Джонатан-Идиот Тьюринг

Или клонить или склоняться И выходить вновь из комнаты Я не могу, мне не угнаться Быть таким, как ты… - Nizkiz

      Больница Святого Мунго встретила профессора Снейпа своим обычным запахом медицинских зелий, шелестом неторопливых разговоров и сияюще-белыми стенами. Оглядев пространство вестибюля госпиталя, Северус невольно задумался над тем, как Тьюрингу удалось проработать в этой, до абсурда стерильной, белизне целых пять лет и не сойти с ума. Профессору никогда не нравилось это место. Он с уверенностью мог сказать, что предпочёл бы помирать в полумраке своего обшарпанного домишки в Коукворте, но ни за что не позволил бы забрать себя в госпиталь, в эти давящие со всех сторон белые стены. Тем не менее ему, как мастеру зельевару, часто приходилось брать заказы на сложные лекарственные снадобья, которые штатные сотрудники Мунго изготовить не в состоянии.       Сегодня как раз был один из тех не самых приятных дней, когда профессору пришлось отвлечься от исследований в своей лаборатории и потратить драгоценное летнее время на то, чтобы по приглашению старшего целителя Сметвика прийти в госпиталь, для обсуждения заказа внушительной партии зелий ментального характера. Дорогу до его кабинета Северус знал, как свои пять пальцев: из вестибюля в коридор до упора и налево. Вся администрация госпиталя находилась на первом этаже и обитель старшего целителя не была исключением.       Мимо профессора пронеслась стайка целителей-стажёров в лимонных мантиях и скрылась в противоположной стороне коридора. Продолжая свой путь по вдоль выбеленных стен, Северус вдруг задумался над тем, как выглядел Тьюринг в униформе целителя. В голове почему-то сразу возник тот образ выпавшего из гнезда воробья, который профессор наблюдал на днях. К взъерошенному Джонатану сама собой представилась слегка смятая лимонная мантия, в которой он стал выглядеть ещё более забавно. Северус мысленно усмехнулся, от чего-то ему захотелось увидеть такого Тьюринга вживую, а не только как картинку в своей голове.       Исследования Джонатана продвигались со скрипом. Он всё ещё находился на этапе расчёта ритуала, и гора макулатуры на его рабочем столе увеличивалась в геометрической прогрессии. Северус заходил к нему практически ежедневно. После окончания учебного года у него появилось некоторое количество времени, которое он тратил на визиты к Тьюрингу. Изначально профессор находил это раздражающим: отрываться от исследований, чтобы посмотреть не угробил ли себя цветочник. Однако, совершенно неожиданно для себя он заметил, как с нетерпением ждёт этих встреч. Джонатан давал ему какое-то чувство… лёгкости? С этим человеком было просто разговаривать. Он слушает, смотря вам в глаза, тепло улыбается, своевременно отвечает и, самое главное, делает это искренне. Профессор был готов поклясться, что таких разговоров, как с Тьюрингом, у него не случалось со времён учёбы в Хогвартсе.       За размышлениями он и не заметил как, дошёл до кабинета Сметвика. Постучав костяшками пальцев по двери и услышав радушное «входите», Северус протянул на себя ручку и сделал шаг в обитель старшего целителя.       Сметвик, представлявший собой полноватого, коренастого мужчину, давно уже преодолевшего планку в пятьдесят лет, мигом встал из-за стола, сдвигая с переносицы тонкие, золотистые очки для чтения.       — А! Профессор Снейп, — целитель радостно протянул руку для рукопожатия, — вы как раз вовремя! Я так рад нашей встрече!       — Взаимно, — Северус сдержанно пожал протянутую ему ладонь.       — Присаживайтесь, — Сметвик указал на кресло для гостей, — я сейчас мигом подпишу пару документов и мы с вами всё обсудим, — он быстро поправил очки для чтения на своей переносице и взялся за перо.       Когда целитель наконец-то управился с документацией, они немного поговорили про цены и сроки. Это было обычной формальностью между покупателем и заказчиком, но когда всё уже было обусловлено и Северус собирался прощаться, старший целитель вдруг его остановил.       — И ещё кое-что, — Сметвик снял с себя очки и бережно положил их в нагрудный карман форменной лимонной мантии, — Профессор, позвольте задать вам вопрос не по теме, я бы даже сказал личного характера?       — Я вас слушаю, — Северус слегка нахмурился. Личные вопросы всегда были не к добру.       — Как поживает мистер Джонатан Тьюринг? — в голосе целителя проскользнули нотки искренней обеспокоенности.       — Откуда я это должен знать? — ворчливо поинтересовался Снейп, — К тому же зачем это вам?       — До меня дошли слухи, что Джонатан несколько недель не показывался на людях, — целитель печально вздохнул, — а потом его увидели в вашей компании, вот я и хотел узнать не случилось ли с ним что-нибудь?       Профессор хотел было бы уже огрызнуться, указав Сметвику на то, что тот явно лезет не в своё дело, но вовремя себя одёрнул. Многие говорили о том, как бережно Сметвик относится к своим подчинённым, особенно к тем, кто когда-то у него учился, а Тьюринг был именно из таких. Когда Джонатана арестовали, старший целитель места себе не находил, пытаясь хоть как-то смягчить приговор, он действительно переживал за него. Позднее Сметвик был одним из первых, кто поддержал аппеляцию, поданную лордом Малфоем, а затем и вовсе лично следил за состоянием здоровья Тьюринга, которого после Азкабана отправили в Мунго. Было вполне ожидаемо, что целитель будет волноваться, если его бывший ученик и коллега вдруг пропадёт больше чем на две недели.       — Он в полном порядке, — сказал профессор, — ушёл с головой в исследование и немного потерял связь с реальностью, но в целом он в порядке. Мне пришлось пару раз выгнать его из дома и отвести в «Три Метлы», чтобы он поел.       — Это хорошо, — Сметвик облегчённо вздохнул а затем тепло усмехнулся, — в этом весь Тьюринг. Он вечно ходит по острию ножа. А я-то было понадеялся, что работа в цветочном магазине отгородит его от прошлых безрассудных привычек.       — Что вы имеете в виду под «безрассудными привычками»? — спросил профессор, неожиданно заинтересовавшись этой странной оговоркой старшего целителя.       — Ну разве вы не заметили? — Сметвик хмыкнул, — Ради других работать на пределе возможностей — это то, чем он постоянно занимается. Такой талантливый молодой человек но такой безрассудный, — целитель меланхолично вздохнул, — как сейчас помню: поступил аврор с серьёзным проклятьем гниения плоти. Никто к нему подойти не решался, боялись, причём очень даже обоснованно боялись, заразиться этой темномагической мерзостью. А Тьюринг как всегда. Взял и полез к нему! Ты ему говоришь: «не надо, это опасно», а он молчит и всё равно идёт. Джонатан вылечил того бедолагу, а потом пол дня ходил бледный и шатался от истощения. Я его еле заставил домой пойти. И так всегда! Другим всё, а себе ничего, — Сметвик на мгновение замолчал, но потом продолжил с тоской в голосе, — сначала, я думал, что он просто наивный мальчишка, у которого из головы просто ещё не выветрились розовые мечты о благородной профессии целителя, но потом… потом, когда после всей той чернухи, которую нам принесла та бессмысленная война, после проклятий, оторванных конечностей, изувеченных тел, Тьюринг оставался прежним, я понял, что это не просто так. Мне кажется, будто Джонатан пытается искупить вину перед кем-то.       — Это в его духе, — задумчиво протянул Северус, — но зачем вы мне так много рассказываете?       — Профессор, — целитель донельзя меланхолично улыбнулся, — Тьюринг подпустил вас к себе очень близко, если согласился оторваться от исследований ради вашей компании, поверьте, заставить его отвлечься, даже ради еды, это непосильная задача, мне этого ни разу не удалось. Я вижу, что вы за ним присматриваете, не пытайтесь меня обмануть своей безразличной миной, я повидал достаточно таких, чтобы научиться понимать, какие из них ненастоящие.       — Я ему не сиделка, — огрызнулся профессор, — он взрослый человек и сам способен справиться со своей жизнью.       — Вы уверены?       Этот вопрос застал врасплох профессора. Действительно, был ли он уверен в том, что говорил? С Тьюрингом было что-то не так, что-то чего Северус совершенно не мог понять. Но сейчас, после того, что ему рассказал Сметвик, всё более менее встало на свои места. Чувство вины и попытка искупления. Они с Тьюрингом были похожи гораздо больше, чем на первый взгляд. Целитель, видя задумчивость на лице своего собеседника, решил высказать ещё одну мысль, не дававшую ему покоя уже много дней.       — Как думаете, почему он так старается не выглядеть так же, как до Азкабана? — спросил Сметвик тоном учителя, озвучившего классу сложнейшую задачу.       — В каком смысле? — переспросил профессор.       — Он поменял цвета в одежде, отрастил волосы, даже бороду брить не стал, хотя раньше никогда не пренебрегал этим, — целитель вздохнул, — я такое уже видел у многих, кто пережил травмирующий опыт в своей жизни. Людям порой невыносимо видеть в зеркале того же себя, что и до инцидента. Они стараются как-то измениться, отгородиться от всего, как бы говоря: «вот новый я, который всё пережил» или «я уже не тот, что раньше и всё точно будет хорошо». Это глупый самообман, попытка уменьшить влияние травмирующего опыта, его важность. И это именно то, чем занимается Тьюринг.       Северус удивлённо посмотрел на сидевшего перед ним целителя Сметвика потому, что вдруг осознал правдивость этих слов. В голове само собой всплыло то спокойное «не важно», которым Тьюринг всегда отгораживался, стоило только разговору свернуть в сторону его прошлого или личных амбиций. Что ещё для Джонатана было «не важно»? Неужели он считает, что тот факт, что он провёл в Азкабане два с половиной года, не важен?       Профессор вдруг осознал, что было что-то ещё. До ареста, до дементоров, до войны случилось ещё какое-то «не важное» событие. Судя по рассказам Сметвика, оно произошло даже раньше выпуска из Хогвартса. Какая мысль на самом краю сознания заскреблась стальными когтями, и когда она наконец целиком оформилась в одну, острую как кинжал, фразу, Северус едва смог удержать на лице маску отстранённости.       «Он сломан, — пронеслось в голове профессора, — сломан так же, как я». Резкое осознание всё как-то проступило на лице зельевара, однако целитель Сметвик понял его по-своему и ничего не сказал.       Выйдя из госпиталя после этого странного разговора, Северус не задумываясь аппарировал в Хогсмид. Ему вдруг захотелось увидеть Джонатана. Профессор не знал, что ему скажет, или что хочет от него услышать. Его изнутри раздирали вопросы. Хотелось просто ворваться к Тьюрингу, схватить того за плечи и вытрясти ответы на сотни «почему».       «Почему ты так себя ведёшь, если ничем от меня не отличаешься?», «Почему ты улыбаешься?», «Почему я так не могу?» и самое главное «Что случилось с тобой?». Узнать ответы на все эти вопросы казалось чем-то жизненно важным, будто они смогут помочь самому Северусу закрыть ту дыру в душе, то горе, которое осталось после смерти Лили. Снейп был смертельно отравлен этими чувствами, они приносили боль каждый чёртов день его жалкого существования, а у Тьюринга было противоядие. Профессор очень хотел бы сейчас разозлиться, и даже сделал бы это, если бы знал на что. Может быть на себя? На Джонатана? На судьбу?       Ураган странный, не называемых, не свойственных Северусу чувств, слегка поутих, когда профессор оказался перед дверью цветочного магазина. Малодушная мысль о том, чтобы сейчас остановить себя и просто уйти, ненадолго промелькнула в его сознании. Профессор решительно отогнал её и вошёл в торговый зал.       Тьюринг стоял за прилавком и разговаривал с каким-то человеком. Это был мужчина с проседью в волосах и усталым лицом, исчерченным плавными дугами морщин. Он был одет как самый обычный маггл, и стоял оперевшись на простенькую деревянную трость. Тьюринг выглядел как-то неловко, он рассеянно потирал затылок и смущённо улыбался, отводя глаза в сторону.       — … ты постарался, — с улыбкой говорил немолодой мужчина, оглядывая магазин, — тут всё так мило смотрится. Маме бы точно понравилось.       — Да, наверное, — растерянно отвечал Тьюринг.       — Ты молодец, Джон, — мужчина похлопал его по плечу, — смотри-ка, к тебе посетитель, — незнакомец кивнул в сторону замершего в дверях Северуса.       — Это профессор Снейп, — Тьюринг кивнул зельевару в знак приветствия, — я тебе уже говорил. Мы с ним вместе работаем.       — А, понятно, — мужчина, смерил профессора изучающим взглядом, — приятно увидеться с вами лично, — он подошёл к Снейпу, тяжело опираясь на трость, и протянул ему исчерченную мозолями руку, — Генри Тьюринг.       — Северус Снейп, — профессор пожал мужчине руку, постепенно начиная догадываться, что тот был не просто клиентом.       — Ну, я пойду, наверное, — сказал Генри, посмотрев на Тьюринга, — у тебя работа.       — Ты можешь… — начал было говорить Джонатан, но был тут же перебит.       — Нет-нет, — покачал головой Генри, — я пойду. Может загляну в «Сладкое королевство», что-то мне на старости лет захотелось сахарных перьев.       — Хорошо, — как-то обречённо согласился Тьюринг.       Мужчина прохромал мимо Снейпа к двери и в последний момент обернулся. Его лицо вдруг отразило какую-то тень грусти или сожаления.       — Ну ты… знаешь, — сказал он Тьюрингу, — в общем, Джон, ты молодец.       — Спасибо, — отозвался Джонатан.       Генри кивнул самому себе и вышел из магазина. Окончание их разговора было донельзя странным. Казалось будто бы Генри закрывал какой гештальт, называя Тьюринга «молодцом». Словно это было что-то, что он должен был сказать в любых обстоятельствах и за этим словом скрывалось очень много других, невысказанных фраз.       — Это был мой отец, — сказал вдруг Тьюринг, отвечая на немой вопрос Северуса, очевидно повисший в воздухе.       Северус посмотрел на Джонатана и вдруг понял, что не знает, что сказать. Все сотни «почему» вдруг показались ему глупыми и абсурдными. Он ведь не имел никакого права, лезть в чью-то жизнь, даже если это казалось смертельно важным.       — Вы с ним ладите, — произнёс Снейп, чтобы хоть чем-то заполнить образовавшуюся тишину.       — Да, — Тьюринг усмехнулся, — мы стараемся. После смерти мамы мы отдалились, и вообще общаемся редко.       Северус невольно вспомнил своего отца. Невнятное, вечно пьяное нечто по имени Тобиас, от которого Снейп получал больше побоев, чем слов. Он умер от цирроза печени пару лет назад и профессор даже не пришёл забрать тело из морга. Отец Тьюринга выглядел таким же мягкосердечным как и его сын. У них были общие тёплые улыбки и добрые, лучистые глаза. Но это странное «молодец» до сих пор не давало покоя Северусу. Хотя, всё было достаточно очевидно, ведь Генри Тьюринг точно знал про то самое «не важное» событие, которое каким-то образом заставило Джонатана стать тем, кем он является.       — Ему наверное было трудно осознавать, что его сына незаконно заточили в тюрьму почти на три года, — произнёс Северус, стараясь звучать сочувственно.       — Он не знает про это, — отмахнулся Джонатан, — мой отец — сквиб, так что ещё в начале войны мы решили перестать общаться на некоторое время, чтобы не случилось ничего непредвиденного, — его лицо вдруг будто бы посерело, — он слишком за меня боится, а тот факт, что я был в Азкабане, заставил бы его разнервничаться. Я не хотел этого, не хотел, чтобы он страдал из-за меня, — Тьюринг улыбнулся, несвойственной ему, забитой улыбкой, — Помню, как я однажды чуть не упал в реку с железнодорожного моста, когда мне было семнадцать, а отец меня спас, и почему-то он решил, что я хотел покончить с собой и с тех пор сдувает с меня пылинки, будто я какая-то фарфоровая ваза. Забавно, правда?       Северус смерил Тьюринга изучающим взглядом. Забавного явно было мало. Теперь было ясно, зачем отец так настойчиво говорил Джонатану «молодец». Генри Тьюринг боялся, что сын опять окажется на железнодорожном мосту, но в этот раз его уже никто не поймает. Целитель Сметвик сегодня вёл себя практически точно также, и в голове Северуса начала вырисовываться общая картина. «Интересно, — подумал вдруг профессор, — действительно ли то падение с моста было случайностью, или его отец был прав?». Снейп не понимал только одного: зачем? Что такого случилось в жизни Тьюринга? Кусочки пазла, из которых состояла личность Джонатана упорно не желали становиться в единую картинку. Смерть матери, работа на пределе возможностей, идиотская доброта — всего этого было не достаточно. Не хватало одного, последнего осколка, который расставил бы всё на места, но Северус никак не мог его отыскать.       В образовавшейся тишине Джонатан неловко потёр рукой затылок и взял с прилавка небольшой прямоугольный свёрток, перевязанный белой атласной лентой, который явно был оставлен там его отцом.       — Видишь, — сказал он вдруг, демонстрируя Северусу предмет в своих руках, — отец пришёл сюда, чтобы отдать мне подарок. Хотя я же ему говорил, что с его больной ногой лучше оставаться дома. Я бы и сам мог прийти! В Честере тоже есть волшебный бар с камином. Но отец вбил себе в голову, что это обязательно должен быть сюрприз, — Джонатан тепло усмехнулся, к нему вернулась прежняя весёлость.       — И по какому поводу твой отец решил так тебя осчастливить? — поинтересовался профессор с долей иронии в голосе. Он был несказанно рад, что Тьюринг не стал развивать тему о своём «падении» с моста.       — У меня сегодня день рождения, — совершенно обыденным тоном ответил Джонатан, снимая со свёртка белую ленточку и разворачивая упаковоку.       Тем временем Северус уже мысленно отметил в календаре этот день в первой половине июня. Было видно, что Тьюринг, как и сам профессор, не привык праздновать в этот день, хотя наверняка в детстве всё было по другому. Чужое одиночество мозолило глаза и в который раз за день Снейп пришёл к мысли об их с Джонатаном абсурдном сходстве.       — Да уж, — пробормотал Тьюринг себе под нос с лукавой усмешкой, — ты не мог подарить ничего другого, пап. Мне стоило предвидеть это.       В руках у Джонатана, освобождённая от желтоватой упаковочной бумаги, красовалась толстая, видавшая виды книга. Профессор подошёл ближе, чтобы рассмотреть название.       — «О чём молчат цветы? Настольный справочник языка растений», — вслух прочитал профессор, когда Тьюринг вдруг протянул ему книгу, — весьма своевременный подарок.       — Эта книга принадлежала моей матери, — уголки губ Джонатана дрогнули в меланхоличной улыбке, — у неё тоже был цветочный магазин и этот справочник она всегда держала на прилавке, — он усмехнулся, — Знаешь, она просто ненавидела делать «бессмысленные» букеты. Она считала, что цветы обязаны говорить о чём-то, а превращать их слова в бессвязный бред, просто собрав в кучу что попало, это непростительная ошибка.       Профессор внимательно посмотрел на книгу в своих руках. Она была старой, с оттрёпанными страницами и поцарапанной обложкой. Этим справочником явно часто и активно пользовались, не давая ему возможности покрываться пылью на полке. Северус буквально чувствовал пальцами сколько тепла и нежности кто-то вложил в эту книгу, будто держал в руках чьё-то сердце. Он поднял глаза на Тьюринга и увидел как тоскливая усмешка медленно расползается по его лицу.       Джонатан вспомнил про маму. Эта всегда энергичная, бодрая женщина, раздавала любовь всему миру, будто была этакой путеводной звездой. Она приносила смысл в жизни Джонатана и его отца. Из-за этого было намного больнее смотреть, как она медленно угасает, но даже в самом конце мама находила силы улыбнуться. Ещё Джонатан с горечью вспомнил про то, что не успел с ней попрощаться, не успел в последний раз сказать, что любит её потому, что… а впрочем сейчас он считал это неважным. Тьюринг несколько раз моргнул, чтобы не позволить одинокой слезе скатиться по щеки и потёр глаза краем рукава, надеясь, что профессор не заметит этого манёвра.       — Знаешь что? — сказал Джонатан, — давай сыграем? — он кивнул на книгу в руках Северуса, — открой её на любой странице и прочитай про цветок на ней.       — Что-то вроде гадания? — скептически поинтересовался профессор, — я в таком не участвую.       — Да ладно тебе, — Тьюринг послал ему тёплую улыбку, — у меня день рождения, помнишь? Пусть это будет не гадание, — его лицо на мгновение стало задумчивым, — а пожелание к примеру.       — Идиотизм, — ворчливо хмыкнул Северус, но всё же открыл книгу где-то в середине, — «Белая фиалка символизирует предложение рискнуть и обрести счастье с любимым человеком, а также искренность чувств», — профессор скептически изогнул бровь, — видимо тебе суждено влюбиться в какую-нибудь тепличную недотрогу, — он протянул справочник Тьюрингу.       — Поживём увидим, — Джонатан забрал у него книгу, — теперь твоя очередь, — он раскрыл справочник ближе к концу.       — Ну уж нет, — профессор отрицательно помотал головой, — я не люблю пророчества. От этих глупых гаданий только неприятности, — он смерил Тьюринга предупреждающим взглядом, а затем произнёс, — давай лучше сходим пообедаем, что-то мне подсказывает, что ты сегодня даже не завтракал.       — Ты видишь меня насквозь, — обречённо вздохнул Джонатан, положив раскрытый справочник на прилавок.       Спустя пару минут они уже вышли на улицу. В магазине остался Кричер, который первым же делом брезгливо покосился на лежавшую на прилавке книжонку, раскрытую на странице с подснежником, и принялся бормотать что-то про свою бедную хозяйку. Домовик благородного дома Блэк, к слову, тоже обладал познаниями в языке цветов и как минимум не презирал своего недохозяина за невежество. Конечно, это ни в коем случае не мешало ему недолюбливать Тьюринга по сотням других причин. Кричер прекрасно помнил, что означает подснежник: символ надежды и нового начала.