Холодный ветер стирает нас, А тёплый ветер заново создаст, Порядок в мире всегда такой, Один подует — за ним другой. А между ними Ничто всегда, В Ничто Великом мрак и пустота, Ах, тёплый ветер, подуй скорей, Ах, тёплый ветер, Ничто развей. — Flёur Великое Ничто
Чуя сглотнул вязкую слюну, мысленно проклиная Дазая, собственную глупость и ноющие ребра. Бинты давили на голову, а от запаха лекарств неприятно скрутило живот. Врач маячил впереди, и его бормотание только подогревало раздражение парня. Накахара с радостью бы плюнул на все и завалился к себе в комнату, но приказы босса не обсуждаются. Небольшую боль потерпеть он мог, его погибшие подчиненные волновали больше. Он знал, что Мори его ругать не будет, но все равно ответственность за чужие жизни была на нем, и сейчас он в полной мере ощущал на себе ее тяжесть. В очередной раз. Чуя уткнулся локтями в колени и устало провел ладонью по лицу. Иногда не знаешь, что хуже — ничего не чувствовать или чувствовать слишком много. Моменты опустошения не обходили его стороной, но пустота внутри никогда не оставалась с ним надолго, пусть и нещадно делала больно, заставляя лезь на стену. В такие моменты он ощущал себя пустой оболочкой, и это было невыносимо. Чуя — сгусток эмоций, он привык, что в его крови кипит злость — на все и ни на что одновременно. Воодушевление, нетерпение, раздражение, ярость — все это яркими красками заполняет его, и Чуя не против, ведь люди обычно эмоциональные существа, да? Но иногда весь этот водоворот затягивает слишком глубоко, заставляя задыхаться. Человек — хрупкое существо. Как бы сильно он не храбрился, как бы высоко не задирал подбородок, как бы далеко он не зашел. Каким бы сломленным он не был, всегда найдется что-то, что сломает еще раз. Человек очень, очень, очень хрупкое существо. Дверь лазарета открылась, но Чуя не оторвал взгляд от пола. — Босс, — врач уважительно поклонился, но Мори только махнул рукой, взяв у него медицинскую карту Накахары. — Можешь идти, дальше я сам, — Огай даже не взглянул на подчиненного и, когда за ним закрылась дверь, поднял взгляд на Чую. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально, — ответить «хорошо» язык не повернется. Мужчина вздохнул и потянулся к столу. Чуя рассеяно моргнул и только тогда заметил, что босс в медицинском халате вместо привычного черного плаща. На обычно спокойное лицо сейчас легла тень задумчивости. Нельзя было сказать, о чем он думает — как и всегда, — и это заставляло Накахару нервничать. — Пей, — ему под нос сунули стакан с таблетками, и, прежде чем он успел возразить, Мори окинул его холодным взглядом. — Пей. Чуя дернул плечом, но перечить не посмел. Злить Огая еще больше не хотелось, пусть и виноват в этой ситуации только чертов Дазай с его ебучими тараканами в дырявой башке. Накахара почувствовал острый укол злости и глубоко вдохнул носом, не обращая внимание на острую боль. Мужчина усмехнулся уголками губ, и его взгляд смягчился, когда парень молча выпил лекарство. — Я не собираюсь тебя ругать. — Я чувствовал, что что-то не так, — Чуя прикусил внутреннюю сторону щеки, потому что слова прозвучали слишком резко. Он потер лицо ладонью, мечтая оказаться в постели. — Я чувствовал, что он фальшивит, не договаривает что-то, но не думал, что… — он не смог закончить мысль и просто пожал плечом. — Простите, босс. — Чуя-кун, за что ты извиняешься? Парень удивленно замер на секунду. — Я должен был за ним уследить, — неуверенно ответил он. — Из-за нас организация лишилась пятнадцати человек. И я знаю, что это не так много, но что, если в один день жертв будет еще больше? Только потому, что этому идиоту будет скучно, а я просто… ничего не замечу… Мори кинул на него странный взгляд. — Дазай-кун, конечно, часто выходит за рамки, но он знает свои границы, поверь, — мужчина облокотился на стол и скрестил руки на груди. — Чуя-кун, ты не в ответе за действия Дазай-куна. — На миссию мы шли вместе, — Накахара раздраженно поджал губы, чувствуя, как внутри неприятно колит от чужих слов, пусть он осознает их правоту. — Я был в ответе за него так же, как он за меня. Как мне с ним работать, если он только все усложняет? Я сам не в восторге от нашего партнерства, но ведь это не повод вести себя, как истеричный ребенок. Не сказать, что он часто откровенничает с Мори. Разговоров на личные темы он избегает даже с Кое, но сейчас в нем говорил возмущенный мальчишка, с которым по-свински обошлись. С каждым словом буря внутри даже не думала утихать и только сильнее бушевала, отражаясь в синеве его глаз. — Есть причина, по которой я сделал вас напарниками, — после недолгой паузы сказал Мори, и Чуя поднял на него взгляд. — Как-то раз мне сказали, что алмаз полируют алмазом. И теперь я хочу посмотреть, насколько вы сможете раскрыть друг друга. Я не знал, что из этого выйдет, когда сделал из вас напарников, да и сейчас не могу сказать, но согласись, Чуя-кун, — Огай усмехнулся, — ситуация с Верленом показывает правоту этих слов, — парень ничего не ответил, молча прикрыв глаза, потому что да, он немного понимал о чем говорит босс. — Ваше партнерство не что-то необходимое для Портовой мафии, — мужчина спокойно встретил усталый взгляд парня. — Вы принесете организации пользу и порознь, но ваш потенциал вместе — это то, что вообразить не могу даже я. Ты понимаешь о чем я? Накахара поджал губы, но коротко кивнул. — Если Дазай-кун возьмет себя в руки — а он возьмет, — вы далеко пойдете, и организация вместе с вами, — мужчина задумчиво посмотрел в окно. — А если нет… что ж, значит так тому и быть. Твоя роль так же важна, как и роль Дазай-куна, пусть она и отличается. Не забывай об этом. Чуя ничего не ответил. Он сам это знает, ведь его способность — один из важнейших козырей Портовой мафии, но сомнение царапало внутри когтистыми лапами, заставляя парня насторожено ждать, когда все изменится. Все уходят. Он всегда делает что-то не так. Его всегда недостаточно. Чуя устало прикрыл глаза. Ему просто хотелось отдохнуть.***
Квартира встретила его тишиной. Он сбросил туфли у порога, положил шляпу на небольшую тумбочку и завалился на кровать в разорванной одежде и весь в крови. Веки были слишком тяжелыми, и он прикрыл глаза, позволяя темноте утянуть себя в свои владения. Тишина неприятно резала уши. Спустя несколько секунд он понял, что невольно задержал дыхание в надежде услышать оглушающую музыку и веселый голос сверху. Чуя сильнее вжался щекой в подушку, раздраженно сжав зубы. Ему бы встать и помыться, но тело не слушалось, и он был уверен, что не сможет и пальцем пошевелить. Иногда у него в голове мелькает мысль, что со временем лица его друзей сотрутся из памяти. Голоса станут размытыми, а воспоминания потеряют краски. И Чуя не знал, что делает больнее: мысль о том, что он забудет их, или жалкие попытки держаться за них до конца. Он не знал, что будет правильнее, что будет легче. Он совершенно, совершенно не справлялся. С усталым вздохом, Накахара повернулся на спину, игнорируя вспышку боли, и уставился в темный потолок. Веки все еще были тяжелыми, а в глаза словно песка насыпали. Он прикрыл их, снова погружаясь в темноту. Вокруг темно.***
После этого Дазай пришел снова. Чуя не стал спрашивать, как он попал в квартиру, уж кто-кто, а Дазай нашел бы сколько угодно способов. Его больше интересовало, почему он приходит. Чуя просыпался посередине ночи, и его каждый раз встречал внимательный взгляд Осаму, который неизменно сидел у его кровати. Они молчали некоторое время, пили чай с дурацким клубничным джемом, который остался после первого визита Дазая, а после играли в видео игры. Ссорились, как обычно, но Чуя чувствовал, как постепенно напряжение рядом с напарником отпускало. От этого бесился сильнее, ведь тот наверняка все продумал, а он, дурак такой, повелся. — Что тебе снится? — как-то раз спросил Дазай, когда они сидели у него на кровати глубокой ночью. Чуя уткнулся макушкой в стену, сверля взглядом потолок. — Ничего, — ответил он, и это было правдой. Ему снилась темнота, и холод, и пробирающий до костей шепот. Больше ничего. Дазай просто кивнул, приняв его ответ, и Чуе было неважно, поверил тот или нет. Но он ничего не сказал и просто придвинулся немного ближе, все еще не касаясь, но достаточно близко, чтобы чужое тепло ощущалось. Накахара никак не отреагировал на это, позволяя Дазаю проникнуть себе под панцирь и точно так же позволяя себе проникнуть под панцирь к нему.