся девушки отхватили инфаркты. И правда, в зрелом облике Лукаса можно случайно спутать с ангелом... «Ангелом Смерти», — мысленно поправилась я, мстительно протягивая: — Ах, точно-точно, помню, ты говорил, что тебе никто не нужен, кроме меня! А ещё говорил, что я для тебя единственная и неповторимая, а ещё так очаровательно беспокоился за мой душевный покой, терзаясь одинокими ночами... — Прекрати. — Почему, любопытно, ты вечно бормотал про печенье с маргарином? В «она первая меня ударила» слово «ударила» нужно заменить на «покормила», да? — в злорадстве подначила: — Не зря считается, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Придумывая колкость, маг стрельнул уничтожающим взглядом. Получи фашист гранату, склерозом не страдаю. — У тебя глаза как красные лампочки на бамперах авто, — абсолютно невозмутимо заявила я, планируя сильнее раздразнить. Лукас, повернувшись корпусом от экрана, сузил веки – грёбаные лампочки опасно засверкали: — Находишь их красивыми? Не пытайся убедить, что любишь беловолосых и синеглазых. Я знаю тебя, как облупленую. — Чёртов извращенец, пересчитал все мои фетиши и перепроверил на достоверность? — прикрыла я рот ладонью. В мыслях творилась паника, цель «удержать покерфейс любой ценой» оправдывала средства. — Вот и спалил, одержимый, нездоровый интерес. — Супруга соблазняет мужа. Мило. Продолжай, но я могу ненароком позабыть про фон и на глазах у всех переместить тебя к себе. Я, переварив с отвалившейся челюстью сказанное, издала невнятный пищащий полувдох и отвернулась, дабы восстановить зрение после ослепительной мордашки живого 2D-парня. ТВОЮ МАТЬ. ЧТО? Что делать? Объявлена тревога! Это не учение, это не учение! ТРЕВОГА! ЭТО НЕ УЧЕНИЕ! — Ты... т-ты... — планка самообладания надломилась. Не желая сдаваться, рывком запихнула сердце из пяток в положенное место и, украдкой кашлянув, не осталась в долгу: — Судя по тому, как ты поддаешься, у меня отлично получается. — Без игры в поддавки до тебя не скоро дойдет, что мы женаты, — вскинув брови с пренебрежительным выражением, маг щелкнул. Представить жутко: сидите, утопая в мягкой обшивке с застрявшими в щелях кусками попкорна, никого не трогаете, вдыхаете запахи сырного ароматизатора, таращитесь на кровавую сцену, где маньяк расчленяет убиенную даму, беситесь, что звук чересчур бьёт по слуху... Как оказываетесь на коленях Велико-... кх, чтоб его... на коленях своего му-... тьфу, нет!.. на коленях Лукаса! Чувствуете тесное соприкосновение сокровенных частей тела, сотрясаетесь, продрогаете, умоляя Господа о всепрощении... ПАНИКУЕТЕ, звёзды сошлись так, что это – первый телесный контакт! И он.. нравится. Твою направо, налево и на трое, мать моя женщина, бляха на ремешке!!! Б! л! я! х! а! на! ре-! ме-! шке..! — Трогательная сцена: убийца ласкает убиенную им даму, — стоп, аналогия слишком очевидная! Я поперхнулась, сдержала кашель, боясь шелохнуться. Сколько же фанфиков после таких поворотов поменяли жанр... — Кхм, меня сложнее подкупить. Вот, если решишься обняться – внесу в список потенциальных претендентов в мужья. «Карандашиком», — злобное подхихикивание должно отвлечь внимание засранца от напряжения и растерянности. — Я вообще-то думал, что жена, как обычно, повозмущается и слезет, — вытянув ноги, – нервное поеживание, – колдун ухмыльнулся. — Но она впала в крайность и потребовала невозможного. Как же быть? — А, ну, раз невозможного, — пожала я плечами, вознамерившись соскочить, но была решительно взята в охапку. — ...Чудно. Влюбился бы в «оригинальную» Ати? — Она тормоз, — безразлично охарактеризовал любимицу читателей маг, чье незаинтересованное личико, слава богу, находилось вне поля зрения, зато руки явственно ощущались на талии. Вдох, Саша, выдох. — Вы немало виделись в параллельных мирах? — Почему тебя это волнует? — и терпеливо вздохнул, тешась заблуждением о взыгравшей ревности. — Я искал жену, а не пустышку. Любая принцесса и любая её пародия не имеют значения. В спецвыпуске Лукас обошёл тысячи реальностей, рыская в поисках именно той девушки, с которой по случайности пересекся... Так с каким же остервенением сорвался влюбленным? В меня... Стоять! Уши! Приказываю не краснеть! — По примерным подсчетам... — я смущенно помялась. — за восемь часов сна здесь проходило около тридцати трёх дней там. Думаю, не составит труда вернуться в нужный период: если возможны временные прыжки, то для нас термин «время» нельзя определять, как прошлое-будущее, начало-конец. Ага, по поводу смерти тела: у «особенности» действует ограничение из-за истощения. Принцип «особенности» нам известен, следовательно, разработать схему контроля реально. Если допустить, что душа раскололась на три части в один момент, в «тот» день или позже, и с этого заварилась каша, то нужно просто объединить её в единое целое. Правда, не ясно, стоит ли. — Не следует игнорировать вероятность смены оболочки, — из-за шуршания пакетиков и росшего недовольства посетителей я попросила сделать нас прозрачными, дабы не портить всем просмотр. — Те карты не так просты, как кажутся. Вспомни: ты стала запоминать сны до встречи со мной или после? — Да не-...«Он, прекраснейший парень во всей Вселенной, нежно касался губами моей руки...»
— Срань Господня! — взбудоражено подскочила я на охнувшем Лукасе, почти крича. — До! До встречи! В первоначальном одиннадцатом сентября, перед убийством Марата, гадала на картах, но так и не узнала будущее! С того конкретно дня начали всплывать воспоминания! Получается, колода раскрыла «осознанную» фазу! Предположим, Гарри Поттер вне «тело – чаша, мана – вода...», а как и я, черпал энергию отовсюду и образовывал заклятье без «чаши» случайно. А теперь представим, что Гарри пропустит магию через палочку – связующее материально мозг и внутреннюю линзу, раньше бесконтрольно концентрировавшую силу случайно, в одной точке, в одном заклинании. На радостях я напрочь забыла про осторожность и затискала мага, не скрывая безудержного счастья шахтера, пробившегося к залежам стокаратных алмазов. Колода подтолкнула не к тупому управлению магией, а буквально указала на ключ, отпирающий любые замки – самопознание. Получилось! Осторожная практика поможет избежать риска! — Алекса, напомнить, на чём ты сидишь? — ядовито сделал замечание колдун, готовый придушить на месте. — А-а-а, прости, пожалуйста! Обрадовалась..! Что? Алекса? — я шарахнулась, мгновенно выпрямившись. Сгораю со стыда, как хочется выпорхнуть на свободное сиденье справа! Ладонь колдуна расправилась, приятно прижимая. Ну, не судьба так не судьба... Минутку, он имел в виду, что я причинила физическую боль, или имел в виду, что... пестик, тычинка... — Чуток сократил имя. Не нравится? — заткнись, подумай о погоде, о том, как чудесен род людской, но не об этом..! — Ха-ха, возьму новым именем. А может, хочешь особую привилегию? — идеальная защита – нападение. — Чтобы Алексой меня мог назвать лишь мой Лукас? Что за звук? Ой, это же звук последнего гвоздя, забитого в крышку моего гроба. Спи спокойно, здравый смысл. — Ослышался? Не припомню, чтобы раньше ты так меня называла, — назойливое дежавю... — Мне нравится. Повтори. Аккуратно вскинув голову, подвинулась ближе, к самому уху, мысленно хлопнула себя по плечу и шепнула: — Мой Лукас. Атанасия, прости за то, что я убила тебя.