Джонатан-Идиот Тьюринг

      В один из дней лета жители Хогсмида с удивлением обнаружили, что за прилавком полюбившегося многим цветочного магазина стоит вовсе не Тьюринг, и даже не сварливый домовой эльф, а недавно окончивший пятый курс Билл Уизли. Молодой человек с огромной самоотдачей выполнял возложенные на него обязанности продавца, а всем, кто интересовался, куда делся Джонатан, он отвечал: тот в отъезде по делам. К слову, Билл был очень рад тому, что у него получилось устроится на работу этим летом. Всё же ему недавно исполнилось шестнадцать, и юноша, как добросовестный старший брат, считал, что пора бы начать приносить деньги в свою большую семью.       В магазине Тьюринга он оказался почти случайно. Пару дней назад Билл заскочил в Хогсмид, чтобы покопаться в закромах местной лавки старьёвщика и попытаться найти там каких-нибудь книжек для дополнительной литературы. Билл всерьёз нацелился на оценку «Превосходно» на ЖАБА и решил спустить на эту цель все, накопленные за несколько лет, карманные деньги. Когда он вышел из камина в «Трёх Метлах», ему на глаза случайно попалась местная доска объявлений, на которой был приколот пергамент с информацией о поисках временного работника. Уизли очень обрадовался, когда его увидел. Мало кто из владельцев лавок и магазинов хотел брать к себе студента Хогвартса, ведь это значило, что человек уволится, как только закончится лето, а в этом объявлении говорилось, что работник нужен только на несколько недель. Окрылённый возможностью заработать немного денег и с ними самостоятельно подготовиться к следующему учебному году, не расходуя и без того маленький семейный бюджет, Билл сразу направился к магазину Тьюринга.       Юноша застал своего будущего работодателя за прилавком. Казалось, что мистер Тьюринг был рад даже больше самого Билла, которому пояснил, что ему абсолютно не хотелось оставлять в магазине почти на целый месяц только одного сварливого домового эльфа со скверным характером. К слову, знакомство с Кричером у юноши тоже не задалось, это ворчливое создание явно возненавидело его с первого взгляда и постоянно бурчало себе под нос что-то очень нелицеприятное про «мерзких предателей крови». Тем не менее, мистер Тьюринг объяснил, что Биллу предстоит работать только в торговом зале, а доставкой и оранжереей занимался эльф, за которым иногда нужно было присматривать и проверять, всё ли в порядке. Оплата на прямую зависела от самого юноши: если деньги с доставки сразу попадали на счёт в Гринготсе, то из того, что Уизли удавалось продать в зале, он мог взять себе восемьдесят процентов.       Один день Тьюринг наблюдал за Биллом в магазине. Он проверял, правильно ли юноша запомнил все указания и параллельно собирался в свою поездку. Затем, на следующее утро он запечатал вход на второй этаж заклинанием и, выдав Биллу ключ от торгового зала, сказал, что его не будет около трёх недель, и чтобы он писал ему по любому вопросу.       Как только за Тьюрингом закрылась дверь, Кричер сразу же объявил Уизли бойкот, и пусть владелец магазина запретил как либо вредить юноше, это существо находило лазейки. Он прятал книги, которые Билл приносил, чтобы читать в свободное время, связывал вместе шнурки ботинок и даже один раз облил его водой. Эти мелкие пакости в сути не несли вреда, да и в магазине ничего не портилось и не разбивалось, так что домовик веселился от души. В моменты шаткого перемирия с Кичером, Билл усиленно готовился к ЖАБА. В любую свободную минуту он доставал учебники и свои конспекты. Порой он даже пропускал момент, когда в магазин заходили клиенты, но всегда сразу же прятал учебные записи под прилавок и начинал отрабатывать доверие мистера Тьюринга.       В один из дней он опять увлёкся и едва услышал звон дверного колокольчика. Не отрывая взгляда от конспекта, в котором ему оставалось дописать лишь одно предложение, Билл быстро произнёс заученную фразу:       — Добрый день! Чем могу помочь?       После небольшой паузы, вошедший в магазин человек, ответил ему до боли знакомым голосом, который Билл обычно слышал либо на отработках, либо в кошмарах.       — Что вы здесь делаете, мистер Уизли?       Билл резко поднял глаза от своих записей и встретился взглядом с профессором Снейпом. Юноша побледнел и даже отступил на два шага назад.       — Р-работаю, сэр, — ответ Билл, вернув самообладание.       — Где же тогда Тьюринг? — холодно поинтересовался профессор.       — Он уехал два дня назад, — Билл нашёл в себе смелость вернуться к прилавку.       Профессор с некоторым подозрением посмотрел на своего студента. Отсутствие Тьюринга показалось ему странным. Не мог же тот просто уехать, ни кому ничего не сказав? Это совершенно не вписывалось в характер Джонатана. Хотя, стоит отметить, что последние несколько дней профессор немного выпал из реальности.       Вернувшись в лабораторию после того, как у них с Тьюрингом удалось изменить свойства аконита, Северус заперся наедине со своими исследованиями. Знакомое чувство азарта, которое возникало у любого экспериментатора за работой, полностью захватило профессора. Для верности, он даже решил временно изолировать своё жилище от совиной почты, чтобы его никто не смог отвлечь по пустякам. К тому же, Северус абсолютно потерялся во времени. В те моменты, когда Снейп неожиданно понимал, что снова пропустил завтрак, обед и ужин, профессор улавливал некоторую иронию. Совсем недавно он лично отчитывал Джонатана за подобный образ жизни, но следовать своим же советам так и не научился.       Сегодня он пришёл потому, что хотел поделиться первыми результатами, но с крайним неудовольствием наткнулся на Билла Уизли за прилавком магазина Тьюринга. Его студент выглядел так, будто увидел дементора, но к своей чести старался держаться образа вежливого лавочника.       — К-кстати, — пробормотал Уизли, — мистер Тьюринг просил вам кое-что передать, если вы зайдёте, — Билл начал шарить руками под прилавком и вскоре достал из-под него конверт с письмом, — он сказал, что там написано, почему он уехал.       Северус взял письмо из рук студента. Всё начинало проясняться. Вероятно Джонатан хотел отправить ему это письмо совиной почтой, но так как профессор, следуя своим обычным привычкам, полностью изолировал себя от любых посланий, у Тьюринга ничего не вышло. Значит Джонатан не хотел уезжать не попрощавшись. Прежде, чем позволить себе задуматься о том, почему его так это волнует, Северус раскрыл конверт и быстро пробежался глазами по тексту письма.       Летящий, вечно торопящийся, почерк Тьюринга складывался в объёмное послание, довольно живописно рассказывающее о событиях, предшествующих его отъезду. Джонатан писал, что всё же решился представить разработанный ритуал международной гильдии Гербологов и даже послал им опытные образцы изменённых растений. Сначала другие мастера были настроены к нему скептично и просили больше доказательств успеха, получив которые они сразу потеплели и пригласили Джонатана в свой основной филиал во Франции, чтобы он продемонстрировал им своё изобретение вживую. Тьюринг писал, что скорее всего ему дадут титул мастера, даже в обход статуса подмастерья. Подобные прецеденты уже случались, так что волноваться было не о чем. В самом конце письма он просил профессора поделиться его успехами в совершенствовании аконитового зелья и жалел о том, что не сможет обсудить их лично.       Дочитав это послание Северус аккуратно сложил его и убрал в карман мантии. «Надо ли мне радоваться? — скептично подумал он, — если французы поймут, какой талант к ним попал, то вцепятся в него мёртвой хваткой. У них точно есть, что предложить Тьюрингу, вдруг он решит остаться? Нет, он так не поступит. В жизни не поверю, что этот сумасшедший оставит свой палисадник». Профессор усмехнулся своим мыслям.       В этот момент, стоявший за прилавком Билл побледнел как полотно, ему вдруг показалось, что усмешка Снейпа была какой-то другой. Студент привык видеть на лице своего профессора ядовитый оскал или гримасу презрения, но никак не это странное выражение, которое мистер Уизли даже назвал бы отчасти счастливым, если бы не растерял остаток рассудка. Тем не менее зельевар явно собрался уходить и счёл нужным отметить, что если Билл где-то напортачит в магазине Тьюринга, то Снейп непременно об этом узнает. Слова профессора подкрепил его фирменный убийственный взгляд. Такое предупреждение явно не сулило ничем хорошим, поэтому Билл закивал головой как болванчик, понимая, что если откроет рот, то его голос непременно даст петуха. Когда за профессором закрылась дверь, юноша наконец-то вздохнул полной грудью, а позже на него накатило неистовое желание вымыть в магазине полы, протереть от пыли все полки и провести инвентаризацию. Плевать, что этим всем обычно занимался противный Кричер, уж лучше Уизли сам всё проверит, чем потом об это узнает Снейп.       Через пару дней у профессора завязалась весьма оживлённая переписка с Тьюрингом. Джонатан писал, что гильдия расквартировала его совсем рядом со своим главным центром, в магической деревеньке Пьеруж неподалёку от Лиона. Он рассказывал про огромный сад, затаившийся в складке пространства, в котором мастера проводят свои эксперименты. Так же Джонатан упомянул, что ему разрешили остаться и доработать ритуал для выпуска патента. О ходе работы он говорил мало, вскользь упоминая, что к нему приставили молодого мастера-артефактора. Видимо французы, осознав финансовый потенциал изобретённого Тьюрингом ритуала, решили создать что-нибудь, что сможет заметь рунный круг, причём желательно, чтобы это «что-нибудь» могло быть продано обывателям. О своём новом помощнике Джонатан отзывался положительно, но имени не называл. У Северуса неожиданно проскочила мысль, что артефактором может оказаться миловидная француженка, которую он тут же с отвращением откинул, разумно посчитав, что мастера из Гильдии не могли бы пасть так низко. Тем не менее, спустя пару недель общения исключительно международной почтой, Северус с ужасом для себя осознал, что скучает.       Странное ощущение появилось в тот момент, когда Северус понял, что с момента той мелочной ссоры, он ни разу не расставался с Джонатаном дольше, чем на неделю. Это заставило зельевара задуматься: кто же для него, всё-таки, Тьюринг? Почему он постоянно за него волнуется? Почему радуется его успехам? И почему, чёрт подери, скучает? В голову снова лезли разные глупые домыслы. Профессор не верил, что ему позволено называться другом Тьюринга. Возможно он просто был его знакомым? Хотя, стоит признать, слишком хорошим знакомым, учитывая сколько всего они друг о друге знали. Сейчас, с отъездом Джонатана это внутреннее противоречие, заключавшееся в патологической неспособности Северуса признать, что теперь у него действительно есть ещё один друг, неожиданно обострилось.       Последней каплей стало одно из писем, в котором Тьюринг рассказывал про неожиданный прорыв в работе. Он явно торопился, спешил поделиться новостями и из-за этого его почерк стал ещё более сбивчивым чем обычно. Одного взгляда на неровные строчки, больше напоминавшие размотавшийся клубок чёрных нитей, чем связный текст, написанный человеком, хватило профессору, чтобы в его голове мгновенно всплыл образ Джонатана, с неверием шепчущего «у меня получилось». Его глаза с азартным огоньком, его дурацкая, невозможно тёплая улыбка, ладонь, рассеяно чешущая затылок — всё это вихрем пронеслось в сознании Северуса. Он бы хотел сейчас быть рядом и слушать торопящуюся речь Джонатана, смотреть как он скромно отводит взгляд, если назвать его гением, и в то же время как стыдливая усмешка касается его губ. Вместо этого в руках у профессора был сухой пергамент, безжизненная поверхность которого сейчас чувствовалась отстранённой как никогда.       Однако, на удивление, точкой невозврата стала не невозможность находится рядом, а несколько строчек в самой середине письма:       «Мой артефактор совсем со мной извёлся, — писал Джонатан, хотя раньше он называл своего временного коллегу просто помощником, — кажется сегодня меня потащат гулять насильно и заставят ужинать. Знаешь, Северус, Жо, — начало слова было зачёркнуто автором письма в спешке, будто бы он опомнился от чего-то, — этот человек чем-то на тебя похож. По крайней мере тем количеством неудобств, которое я приношу вам обоим. Ты бы точно отругал нас за то количество взрывов, которое мы устроили на пару в лаборатории (никто, кроме стола, не пострадал). Кажется, ты бы с ним не поладил»       Профессор неожиданно обнаружил, что внутри него рождается какое нехорошее предчувствие. В его голове стремительно пронеслись сотни французских имён начинавшихся на «Жо». По мнению Северуса, ничем другим это стремительно зачёркнутое слово быть не могло.       «Жозефина, Жоклин, Жонет, Жо… чёрт подери, — профессор сам не заметил, что большинство имён, которые он вспомнил, были женскими, — что если теперь этот человек, нет, эта особа, ему небезразлична? Что если он решит остаться во Франции? Проклятые лягушатники наверняка осознали насколько гениальный идиот им достался и вряд ли захотят отпустить его просто так». Основания для беспокойства были, и весьма нешуточные. Для Тьюринга, которого на родине давно заклеймили «безродным» и «уголовником, оправданным с подачки скользкого пожирателя смерти», Франция могла стать привлекательным вариантом. Новая жизнь с чистого листа, звание мастера, продаваемый патент — этого бы уже хватило многим, чтобы оставить туманный Альбион в прошлом. Однако Северус вовремя вспомнил, что когда рассуждаешь о Джонатане, нельзя руководствоваться статистикой. Тьюринг это исключение из всех правил привычного для Снейпа мира. Более того, он не стал бы собираться переезжать в другую страну, не сообщив никому, ведь так?       Северус принял самое правильное, по его мнению, решение: завалить себя работой настолько, что на лишние рассуждения не хватило бы ни сил, ни времени. Он каждый день повторял себе, что ему не стоит лезть туда, куда не просят. Всё, что происходит с Тьюрингом, это личное дело самого Тьюринга, а ему, признанному мастеру зельеварения, давно пора вернуться к своему привычному образу жизни холостого мизантропа. Однако это звучало просто лишь на словах. Северус вдруг осознал, что зародившаяся дружба, в которой он видел угрозу не только для самого себя, уже успела оставить свои следы в его душе. К слову, если бы Северусу хватило духу провести качественный анализ собственных эмоций, он, не без борьбы, признал, что ревнует. Конечно не в том слезливо-пафосном значении, которое применимо к любовникам. Ревность профессора имела платонические корни. Снейп знал, что где-то там, за Ла-Маншем, кто-то другой обладает счастьем слушать наивные, гениальные объяснения Тьюринга. Кому-то другому Джонатан улыбается, перед кем-то другим рассеяно потирает затылок, в то время как здесь, на промёрзшей шотландской земле, Северус не находит себе места в четырёх стенах собственного дома.       Вся эта прискорбная ситуация имела очень трагическое разрешение: Снейп проговорился Нарциссе. Об этом инциденте он будет жалеть очень долго, поскольку всё произошло до смешного глупо.       Молодая супруга лорда Малфоя никогда не жаловалась на зрение или отсутствие шестого чувства, она прекрасно видела, как нечто необъяснимое гложет профессора, который периодически появлялся в библиотеке их менора. К слову, Нарцисса догадывалась о причине потому, что была одной из тех, кому Джонатан решил объяснить свой отъезд. За несколько недель они обменялись лишь парой писем, в которых интересовались благополучием друг друга. В один из дней, вновь обнаружив Снейпа, хмуро уставившегося в книгу в родовой библиотеке, миссис Малфой решила, что этот фарс пора заканчивать, ведь их с Офелией план мог оказаться под угрозой.       — Северус, — Нарцисса окликнула сидящего в кресле зельевара, — как насчёт чая?       Профессор уставился на неё с искренним непониманием. Он всеми силами создавал образ страшно занятого человека, что не хватало только таблички «не влезай — убьёт».       — Ну же, — леди Малфой требовательно подошла к дверям библиотеки, недвусмысленно кивнув на выход, — не могу смотреть на то, каким сердитым взглядом ты сверлишь наши, ни в чём не повинные, родовые книги.       Профессору пришлось подчиниться, ведь, судя по тону голоса, Нарцисса не была сегодня настроена на компромиссы. Домовые эльфы накрыли столик для чаепития в оранжерее с белыми розами, будто угадывая замысел своей хозяйки. Северус сел напротив Нарциссы и уже приготовился выслушивать задушевную тираду, наполненную риторическими вопросами вроде: «Почему ты так себя загоняешь?» «Почему не возьмёшь отпуск?» и, конечно же, личный фаворит четы Малфой «Когда ты уже женишься?». Однако сегодня Нарцисса решила его удивить.       — Не знаешь, как поживает Джонатан? — спросила она, изящно поднеся чашку из воздушного фарфора к губам.       — Полагаю, что неплохо, — Северус усмехнулся, испытав лёгкое чувство дежавю. Этот вопрос он уже слышал от целителя Сметвика и прекрасно помнил последствия.       — Неплохо? — Нарцисса выразительно двинула бровями, — О, я считаю, что он очарован Францией, — она лукаво усмехнулась, — хотя, если говорить точнее, очарован садами французской гильдии Гербологов.       — Надеюсь, что дело только в садах, — неосознанно съязвил Северус, что не укрылось от взгляда леди Малфой.       — Есть причины для беспокойства? — осведомилась она, хотя вопрос звучал скорее как утверждение, — Нет, не отвечай! Я по глазам вижу! Мерлин, Северус, ты такой чудесный лжец, но когда заваливаешь себя работой до полусмерти, теряешь хватку, — Нарцисса резко поставила чашку на стол, отчего та жалобно звякнула, — Итак, у этой причины есть имя?       — Он не писал, — отмахнулся профессор, уже не стараясь скрыть ядовитых ноток в голосе, — эта особа должна быть артефактором.       — Значит наверняка увлечённая исследовательница, — задумчиво протянула Нарцисса, — наши французские партнёры умеют подбирать кандидаток. Если оставить всё как есть, то к концу лета будем ждать приглашения на свадьбу.       — А если всё не так, как мы думаем?       — Значит нам надо это выяснить, — лицо леди Малфой приняло невероятно решительное выражение, — я слышала Ницца в это время года просто чудесна. У Блэков там как раз был особнячок, да и Драко будет полезно побывать на побережье.       В ту секунду профессор понял, что какие бы слова он сейчас не произнёс, Нарцисса уже твёрдо решила ехать. Лорд Малфой, которому супруга тут же сообщила чудесные новости, стоически держал лицо. У него было назначено минимум пять заседаний палаты лордов на этой неделе, примерно столько же на следующий и, кто его знает сколько, званых обедов, ужинов и светских встреч. Однако, если леди Малфой сказала, что семья едет на отдых в Ниццу, значит поедет вся семья целиком, а в случае отказа Нарцисса перейдёт к моральному насилию, чего точно нельзя допускать. Но Люциус нашёл в ситуации свои плюсы: во-первых ему самому не очень хотелось посещать светские собрания английского болота, а во-вторых Северус, как крёстный Драко, вынужден ехать с ними, а значит и страдать будет веселее.       В том, что страдания будут, не сомневался никто, ведь леди Малфой удалось уговорить на поездку свою давнюю подругу Офелию Паркинсон, с которой поедет довесок в виде дочери, отчего даже Драко почувствовал витающую в воздухе угрозу. Отдых обещал быть запоминающимся. К слову, собрались они в рекордные, для семейства Малфой сроки, всего за пару дней. Такая спешка была вызваная непреодолимым желанием Нарциссы как можно скорее увидеть, как она объясняла миссис Паркинсон: «То очарование французской глубинки, которое так поразило Джонатана и, при надобности, накрутить этому очарованию её наглый хвост». Услышав такие новости, Офелия сразу же согласилась оказать всю посильную помощь в этом благородном деле. Миссис Паркинсон уже привыкла к букетам, которые её муж заказывал у Тьюринга каждое воскресенье, чтобы порадовать её за ужином. Как известно, аристократия не любит расставаться со своими привычками, так что возвращение Джонатана на родину было делом чести.       Особнячок Блэков в Ницце, как его мило обозвала Нарцисса, оказался своими размерами не меньше, чем родовое гнездо Малфоев. Обширная территория включала в себя сады, пляж с шелковистым песком и даже собственные виноградники. Дети были в восторге, как и дамы, в то время как Люциус и Северус старательно избегали контактов с ними всеми. Снейп не мог похвастаться тем, что часто бывал в подобных местах. Возможно он даже был бы не прочь отдохнуть, прогуляться вдоль берега, подышать морским воздухом, но не находил в своей голове оправданий для этого. Сейчас профессор как минимум должен был сидеть дома, в своей лаборатории, и заниматься исследованиями, а не праздно шататься по пляжам в Ницце.       На второй день после приезда, с утра Нарцисса высказала предложение отправиться в Пьеруж, повидать Тьюринга. Миссис Паркинсон сразу попросилась остаться в особняке с детьми, ей совсем не хотелось покидать пляж, да и она прекрасно понимала, что все новости ей перескажут в первую очередь. Северус не забыл поинтересоваться у Нарциссы, говорила ли она Тьюрингу, о том, что собирается его проведать. Леди Малфой смерила его удивлённым взглядом и ответила, как обычно в своём духе истинной любительницы забавных интриг, граничащих с шалостями:       — Я писала ему, что мы едем на отдых и навестим его.       — Да, но ты говорила ему когда именно? — профессор решился задать уточняющий вопрос.       — Не помню, — Нарцисса изобразила невинную улыбку.       На этой ноте они аппарировали в Пьеруж. Деревенька встретила их привычной для любой французской глубинки атмосферой: запах выпечки и маков, нежная журчащая речь, тёплые каменные домики и ясное синие небо. Поселение было полностью магическим, так что точка аппарации располагалась прямо на центральной площади. В нескольких кварталах от того места особняком стояло несколько домиков, в них и квартировали временно гостящих здесь мастеров и исследователей.       Нарцисса первой увидела нужное здание. Это был маленький двухэтажный коттедж с рыжей, черепичной крышей, стены которого утопали в бурно разросшемся плюще, который явно был результатом чьего-то неудачного эксперимента. Иначе объяснить такой бурный рост было невозможно. Леди Малфой оглянулась на сопровождавших её мужчин и, без лишних промедлений, взялась за ручку дверного молотка.       Северус зачем-то задержал дыхание, что-то здесь его беспокоило. Он не мог выразить этого словами даже в собственных мыслях. Тем не менее, через пару мгновений, после того, как леди Малфой постучала в дверь, внутри дома что-то скрипнуло, потом грохот. Что-то, или кто-то упал. Нарцисса переглянулась с Люциусом, послав ему обеспокоенный взгляд. Северус невольно дёрнулся к двери: горьким опытом он был научен, что если неожиданно отвлечь Тьюринга от его гениальных сорняков, то ситуация сразу становится взрывоопасной. Однако, не успел он начать по-настоящему беспокоиться, как внутри дома раздались торопливые шаги и два приглушённых голоса. Кому они принадлежали, понять было трудно. Шаги и голоса приближались к двери.       — Bon sang. J'espère que quelqu'un est mort, — Северус расслышал голос, ворчащий что-то на французском, — sinon il mourra bientôt. Qui vient si tôt?       Дверь открылась. На пороге, растрёпанный и совершенно заспанный, стоял Тьюринг. Первое что профессор заметил, так это отсутствие привычной бороды, из-за чего Джонатан будто помолодел на несколько лет. Будь он чуть пониже, его легко можно было бы принять за мальчишку восемнадцати лет. Шрам на левой стороне лица неожиданно чётко вырисовывался на гладкой коже. Одет он был в льняные брюки мягкого синего оттенка и странную рубашку с объёмными рукавами. Северус точно не помнил такой среди вещей Джонатана. Он весь будто был каким-то другим, почти незнакомым.       — О, — брови Джонатана подскочили ввёрх, — я… я вас не ждал сегодня, — он медленно перевёл взгляд с Нарциссы на Люциуса, а затем на Северуса, на котором задержался дольше остальных, будто пытаясь убедиться, что присутствие профессора ему не кажется, — доброе утро.       — Утро? — Нарцисса звонко рассмеялась, — Джонатан, уже почти обед.       — Правда? — совершенно растерянно переспросил Тьюринг.       — Джонатан! — откуда-то сбоку раздался тот же голос, что минуту назад ворчал на французском, — скорее сюда! Мальва!       Тьюринг сорвался с места и исчез из дверного проёма. Нарцисса обернулась на мужа, но тот лишь пожал плечами.       — Полагаю, если мы войдём хуже не станет, — сказал Люциус, — что бы у них там не стряслось.       Перейдя порог последним Северус огляделся. Просторный коридор с лестницей имел только два прохода, которые условно делили дом на две части, слева была арка, ведущая на кухню, соединенную со столовой, на справа виднелись распахнутые двери помещения, напоминающего лабораторию. Снейп сразу двинулся вслед за убежавшим туда Тьюрингом. Джонатан обнаружился посреди импровизированного уголка мастерской артефактора. Он стоял возле стола, доверху заваленного инструментами и чертежами.       — Горе мне! — раздалось из-под этого самого стола.       Тьюрингу в руки прилетела наполовину обгоревшая охапка мальвы, печально качающей своими лиловыми бутонами, в то время как из-под столешницы вылез мужчина, мгновенно отряхивая с себя пыль.       — Je ne suis qu'un idiot,— он выразительно ткнул себя пальцем в грудь, — это ж надо было додуматься! Положить растения рядом с рубиновым накопителем! Quelle disgrâce!       — Но ты почувствовал запах гари, — заметил Джонатан.       — Не оправдывай меня.       Мужчина положил руку на плечо Тьюрингу и виновато улыбнулся. В ту же секунду Джонатан заметил стоявшего в комнате Снейпа и его лицо отчего-то залилось краской.       — Северус, это Жорж ДюРуа, — произнёс Тьюринг, опустив глаза в пол, — он артефактор, я писал о нём.       Профессор не сразу понял, о чём ему говорит Тьюринг, так как в эту секунду всё его внимание было сосредоточено на совершенно другом. Человек, названный Жоржем, был разодет в щёгольский жилет пёстрой раскраски, на котором невозможно было не остановить взгляд из-за его аляповатости, а под ним была простая белая рубашка, даже слишком простая. На рукаве отчётливо виднелся след от ожога, будто искра попала. Северус мог бы обвинить в этом цветы мальвы, которые Жорж только что тушил, вот только он знал этот след. Его очертания прочно врезались в память Снейпа, как и обгорелые руки Джонатана. За мгновение до того, как вопрос о том, почему на ДюРуа надета рубашка Тьюринга, сформировался в голове Северуса, француз шагнул навстречу профессору и протянул руку.       — Очень приятно познакомиться, — сказал он, весело усмехнувшись.